«Мы сделали все, что смогли!»

«Мы сделали все, что смогли!»

В недоброе и не столь давнее время гибель «Комсомольца» была бы непременно поставлена в вину экипажу. Кажется, впервые за всю историю наших морских катастроф экипаж затонувшего корабля не только не наказали, как это было принято, но и наградили, взяв во внимание все обстоятельства аварии и самоотверженность, с какой моряки боролись за жизнь подводной лодки. Правда, подобные попытки справедливости делались еще во времена хрущевской «оттепели», однако, увы, они в лучшем случае ограничивались тем, что уцелевшую часть экипажа не наказывали. Не наказали представленных поначалу к правительственным наградам моряков прискорбно знаменитого линкора «Новороссийск».

В том, что подводникам пострадавшего корабля не навесили с ходу ярлык «аварийщиков», а воздали должное их мужеству, я вижу знак добрых перемен в нашем общественном сознании.

Все же в них очень легко бросить камень. И нашлись люди, которые не отказали себе в этом злорадном удовольствии. Раз загорелись, значит, сами, мол, во всем виноваты. Это было сказано априори, исходя лишь из самого факта аварии и неопределенности конкретных причин возгорания в кормовом отсеке.

Со сталинских времен у нас повелось легко обвинять и трудно оправдываться. Ах, вы оправдываетесь, значит, виноваты, И я прекрасно понимаю, что доводы «комсомольцев» убедительны лишь для их коллег, специалистов, все остальные принимают их на веру в зависимости от желания верить или не верить. Даже если сейчас взять и опубликовать зачетные ведомости предпоходовой подготовки экипажа, испещренные «пятерками» а «четверками». Все равно раздадутся голоса: «Знаем мы, как их ставят!»

Что и говорить — плохая у вас, ребята, тактическая позиция — обороняться.

Я не в первый раз встречаюсь с моряками «Комсомольца». С некоторыми служил вместе на дизельных подводных лодках. Я люблю этих людей. Люблю за их преданность своему дьявольски рискованному делу, за их неброскую отвагу, за умение найти выход из любого безвыходного тупика, за неизменный юмор, чаще всего грустный.

Когда в Москве побывала группа моряков из состава экипажа атомной подводной лодки «Комсомолец», принимавшая участие в завершающем этапе расследования правительственной комиссией причин и обстоятельств гибели атомохода, я беседовал с капитаном 1 ранга Б. Г. Колядой, бывшим на «Комсомольце» старшим на борту, командиром турбинной группы капитаном 3 ранга С. А. Дворовым и инженером гидроакустической группы капитан-лейтенантом И. В. Калининым.

Я расспрашивал их не при лампе следователя. Разговор шел при свечах… А при свечах не лгут. И верю им, когда они в один голос сказали: «Мы сделали все, что смогли!»

* * *

— В одной из газет было высказано сомнение в том, что «Комсомолец» являлся опытовым судном…

— Советская военная энциклопедия отпределяет опытовое судно как «судно (корабль), специально оборудованное и приспособленное для проведения различных испытаний нового вооружения, конструктивных узлов корпуса, экспериментальных исследований силовых установок, движителей и других технических средств в условиях плавания. Обычно для этих целей переоборудуются корабли и суда серийной постройки, в отдельных случаях опытовые суда могут строиться по особому проекту». Вот именно к такому классу кораблей относилась наша подводная лодка. «Комсомолец» был спроектирован и построен в единственном экземпляре. Первый этап опытовой эксплуатации был окончен в июне 1987 года. Вторую программу всевозможных испытаний мы начали выполнять с августа 1988 года. И вот что еще важно сказать: «Комсомолец» замышлялся и строился не как научно-исследовательская субмарина, а как боевой корабль. Окончательно утвердить его в этом качестве могла только реальная боевая служба. Вот почему номинально он находился в «первой линии», как мы говорим, то есть в боевом строю.

Кстати говоря, боевая эксплуатация опытовых подводных лодок широко практикуется и в США, и во Франции, и в Англии…

Уникальность «Комсомольца» заключалась не в том, что его корпус был изготовлен из титана, а в его способности погружаться на 1000-метровую глубину и находиться там длительное время, чего ни одна наша атомная подводная лодка сделать не может.

— Борис Григорьевич, Вам ставят в упрек, что Вы, как старший на борту, не возглавили борьбу за живучесть…

— В этом не было никакой необходимости. Если бы командир растерялся или отдавал не те распоряжения, я, как старший на борту, обязан был бы взять командование на себя, фактически отстранив командира, записать свое решение в вахтенный журнал и действовать по своему разумению. Но Ванин был на своем месте, он принимал те же решения, что возникали а у меня. Поэтому кое участие в борьбе за живучесть ограничивалось лишь советами. Это, кстати, свидетельствует о высокой профессиональной подготовке командира.

— И тем не менее я открываю газету и читаю: «Можно ли вообще говорить о грамотных действиях экипажа, если первая минута пожара уничтожила один из отсеков АПЛ, седьмая минута уже два со всем живым, что было в этих отсеках…»

— Трудно поверить, что этот упрек брошен профессиональным подводником. Но это так, и, значит, рассчитано это хлесткое заявление лишь на то, чтобы впечатлить непосвященного читателя.

Пожар в седьмом начался взрывообразно, поэтому кощунственно обвинять погибшего старшего матроса Н. Бухникашвили, что он не сработал так, как работал на тренажерах. Он был оглушен, убит в первые же секунды аварии. Примерно то же было и в смежном шестом отсеке. Туда прорвалось горящее масло по маслопроводу, герметизация которого на ходу лодки не предусматривалась конструктивно. Это неизбежно произошло бы не обязательно на седьмой минуте, но могло бы случиться и на третьей, и на десятой. Мы технически были бессильны помешать проникновению огня в шестой отсек. В этом также сказался опытовый характер корабля.

Но вот наш критик утверждает дальше: «В 11.03 объемный пожар в концевом отсеке „Комсомольца“ стал фактом… Вводи в действие тренировку по борьбе за живучесть, вводи то, что уже отработано и что сведет на минимум пагубность шокового состояния командования и всего экипажа, и тогда в 11.04–11.05 АПЛ уже была бы в надводном положении…»

Как говорится, «спасибо за совет». Если бы это утверждал журналист, ведший беседу, мы бы это как-то поняли. Но ведь бывший капитан 1 ранга прекрасно понимает, что с глубины в 486 метров за одну-две минуты не всплывешь. И если бы экипаж действительно впал в шоковое состояние, мы бы вообще не всплыли.

Аварийная ситуация нарастала непредсказуемо и лавинообразно. Никакие заученные ранее навыки не годились. Нам приходилось принимать нестандартные решения. Не будем повторять хронику наших действий по борьбе за живучесть, она публиковалась в открытой печати вместе с выписками из вахтенного журнала, где поминутно расписаны действия личного состава и командования корабля.

Как можно «ничтоже сумняшеся» утверждать такое: «…Не говоря уже о какой-то организованной борьбе за живучесть АПЛ, вскоре будут оставлены личным составом 5-й и 4-й отсеки».

Наша беда подается как наша вина. Все эти электрические возгорания в 5, 4, 3-м отсеках возникли как следствия пожара в корме, а не из-за ошибок лодочных электриков. Давайте согласимся на минуту с авторами беседы в том, что командование корабля и экипаж «впали в пагубное шоковое состояние» и потому и «речи быть не может о какой-то организованной борьбе за живучесть АПЛ». Тогда кто же заставил всплыть горящую подводную лодку с глубины почти в полкилометра? Кто загерметизировал отсеки, подал огнегаситель в горящие отсеки? Кто своевременно вывел из действия и расхолодил ядерный реактор? Вывел из задымленных отсеков людей, организовал медицинскую помощь, установил радиосвязь с берегом? Ведь все это и есть борьба за живучесть, и растерявшийся, деморализованный экипаж не смог бы сделать и десятой доли того, что успели павшие и живые члены экипажа.

— Вот еще одно сомнение в достаточном уровне подготовки экипажа: «Заместитель командира дивизии — на борту. Сам начальник политотдела — на борту. Целый ряд флагманских специалистов — тоже… Я считаю, что они пошли в поход, — утверждает А. Горбачев, — потому, что экипаж был слаб и его надо „поднимать“».

— Самый опасный вид лжи — ложь пополам с правдой. Да, действительно, второй экипаж «Комсомольца» уходил в свое первое плавание. Как это всегда бывает — независимо от степени подготовки экипажа, — в такой поход идет и старший начальник, более опытный подводник, который не только помогает командиру советом. он и оценивает его всесторонне, прежде чем выпустить его потом в самостоятельный поход. Это общая практика для всех флотов.

Не было особой нужды в участии в том роковом, нашем последнем походе начальника политотдела. Талант Амитжанович Буркулаков вышел в море и в самом деле для того, чтобы поддержать, но не «слабо подготовленный экипаж», а его нового замполита, который до того служил на надводных кораблях и под воду уходил впервые. Оба политработника погибли. Никакого «целого ряда флагманских специалистов» на борту у нас не было. Это явствует и из списка членов экипажа, опубликованного в открытой печати.

Нам доверяли всецело.

— Как Вообще осуществлялась предпоходовая подготовка экипажа?

— «По полной схеме», как мы говорим. Это значит, что мы несколько лет готовились к своему самостоятельному большому плаванию, отработали полный курс боевой подготовки как в базе, так и в специальном учебном центре флота, с хорошими и отличными оценками сдали курсовые задачи, выполнили на тренажерах и в море программу боевых упражнений. Разумеется, отрабатывались и варианты борьбы за живучесть корабля. К сожалению, меньше всего готовились к экстренному покиданию корабля в надводном положении. Надеялись, что спасательные плоты и ВСК (всплывающая спасательная камера. — Прим. авт.) не подведут в силу простоты устройства, да и вообще до них дело не дойдет. Главным противником считали сверхдавление на больших глубинах…

А. Горбачев представляет дело так; что в поход вышли зеленые новички. Судите сами. Тридцать три человека из нашего экипажа и ранее выходили в дальние походы, в том числе и на «Комсомольце». Кстати, среди них были и старший матрос Н. Бухникашвили, и мичман В. Колотилин (6-й и 7-й отсеки). Часть экипажа участвовала в приемке корабля от промышленности и все без исключения внимательно перенимали опыт эксплуатации механизмов от первого экипажа.

Авторы весьма тенденциозной беседы, говоря о нашей «беспомощности», старательно обходят тот факт, что жертвами огня стали лишь два человека. Как правило, объемные пожары на подводных лодках дают куда более печальную статистику.

— Очень часто спрашивают: почему вы оказались в воде без индивидуальных спасательных средств?

— Во-первых, часть их оказалась повреждена пожаром, кое-что осталось в труднодоступных задымленных местах. Во-вторых, часть баллончиков тех же ИДА была израсходована в ходе борьбы за живучесть в задымленных отсеках. И, наконец, самое главное, мы вышли наверх не для того, чтобы прыгать в воду. Мы вышли, чтобы отдышаться и встретить плавбазу, которая была на подходе.

Никто не ожидал столь мощного прорыва воды в кормовые отсеки, когда судьба корабля решилась в считанные минуты. Их явно не хватило бы на то, чтобы спускаться в отсеки и поднимать наверх свыше полусотни комплектов индивидуальных средств.

Решение прибегнуть к коллективным средствам спасения, то есть к плотам, было единственно верным в той обстановке. Другое дело, что конструкция плотов оказалась столь несовершенной, что они очень трудно извлекались из термоконтейнеров и очень легко опрокидывались на волне.

— Вы говорите, никто не ожидал столь быстрой гибели корабля. Но ведь именно в этой непредусмотрительности вас и обвиняют… Читайте: «…Не покидала уверенность в том, что ПЛ удастся спасти». На чем основывается такая уверенность? Так и хочется сказать: «А бог их знает…»

— Грош цена тем морякам, у которых с самого начала нет уверенности в том, что корабль можно спасти. Наша уверенность основывалась на том, что пожар в кормовых отсеках локализован и герметизирован. Температура нагрева носовой переборки 6-го отсека постепенно снижалась, и это вселяло надежду на то, что пожар затухает. Практически до 16 часов подводная лодка была на ровном киле, а это верный признак, что вода внутрь корпуса не поступает. И, наконец, самое главное: все мы знали, что ни одна атомная подлодка в мире не тонула за считанные часы после пожара. Проходили сутки, двое и более, прежде чем забортная вода проникала в отсек через выгоревшие сальники.

А. Горбачев пытается поставить нам в пример аналогичную катастрофу, происшедшую в конце 60-х годов. Мол, лодка так же, как «Комсомолец», разгерметизировалась после пожара и пошла на дно. При этом он забывает уточнить, что пожар на той лодке продолжался более двух суток да и забортных отверстий было значительно больше.

— Что же послужило причиной столь мощного и неожиданного прорыва воды в прочный корпус?

— Если б мы знали! Комиссия из крупнейших специалистов вот уже восемь месяцев пытается найти ответ на этот вопрос. Хотя А. Горбачев нашел его спустя три недели после катастрофы: «…Пожар выжег, вероятно, такое количество сальников, уплотнений в прочном корпусе»… Но любой школьник расскажет, что через эти открывшиеся отверстия вода не заполнит так быстро, как это случилось.

— Ну а у вас есть своя собственная версия?

— Безусловно. И не одна. Но до окончательных выводов Государственной комиссии мы, наверное, не вправе говорить о них публично.

— Почему? Ведь вы же уже изложили их членам комиссии, так что, повторив свои предположения в печати, вы вряд ли сможете повлиять на выводы специалистов, у которых наверняка есть свои рабочие гипотезы. Или ваши версии касаются секретных обстоятельств?

— Ничего секретного в наших предположениях нет. Во-первых, металл прочного корпуса мог дать трещину из-за огромного перепада температур: внутри оболочки — тысячи градусов, снаружи — плюс три. Во-вторых, титан при высоких температурах и при большом давлении может гореть. Возможен прогар корпуса на стыке отсеков. В-третьих, мог взорваться от перегрева порох в системе аварийного продувания балластных цистерн… Можно назвать еще несколько вероятных причин, но ни на одной пока нельзя остановиться с полной уверенностью.

— Что вы можете сказать о ВСК — всплывающей спасательной камере, которую бывший коллега охарактеризовал как «камеру-убийцу»?

— Это очень эмоциональная оценка, да и сам термин позаимствован скорее из нацистского лексикона. Что она из себя представляет? Это довольно объемистая яйцеобразная капсула с герметическим входом снизу и таким же выходом сверху. По окружности ее в три яруса расположены сиденья для всех членов экипажа. Ее назначение — доставить личный состав на поверхность из затонувшей подводной лодки. Камера может держаться на плаву несколько суток, Из того, что наработала мировая конструктивная мысль, это сейчас самое надежное средство спасения с подводной лодки, затонувшей на предельной глубине. В идее такой камеры нет ничего убийственного. Беда нашей ВСК состояла в том, что она очень легко крепилась к прочному корпусу, и был случай, когда она самопроизвольно всплыла. Тогда представители фирмы усилили стопора и… перестарались. Поэтому пять человек, которые оказались в ВСК в момент затопления лодки, не смогли вовремя отсоединить камеру, и она отдалась, видимо, от удара о грунт. Но и в этом случае она всплыла невредимой вместе с живыми до поры подводниками. Трое человек умерли из-за того, что не успели надеть ИДА и отравились угарным газом, который вошел в камеру вместе с дымом и стал особенно токсичным при повышенном давлении. Четвертый погиб, ударившись головой о край люка, когда его вышвырнул сжатый воздух. Если бы люк был задраен как положено, а не второпях, на одну защелку, камера осталась бы на плаву и спасся бы не один человек, а по меньшей мере двое.

Трагедия «Комсомольца» не столько в том, что на нем произошел пожар — при всей его тяжести мы справились с ним с минимальными жертвами (да и нет в мире пожаробезопасных лодок), — а в том, что спасательные службы страны оказались не готовыми к тому, чтобы (мы уж не говорим о такой сложной задаче, как вызволить людей из-под воды, с глубины) просто подобрать их с поверхности моря. Ведь на нашем месте могли оказаться моряки любого ведомства, пассажиры, яхтсмены, рыбаки, и всех их ждала бы та же участь — наблюдать, как рядом падают недоступные спасательные средства, и замерзать в ледяной воде. После не столь давней гибели парохода «Адмирал Нахимов», наверное, можно было бы понять, как худо обстоит у нас дело со спасением людей на море. Понять и сделать выводы. Мы не уверены, что и катастрофа «Комсомольца» расшевелит нерасторопные инстанции и предприятия. Неужели в этом придется убедить еще раз?!

— Какова дальнейшая судьба экипажа «Комсомольца»?

— Экипаж расформирован в декабре прошлого года. К величайшему нашему сожалению, нам пришлось разъехаться по разным кораблям и гарнизонам. Переохлаждение пока сказалось только на мичмане Эдуарде Кононове. Он комиссовался из-за онемения ног.

Но куда бы судьба нас ни забросила, каждый будет знать и помнить — если вдруг придется тяжко в море житейском, есть на свете товарищи, с которыми ты держался за плотик в ледяном аду заполярного моря.