5. * * * * *
5. * * * * *
Война, ваша милость, смешная игра:
Сегодня богатство, а завтра дыра,
Иные играют в войну босиком,
Иные в полете, иные ползком.
Но если бессмертна причина войны,
Мы тоже бессмертием облечены…
Луи Арагон. «Песня об осаде Лярошели».
Виллербанн — одно из индустриальных предместий Лиона. В нем есть несколько небоскребов довольно скромного вида, но все же отличающих Виллербанн от остального лионского пейзажа.
Неподалеку от этих небоскребов находится заведение, где содержатся слепые, глухонемые и умственно отсталые дети. В этом здании суждено было разыграться историческим событиям, в какой-то мере определившим ход войны.
Рене и Маргарита Пелле, руководившие этой школой, вступили в группу Марко Поло.
Они согласились создать у себя командный пункт, место для хранения архивов и подготовки почты, проще говоря — нашу «Централь».
Когда она была обнаружена и разгромлена, немцы дали ей название «Блинденгейм», что по-немецки обозначает «Убежище для слепых».
Помещение убежища, где никогда не прекращалась деловая толчея, с точки зрения конспирации было идеальным во всех отношениях.
Некоторые преподаватели и слепые ученики училища знали о подпольной работе, которая в ней проводилась. Они самоотверженно рисковали своими жизнями ради дела, и многие погибли.
В мирное время школа была не только учебным заведением для неполноценных детей, но и одним из центров так называемого «расширенного скаутизма».
Так именовалось движение, имевшее целью ознакомить с принципами скаутизма тех подростков, которые из-за физических недостатков или увечий не могли участвовать в обычных скаутских организациях.
Федерация юных разведчиков [25] поддерживала эти попытки. Она шефствовала над училищем и даже организовала в ее стенах небольшую группу слепых разведчиков. Несколько зрячих разведчиков — мальчиков и девочек — участвовало в повседневной жизни школы. Они во время войны тоже втянулись в работу нашей подпольной группы.
Кроме того, множество людей, не имеющих никакого понятия о наших нелегальных занятиях, также было вовлечено в то дело, которое позднее называлось «Дело Блинденгейм».
Убежище состояло из двух отдельных строений, расположенных в просторном саду, опоясанном стеной с несколькими выходами. Некоторые воспитанники жили в убежище, так же как и кое-кто из преподавателей. В дальнейшем к постоянным обитателям школы прибавилось несколько участников нашей группы, не имевших жилья или опасавшихся им пользоваться. Большинство воспитанников и преподавателей жило в городе.
Среди непрерывного потока родителей, преподавателей, поставщиков продуктов было чрезвычайно удобно принимать в убежище секретных агентов, съезжавшихся со всех концов Европы. Нас посетили там пятнадцать или двадцать приезжих, и никто ничего не заподозрил; катастрофа пришла совсем с другой стороны.
Все основные службы нашей подпольной организации: машинописное бюро для размножения документов, фотолаборатория, группа изготовления микрофильмов, рисунков, распределения денег и прочего осуществлялись секретарями, живущими в здании школы и покидающими его крайне редко.
Два радиопередатчика с позывными «Вильям Пауэлл» и «Кармен Миранда», работая почти круглосуточно, обеспечивали связь с Лондоном.
Кроме того, Верн, вступив в группу Марко Поло, сохранил собственный передатчик большой мощности и, кроме Лондона и Алжира, на ультракоротких волнах сносился со Швейцарией.
С февраля по июнь 1943 года наша организация распространилась по Франции, Германии, Бельгии, Голландии, Испании, Швейцарии, оккупированным скандинавским странам, Швеции и Италии.
Общее руководство осуществлял Сен-Гacт, а сбор материалов, их редактирование и т. д. проводилось в школе по указаниям Рене Пелле. Не разгружая себя от работы по школе (да еще в военных условиях!), Рене и Маргарита Пелле ухитрялись выполнять одновременно труднейшие задания «Централи».
Они спали от двух до четырех часов в сутки, но посылки всегда уходили вовремя и вести из Лондона были аккуратно приняты. В указаниях из Англии могло быть все что угодно, — от требования прошлогодней телефонной книги до приказа организовать казнь преступников.
У Рене Пелле было два брата: студент и дантист. Оба они охотно вступили в нашу организацию.
«Научный сектор» у нас был представлен значительно разросшейся группой, собравшейся когда-то вокруг Эльброннера, Эшкенази и Верна. Сектор располагал собственной оперативной базой, помещавшейся в каретном сарае квартала Круа-Русс. Именно там изготовлялись радиопередатчики, зажигательные бомбы, фальшивые документы и глушители для пистолетов и моторов.
Там же были собраны оригинальные труды европейских антифашистских ученых, касавшиеся прицельного бомбометания, ядерной энергии, радара и телевидения.
Здесь же размещалась «служба СВП» [26], которой руководил уже знакомый нам Дюбуа-Пантера. Постепенно он достиг в своей деятельности такого совершенства, что вполне мог обслуживать не только группу Марко Поло, но и все организации Сопротивления лионского района.
За одну неделю (с 13 по 20 мая 1943 года) служба Дюбуа раздобыла: пятьдесят тысяч патронов, двадцать пять кило взрывчатки, три полных формы эсэсовцев, перекрашенную автомашину с гестаповским номером, триста фальшивых продуктовых карточек.
Неподалеку от «службы СВП», но в совершенно иной атмосфере действовал наш Французский синдикат синтетических продуктов.
Это созданное нашей фантазией акционерное общество помещалось на несуществующей улице, его номер в городском коммерческом Регистре также был призрачным. Тем не менее оно расклеивало по городу афиши, а в его проспектах говорилось прямо, что вся синтетическая продукция общества предназначается исключительно для германского рейха. Несмотря на свою призрачность, Французский синдикат синтетических продуктов числил у себя на службе множество молодых французов и француженок. Выданные этим обществом справки спасали многих молодых людей от отправки в Германию.
За время своего длительного существования ФССП лишь один раз допустил неправильность, граничащую с нарушением закона. Его директор-распорядитель, подписывавший обычно все справки и удостоверения, находился в командировке в Саарбрюкене. Заметим в скобках, что там он был занят установкой еще одного подпольного радиопередатчика. Как раз в его отсутствие штаб объединенных групп Сопротивления срочно затребовал у нас четыреста фальшивых удостоверений личности с приложением к каждому фиктивной справки с места работы.
Пришлось прибегнуть к подделке подписи директора-распорядителя. Персонал акционерного общества пережил такое беззаконие крайне тяжело: это было первым и единственным нарушением строгой этики делового мира.
Проблема ФССП была отнюдь не единственной, тревожащей руководителя организации и руководителя «Централи».
Им приходилось принимать по сотне ответственных решений еженедельно.
Подлинное германское движение Сопротивления (которое не имело ничего общего с той милой военной игрой, что развернулась в Берне между людьми адмирала Канариса и сотрудниками г-на Аллена В. Даллеса) только что возникло, настоятельно требовались оперативные указания, газеты, листовки и прочий пропагандистский материал.
Только что начал выходить подпольный листок, который был назван «Германский солдат на Средиземном море».
В нем была помещена статья, подготовленная к печати нашей группой. В статье были точно названы города, которым в ближайшие дни предстояло подвергнуться массированным налетам союзной авиации, и это произвело на читателей огромное впечатление. Можно было подумать, что автор статьи был заранее осведомлен о предстоящих бомбардировках, а на самом деле все было лишь удачной угадкой.
Из переговоров с группой баварских сепаратистов становилось ясным, что гитлеровский режим был далеко не таким прочным, каким казался. Все его надежды возлагались на новое, сверхмощное оружие, и, в случае если оно этих надежд не оправдает, режим мог бы развалиться.
Мы обязаны были доказать объединенному штабу верховного командования, что оружие существует и немцы рано или поздно приведут его в действие, если не будут приняты энергичные контрмеры.
Это стало для нас задачей № 1, но предварительно надо было еще решить задачу под нулевым номером — убедить в том же нашего начальника, полковника Сен-Гаста.
Сен-Гаст в свое время сталкивался с изобретателями и привык относиться к ним с недоверием. Он склонен был недооценивать возможности науки.
Однако в марте 1943 года донесения, полученные непосредственно с острова Пеенемюнде, заставили Сен-Гаста поколебаться.
Он немедленно собрал военный совет, на котором присутствовали Эшкенази и Верн.
— Вы болваны и мальчишки, — начал отчитывать нас Сен-Гаст. — Запроси вы огромную сумму за свои сведения, вам поверили бы с самого начала.
— Почему вы сами не запросите с них гору золота? — перебил его Эшкенази.
— Мы стали официальной воинской единицей сражающейся Франции, — ответил Сен-Гаст. — Я могу передавать сведения, но торговать ими не имею права. Я настаивал на том, что новое немецкое оружие — серьезная опасность, но ответ Лондона ясно показывает, что генерал Эйзенхауэр настроен скептически.
— Наш друг Эльброннер передал личное письмо президенту Рузвельту, — сказал Эшкенази. — Мы просим вас быть как можно настойчивее и держать нас в курсе ваших усилий. Союзники должны атаковать, пока не поздно!
— Пеенемюнде должен быть разрушен! — перефразируя Катона, подтвердил Верн.
В Лондон немедленно были переданы несколько радиограмм и два подробных донесения, чтобы обратить на это внимание верховного командования.
Ожидая решения союзников, наша группа предприняла одну из самых рискованных операций в истории лионского Сопротивления. Ее шифрованным названием было: «Операция Антикай». (Луи Арагон написал новеллу «Барашек», вошедшую в книгу «Рабство и величие французов», положив это происшествие в основу сюжета.)
Французской полиции удалось после длительных усилий арестовать двоих видных лионских деятелей Сопротивления.
Это были Валлэ, начальник боевого сектора (то есть ядра тайной армии Сопротивления), и знаменитый полковник Раванель.
Арестованных должны были перевезти из полицейского комиссариата в форт Монлюк и там передать в руки гестапо.
Нам удалось это отсрочить следующим образом. Арестованным была вручена ипекакуана [27] в количестве, достаточном для того, чтобы понадобилось срочно поместить их в госпиталь Антикай.
Было решено: опережая гестапо, вывезти арестованных из госпиталя с помощью французов, переодетых в форму эсэсовцев.
Предварительно телефонные провода госпиталя были отведены таким образом, что мы могли контролировать все телефонные разговоры.
Таким образом, передав извещение о прибытии поддельных гестаповцев, мы были полностью в курсе дела и смогли бы своевременно предупредить о прибытии гестаповцев настоящих, если администрация госпиталя попыталась бы вызвать их по телефону.
Наш аппарат для подслушивания был совершенно неуловим и не мог быть засечён никаким способом.
(Для этого пришлось сконструировать новый высокочастотный преобразователь, но вдаваться в подробности конструкции здесь я не собираюсь: при случае этот аппарат еще вполне может пригодиться).
Сама операция была назначена на «день Жи».
Незадолго до этого из немецких эсэсовских частей к нам перебежали трое украинцев бандеровцев.
Они сдали нам свои эсэсовские мундиры, и мы поместили беглецов в укромном домике на улице Вэз. Небольшая группа, состоящая из Верна и людей прикрытия, должна была достать для перебежчиков штатскую одежду, которую обычно получали от одного портного армянина.
Экспедиция чуть не попалась в ловушку: накануне армянин был арестован и расстрелян. Немецкое командование зверски карало все попытки поощрения дезертирства.
Благополучно ускользнув и возвратившись на улицу Вэз, Верн увидел, что украинцы, зарядившись основательной дозой спиртного, высунули головы из окон и во все горло распевают по-русски «Интернационал».
В тихом лионском предместье такое зрелище было чересчур впечатляющим. Усмирив дезертиров, мы кое-как одели их и переправили в маки.
После этого подготовка «операции Антикай» двигалась быстро и беспрепятственно.
В «день Жи» грубый и отрывистый голос на безупречном немецком языке передал администрации госпиталя по телефону приказ подготовить арестованных к отправке. Вмешался второй голос, еще более отрывистый и грубый, кое-что добавил и подтвердил, что говорят действительно из гестапо.
Спустя несколько минут перед госпиталем остановилась машина странного оттенка, перекрашенная из черной. Из нее вылезли трое эсэсовцев, которые без церемоний проникли в палату и начали поднимать людей с коек, пиная их кулаками и ногами. Инспектор полиции Виши, карауливший арестованных, возмущенно заметил, что так не обращаются с больными.
— Французская собака, — провозгласил один из эсэсовцев и дал инспектору пощечину. Его товарищи молча вытащили свои маузеры.
Доказав таким образом эсэсовскую принадлежность, они без всяких задержек увезли арестованных.
Спустя некоторое время в госпиталь явились полицейские Виши и были немедленно арестованы гестапо, — там успели получить сообщение об этой дерзкой выходке.
Пока партнеры разбирались в этой сумятице, арестованные были укрыты по надежным убежищам.
Спустя сутки «Централь» передала в Лондон подробное донесение обо всей этой истории.
Повседневная жизнь нашей «Централи» представляла удивительную смесь тайной дипломатии и скаутизма, непрерывной смертельной опасности и мальчишеских выходок.
Люди одновременно воспитывали неполноценных детей и вели бесконечные переговоры с агентами-двойниками и безусловными предателями.
Эти крайности создавали удивительную, единственную в своем роде атмосферу, не имевшую ничего общего с обычной атмосферой разведывательной службы.
Тем не менее, сотрудники классической, профессиональной разведки смотрели на полученные нами результаты с завистью и восхищением.
Наши ежемесячные восемнадцать килограммов информации создавали довольно верную картину жизни Европы.
Наша группа постепенно оказалась в силах самостоятельно создавать вопросники, тем самым облегчая работу нашим агентам.
Привожу такой вопросник, составленный нами в применении к оружию «фау».
99001
ВСЕМ АГЕНТАМ
Январь 1943.
Немецкий самолет-снаряд
1. Собирать всевозможные указания относительно пусковых площадок, оборудованных гидравлическими приспособлениями и находящихся в северной запретной зоне.
2. Представить расписание поездов с жидким воздухом и жидким кислородом, изготовленными на заводах X во Франции и Линде в Германии, проходящих в северную запретную зону.
3. Что изготовляется на заводах У в секретной мастерской В.?
4. Передавайте все разговоры между немцами, касающиеся оружия «фау-1, «фау-2», «фау-3», а также оружия «бич Израиля».
5. Идет ли набор французских инженеров и техников, специалистов по реактивному движению?
6. Каковы немецкие заказы сверхлегких элементов типа «зет»?
Все данные, собранные по этому вопроснику, должны быть сообщены «Централи» немедленно какими фантастическими они бы ни казались.
Ответы, которые мы получали, неизменно свидетельствовали, что немцы готовят нападение на Лондон и английские порты.
Площадки для запуска строились по всей линии побережья Ла-Манша и Северного моря.
Отсюда должны были осенью 1943 года начаться систематические бомбардировки — немцы таким образом хотели ликвидировать всякую возможность создания второго фронта в Европе. Ежедневно получали мы новые сведения, подтверждавшие, что площадки продолжают сооружаться.
Ежедневно наши радиограммы (и ежемесячно — наши посылки) призывали союзные штабы к немедленным и решительным действиям. Теперь мы знаем, что в Лондоне сведения, добытые нами, обсуждались очень тщательно и изучались лично г-ном Уинстоном Черчиллем. 6 июля 1944 года Черчилль упомянул о наших донесениях, выступая в палате общин.
Однако все это стало нам известно слишком поздно.
Тогда Лондон упорно молчал.
В отчаянии мы делали все возможное и невозможное, чтобы привести новые, еще более убедительные доказательства того, что назревает реальная опасность.
Благодаря мужеству наших агентов, работавших в запретной северной зоне, нам удалось получить фотоснимки пусковых площадок. Они были похожи на перевернутую лыжу, отчего и были прозваны «лыжными трамплинами».
Эти фотографии были нами переданы в Лондон в мае 1943 года.
И только в начале зимы 1943 года эти фотографии, наконец, получил маршал авиации сэр Родэрик Хилл, ведавший противовоздушной обороной Англии.
Свершись это раньше, «операции Арбалет» (массированные бомбардировки пусковых площадок) можно было бы начать с лета 1943 года, и множество англичан осталось бы невредимыми.
В молчании Лондона была одна положительная сторона — оно заставило нашу группу лезть из кожи в погоне за неопровержимыми доказательствами нарастающей угрозы.
За первые шесть месяцев 1943 года мы отправили в Лондон следующие документы, каждый из которых обошелся нам в несколько человеческих жизней:
1. Полный текст приказа Гитлера о производстве к декабрю 1943 года 1000 самолетов-снарядов в сутки, с тем чтобы весной 1944 года довести эту цифру до 5000 в сутки.
2. Имя генерала, ответственного за это производство, — генерал-лейтенант фон Шамье-Глицинский.
3. Подлинный текст циркуляра № 4895/11, подписанного четырнадцатью немецкими штабными офицерами и адресованного всем заводам и предприятиям, обеспечивающим выпуск самолетов-снарядов.
4. Имя изобретателя самолета-снаряда — Гейнц Бунзе.
5. Воинский номер особого полка немецких военно-воздушных сил, которому было поручено заниматься запуском самолетов-снарядов, — Флакрегимент 115 (W).
6. Имена немецких ученых, руководящих исследовательскими работами на острове Пеенемюнде, — Вернер фон Браун и Ганс Оберт.
7. Список местоположений 138 пусковых площадок.
8. Записку о мерах борьбы с самолетами-снарядами.
9. Подробное донесение о средней ракете (будущем оружии «фау-2»).
Другие подпольные группы, французские и союзнические, полностью подтверждали наши данные.
Поляки сообщали о них сначала по радио, а затем передавали их с людьми, добиравшимися до Лондона через Швецию.
Продолжая собирать информацию, наша группа старалась одновременно задержать строительство пусковых площадок. Наши сообщники изготовляли цемент низкого качества, портили гидравлические системы, при производстве заливочно-цементных работ закладывали в цемент куски металла, чтобы сделать его уловимым для радарных установок.
Мы наносили ущерб строительству и всякими другими способами. И в то время, когда сотни французов, не думая о ежечасно грозящей смертельной опасности, совершали поистине героические дела, в Лондоне обсуждался вопрос — существуют эти пусковые площадки или не существуют?..
Адъютант генерала Эйзенхауэра, капитан Гарри С. Батчер, подтверждает, что и в апреле 1944 года некоторые военные эксперты еще утверждали, что ни самолетов-снарядов, ни ракет вообще нет в природе, а пусковые площадки строятся ради внесения паники в ряды противника.
Из-за этих экспертов союзники чуть не проиграли войну вообще. Не приходится сомневаться, что такие же эксперты виноваты в неудачах союзных армий на французской территории.
Неумеренный скептицизм может повести к катастрофе. Недаром теперь Пентагон обязал всех своих сотрудников читать научно-фантастические романы.
Недостаток фантазии у военных приводил к тому, что мы, участники подпольных групп, порой испытывали глубокую неудовлетворенность, видя свою работу похороненной по первому разряду.
И это была правда. Буквально накануне 13 июня 1944 года (именно в этот день немцы с полугодовым опозданием начали атаку новым оружием) специальная комиссия генералов в Лондоне обсуждала вопрос об отчислении из лондонской противовоздушной обороны 77 000 человек, чтобы использовать их в других родах войск, на иных театрах войны!
10 000 убитых, 25 000 раненых, 23 000 разрушенных зданий — вот во что обошелся Англии скептицизм господ военных экспертов.
К счастью, ни скептицизм, ни доверчивость не помешали верховному штабу союзных вооруженных сил принять спасительное решение о скорейшей массированной бомбардировке острова Пеенемюнде.
Оно было назначено на ночь с 17 на 18 августа 1944 года. Не сообщая точной даты, Лондон известил нас, что против оружия X будут приняты «решительные меры».
Одновременно новые вопросники требовали от нас различных дополнительных сведений.
Итак, восемнадцать месяцев борьбы не пропали даром!
Созданная этим известием атмосфера оптимизма была так сильна, что ее не смогла поколебать даже волна массовых арестов, прокатившаяся в это же время.
Страшное дело Калюира обезглавило Сопротивление в южной зоне. Было ясно, что на нашу группу со дня на день может обрушиться нечто подобное, и мы решили заранее принять необходимые меры. Немедленно была осуществлена максимальная децентрализация. Группы, действующие в Париже, Марселе, Бордо, получили полнейшую независимость. Парижская организация (которой руководил бывший министр торговли и промышленности г. Анри Ульвер) также разукрупнилась, выделив из себя отдельную группу Беарн.
Однако работа продолжалась.
Благодаря одному офицеру Второго бюро, подполковнику Мишелю А. (который ныне председательствует в дружеском Кружке уцелевших), была создана отдельная служба контрразведки. Она ведала разоблачением секретных агентов противника. Интересно отметить, что подполковником А. был установлен своеобразный рекорд: он был приговорен немцами к смерти четырежды, под четырьмя различными именами, в четырех различных трибуналах!
Мы могли полагаться только на себя: любые советы со стороны могли бы скорее оказаться вредными, чем полезными.
Лондонские специальные службы стяжали в это время искреннее восхищение нашей организации.
Начитавшись вышедших в Швейцарии романов Питера Ченея, они ухитрились за три месяца переслать нам следующие высокоценные указания:
В одной посылке мы получили два приказа:
а) Ни в коем случае не вести оперативной деятельности и
б) Уничтожить ряд предателей по прилагаемому списку.
Нам настойчиво рекомендовали особо опасаться г-на Круга фон Нидда, посланника Гитлера при правительстве Виши. Предполагалось, очевидно, что г-н фон Нидда, подвязав фальшивую бороду, придет завербовываться в нашу группу.
Нас предупреждали относительно одного немецкого шпиона, «весьма опасного субъекта, слывущего мертвым». Видимо, этот «мертвец» должен был организовывать шпионаж на кладбищах среди покойников.
Нас извещали, что германские агенты обычно разъезжают на велосипедах без номера. Это наблюдение было тем более ценным, что в южной зоне в это время велосипеды не нумеровались вообще.
Нас известили, наконец, что выслан крупный специалист для обучения нас тонкостям разведывательного ремесла.
Этот господин действительно прибыл в Париж и был арестован ровно через четыре часа после прибытия. На нем были туфли телячьей кожи типично английской работы, и он курил трубку, набитую добротным английским табаком. При нем были найдены фальшивые документы, сработанные удивительно плохо…
Все эти извещения не принесли нашей группе большой радости. Гораздо практичнее было бы иметь книгу Пьера Нор «Мои товарищи мертвы», второй том которой вполне мог бы служить образцовым справочником по вопросам контрразведки.
К сожалению, книга эта вышла в свет лишь в 1948 году. Очевидно, она сможет пригодиться в следующий раз…
К счастью для нас, продолжала работать группа «Аякса», в состав ее входили сотрудники следственной службы. Оттуда до нас доходили сведения обо всех попытках врага заслать к нам своих людей.
С другой стороны, мы получили известия из окружения адмирала Канариса. Оказывается, некая группа немецкой секретной службы, действующая на территории Англии (в районе Глазго), предупреждала Канариса о существовании весьма активной группы Марко Поло. Местопребыванием группы был вполне правильно назван Лион.
Какие же ошибки были допущены в Лондоне, если данные о нашей группе просочились к врагу? Этого мы не узнали и, вероятно, не узнаем никогда.
Мы удвоили осторожность, но было ясно, что меч повис над нашими головами.
И все же подобно тому, как здоровый человек не может поверить в ожидающую его смерть, участники нашей группы продолжали работать, не думая о возможном аресте.
Они жили, как все люди, и некоторые даже мечтали о том, чтобы обзавестись семьей.
Время от времени в наших посылках появлялись сообщения примерно такого рода:
«Командованию ФФИ, Лондон.
От лейтенанта Икс.
Довожу до Вашего сведения, что я, нижеподписавшийся лейтенант Икс, живущий под фальшивой фамилией Игрек, вчера вступил в законный брак с м-зель Зет, также живущей под чужой фамилией Ку. Прошу, в случае моей гибели, положенную пенсию выплачивать ей».
Согласно декрету 366А, руководитель группы мог распоряжаться жизнью и смертью всех входящих в группу людей.
Сен-Гаст сказал однажды, что на него следовало бы возложить и право свершать бракосочетания, подобно тому, как этим правом облечены капитаны дальнего плавания.
В глазах закона брак, свершенный капитаном, столь же правомочен, как брак с благословения священника.
Мы видели новобрачных — и даже счастливых молодых отцов, — которые шли на самые отчаянные предприятия и часто выходили из них живыми и невредимыми.
Человек остается человеком при любых условиях.
Некий Раймон Шарлье из местечка Пон-де-Бовуазен на протяжении своего медового месяца ухитрился похитить портфель с документами у крупного берлинского чиновника министерства авиации и раздобыть фотоснимки новой немецкой зенитной пушки ПВО. Эти снимки ему удалось сделать при помощи фотоэлемента, который он же украл на заводе фирмы Сименс и Гальске.
Этот же Шарлье установил на юге прямую радиосвязь с самолетами британской авиации, и — вскоре взлетели на воздух три немецких нефтеналивных судна с горючим.
Эти три судна были занесены на счет нашей группы.
Некий Эрсен, преподаватель лицея в Клермон-Ферране, не только сфотографировал ряд новых немецких самолетов в военном аэропорту, но и принес несколько нацистских флажков из офицерской столовой.
Жена Альфреда Эшкенази родила третьего ребенка. Тем не менее, Альфред во время его частых поездок ежедневно и ежечасно рисковал жизнью.
Пайетон, знаменитый историк, выполнил самые рискованные поручения в запретной зоне, а, возвращаясь, еще вел опасные переговоры с префектами Виши.
Этот почтенный профессор (вероятно, впервые в истории секретной службы!) вернул обратно деньги, выданные ему на поездку и им не истраченные. Ему не пришло в голову израсходовать их на обед в ресторане по ценам черного рынка.
Так жила и действовала наша подпольная группа, когда пробил час первых жертв.