Глава II
Глава II
Город встречал апрельским солнцем, дорожной затхлостью и уличной торговлей. Лотки и их подобие попадались не реже одного на сто метров. Торговали тряпьём, продуктами, алкоголем и канистрами с рукописными табличками «Хороший бензин».
Нечастые прохожие, не желая попадать в облако автомобильного очарования, привычно сваливали с обочины. Чуть поубранные руины домов пока ещё не пугали, а тех, кто это видел впервые, лишь музейно заинтересовывали.
«Первоходы», очаровашками пялились по сторонам, изредка кто-нибудь знающе тыкал пальцем и авторитетно пояснял: «Кумулятив…» Те же, кто хоть каким-то краем своей жизни касался реальной, не полигонной стрельбы, мрачнея, сужали глаза в неконтролируемом напряге.
Романовский мост… Проспект Победы… Рынок… Драмтеатр… Площадь трёх дураков… Красный молот…
Эрмитажевским экспонатом, посреди оживающих местами руин, вынырнуло девственно-розовое здание «Грозэнерго». Ни одной пулевой выбоины или осколочной насечки, весёлые шары освещения на углах ограды и, важнопохаживающая по периметру прилегающей брусчатки, охрана в американской — «Буря в пустыне» — форме.
— Уважают Чубайса-то, — прочитав выложенное крупными буквами, название, хмыкнул в сторону здания водитель УАЗа Юра Окунев.
Договорить он не успел, впереди идущая машина резко заложила вираж влево. Юрка, сопровождая визг выворачиваемого рушц лёгким матерком, повторил манёвр. Неширокая площадь упиралась в сдвоенное железными воротами проезда двухэтажное здание, примитивная, но эффективная от шахидских атак, змейка, бетонными блоками и мешками с песком, примыкала к воротам.
— Приехали, — не поворачивая головы, сообщил Кутузов, — выходим граждане.
Нотка облегчения в его голосе была неподдельна. Суматоха двух последних дней осталась позади. Как принято в любой силовой структуре задача поставленная — задача исполненная. Прибывшему личному составу необходимо было в максимально короткий срок разгрузить вагоны, согнать технику и, не мешкая, выдвинуться к месту прохождения службы.
Первым делом, в лучших традициях силового экстрима, было выброшено содержимое товарного вагона, затем, под руководством, семенящего вдоль полотна, тыловика были сгружены автомашины. Первая часть поставленной задачи была выполнена в рекордные сроки. По увещеваниям Куликова, вот-вот должны будут подойти «коробочки» сопровождения. И едем. Толкнув этот спич, Куликов, вместе с Елиным оставили старшим зампотыла и, загрузившись в «буханку», укатили в сторону палаточного городка.
За десять минут до убытия, в эту машину два дюжих омоновца, из пристяжи, затащили какие-то коробки. На въезде УАЗик ощутимо тряхнуло и, все, находившиеся около разгруженного барахла услышали предательский бутылочный звон.
Через пару часов пошёл дождь. Томительное ожидание затягивалось. Обещанных «коробочек» не было. Весь личный состав забрался в вагоны и, меланхолично, наблюдал как размокает под монотонным дождём, выволоченная из контейнеров мебель.
Только к середине следующего дня к эшелону подлетел бронированный УАЗик из которого вышло двое фуражко-камуфляжных. Бабаев понёсся к ним в надежде разрешить ситуацию, но приехавшие, с нескрываемым удивлением, слушали заявления тыловика. В итоге выяснилось, что товарищи просто искали Куликова и Елина, с которыми по их словам «в одном окопе сиживали». Уехали и они.
Лишь на следующий день, закидав в прибывшие «Уралы», потяжелевшую от влаги мебель, одуревшие от железнодорожных впечатлений, вологжане двинулись прочь от шпал, рельсов, стрелок и пластико-дермантинового ада плацкартных вагонов.
* * *
Личный состав отдела КМ насчитывал 12 человек, учитывая Лаврикова и Кутузова. Все опера, полным числом, уже второй час, забив собой некое подобие «ленинской» комнаты, в здании комендатуры, слушали речь руководителя Центра Содействия полковника Жоганюка. Прибывший дней за десять до подчинённых, он считал, что в полном объёме овладел оперативной обстановкой. Наверное, поэтому его речь часто сводилась к общим фразам и изложению статей центральных СМИ. Как-то незаметно всё это подавалось его личной точкой зрения, основанной на глубоком анализе предмета, десять дней — это срок. Схема работы, озвученная полковником, выглядела следующим образом.
Все источники, сиречь агенты, обязаны, предваряя свою деятельность по освещению оперобстановки, осуществить с ним контрольную встречу и, лишь потом, при положительном вердикте, приступить к работе, сиречь к «стуку». Любые ОРМ[9], должны быть согласованы и только с его, Жоганюка, разрешения, проведены.
Основная цель КМ — оказание практической помощи местным отделам внутренних дел, при этом в общении с коллегами необходимо «следить за базаром». Ещё много чего было сказано, что можно было бы подытожить фразой: «В настоящее время командованием ОГВс введено положение «Стоп-колёса».
— Так что лазать нигде не получится, — строго оглядел, развалившихся в переднем ряду Бескудникова, Катаева и Долгова, суровый полковник.
После этой скомканной концовки, последовало традиционное для наших сборищ:
— Всё ясно? Вопросы?
Вопросов было миллион, но опера, собравшиеся в зале, людьми были бывалыми, поэтому, угадав в Николае Ивановиче, непрошибаемого догматика, благоразумно решили вопросов не озвучивать. В данный момент всем хотелось только одного — побыстрей разобрать сваленные в запыленном кубрике, сумки, умыться с дороги, обустроиться и банально пожрать. Поэтому слова Жоганюка: «Ну, коль скоро нет вопросов…» потонули в грохоте отодвигаемых стульев.
Выпроводив подчиненных, полковник Жоганюк присел за свой стол и, жестом бюрократа, сгрёб в аккуратную папочку свои бумаги. Ему был 51 год, командировку в ЧР, заместитель штаба УВД, рассматривал дембельским аккордом в своей карьере, начавшейся в райцентре — селе Вынога и, возможно, так бы и закончившейся, если бы не случайная встреча с земляком, выпускником Академии, ловко ввинтившемся в сложную структуру управленческого аппарата.
Загоревшийся желанием зарабатывать что-нибудь существенней «песочных наград», Николай Иванович, упросив своего приятеля, совершил карьерный кульбит, позволивший пройти согласование, сначала на должность в штабе УВД, а затем и начальника Фрунзенского Центра Содействия ЧР.
Рожи новых подчинённых ему очень не понравились наглостью нахальных глаз и субординационной развязанностью. Привыкший подавлять в родном райцентре любые попытки инакомыслия тяжестью полковничьих погон, он не ощутил у прибывших привычного трепета.
Раскрыв ежедневник, полковник Жоганюк сдвинул кустистые брови:
…Трудотерапия… — соскользнуло с его сухих губ, одно из любимых слов.
Пунктом номер один, на чистой странице появилась первая запись: «Обложить входы-выходы внутреннего двора, провести ПХД, наметить учебно-методическое занятие и пр.» Захлопнув блокнот, он вышел из-за стола и покинул кабинет, размышляя какими мероприятиями заполнить это самое «пр.».
* * *
Прошла первая неделя. Распоряжение «стоп-колёса» до сих пор не было снято. Все отделы Центра, как проклятые, ишачили на хозяйственных работах. Мобовцы под насмешливыми взглядами «контрабасов» комендантской роты таскали на своём горбу мешки с песком на крышу здания комендатуры. Там пэпэсники усиливали обороноспособность гнезда ЗУ[10]. Отдыхающая смена дежурной части мела плац и дворы. Штабные «волкодавы», как муравьи, волокли всё что не приколочено (стулья, полки, сейфы) к себе в «офис», для придания рабочей обстановки.
Отдел КМ разместился в основном складском корпусе «Главчеченснаба». Здание было настолько большим, что в нём, как в голландском сыре, с нескольких сторон зияли входы для жилых помещений разведвзвода комендатуры, череповецкого ОМОНа, отделов КМ, штаба и ППС. В нём же присутствовала столовая и, с обратной стороны, пара помывочных помещений. Соответственно, весь корпус был разделён перегородками для удобства функционирования кубриков. Каждый вход, за эту неделю, привели к единому стилю — обложили мешками с песком стеной в человеческий рост, с возможностью только бокового прохода в помещения.
Отдел МОБ, заселившись на второй этаж комендатуры, добротной и снарядоустойчивой, как уже было сказано выше, тоже не избежал горькой участи рабочих лошадок. Обе двухэтажки — комендатура и прокуратура — фасадной частью выходили на площадь, с неизменными палатками, коробейниками и шашлычными. Подходы к территории с боков защищали неиспользуемые складские корпуса в кирпичном исполнении полметровой толщины стен. Замыкало периметр оборонительных рубежей, притулившееся с задней части воинское подразделение МЧС. Посреди этой цитадели и располагался муравейник обжитых корпусов.
Солнце свалилось за края видимости, оставляя одноцветное лекало заката. Оперативники сидели в курилке и, ожидая вечерней поверки, лениво перекидывались фразами.
— Скоро отупеем с нашим руководством… Строем будем ходить и «Катюшу» петь перед сном, — выпустив сигаретный дым из ноздрей, сказал Рябинин.
— На следующей неделе Жоганюк пообещал встречу с сотрудниками УР Фрунзенского РОВД, — донёс до собеседников перспективу опер по линии НОН[11], Серёга Капустин, — так сказать, по обмену опытом и оперин-формацией…
— С поцелуями взасос и хлопаньем по булкам, — продолжил Бескудников и, вдруг взорвался, — как он задолбал меня!.. Сегодня залетает в кубарь, я лежу, сплю, никого не трогаю… Он, как заорёт: почему не на ПХД[12]!..
Все заинтересованно слушали Беса, по той причине, что тоже профилонили хозработы, прозагорав на крыше нежилого корпуса.
…Я лежу, он меня за плечо трясёт… я глаза рукой прикрываю и ой-й, бл..!.. — растягиваясь в ухмылку говорил Бес, — он, короче, отскочил… Я ему: кто здесь? Он мне, чего не видишь что ли? Я ему и говорю: а-а, это вы, товарищ полковник! Вот, мол, листы для укрепления ворот сваривал и «зайчика» поймал. Доктор отправил в темноте полежать… Говорит ослепнуть могу…
Бес выдержал почти мхатовскую паузу.
— А он? — ожидая очередной каверзы, чуть не хором, овопросили Беса опера.
— Что он? Пожелал здоровья и пошёл вон…
— Слышь, Сань, а откуда у нас сварочный аппарат взялся? — спросил Рябинин.
— Так вот, Жоганюк и вернулся это спросить…
— Ну?
— А я уже к Долгову и Катаеву в спортзал свалил. Пересидел там.
— Так один хрен спалился…
— Если бы спалился, то он бы уже с приказом о наказании бегал… Я же с ним базарил и рожу закрывал, он и не запомнил мой благородный профиль.
Опера дружно рассмеялись. Вынужденное безделье начинало тяготить. Наваленные Жоганюком, функции хозвзвода откровенно бесили. Обещания полковника завалить информацией и взвинтить масштабную практическую деятельность, так и оставались фикцией. В принципе, Николай Иванович был неплохой мужик, но его желание «пересидеть», не вязалось с мятежными натурами, рвущихся в бой оперативников. Из всего комплекса планируемых мероприятий в город выезжала лишь оперативная группа, да и то лишь на подрывы с человеческими жертвами или двойные-тройные убийства. Формат работы по этим происшествиям заключался в том, что опергруппа, включая водителя, занимала посты боевого охранения ближнего рубежа (дальний обеспечивали бойцы ОМОНа), а следователь горпрокуратуры спешно царапал протокол осмотра места происшествия. Местные менты, если потерпевшие не были их знакомыми, цокали языками, о чём-то между собой переговаривались и уезжали. В случае преступных посягательств на федералов, к месту нападения стягивались «коробочки», вэвэшники, СОБРы-омоны и в округе проводилась демонстративная «зачистка», никогда не приносящая результатов. Последний раз такие мероприятия проводились, когда на Староремесленном шоссе неизвестные расстреляли троих офицеров Центральной комендатуры. Выскочившие в числе первых — убийство произошло в двухстах метрах от ПВД — череповецкие омоновцы были встречены одиноким автоматчиком, атаковавшим бойцов из-под крыши трёхэтажного здания. Получив ответ из восьми стволов, «дух» ретировался. Однако один из парней, Лёха Драгунов выхватил пулю 7.62 в голень. Участие в этой перестрелке принимал Саня Таричев, с годовым стажем, опер отдела КМ, который и рассказал о произошедшей глобальной общевойсковой операции.
Решение что-то менять, в закаменевшей ситуации, нарастало с каждым днём. По этой причине, затянувшаяся сегодня, посиделка переросла в пленарное заседание. Ждали только некурящих Катаева и Долгова, задерживающихся в омоновском спортзале.
— Ваша бодрость раздражает уже, пионэры, — улыбаясь, встретил Бескудников недостающих оперов.
— Хочется быть похожими на тебя, — отшутился Костя.
Саша добавил:
— О, стройный как кипарис и прекрасный как гладиолус…
Курящие, раздвинув круг, впустили опоздавших. Те, не сговариваясь, присели на корточки.
На правах неформального лидера (майор Кутузов по приезду как-то сразу дистанцировался, поселившись у Лаврикова, в секретной «кондейке»). Серёга Рябинин начал:
— Пацаны, давайте сразу все моменты обговорим… Кому охота на шару протусоваться, без драйва и экстри-ма, хм… Можете сразу уйти… Без обид…
Рябинин обвёл взглядом молчаливых оперов. Никто не шевельнулся.
— Через месяц вернётся Куликов (сопроводив эшелон до места, полковник убыл в Вологду), — продолжил, удовлетворённо хмыкнув, Сергей, — спросит за результаты, причём не этого клоуна, — он мотнул головой в сторону комендатуры, — а с нас, сами знаете почему…
Парни знали. Полковник Куликов формировал оперское подразделение первой смены, только из тех, кого знал лично или о ком имел представление. К тому же не исключалась вероятность того, что через полгода, он возглавит Управление Мобильного отряда. Для того, чтобы быть в теме нужны оперативные позиции, набитые схемы и готовые разработки. Зная опыт и работоспособность этой команды в боевых условиях, в результатах он не сомневался. Как и в том, что, уезжая, они всё собранное замкнут на него.
— Так ты чего, Серый, предлагаешь? — не выдержал, самый молодой из собравшихся, Таричев.
— Мне надо свалить в Гудермес, у меня там «человек» информацию может подкинуть, — ответил Рябинин, — одному мне не с руки, нужна вторая машина, там нервничают иногда.
— Да и одному-то машину за ворота никто без разрешения не выпустит, — подал голос Ваня Поливанов, спортивный парень, лет двадцати пяти. До ментовки он служил по контракту в дивизии имени Дзержинского и не понаслышке знал что такое «стоп-колёса».
— Есть одна идея… Мы тут в спортзале с Луковцом пообщались, — переглянулся Катаев с Долговым, — правда полукриминальная…
В их глазах плясали весёлые огоньки.
— Что за идея? — задал вопрос Рябинин.
— Ну в общем так… через день, Серёга Луковец, как замкомандира отряда, посещает коменданта и тот выписывает ему одноразовые пропуска на случай экстренных выездов… Вот… У коменданта в столе их целая стопка, с печатями и подписями. Только число проставить… Короче, наш Жоганюк там же эти пропуска берёт…
— Ну это мы и так знаем… — Рябинин сдёрнул обёртку с новой пачки сигарет.
— Фишка в том, что Луковец может на пять минут выдернуть «Удава» из кабинета, при удачном раскладе можно занырнуть и спи…ть штук десять бланков… Всё равно их никто не считает…
«Удав» был позывным коменданта Фрунзенского района.
— Попалиться можно, — протянул осторожный Сергей Липатов, опер одного из райотделов, склонный к глубокому анализу любых событий.
— Можно, — Костя похлопал его по плечу, — да мы с Саней, вообще хотели вам сюрприз сделать… Сползать втихаря… Завтра как раз Луковца день…
— Ну, бляха, тихушники! — засмеялся Бескудников, — а братву по бороде! Я тоже участвую!..
— Ты приметный больно… — притормозил его порыв Рябинин, — от нас то, Костя, чего?
От нас Луковцу два пузыря, только нашей, вологодской водки, обещание брать их на реализации и крепкое комсомольское рукопожатие.
— Говно вопрос! — усмехнулся, поднимаясь со скамейки Рябинин.
— Значит с вас завтра пропуска! — торжественно постановил Ваня Гапасько, опер по розыску, который ещё вчера укрепил титановыми листами старых бронежилетов, закреплённый за ним УАЗ. Больше всего ему хотелось опробовать машину на ходу.
— Такие светлые мысли надо обмывать, — весело брыкнул Бес — ну, после вечерухи, естественно…
Возражений не последовало.
На следующий день Долгов и Катаев с утра исполняли номер «непринуждённая беседа» в коридоре второго этажа, рядом с кабинетом коменданта, полковника с редкой фамилией Иванов.
— …Сергей Сергеич, буквально на минуту… Для нашей череповецкой газеты… — дверь заскрипела и в проёме показалась крепкая фигура замкомандира ОМОНа Луковца, — пару кадров.
— Может в кабинете? — выразил сомнение, уже стоящий в дверях комендант.
— Не будет фронтового очарования… Да и при естественном освещении лучше качество будет… — выйдя в коридор, взял под локоток полковника Сергей.
— Тогда пару номеров подаришь, — вальяжно удаляясь от незапертых дверей, поставил условие Сергей Сергеевич.
— Об чём речь! — с интонациями булгаковского Коровьева, вскричал Луковец, — хоть десять!
Дождавшись, когда офицеры скроются, Костя метнулся к дверям кабинета.
— В случае шухера свисти, — шепнул он, вставшему на «атас» Долгову.
— Я свистеть не умею, кашлять буду, — также шёпотом ответил Саша.
Костя махнул рукой и заскочил в кабинет. Секунды превратились в часы. Долгов, похаживал по коридору, прислушиваясь к шуму на улице. Второй этаж был пуст, вся мобовская свора облагораживала территорию, зам-коменданта со вчерашнего пережора маялся похмельем и никаких выходов на службу не планировал, Жоганюк гонял чаи в прокуратуре.
Дверь тихонько открылась. Долгов обернулся и увидел, слегка припотевшего, но утвердительно моргнувшего обоими глазами, Катаева. Еле сдерживаясь, чтобы не дунуть во весь опор, напарники спокойно пошагали на выход. В коридоре первого этажа, напротив дежурной части, Луковец из последних сил держал сфотографированного ракурсах в семи-восьми, коменданта.
— Эту газету всё руководство «Северстали» читает, — втирал он полковнику, а, увидев оперов, скруглил разговор, — ну, до свидания, не смею вас более задерживать…
За похитителями бланков хлопнула входная дверь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.