Вечернее заседание 2 марта

Вечернее заседание 2 марта

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ГРИНЬКО

Председательствующий. Подсудимый Гринько, вы подтверждаете те показания, которые давали на предварительном следствии?

Гринько. Подтверждаю целиком и полностью.

Вышинский. Подсудимый Гринько, расскажите суду о своей преступной деятельности.

Гринько. Для того чтобы был ясен тот путь, по которому я пришел к совершению громадной цепи преступлений против Советской власти и родины, к измене родине, должен напомнить, что я вошел в Коммунистическую партию в составе боротьбистов — украинской националистической организации. Значительное ядро из руководящего состава боротьбистов — Шуйский, Полоз, Блакитный, я — Гринько, Любченко и другие, влившиеся в КП(б)У, — сохранило, а затем и обострило свои буржуазно-националистические позиции.

Я могу назвать главные этапы развития националистической, заговорщической, контрреволюционной работы этого боротьбистского ядра.

Первый этап относится, примерно, к 1925-26 годам. Это — так называемый период шумскизма. Уже тогда шумскизм, по существу дела, являлся программой отрыва Украины от СССР, программой буржуазно-националистической реставрации на Украине. Уже тогда это была своего рода большая политическая разведка националистов, проба сил, требование дискредитации русских городов на Украине, дискредитации русских кадров и так далее.

Шумскизм был разгромлен политически и подорван организационно.

После разгрома этой националистической организации остались лишь ее осколки. Но, примерно, в 1929 году уже в Москве возродилась националистическая организация в составе Шумского, меня, Полоза, Максимовича, Солодуба и ряда других. Эта организация уже иначе подходила и к своей программе, и к своей тактике, нежели это было в первый период. Сравнительно скромная позиция первого периода в известной мере объясняется теми представлениями, которые у нас были тогда в разгар нэпа. Мы считали, что не исключена эволюция нэпа в сторону, желательную нам. С другой стороны, в Европе мы не видели такой силы, в блоке, в союзе с которой мы могли бы делать более решительные шаги вперед. Во второй период обстановка изменилась. Это был уже период развернутого социалистического наступления, когда позиции капиталистических элементов в стране были резко подорваны, когда ни о какой эволюции нэпа в сторону капитализма не могло быть и речи. Это и слепой видел. Тогда постепенно мы нащупали внешне-политические силы, которые могли нам оказать помощь. В этот второй период украинская националистическая организация уже целиком становится на позиции правых в общеполитических вопросах, то есть на позиции борьбы против индустриализации и коллективизации.

В этот период националистическая организация Украины давала директивы своим членам о собирании сил и активной борьбе, главным образом, против коллективизации, вплоть до организации повстанчества. В этой борьбе мы уже имели связь с некоторыми кругами одного враждебного Советскому Союзу государства. Эти наши союзники помогали нам. Для поддержки партизанской борьбы они усилили переброску на Украину диверсантов, петлюровских эмиссаров, оружия и так далее. Эта связь велась через Конара, через Коцюбинского.

Вышинский. Вы лично участвовали в организации переброски оружия и прочего?

Гринько. Я был в курсе этих переговоров и давал на них согласие.

Вышинский. Руководили этим делом?

Гринько. Руководил.

Вышинский. Продолжайте.

Гринько. Этот период закончился в начале 1933 года в связи с арестом почти всей группы. Тогда не был арестован один я. Но я не сложил своего националистического оружия в своей борьбе против Советской власти. К этому периоду относится начало моей личной связи с фашистскими заграничными организациями, с влиятельными элементами фашистских организаций и некоторыми правительственными кругами. Эта связь была направлена к установлению контакта в целях подготовки отторжения Украины от СССР и организации борьбы против Советской власти. Подробные факты и фамилии я назову в закрытом заседании.

В начале 1935 года мне от Любченко стало известно о создании на Украине национал-фашистской организации, поставившей себе целью отторжение Украины от СССР и рассчитывавшей на помощь военной интервенции со стороны тех сил и элементов, с которыми у меня в то время уже была персональная связь. Национал-фашистская организация ставила также своей задачей соединение с «право-троцкистским блоком», установившим связь с военными заговорщиками.

Когда мне стало известно об этой организации, я дал согласие на вступление в нее. На меня была возложена задача установления связи с право-троцкистским центром, с правительственными кругами некоторых враждебных Советской власти государств и содействие Любченко в развороте этой работы на Украине.

Организация к тому моменту, когда я с ней связался, уже начала кристаллизоваться как национал-социалистическая организация. Любченко рассказывал мне о центре этой организации на Украине, куда входили Любченко, Порайко и другие. Он рассказывал, что в этом центре дискутировался вопрос о характере партийной организации и о типе Украинского государства. По словам Любченко, организация стала на путь создания централизованной партии по типу национал-социалистической партии. В случае успеха, организация предусматривала создание буржуазного Украинского государства по типу фашистского государства.

О таком характере организации я рассказывал видному участнику право-троцкистского заговора Яковлеву. В право-троцкистских кругах, с которыми мне приходилось разговаривать, эта тенденция превращения нашей организации в организацию фашистского типа несомненно существовала.

Как я выполнил те задачи, которые были возложены на меня этой национал-фашистской организацией?

Во-первых, — связь с право-троцкистским центром. Связь эта пошла у меня по такой линии — Гамарник, Пятаков, Рыков. С Гамарником я связался через Любченко, имевшего связь с Якиром и Гамарником. Через Гамарника связался с Пятаковым, затем с Рыковым. Одновременно выполнялись внешне-политические задачи, поскольку и Пятаков и Гамарник рассказали мне, что Троцкий договорился по поводу компенсации за счет Украины за военную поддержку нашей борьбы против Советской власти. Одновременно с установлением связи с «право-троцкистским блоком» я форсировал установление связи с иностранными силами через Крестинского, с которым меня связал Пятаков.

Установление моей связи с Гамарником, Пятаковым и Рыковым относится, примерно, к концу 1935 года.

Вышинский. Расскажите о вашей связи с Рыковым, в чем она заключалась?

Гринько. Заключалась она в том, что украинская организация стала под команду право-троцкистского центра.

Вышинский. В чем это выразилось?

Гринько. Это выразилось, во-первых, в том, что украинская организация получала задания от право-троцкистского центра. Я, как член этой организации, получил задание от Рыкова. В 1935 году, в начале 1936 года мною в основном были выполнены те задачи, которые были на меня возложены украинской организацией. Я установил связи с право-троцкистским центром. Через Крестинского установил связь с фашистскими кругами одного из иностранных государств, которые приняли ту точку зрения, которой мы добивались. Через Крестинского я передал формулу нашей украинской организации и через него же я получил ответ, что соответствующие силы эту формулу принимают. Имея свои старые персональные связи с фашистскими кругами, я лично потом проверил этот факт и получил подтверждение.

Вышинский. С кем вы установили связь через Крестинского?

Гринько. С фашистскими кругами одного враждебного Советскому Союзу государства.

Вышинский. Когда это было?

Гринько. Конец 1935 года, начало 1936 года.

Вышинский. А до 1935 года у вас лично не было связей с какими-нибудь фашистскими кругами?

Гринько. Были, с конца 1932 года.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, вы слышали эту часть показаний?

Крестинский. Слышал, но ни с какими фашистами я его не связывал, я его знакомил с деловыми людьми.

Вышинский. Не связывали, а «знакомили»?

Гринько. Я удивляюсь тому, что говорит Крестинский.

Вышинский. А вы, подсудимый Гринько, можете сказать, где у вас происходили переговоры с Крестинским?

Гринько. Я могу сказать то, что это было в моем бывшем кабинете в Наркомфине.

Вышинский (к Крестинскому). Вы бывали в кабинете Гринько?

Крестинский. Бывал довольно часто на разных совещаниях.

Гринько. Я сказал Крестинскому, что у нас такая-то позиция, что меня направил Пятаков, что я прошу передать об этой позиции и дать мне ответ. Крестинский сказал, что передал об этой позиции, сообщил мне, что эту позицию принимают. А я потом с тем самым лицом, которому передал Крестинский, разговаривал лично в Большом театре.

Вышинский. Кроме этого случая у вас были еще переговоры с Крестинским по вопросам антисоветской деятельности?

Гринько. Было то, о чем я говорил на утреннем заседании относительно использования валюты. В большем посредничестве я не нуждался, так как имел свои прямые связи.

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Вы подтверждаете эту часть показаний, где Гринько делает ссылку на вас?

Рыков. Да, у нас с ним было два свидания — одно в конце 1935 года, а другое в начале 1936 года.

Вышинский. Какого характера были свидания?

Рыков. Это были свидания членов нелегальной организации, борющихся против партии и Советского правительства.

Вышинский. Вам не приходилось говорить с Гринько о Крестинском?

Рыков. О Крестинском нет. Мне с Гринько не было надобности говорить, потому что я лично знал и без Гринько, что Крестинский троцкист. Точно также Крестинский знал, что я член нелегальной организации.

Вышинский. Выходит, что Крестинский говорит здесь неправду и пытается отвертеться от связи с троцкистами?

Рыков. Он не только говорит неправду, а хочет спутать ту правду, которая здесь есть.

Мы по этому поводу имели разговоры с ним, разговоры, достаточно откровенные для того, чтобы знать доподлинно, кто с кем разговаривает. По-моему, это было в 1932-1933 годах, точных дат я не помню.

Вышинский. Подсудимый Гринько, продолжайте ваши показания.

Гринько. Постепенно расширяя свои связи с право-троцкистским центром и знакомясь с его участниками, я составил в начале 1934 года представление о том, что из себя представлял право-троцкистский центр.

На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Ягодой, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясно, что право-троцкистский центр в это время базировался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для троцкистов, и для правых, и для националистических организаций, в частности, для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности, открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны. Это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими элементами за границей, это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессора за счет окраинных территорий СССР. Наряду с этим у право-троцкистского центра существовал вариант захвата Кремля.

Вышинский. В каком году это было?

Гринько. Разговоры об этом велись на протяжении 1935-1936 годов. Об этом говорили все время. Может быть, это было и раньше.

Террористические настроения, и не только настроения, а террористическая работа у право-троцкистского центра, несомненно, имели место.

Мне известны две попытки подготовки террористических актов, которых в обвинительном заключении нет и о которых я должен здесь суду рассказать.

Вышинский. Расскажите о террористической деятельности.

Гринько. В этот период террористическая работа была одним из основных орудий в общем арсенале борьбы против Советской власти.

Вышинский. От кого вы об этом узнали?

Гринько. От Рыкова, Яковлева, Гамарника, Пятакова...

Вышинский. А из числа обвиняемых по настоящему делу?

Гринько. От Рыкова я знал, что это — террористическая организация. Когда Рыков знакомил меня с характером этой организации, он мне сказал, что террор включен в программу.

Вышинский. Подсудимый Рыков, вы подтверждаете показания Гринько?

Рыков. Подтверждаю.

Вышинский. Гринько, откуда пришли эти террористические установки?

Гринько. От Троцкого. Я об этом знал от Гамарника.

Вышинский. Расскажите конкретно о фактах подготовки террористических актов, которые вам лично известны.

Гринько. Хочу сказать о двух подготовлявшихся, но не осуществленных террористических актах. Это относится уже к последнему периоду, примерно, к первой половине 1937 года, связанному с начавшимся разгромом заговорщических организаций. Когда прошел процесс Пятакова и других, в право-троцкистском центре, особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937 году, была большая растерянность. Тогда мне рассказывал об этом Гамарник, причем он ссылался на то, что он советовался об этом ранее с Рыковым и Бухариным. Тогда стоял вопрос о том, что должно быть сделано что-нибудь чрезвычайное для того, чтобы спутать карты и задержать то наступление на заговорщиков, которое вели в этот период партия и органы НКВД. После февральско-мартовского пленума ЦК в кругах заговорщиков была поднята кампания против Ежова, в котором концентрировалась целеустремленность и собранность партии по разгрому заговорщиков. В право-троцкистском центре эта кампания шла по двум направлениям: с одной стороны, — дискредитировать Ежова и его работу внутри партии, оклеветать его; ставился также прямо вопрос о необходимости убрать Ежова как человека наиболее опасного для заговорщиков.

Вышинский. Что значит убрать?

Гринько. Убрать — это значит убить. Мне от Гамарника было известно, что Якир и Гамарник поручили троцкисту Озерянскому, который работал тогда в Наркомфине, подготовку террористического акта против Ежова.

Вышинский. Озерянский работал под вашим непосредственным начальством?

Гринько. Да. Он был начальником Управления сберегательных касс.

Вышинский. Он участвовал в вашей организации?

Гринько. Участвовал. Я знал это от Гамарника, но прямых связей по подготовке террористического акта у меня с ним не было.

Вышинский. А по другим контрреволюционным делам?

Гринько. По подрывной работе в Наркомфине связь была.

Вышинский. Озерянский подходящий человек для подобного рода преступлений?

Гринько. Он боевик, бывший анархист...

Вышинский. И головорез?

Гринько. Он способен на подобные вещи.

Второй факт, который мне известен и который относится к тому же периоду, — это подготовка Бергавиновым из Главсевморпути террористического акта против Сталина. Об этом я знал также от Гамарника. Об этом знали Антипов и Яковлев. Об этом я знал и от самого Бергавинова, который говорил мне, что он задание Гамарника принял и пытается его осуществить.

Одним из заданий, которое было возложено на меня право-троцкистским центром, явилась организация подрывной работы по Наркомфину. Я дал подробные показания на предварительном следствии. Я здесь остановлюсь только на самых главных линиях и моментах этой подрывной работы.

Это задание право-троцкистского центра было мне передано Рыковым, причем он подчеркнул, что руководство центра, он и Бухарин, придает большое значение развороту подрывной работы в Наркомфине, ввиду той особенной важности и политического значения, которое имеют деньги. При этом была дана бухаринская формула — ударить по Советскому правительству советским рублем. Это мне передал Рыков и на эту тему мы говорили с Бухариным. Надо сказать, что это задание казалось право-троцкистскому центру настолько серьезным, что Рыков был у меня в Наркомфине по этому поводу и мы совместно с ним разрабатывали программу этих мероприятий.

Вредительская работа должна быть развернута по тем финансовым мероприятиям, которые связаны с широкими массами населения: налоговое дело, сберегательное дело, займовое дело и другие. Программа была разработана мною и Рыковым. Вредительская работа была развернута мною через моего заместителя Левина, через Озерянского, через Четверикова и некоторых других.

Например, в налоговом деле. Те искривления, которые нашли наиболее яркое выражение в Лепельском деле в Белоруссии, являлись одной из частей этих подрывных мероприятий. И если разоблачение Лепельского дела не было повернуто остро против Наркомфина в тот период, то объясняется это тем, что разоблачать это дело ездил Яковлев, который в тот момент отвел удар от Наркомфина.

В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанных с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов. Сокращенная сеть сберегательных касс была не подготовлена к этому широкому мероприятию, а так как эти операции связаны с обслуживанием десятков миллионов людей, то они вызывали раздражение широких масс населения.

Большая подрывная работа была проведена в области государственного бюджета. Работа эта клонилась к подрыву бюджетной финансовой дисциплины, к ослаблению финансового контроля и, тем самым, к возможности использования государственных средств в центре и на местах для целей заговора. Вся эта работа осуществлялась мной по директивам, которые были мне даны право-троцкистским центром, через ряд людей в аппарате Наркомфина.

Однако подрывная работа этим не ограничивалась. От право-троцкистского центра я получил задание, используя финансы, содействовать подрывной работе по ряду других отраслей народного хозяйства. Например, право-троцкистским центром была разработана довольно большая программа в области подрыва капитального строительства. В разработке программы участвовали Пятаков, кажется, Бухарин и я. Эта программа была направлена к тому, чтобы замедлить темпы капитального строительства, сузить масштабы капитального строительства, полностью применить бухаринскую теорию «узких мест» в капитальном строительстве, тем более, что капитальное строительство имеет значение не только как важнейшая отрасль народного хозяйства, но и как дело огромного оборонного значения.

Я участвовал также и в подрывной работе в области сельского хозяйства, осуществляя вредительские финансовые мероприятия. Подрывная работа в области сельского хозяйства право-троцкистским центром ставилась как очень важная задача.

Сталиным была выдвинута задача коллективизации, как решающее средство преодоления отсталости сельского хозяйства. На основе успехов коллективизации была поставлена задача достичь урожая в 7-8 миллиардов пудов в год. Право-троцкистским центром разработан план подрывных мероприятий, которые если бы и не сорвали, то во всяком случае оттянули бы получение урожая в размере 7-8 миллиардов пудов. В частности, Рыков ставил вопрос так: надо, чтобы колхозник меньше получал на трудодень.

Проведению вредительских мероприятий и вредительских инструкций по финансированию сельского хозяйства немало помогли Рудзутак, который занимался вопросами финансов в Совнаркоме, и Яковлев.

Председательствующий. Есть еще у кого-либо вопросы к подсудимому Гринько?

Вышинский. Я хотел бы уточнить несколько вопросов. Во-первых, известно ли вам, подсудимый Гринько, о вредительской работе «право-троцкистского блока» в области снабжения населения предметами первой необходимости — хлебом и так далее?

Гринько. Наряду с вредительством в капитальном строительстве и в сельском хозяйстве, «право-троцкистский блок» осуществлял довольно большую подрывную работу в области товарооборота. По этой линии я имел прямую связь с Зеленским.

В области товарооборота Зеленский и другие вредители в этой области, например, Болотин по Наркомвнуторгу, осуществляли подрывную работу, создавали товарный голод, товарные затруднения в стране. Это относится как к пищевым, продовольственным товарам, так и к товарам первой необходимости. Зеленский, по директивам «право-троцкистского блока», в недородные районы завозил большую массу товара, а в урожайные районы посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других.

Вышинский. Зеленский, вы слышали эту часть показаний Гринько? Как вы относитесь к ним?

Зеленский. Гринько говорит правильно.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, что вы скажете?

Рыков. Я припоминаю, что был разговор относительно низвержения Советского правительства. Вспоминаю, что как раз тогда был процесс вредителей в Сибири. На этом процессе были вскрыты и пойманы вредители. У меня был разговор с Гринько о том, что вредителей в области финансовой поймать труднее.

Вышинский. Это был теоретический разговор?

Рыков. Нет, мы говорили как два человека, которые признают вредительство одним из методов контрреволюционной работы.

Вышинский. То есть говорили как два члена вредительской организации?

Рыков. Да.

Вышинский. А детали вашей беседы вы не припоминаете?

Рыков. О разработке плана или программы вредительства в Наркомфине — этого я не припоминаю.

Вышинский. А вы, Гринько, припоминаете?

Гринько. Я напомню. Рыков, вы были у меня в Наркомфине по вопросу о развертывании сельской сети почтовых отделений (вы тогда были наркомпочтелем). После окончания, так сказать, легальной части вы остались, и у нас были общеполитические разговоры — и об украинских делах, и о связях украинских подпольных организаций с право-троцкистским центром. Вы тогда говорили, что вредительство в области финансов отстает.

Вышинский. Вы говорите, что обвиняемый Рыков говорил об отставании Наркомфина, но в чем?

Гринько. Во вредительстве. Тогда мы уговорились об основных линиях, по которым нужно будет развернуть работу.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете этот разговор с Гринько насчет вредительства?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы признаете себя виновным во вредительстве?

Рыков. Да.

Вышинский. Следовательно, Гринько имел право говорить, что Рыков в должной степени давал ему указания о направлении вредительства?

Рыков. Тут мы друг другу не могли указывать, потому что у нас разногласий не было.

Вышинский. Здесь Гринько говорил о военной группе изменников — Тухачевском и других, которые были в свое время осуждены Верховным Судом. Вы подтверждаете ту часть показаний, которая касается вас?

Рыков. Я знал о военной группе Тухачевского.

Вышинский. Что вы знали?

Рыков. Эта военная группа была организована независимо от блока, независимо от оттенков — троцкисты это или бухаринцы. Военная группа ставила своей целью насильственное устранение правительства Союза и, в частности, участвовала в подготовке кремлевского переворота.

Вышинский. Об этом вам было известно?

Рыков. Да.

Вышинский. Когда вы об этом узнали?

Рыков. Я узнал об этом от Томского в 1934 году.

Вышинский. Подсудимый Гринько, а с Бухариным вам не приходилось говорить?

Гринько. С Бухариным у меня был короткий разговор в Кремле относительно принципиальной основы подрывных мероприятий в области финансов, разговор об отрицательном отношении «право-троцкистского блока» к франко-советскому договору.

Вышинский. Бухарин не объяснял вам, почему он недоволен франко-советским договором?

Гринько. Что касается франко-советского договора, то в право-троцкистском центре (у меня был разговор с Рыковым, с Бухариным) было довольно широко распространено отрицательное отношение к франко-советскому договору, потому что франко-советский договор был одним из тех этапов мирной политики Советской власти, который устранял или отдалял столкновение с агрессором, столкновение, на которое делал ставку «право-троцкистский блок»; расторжение франко-советского договора в целях развязывания возможностей для агрессора входило в программу «право-троцкистского блока».

Вышинский. Скажите более подробно о пораженческой линии «право-троцкистского блока».

Гринько. Кроме того, о чем я уже показал, могу напомнить, например, что, когда я рассказывал Рыкову некоторые подробности продажи КВЖД, у нас произошел такой обмен репликами, в результате которого было ясно, что это — устранение одного из поводов к возможной войне с Японией, которая стоит в плане «право-троцкистского блока».

Вышинский. Значит, «право-троцкистский блок» ориентировался на войну?

Гринько. Да, на войну, на военное поражение Советского Союза и на содействие агрессора в захвате власти.

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЧЕРНОВА

Председательствующий. Подсудимый Чернов, показания, данные при допросе на предварительном следствии, вы подтверждаете?

Чернов. Подтверждаю целиком и полностью.

Вышинский. Подсудимый Чернов, сообщите суду краткие биографические сведения.

Чернов. Родился в 1891 году. Учился два года в духовной семинарии. Поступил в Московский университет, где учился около двух лет. Однажды арестовывался за революционную работу, но без тюремного заключения. Вступил в 1916 году в партию меньшевиков и оставался меньшевиком до января 1920 года, когда вступил в Коммунистическую партию (большевиков).

Вышинский. Это формально?

Чернов. Да.

Вышинский. А по существу?

Чернов. Вступивши в Коммунистическую партию (большевиков) в январе 1920 года, до 1927 года я честно выполнял те задания, которые партия на меня возлагала.

Вышинский. До 1927 года?

Чернов. Да. Но должен со всей откровенностью признаться, что старое меньшевистское нутро во мне безусловно сохранилось, и как только от методов ограничения партия перешла к методам наступления на кулацкие элементы в деревне, так это меньшевистское нутро немедленно себя дало знать. С осени 1927 года у меня начались определенные сомнения в правильности генеральной линии партии. Я в это время работал в качестве наркомторга Украины и руководил хлебозаготовками, а хлеб являлся как раз тем оселком, вокруг которого наиболее сильно обострилось сопротивление кулачества и его борьба против Советской власти.

Вышинский. Вы были членом нелегальной организации правых в 1928 году?

Чернов. Я считаю, что, поскольку я свои взгляды излагал перед своими единомышленниками, выражавшими недовольство политикой партии, — это уже было началом того, чтобы начать создавать такую организацию на Украине, но считаю, что формальным моментом своего вхождения в организацию правых явился момент после моей первой встречи с Рыковым.

Вышинский. Вас вовлек в эту организацию Рыков?

Чернов. Да, но я был к этому уже подготовлен.

Вышинский. Собственно говоря, вы нашли друг друга?

Чернов. Да, надо так понимать. С Рыковым я встретился осенью 1928 года.

Я Рыкову при этой встрече сообщил, что имею на Украине единомышленников. На это Рыков мне ответил, что все это — известные люди, большинство которых он знает и которые могут оказать большую пользу в деле правой организации. Но, дескать, вам не следует сейчас широко выступать и тем самым раскрывать свои силы. Время для нашего широкого выступления еще не настало.

Я на это Рыкову сказал, что если я его правильно понимаю, то, значит, мы должны создать тайную, подпольную организацию. Это он подтвердил. Причем к этому еще добавил, что вот, говорит, вы, Чернов, являетесь наркомторгом Украины, сидите на весьма ответственном участке работы. Ваша задача заключается, дескать, в том, чтобы вы свою работу вели таким образом, чтобы добиться озлобления середняка путем распространения на середняцкие массы деревни тех репрессивных мер, которые правительством установлены были по отношению к кулакам. Углубляйте перегибы, озлобляйте середняка, учтите особо национальное чувство украинского населения и везде объясняйте, что эти перегибы являются результатом московской политики, и таким путем мы будем и создавать наши кадры и поднимать крестьянство против Советского правительства и против ЦК. В заключение мы установили с Рыковым, что я при приезде в Москву буду к нему заходить и поддерживать с ним связь для координации действий правой организации на Украине.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, скажите, в этой части показания Чернова соответствуют действительности?

Рыков. Я с Черновым виделся и старался убедить его в правильности моей тогдашней контрреволюционной деятельности, собирался сделать его своим сторонником и нашел готового сторонника в лице Чернова.

Вышинский. К этому времени у вас группа правых была уже на подпольном положении?

Рыков. На подпольном — нет.

Вышинский. Но была уже оформленная группа?

Рыков. Да. О создании такого типа организационного гнезда, полулегального, могла итти только речь.

Вышинский. Значит, была полулегальная группа во главе с вами, а еще с кем? С Бухариным и Томским? Я так понимаю?

Рыков. Да, была такая группа.

Вышинский. И вы решили вовлечь Чернова в эту группу?

Рыков. Да, я нашел сторонника в лице Чернова.

Вышинский (Чернову). Продолжайте дальше.

Чернов. Дальнейший характер моей работы несколько изменился в связи с тем, что я рассчитывал раньше работать на Украине, а потом меня перевели на работу в Москву.

Я перехожу к следующему эпизоду. В конце 1928 года я должен был поехать в Германию на лечение. Зная о том, что в Германии живет мой старый товарищ по меньшевистской организации, я решил с ним повидаться.

Вышинский. Кто это?

Чернов. Кибрик, с которым я переписывался до 1925 года, проживавший в Германии под чужой фамилией.

Перед поездкой в Германию я решил зайти в Москве к Рыкову.

Вышинский. Почему вы обратились к Рыкову?

Чернов. Потому что я с ним условился, что будем координировать свои действия, как члены правой организации, и кроме того, узнать, не будет ли каких поручений в Германию.

Вышинский. Вы хотели узнать от Рыкова — не будет ли каких поручений по подпольной линии?

Чернов. По правой организации.

При этом свидании с Рыковым я информировал его о положении в украинской деревне, о том, как там идут хлебозаготовки, и сообщил о том, что я еду в Германию. Не будет ли каких поручений? Рыков, зная меня, как старого меньшевика, поставил передо мной вопрос о том, не смогу ли я, — будучи в Германии, встретиться с Даном и установить связь с ним и передать поручение от имени правого центра. Я Рыкову ответил, что такую возможность я имею, и думаю, что в этом отношении может оказать помощь мой товарищ по меньшевистской работе, о котором я уже говорил, — это Кибрик. Тогда Рыков дал мне поручение установить связь с Даном и передать ему поручение от правого центра.

Вышинский. Какое поручение?

Чернов. Я забыл сказать, что при этой моей беседе с Рыковым присутствовал еще Томский. Поручения заключались в следующем: через партии II Интернационала поднять общественное мнение капиталистических стран против Советского правительства, через лидеров II Интернационала добиться у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу; заручиться от II Интернационала, а через его лидеров— и от буржуазных правительств поддержкой в случае захвата власти правыми в стране. Я на это Рыкову сказал, что недостаточно будет передать Дану только эти поручения. Безусловно, Дан поставит ряд вопросов о силах правой организации, о том, что правая организация будет делать после прихода к власти. На это Рыков сказал: «вы можете заверить Дана, что мы располагаем достаточными силами в стране для того, чтобы свергнуть существующую у нас власть и захватить ее в свои руки». Причем, он особо указал, что мы располагаем этими силами в том числе среди видных ответственных военных работников. Второе, что он указал, что я могу заявить Дану, что правые после их прихода к власти установят правительство с учетом требований как II Интернационала, так и буржуазных правительств, и пойдут на соглашение с буржуазными правительствами как по вопросам экономического порядка, так, если потребуется, и по вопросам территориального порядка. Как сейчас помню, Томский, присутствовавший при этой беседе, заявил, что антисоветские партии формально не существуют, но фактически они работу ведут, борются за свержение Советской власти. Мы, говорил он, не только должны их использовать, но и должны их привлечь к управлению государством.

Вышинский. Подсудимый Рыков, перед поездкой Чернова в Берлин вы виделись с Черновым?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы с Черновым разговаривали в присутствии Томского или с глазу на глаз?

Рыков. В присутствии Томского.

Вышинский. Вы давали поручение Чернову связаться в Берлине с Даном?

Рыков. Да.

Вышинский. В каких целях?

Рыков. Насколько я помню, было две цели: во-первых, освещение в заграничной печати положения в деревне, недовольства крестьян...

Вышинский. В какой печати?

Рыков. В зарубежной печати.

Вышинский. В какой именно?

Рыков. Я не перечислял ни партий, ни газет, имел в виду печать и социалистическую, и буржуазную.

Вышинский. И меньшевистскую?

Рыков. Да.

Вышинский. Может быть специально «Социалистический вестник»?

Рыков. В частности, и его.

Вышинский. А кстати сказать, вам вообще не приходилось за этот период времени направлять в «Социалистический вестник» какие-нибудь корреспонденции непосредственно или через кого-нибудь?

Рыков. У меня была связь с «Социалистическим вестником» через Николаевского.

Вышинский. У вас была связь с «Социалистическим вестником». Значит, вы являлись корреспондентом «Социалистического вестника»?

Рыков. Я давал материал.

Вышинский. Этот материал был тенденциозно подобран?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Может быть клеветнического характера?

Рыков. Тенденциозный и клеветнический — одно переходит в другое очень легко.

Вышинский. Одним словом, и то и другое. Вы в то время какую занимали должность?

Рыков. Я в то время был председателем Совета Народных Комиссаров Союза и РСФСР.

Вышинский. И одновременно направляли в «Социалистический вестник» материал клеветнического характера? Правильно я вас понимаю?

Рыков. Совершенно правильно.

Вышинский. Похвальное занятие!

Рыков. Если бы это было похвальное занятие, я бы не имел несчастья разговаривать сейчас с вами.

Вышинский. Это совершенно правильно.

Рыков. Теперь — о второй задаче. Чернов очень ускоряет события, так как в данном случае вопрос о захвате власти, который стоял у нас и который и я ставил, относится не к 1928 году, а к началу 1930 года. Тогда я этого не говорил и не мог говорить, потому что сказал об этом через 2-3 года, а в то время вопрос об этом не стоял.

Вышинский. Тогда позвольте установить, что именно вы говорили в то время. Вы говорили о двух целях. Первая цель — это осведомление Дана о внутреннем положении СССР.

Рыков. Да, через Дана стараться дать определенные тенденциозные сообщения о положении в деревне и политике партии в деревне.

Вышинский. Это одна задача, а другая?

Рыков. Вторая задача — получить поддержку со стороны партий II Интернационала в нашей позиции, занимаемой нами в этом вопросе.

Вышинский. В чем должен был поддержать вас II Интернационал?

Рыков. Добиться такого давления через общественную организацию буржуазных государств на Центральный Комитет ВКП(б), чтобы он изменил свою политику. В период 1928 года эта возможность и эти надежды еще не были потеряны у меня, также как и у других членов организации.

Вышинский. Следовательно, вот эти две задачи перед вами стояли и в этой области вы давали поручение Чернову?

Рыков. Да. И он потом мне сообщил непосредственно или через третье лицо — точно я сейчас этого не помню — о том, что это поручение он выполнил.

Вышинский. Когда это было вам сообщено?

Рыков. Это было после возвращения Чернова месяца через три-четыре.

Вышинский. Подсудимый Чернов, вы считаете правильным то, что говорил здесь подсудимый Рыков?

Чернов. Подтверждаю, но считаю, что Рыков говорит полуправду, Он умалчивает перед судом о том, что давал мне поручение к Дану о том, чтобы не только говорить относительно помощи самих социалистических партий, входящих во II Интернационал, но и о том, чтобы Дан через лидеров II Интернационала добился у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу.

Вышинский. Так вы понимали поручение Рыкова?

Чернов. Да, я так понимал, так это и было.

Вышинский. Подсудимый Рыков, вы настаиваете на своем показании?

Рыков. Да, настаиваю.

Вышинский. Следовательно, вы, подсудимый Чернов, утверждаете, что основная задача и основное поручение, которое давал вам подсудимый Рыков, заключалось не столько в информации, сколько в организации помощи со стороны враждебных СССР империалистических государств, — вы так утверждаете?

Чернов. Да, да, утверждаю.

Вышинский. Вам впоследствии приходилось говорить с Рыковым на подобного рода темы?

Чернов. По возвращении из-за границы я виделся с Рыковым и передал ему, как мною выполнено поручение, данное мне к Дану.

Вышинский. А вы выполнили это поручение?

Чернов. Выполнил. Я повидался с Даном, сообщил поручение от правого центра и получил ответ не сразу, потому что Дан сказал, что сразу он не может дать ответ, а должен посоветоваться с руководителями II Интернационала. Через несколько дней при второй встрече я получил от Дана положительный ответ на все эти вопросы.

Вышинский. И вы об этом сообщили Рыкову?

Чернов. Да, я об этом сообщил Рыкову.

Вышинский. Продолжайте, подсудимый Чернов.

Чернов. Я еще позабыл сказать о том, что при этом же свидании не от Рыкова, а от Томского я получил поручение создать правую организацию из моих знакомых, если таковые имеются среди сотрудников торгпредства и полпредства в Германии, что я тоже выполнил по приезде в Германию, встретившись с Яновицким. По приезде в Берлин я позвонил Кибрику, и мы условились с ним встретиться в баварском зале ресторана «Фатерланд». Эта встреча там с ним и произошла. Встретились мы с Кибриком довольно радостно, как старые знакомые. В беседе я поставил, между прочим, перед ним вопрос о том, что мне очень необходимо увидеться с Даном, и сказал, для каких целей мне это нужно. Кибрик сказал, что эту встречу он мне устроит.

Мы условились, что Кибрик устроит мне эту встречу с Даном в Кенигштейне, куда я поехал для лечения, и встреча в Кенигштейне состоялась. Ко мне зашел Кибрик, и мы с ним пошли в гостиницу, где Дан остановился, и там встреча у меня была с Даном с глазу на глаз, так как Кибрик ушел. Я рассказал Дану относительно положения внутри Советского Союза, в мрачных красках описал положение сельского хозяйства на Украине и передал Дану все поручения, которые я от правого центра, в лице Рыкова, получил.

Дан ответил мне, что он считает предложение правого центра вполне приемлемым, «но должен, — говорит, — вам задать особый вопрос. Я вас давно знаю. Как вы сами оцениваете силы правой организации?». Я ему на это ответил, что правые обладают достаточными силами для того, чтобы власть захватить и удержать, в том числе указал и на наличие достаточных связей среди военных работников. На это мне Дан ответил, что тут, дескать, вы неправы. Если правые власть и захватят, то удержать власть хоть сколько-нибудь длительно без надлежащей помощи и прежде всего вооруженных сил со стороны капиталистических государств не удастся. Кроме того, вы должны, дескать, вести свою работу таким образом, чтобы подорвать экономическую и политическую мощь Советского Союза. Причем как сейчас помню выражение, которое им было допущено, — что вы, говорит, не должны останавливаться ни перед какими средствами. Тот, кто борется за свержение власти и останавливается перед теми или другими средствами, является политическим Маниловым, и нужно капиталистическим государствам оказывать помощь в их борьбе против Советского Союза уже сейчас. Вот результаты встречи с Даном.

Через несколько дней я получил приглашение от Кибрика ехать в Берлин. Я приехал. Эта вторая встреча с Даном состоялась на квартире Кибрика. Дан сказал, что он успел связаться с лидерами II Интернационала, и просил меня передать Рыкову о том, что лидеры II Интернационала вполне приемлют те предложения, которые я им от имени правого центра передал.

После беседы с Даном, происходившей, как я сказал, на квартире Кибрика, Дан уехал, а мы с Кибриком остались ужинать. После ужина я должен был поехать на вокзал. За ужином сильно выпили. Кибрик, сославшись на какую-то особую занятость, сказал, что он не может меня проводить на вокзал, посадил меня в автобус, и я поехал для того, чтобы отправиться обратно в Кенигштейн. В автобусе, в котором я ехал, ко мне пристало несколько немцев. Один из них меня толкнул, я его тоже в свою очередь толкнул.

Вышинский. Ну и что же случилось?

Чернов. Случилось то, что меня схватили три немца, остановили автобус, пересадили в такси и повезли в полицей-президиум.

Я в полицей-президиуме протестовал и требовал, чтобы меня выпустили. Мне сказали, что я должен дожидаться утра и прихода начальника. Я переночевал там. Утром явился какой-то чиновник, хорошо говоривший по-русски, которому я тут же заявил протест. Он говорит, что должен доложить начальнику. Через некоторое время явился человек. Он назвался полковником Обергауз. Он вынул протокол, перевел мне его — я обвинялся в изувечении немцев и должен отвечать как уголовный преступник. А кроме того копию этого протокола, сказали мне, направят в наше полпредство. И тут же предложили мне стать сотрудником немецкой охранки, немецкой разведки. Я отказался. Тогда Обергауз сказал, что я, дескать, знаю кое-что о ваших делах в Германии. Я спросил, что? Он ответил — о ваших встречах с Даном, и показал мне несколько фотокарточек встреч с Даном, снятых как в Кенигштейне, так и в Берлине, и кроме того, передал мне коротко содержание беседы с Даном. Причем в этом изложении было ясное повторение слов Дана. Тогда для меня стало абсолютно ясно, что та ловля меня, которая происходила в Германии, организовывалась немецкой разведкой при полном содействии самого Дана и при участии Дана, и что сам Дан безусловно является агентом немецкой разведки, равно как Кибрик.

Вышинский. А то, что вам было предъявлено в полиции, соответствовало действительности?

Чернов. Протокол? Он был составлен тенденциозно, — увечить человека я не мог.

Вышинский. Относительно разговора с Даном?

Чернов. Это соответствовало тому, о чем действительно с Даном говорили.

Вышинский. А разговор с Даном у вас был в присутствии кого?

Чернов. В Кенигштейне разговор был с глазу на глаз. Кибрик привел меня в комнату Дана и сам ушел.

Вышинский. Значит, полицейский чиновник мог знать разговор или от вас или от Дана?

Чернов. Да.

Вышинский. Если вы не могли передать разговор, значит, полицейский знал об этом от Дана, а если Дан сообщил это полиции, значит, он сотрудник полиции?

Чернов. Да, иначе он бы не передавал. Я после этого дал согласие и стал немецким шпионом. После этого начались формальности, анкета, подписка. Обергауз проинструктировал меня о той работе, которую я должен вести в Советском Союзе в пользу Германии. Причем, видя то волнение, в котором я находился, он говорил: вы напрасно волнуетесь. Вы боретесь против Советской власти, и мы боремся против Советской власти, и наверное даже методы нашей борьбы в ближайшее время сойдутся.

Задания, которые давал Обергауз, сводились к тому, что я должен давать систематическую информацию немецкой разведке по тем вопросам, которые ее интересуют и которые будут даваться через представителя немецкой разведки в Москве, и должен организовать диверсионно-вредительскую работу на том участке, на котором я работал. Так как я в то время работал по хлебозаготовкам, то в первую очередь я должен был вредить в хлебозаготовках.

Вышинский. В чем выразилось ваше сотрудничество с германской разведкой?

Чернов. Мне советовал Обергауз, во избежание провала, не расширять сильно связь с правыми, а держать связь с ограниченным количеством людей и закрепить эту связь. Тут же Обергауз сказал, что в течение некоторого времени меня в Москве не будут беспокоить, давая возможность наладить мою разведывательную работу в Советском Союзе. И, действительно, сначала ко мне никто не являлся. Прошло несколько месяцев, и у меня произошла встреча с представителем немецкой разведки.

Вышинский. Как же она произошла?

Чернов. Я работал тогда, не помню, заместителем наркома или членом коллегии Наркомторга. Ко мне позвонили из информбюро Наркоминдела и сообщили, что корреспондент немецкой газеты «Берлинер Тагеблат» Пауль Шефер должен со мной поговорить по вопросам информации. Я должен сообщить ему сведения, которые не являются секретными. Действительно, через некоторое время ко мне явился Шефер и сказал, что он явился от полковника Обергауза и назвал мне пароль «Рейнольд». Это была моя кличка, как немецкого шпиона.

Я спросил Шефера, что требуется полковнику Обергаузу? В данное время он потребовал от меня информацию по вопросам внутрипартийной жизни, по вопросам состояния работы среди правых, троцкистов, о положении в деревне. Кроме этого, потребовал специальные сведения о запасах промышленных товаров. Особенно интересовался он запасами промышленных товаров в городе. Потребовал сведений о ходе хлебозаготовок и о мобилизационных запасах хлеба. Одну часть требуемых сведений — информацию о положении в партии, о работе среди правых — я ему тут же передал словесно, а сведения цифрового порядка передал ему через несколько дней.

После этого у меня был ряд периодических встреч с Шефером. Я передавал ему для немецкой разведки информацию и через него получал от немецкой разведки указания об организации вредительской работы.