Три звонка
Три звонка
Своему новому аспиранту Игорь Евгеньевич поставил задачу — выучить английский язык, причём на таком уровне, чтобы можно было составлять обзоры научной периодики. Знание английского сыграло потом существенную роль при разработке первого в СССР заряда, в котором проявятся элементы синтеза ядер дейтерия.
Тема диссертации Сахарова хоть и находилась в области ядерной физики, но прямого отношения к оружию не имела. Однако, ядерная бомба настойчиво «ломилась» в жизнь молодого аспиранта. Ещё до войны отец рассказал о делении урана, о возможности цепной реакции, дал ему почитать популярную статью в УФН на эту тему. Вскоре там же была опубликована статья Зельдовича и Харитона об управляемых и взрывных ядерных реакциях — это было более, чем странно, ибо весь мир, — англичане, французы, американцы, — засекретили все работы по ядерной физике, опасаясь, что их результатами воспользуется фашистская Германия. А вот в стране, где засекречивание довели до идиотизма, где секретилось буквально всё, — от запасов золота до числа «очков» в городских сортирах — публикации по ядерной физике были открыты и доступны любому. Впрочем, Андрей Дмитриевич, по собственному признанию, так и не понял важности этих открытий.
Не «врубился» он и зимой 45-го, когда по Москве поползли слухи о возглавляемой академиком Курчатовым «двойке» (так сначала назывался будущий институт атомной энергии — лаборатория № 2 АН СССР. Лаборатория № 1 была в Харьковском Физтехе). Как ни зверели в НКВД, принимая самые драконовские меры по засекречиванию, шило всё равно лезло из мешка. (Интересно в связи с этим воспоминание бывшего конструктора первой атомной бомбы Турбинера. На свой страх и риск он решил разыскать эту «двойку», которая по слухам обреталась где-то за Соколом. Сев в трамвай, он спросил молочниц, ехавших на рынок:
— Где тут научный институт?
— Это што-ли, где атомную бомбу делают? — загалдели молочницы. — Вот он туточки, в Покровском-Стрешневе…)
Первый раз Андрея Дмитриевича всерьёз задело, когда он услыхал о Хиросиме и взрыве над ней бомбы неслыханной мощности — в 20 Ктн. «У меня подкосились ноги, — вспоминал потом Сахаров. — Я понял, что моя судьба и судьба очень многих внезапно изменилась. В жизнь вошло что-то новое и страшное…»
Сахаров достал журнал «Британский союзник», который издавало английское посольство в Москве, и стал изучать опубликованный там «Отчёт Смита» — научный доклад, где американцы излагали принципы, конструкцию, а также результаты испытаний первой атомной бомбы.
Итогом такого чтения стала кипучая изобретательская деятельность аспиранта по созданию реакторов, по разделению изотопов урана и прочая, и прочая. И хотя всё это оказалось нереальным и далеко не новым, кое-кто доложил «куда следует» об атомных увлечениях Сахарова, ибо едва ли не каждый третий в стране был сексотом и доносчиком.
Первый звоночек, как видно, прозвучал и затих, но вскоре, в 1946 году прозвенел второй. Сахарова пригласили зайти в комнату № 9 в одной из московских гостиниц. Сидевший там генерал сказал Андрею Дмитриевичу:
— Мы давно следим (!) за Вашими успехами в науке. Предлагаем Вам перейти в нашу систему для участия в выполнении важных правительственных заданий.
Далее генерал стал соблазнять Сахарова громадными возможностями «системы» — лучшими в мире библиотеками, самыми большими ускорителями, самой высокой зарплатой и, наконец, московской квартирой. Правда намекнул, что придётся из Москвы уезжать.
Перспектива оказаться опять где-то в провинции не устраивала аспиранта, да и диссертация не была ещё завершена. В следующем, 1947 году он её закончил, но выяснилось, что основная задача диссертации — безизлучательные ядерные переходы — была уже давно решена японскими физиками. Игорь Евгеньевич подосадовал, но всё же махнул рукой — мол, всё равно сойдёт. В те времена продукты выдавались по продовольственным карточкам, и карточка аспиранта была намного тощее, чем карточка кандидата наук. А «на шее» Андрея Дмитриевича была семья — жена и дочка. И аспирантской стипендии не хватало, чтобы арендовать жильё — приходилось занимать деньги у отца и у Игоря Евгеньевича. Так что защита диссертации была не столько научной необходимостью, сколько житейской.
Тем более что успешная предзащита прошла в курчатовской «двойке» — там Сахаров делал доклад по теме своей диссертации. Тут же прозвенел и третий звоночек — Курчатов пригласил диссертанта в свой кабинет и предложил перейти после окончания аспирантуры к нему, для дальнейших занятий теорией ядерной физики. Но и третий звонок Андрей Дмитриевич проигнорировал — расставаться с академиком Таммом не было никакого резона. А после третьего — последнего — звонка Судьба взялась за Сахарова весьма круто…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.