Глава 14 К южной вершине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 14

К южной вершине

Покинув четвертый лагерь, участники «Горного безумия» увидели перед собой длинную вереницу мерцающих огоньков – за полчаса до них на маршрут вышли клиенты Роба Холла, и их налобные фонари светились теперь в темноте. Холл повел на гору четырнадцать человек. Помимо него в группу входили двое гидов, восемь клиентов и четверо шерпов, включая альпинистского сирдара Анга Дорже. Букреев знал Анга по совместной работе – две недели назад они закрепляли перила на маршруте.

Гаммельгард не радовала перспектива плестись в хвосте экспедиции Холла. «Не спорю, команда у них была хорошая, но все они были в возрасте и шли медленно. Для своих сорока пяти или даже пятидесяти лет они были очень неплохо подготовлены, но передвигались все же слишком медленно». Другой участник «Горного безумия» сказал так: «С моей точки зрения, выход вслед за экспедицией Холла с последующим обгоном его клиентов при движении по перилам стоил нашим участникам двух лишних часов времени на подъеме».

Через два-три часа после выхода с Южной седловины участники «Горного безумия» стали понемногу обгонять клиентов Роба Холла. К четырем утра экспедиции перемешались: вслед за клиентами Холла шли клиенты Фишера и наоборот; кроме того, в их ряды затесалось и трое непрошеных попутчиков. Ими оказались Макалу Го и двое шерпов из руководимой им Тайваньской национальной экспедиции. К большому удивлению Холла и Фишера, Го решил выйти следом за их группой, очевидно, намереваясь попасть на вершину за компанию с более сильными альпинистами, которые протопчут следы и закрепят перильные веревки.

Часа два Букреев поднимался вместе с Адамсом, потом он пропустил его вперед. К этому времени они уже обогнали нескольких участников – как из своей экспедиции, так и из экспедиции Холла. Адамс вспоминал потом, что при выходе из четвертого лагеря он чувствовал апатию, ему казалось, что надолго его не хватит. Он сказал об этом Букрееву. Однако не зря Адамс так долго и усердно тренировался: кислород придал ему сил, и вскоре он почувствовал, что настал его день.

Перед рассветом первыми на маршруте поочередно шли трое участников экспедиции Роба Холла: шерпа Анг Дорже, гид Майк Грум и клиент Джон Кракауэр. Джон был сотрудником журнала «Аутсайд»; его издание решило отправить своего журналиста на Эверест в составе экспедиции Роба Холла, нарушив предварительную договоренность с «Горным безумием». По словам Кракауэра, ему и двум его спутникам не раз приходилось надолго останавливаться. Дело было не в сложности маршрута – они подчинялись распоряжению Роба Холла. В первой половине ходового дня, до подъема на Балкон[53], дистанция между клиентами его экспедиции не должна была превышать ста метров. Кракауэр, привыкший к самостоятельным действиям, был недоволен тем, что приходилось идти с оглядкой на самых слабых участников. Тем не менее, он понимал, что обязан подчиняться решениям руководителя экспедиции, и, оставив личные амбиции, смирился с отведенной ему ролью оловянного солдатика.

* * *

Фишер и Холл как руководители коммерческих экспедиций принадлежали к двум различным направлениям в индустрии приключений. Представителей одного направления можно условно назвать сторонниками правил, представителей другого – сторонниками самостоятельных действий. Экстремальные мероприятия, утверждают сторонники самостоятельности, чрезвычайно сложны и опасны, предсказать с большой точностью их ход просто невозможно, поэтому не существует и четкой системы правил, которая охватывала бы все возможные случаи. Сторонники правил, напротив, считают, что, строго следуя многочисленным инструкциям, клиенты куда реже ошибаются; вообще, чем меньше им приходится принимать самостоятельных решений, тем лучше.

Сторонников правил часто обвиняют в нежелании брать на себя ответственность за возможный провал экспедиции. Стремление объять необъятное, утверждают критики, продиктовано прежде всего боязнью потерять репутацию или оказаться вовлеченными в судебное разбирательство. Странно, говорят они, что экспедиции, целью которых является расширение человеческих возможностей, столь тоталитарны по своей сути.

* * *

Кракауэр рассказывал впоследствии, что в половине шестого утра он вместе с Ангом Дорже поднялся на высоту 8 500 метров и вышел на Балкон. Из-за вынужденных простоев на тот момент они потеряли не меньше часа ходового времени. Наверху они сбросили рюкзаки и, усевшись на них, стали ждать.

Начиная с высоты 8 400 метров на склоне лежал глубокий снег, однако на моем темпе это сказалось несильно. До меня здесь прошли участники экспедиции Холла, и я теперь поднимался по их следам. Это было существенно легче, чем идти первым. На Балкон я поднялся примерно в шесть утра, как раз в тот момент, когда восходящее солнце раскрасило небо в изумительные цвета. Посмотрев на небо, на вершину Лхоцзе, расположенную на той же высоте, что и Балкон, я понял, что погода пока тревоги не вызывает.

Постепенно на Балконе стали появляться все новые участники всех трех экспедиций. Балкон представляет собой площадку размером с небольшой зал. Здесь альпинисты могут отдышаться, попить воды, сменить кислородный баллон. Те, у кого имеются силы, фотографируют окрестности. По словам Мартина Адамса, на этой высоте проходит черта между тем, что «с трудом можно себе представить» и тем, что «неподвластно воображению». Балкон находится уже в «зоне смерти» – там, где из-за холода и недостатка кислорода человек долго находиться не может. Любая задержка грозит оказаться роковой. Терять время здесь не менее опасно, чем играть с огнем на пороховом складе; смерть, правда, приходит не сразу, но столь же неотвратимо.

* * *

Клиенты «Горного безумия» считали, что к тому моменту, когда они окажутся на Балконе, перила уже будут провешены вплоть до самой вершины. Питтман вспоминала впоследствии: «Я слышала разговоры о том, что шерпы наших двух экспедиций должны были выйти на вершину не в полночь, как мы, а в десять вечера, чтобы закрепить веревки заранее».* Клев Шенинг соглашался с Питтман: «Я был уверен, что планировался именно такой сценарий».* Того же мнения придерживалась и Гаммельгард: «Я отлично помню, как Скотт нам сказал, что все перила будут провешены заблаговременно. Тогда клиентам не пришлось бы ждать».*

Большинство участников обеих экспедиций свидетельствуют в пользу того, что именно такой план был разработан их руководителями. Клиентам было сказано, что альпинистские сирдары Анг Дорже и Лопсанг Янгбу выйдут из четвертого лагеря намного раньше клиентов и закрепят все веревки, тогда остальным участникам не придется простаивать в ожидании. Однако на деле все вышло по-другому. Ни Лопсанг Янгбу, ни Анг Дорже, ни другие шерпы заранее к вершине не вышли.

Позже, на разборе восхождения, Лопсанг Янгбу утверждал, что один из участников черногорской экспедиции[54] сказал, что «перила уже провешены, ничего делать не нужно».* Впоследствии Кракауэр в своих публикациях усомнится в правдивости этих слов. Он утверждал, что, во-первых, никому из гидов об отмене работ по закреплению перил сообщено не было. Во-вторых, Лопсанг Янгбу и Анг Дорже вышли на восхождение, неся в своих рюкзаках по 90 метров веревки. Абсурдное, по мнению Кракауэра, действие, в случае, если перила на маршруте действительно уже были.

Прочитав статью Кракауэра, кое-кто увидел в действиях Фишера и Холла злой умысел. Но, судя по всему, все обстояло куда прозаичнее. 9 мая Фишер появился в четвертом лагере только в половине шестого вечера. Очевидцы утверждают, что он смертельно устал. На горе бушевал ветер, безопасность клиентов и успех экспедиции были под вопросом, самочувствие тоже оставляло желать лучшего – в таких условиях Фишер, узнав от Лопсанга о перилах, мог поверить ему на слово и решить, что одной проблемой стало меньше. С Холлом, по-видимому, произошло нечто подобное. Отказываясь от такой версии событий, мы бросаем тень на обоих руководителей экспедиций. Ведь тогда получается, что они намеренно отменили более ранний выход шерпов, а также не сообщили своим гидам о том, что шерпы не выполнили намеченного задания. В результате неминуемо страдали и гиды, и клиенты; сама их жизнь оказывалась под угрозой. Скотт и Роб были очень разными, их взгляды на жизнь существенно различались, но на такое не пошел бы ни один из них. Не такими они были людьми.

Что же касается веревок, которые несли на гору Лопсанг Янгбу и Анг Дорже, то любой опытный альпинист ответит вопросом: «Почему нет?» Грамотный сирдар берет с собой альпинистскую веревку, исходя из тех же соображений, которые заставляют водителя класть в багажник запасное колесо. Всякое может случиться. Например, снегом занесет веревки или выяснится, что они плохо закреплены. Не исключено, что придется отклониться от обычного маршрута. Веревки могут потребоваться и при спасательных работах. В конце концов, и черногорцы могли что-то напутать.

* * *

На высоте 8 600 метров восходителей ожидает скальный участок, беспрепятственно вскарабкаться на который могли бы разве что какие-нибудь неведомые существа с цепкими лапами. Для альпинистов в неуклюжих высотных костюмах здесь нужны перила Они прокладываются отсюда вплоть до Южной вершины (8 748 м). После более чем часового ожидания Бейдлман сказал Букрееву, что пойдет наверх и проследит там за организацией перил. Тем временем все большее число участников скапливалось на площадке перед скалами.

Я согласился с Нилом. На мой взгляд, он принял правильное решение. Я предложил ему свой кислородный баллон. Сил мне хватало, к высоте я адаптировался хорошо и потому подумал, что смогу обойтись и без кислорода. Вообще-то я собирался на всякий случай держать свой баллон при себе. Но поскольку мы запаздывали, а Нилу предстояла тяжелая работа, я решил ему отдать свой кислород, и он согласился.

Бейдлман отправился к Лопсангу Янгбу и Ангу Дорже, за ним по пятам следовал Клев Шенинг. Прокладывая себе дорогу по свежевыпавшему снегу, Нил обогнул скальный выступ и увидел Лопсанга. Тот стоял согнувшись; его рвало. Нил понял, что провешивать перила Лопсанг не сможет. Взяв веревки из его рюкзака, Нил стал вместе с Ангом Дорже закреплять их на пути к Южной вершине. Иногда им попадались надежные старые перила, иногда все приходилось делать заново. Это был изнурительный труд. Пока Бейдлман и Анг Дорже работали на маршруте, Букреев уже поторапливал клиентов. Пора было двигаться дальше.

Я всячески подгонял их, ведь на Балконе мы просидели больше часа и уже отставали от графика. Поднимаясь по перилам, я несколько раз останавливался, чтобы пропустить вперед клиентов. Я нарочно замедлял ход, надеясь, что встречу Скотта, но его все не было. Я не видел Скотта с момента выхода из четвертого лагеря, и теперь мне хотелось поговорить с ним. Я собирался обсудить с ним состояние наших клиентов и получить указания по поводу дальнейших действий. Общий план мне, конечно, был известен, однако обстоятельства изменились. Что мне делать – идти наверх или возвращаться? Прорываться к вершине или помогать здесь?

Подождав еще немного, я решил идти дальше. Я знал, что Скотт идет с кислородом, более того, он пользовался кислородом и накануне ночью, поэтому я надеялся, что вскоре он меня нагонит. Тогда мы все и обсудим. Поднимаясь, я внимательно следил за нашими клиентами. Выглядели они хорошо, хотя шли и не слишком бодро.

В 9 часов 58 минут Бейдлман поднялся на Южную вершину; через полчаса там появился Мартин Адамс. Бейдлман считал, что экспедиция сильно запаздывает. «Мне это не нравится», – сказал он Адамсу.* Как вспоминал Адамс, они вдвоем просидели на Южной вершине часа полтора-два. «Перила были одни, а участников очень много. Мне казалось тогда, что какой-нибудь медлительный клиент Роба Холла оказался впереди наших и те никак не могли его обогнать».

Тем временем один из участников повернул назад. Пятидесятитрехлетний Франк Фишер, газетный издатель из Гонконга, а по совместительству клиент из альпинистской экспедиции Роба Холла, первым из восходителей решил отказаться от штурма. Оставшиеся семеро клиентов «Консультантов по приключениям» к половине одиннадцатого утра поднимались по перилам от Балкона к Южной вершине. Вперемежку с ними шли и все клиенты «Горного безумия» (за исключением Мартина Адамса), а также тайваньцы. Как выразился один из участников, «сам черт бы не разобрал, кто за кем тогда шел». Что касается кислорода, то даже при самом экономном расходе у участников экспедиции Фишера его оставалась сейчас всего на час-два. Причем заметим, что это был уже второй по счету баллон. Оставшиеся баллоны (третья порция), рассчитанные на шесть часов пути, еще не были доставлены наверх. Шерпы-носильщики находились где-то на полпути к Южной вершине.

Трое клиентов Холла – Джон Таск (56 лет), Лоу Кашишке (53 года) и Стюарт Хатчисон (34 года) – шли в самом конце. Еле-еле продвигались они вверх по перилам вслед за медлительными тайваньцами, которые мешали им выйти вперед. Клиенты Холла пытались оценить сложившуюся ситуацию, насколько им позволяло затуманенное недостатком кислорода сознание. Постепенно каждый из них стал склоняться к мысли повернуть обратно.

Лоу Кашишке рассказывал: «Я обогнал Джона, а потом увидел, что Стюарт, который шел впереди нас, почему-то идет нам навстречу. Мы с ним поговорили. Стюарт был убежден, что вскоре Роб повернет назад всю экспедицию, ведь было уже слишком поздно. Он сказал, что с такой толчеей на перилах нам никак не успеть до часа. Нам было назначено время начала спуска – час дня. Стюарт меня всячески убеждал. И еще я помню, как он… Нет, я толком ничего не могу припомнить. Я ему что-то ответил и отправился дальше, но вскоре все же решил возвращаться.

К половине двенадцатого я по-прежнему шел почти в конце этой очереди. Шел и шел… Я умею переносить трудности, знаю, как справляться с усталостью. У меня в этом большой опыт, ведь я марафонец. Я всегда считал себя очень выносливым. Я привык пересиливать себя, держаться до последнего. Но здесь подобные качества не всегда помогают, на высоте такое поведение даже опасно. Шаг за шагом я поднимался к вершине. Потом, поскольку я был самым последним на подъеме, я закрепился на веревке и опустился на колени, чтобы передохнуть – это было перед самой Южной вершиной. Мне страшно хотелось пить. Вода в моей фляжке замерзла, и я решил зачерпнуть снега прямо рукой. Конечно, не лучший выход, но мне уже было все равно. Я снял перчатку и увидел, что все пальцы у меня обморожены. Потом снял другую – то же самое. На самом деле я даже не удивился, поскольку давно подозревал что-то в этом роде. По-видимому, желание взойти на Эверест настолько переполняло меня, что на все остальное я просто не обращал внимания. Но теперь, когда я остановился и перевел дух, ко мне стало возвращаться ощущение опасности. Я неожиданно почувствовал, насколько я устал. Я посмотрел вниз. Ниже, с Балкона, открывались такие фантастические виды, каких я и представить себе не мог. А отсюда уже ничего не было видно – только какая-то пелена. Не могу сказать, чтобы погода начала портиться; нет, ничего подобного не было. Но погода менялась. Я спросил Лхакпу, нашего шерпу, сколько нам осталось до вершины. Было ясно, что мы уже близко. „Часа два“, – ответил он. Я спросил, где мы, и он сказал, что примерно на высоте 8 700 метров. Я не мог представить, где же мы на самом деле – мой мозг уже не в состоянии был переваривать такие числа. Я привык все измерять в футах и перевести метры в футы был уже не способен. Но два часа! После этих слов во мне что-то оборвалось. Пройти еще два часа? Пожалуй, я смогу, я знаю, на что способен. Но сумею ли потом спуститься… Я подумал, что спуска уже не выдержу. Или все же как-нибудь выкручусь? Я привык к жестким условиям в спорте, я занимался очень серьезно. Но теперь… Я никогда этого не забуду – во мне как будто бы спорили два разных человека. Говорят, что на высоте альпинисты теряют способность логически мыслить, и все же оба моих внутренних голоса были вполне разумными. Один из них говорил: „Ну, давай же! Подумаешь, каких-то пару часов осталось. Иди наверх и достигнешь цели!“ Другой голос предупреждал: „Лоу, если ты туда пойдешь, то назад уже не вернешься. А если каким-то чудом и выкарабкаешься, то останешься без всех пальцев“. Я до сих пор удивляюсь, что послушался тогда своего второго голоса. Я сказал Лхакпе: „Скажи Робу, что я пошел вниз“. Спускаться я стал не сразу, а постоял еще минут пять.

Возможно, слова Стюарта на меня и повлияли, но только на подсознательном уровне. Решение я принял сам. Мне стало ясно, что я не смогу дойти до вершины и вернуться полноценным человеком, не калекой.

В конечном счете можно сказать так: я отказался от восхождения потому что не был уверен в том, что выживу и уж тем более сумею сберечь пальцы на руках и ногах. Помимо этого, в отличие от большинства моих товарищей, мне не нужно было восхождения любой ценой. Конечно, я хотел покорить вершину. Боже мой, как я об этом мечтал! Но… Я живу в Детройте. Я бы вернулся в Детройт и сказал: „Я покорил Эверест“. Мне бы ответили: „Эверест, да? Здорово. Кстати, ты слышал, как вчера наши сыграли с «Питтсбург Пингвинз»?“ Там никому нет дела до этих гор, они даже не знают, где они находятся. „Это что, самая высокая гора?“ И кто-нибудь бы обязательно сказал: „Слушай, а разве ты там еще не был?“ Словом, восхождение на Эверест не было для меня вопросом жизни и смерти. Успех здесь не стал бы для меня главным событием в жизни. И уж конечно, мне совершенно не грозило попасть на первые полосы газет. Известность, слава, популярность – все это было очень важно для некоторых участников. Не скрою, меня такие вещи тоже волновали, но… Желание добиться успеха не затмило моего сознания, и о своей безопасности я все же не забыл».

В одиннадцать часов сорок минут Лоу Кашишке, отказавшись от дальнейшего восхождения, начал спускаться. Стюарт Хатчисон и Джон Таск тоже пошли вниз. Для них штурм вершины закончился. Около полудня Кашишке увидел Скотта, идущего ему навстречу.

Лоу вспоминал потом: «Я сказал тогда Скотту, что решил спускаться. Забавно, но на тот момент я уже не думал, правильно я поступаю или нет, просто шел вниз. Скотт внимательно на меня посмотрел и ответил: „Ты абсолютно прав, Лоу“.

Он был все тот же – Скотт, которого все мы так хорошо знали, – ясный взгляд, волосы были чуть в снегу. Весь он был прямо как с картинки, и этот белый снег, который запутался у него в волосах… Наша беседа заняла у нас от силы полминуты, а потом мы пошли каждый своей дорогой: я вниз, а Скотт – наверх».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.