Олег Расколотый МХАТ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Олег

Расколотый МХАТ

Итак, в марте 1985 года новым генеральным секретарем ЦК КПСС стал относительно молодой Михаил Горбачев. А уже спустя полтора месяца – 30 апреля – он пришел в МХАТ на «Дядю Ваню». Еще через неделю позвонил Ефремову и сказал знаменательную фразу: «Надо нам наш маховик раскручивать». Случайны ли были все эти события? Конечно же нет, если учитывать, что Горбачев, как и Ефремов, числил себя по разряду шестидесятников. А кто это такие? Это то самое поколение советской интеллигенции либерального толка, которое сформировалось после XX съезда КПСС (1956) на волне антисталинизма. А я уже говорил о том, что логический путь для любого классического антисталиниста – это путь в сторону от Сталина к Гитлеру. То есть если Сталин укреплял СССР, то Гитлер и его последователи старались его разрушить. Как бы кощунственно это ни звучало, но это именно так. Под словесной шелухой шестидесятников о том, что они выступают за умеренные демократические реформы в рамках существующего строя, а их идеалом является демократический социализм «с человеческим лицом», на самом деле оказалось, что их идеалом был «либеральный фашизм», который является современным аналогом гитлеровского фашизма. Только этим можно объяснить те несчастья, которые обрушились на СССР во времена горбачевской перестройки, когда социализм, по версии либералов, обрел «человеческое лицо». То есть при Л. Брежневе, где не пролилось практически ни капли человеческой крови, это был «социализм с нечеловеческим лицом», а при М. Горбачеве, когда кровь людская стала литься буквально реками (Карабах, Сумгаит, Фергана, Тбилиси, Баку, Вильнюс и т. д.), социализм внезапно стал «человеческим». Не есть ли это показатель высочайшего цинизма, который всегда был присущ либералам-шестидесятникам? Их деяния можно оценить согласно древнему изречению «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Впрочем, можно употребить и другое изречение, из книги Иисуса, сына Сирахова, где есть фраза: «Путь грешников вымощен камнями, но в конце его – пропасть ада». А уж больших грешников, чем шестидесятники, трудно себе вообразить. Ведь это они, получив образование и культуру от советской власти, стали ее могильщиками. Получился парадокс: власть, которая гордилась тем, что вырастила свою интеллигенцию, на самом деле вырастила себе могильщика.

Напомню, что Горбачева приводила к власти в основном либеральная интеллигенция. Победи в марте 1985 года точка зрения представителей другого крыла – державников, и в Кремле воцарился бы другой человек – Григорий Романов, который стал бы опираться на совсем иные центры силы. Но поскольку победил Горбачев, то он стал искать единомышленников, способных помочь ему «раскрутить маховик», именно в среде либералов. Поэтому он, например, посетил сначала МХАТ, затем побывал в «Современнике» – еще одном оплоте либеральной фронды в СССР. Так что телефонный звонок нового генсека Олегу Ефремову, ярчайшему представителю либеральных деятелей из среды творческой интеллигенции, был вполне закономерен.

Этот звонок дал ясно понять Ефремову, что теперь на самой вершине кремлевского олимпа у него появился свой человек, который не только прикроет любые его деяния, но и выпишет ему карт-бланш на таковые. А чего больше всего хотел тогда Ефремов? Чем он грезил в течение полутора десятка лет, находясь во главе МХАТа? Правильно: избавиться от «балласта» – от актеров, которые не устраивали его как по творческим, так и идеологическим качествам. Кстати, о балласте. На момент прихода Ефремова в МХАТ его труппа насчитывала 148 человек. Учитывая, что тогда работали две сцены (в проезде Художественного Театра и на улице Москвина), то занять актеров было где. В последующие шестнадцать лет Ефремов принял в труппу 102 актера, а ушло из театра около 100 человек. В итоге на момент раскола в МХАТе трудилось 150 человек актерского состава. При этом сцен было уже не две, а три (осенью 1973 года была открыта сцена на Тверском бульваре). То есть при желании на трех сценах можно было легко занять всю труппу – по 50 человек на каждой площадке. Но Ефремову этого не хотелось, поскольку он мечтал работать только с теми исполнителями, которые нравились ему лично. А остальных он считал балластом. Но раньше он не мог их уволить из труппы, поскольку за этим строго следил КЗОТ. Но теперь можно было его обойти, разделив труппу на два состава, благо именно тогда в строй наконец было введено отремонтированное старое здание МХАТа в Художественном (Камергерском) переулке. Именно там, по идее Ефремова, должна была теперь базироваться основная труппа театра во главе с ним. А «балласту» оставалось здание на Тверском бульваре, так сказать, не «намоленное» «стариками»-классиками.

Кстати, о «стариках» (о тех, кто пришел в труппу МХАТа до 1930 года). Их на тот момент оставалось всего лишь несколько человек: Марк Прудкин, Ангелина Степанова, Софья Пилявская, Софья Гаррель. Самым большим весом пользовались двое первых, именно поэтому Ефремову и Ко требовалось перетянуть их на свою сторону. Но произошло это не сразу. Все эти события происходили в конце 1986 – начале 1987 года, когда собрания в театре шли одно за другим. А теперь послушаем самих участников этих событий.

О. Ефремов:

«Мне всегда казалась противоестественной ситуация театра, где труппа так разрослась, что по именам не все друг друга знают. Но как раз уменьшение труппы – вещь чрезвычайно болезненная. Когда я пришел в Художественный театр, там была еще вокальная часть: больше двадцати человек, все в возрасте, петь уже не могут, иногда участвуют в народных сценах. Я предложил эту группу сократить. Что началось! Собрания, письма в инстанции. Кто-то выступает, бьет себя в грудь, вспоминает, что у нее ребенок, потом выясняется, что этот ребенок давно уже генерал… Это Станиславский столкнулся в последние годы с таким явлением: не бездарного коллектива, а безнравственного коллектива. Он собирал труппу и говорил: «Клянитесь! Клянитесь сохранить театр! Клянитесь в том, в этом». А они перемигивались: совсем старик спятил.

Совершенно было непонятно, когда в такой скандал превратили разделение театра. Все делалось во благо именно театра и людей, которые в нем работали. Это было неизбежно. Труппа слишком разрослась, стало невозможно нормально работать. Я до сих пор уверен, что сделал правильный шаг. Если уж на то пошло, ну не увольнять же половину труппы, правда ведь? Пускай пробуют сами, обретут свой опыт, сделают театр по своему пониманию…»

Обратим внимание на следующие слова Ефремова: «Труппа так разрослась, что по именам не все друг друга знают». Но это неправда. Согласно документу от 1 января 1987 года (протокол собрания), в труппе МХАТа трудилось 150 актеров и актрис, что было всего на… два человека больше, чем в момент прихода Ефремова в МХАТ.

В. Шиловский:

«Если быть честным до конца, то Олег Николаевич вполне мог создать новый театр в другом месте. Но звание, зарплата и положение придворного театра не позволяли Ефремову сменить географические координаты. Тем более что вокруг Олега Николаевича постоянно раздавались восторженные стоны критиков. Каждый его спектакль, несмотря на провалы перед зрителем, считался новой яркой победой советского искусства. И этому очень способствовал Анатолий Миронович Смелянский[30].

Подготовка к этому шла, как я понимал, давно. Оговаривались разные варианты деятельности, поэтому театр трясло от реорганизаций. Но все реорганизации были направлены только на одно – физическое уничтожение представителей настоящего МХАТа. Шанс выжить имели лишь те, кого пригласил лично Ефремов, и те, кто его устраивал.

На одном из заседаний Александр Гельман[31] взял лист бумаги и сказал:

– Чего вы так боитесь? Раздел МХАТа! Раздел МХАТа! – Гельман разорвал бумажку пополам. – Ну вот вам и два МХАТа…

Однажды меня вызвал Ефремов… Он был слегка выпивши.

– Малыш, – обратился он ко мне, – что мы все вокруг да около. Реорганизация… Все нервничают. Давай развяжем этот узел. Давай разделимся. Я возьму себе своих артистов, ты возьмешь себе остальных…

По белому лицу Анурова[32] я понял, что это серьезно. Пауза затянулась, и Ефремов растерялся:

– Ну, что ты молчишь?

В моей голове проносились какие-то странные мысли… С трудом я взял себя в руки.

– Я Родиной не торгую, – сказал я сквозь зубы. – Я знаю, что проиграю, но нервов попорчу вам много.

И вышел из кабинета…»

В. Давыдов:

«В разгар споров было партсобрание творческого цеха. Я не был на нем, но утром 21 ноября 1986 года мне позвонила С. С. Пилявская (она тоже не была: болеет, давление поднялось, лежит) и рассказала о вчерашнем партсобрании, а ей рассказала жена Мариса Лиепы, а той – Юрий Леонидов… Собрание было весьма бурным, выступили Степанова, Калиновская, Леонидов… Итоги голосования таковы: 12 – за разделение, а 30 – против. Но сказали: «Это еще не все, завтра будет общее собрание всей труппы, там будет молодежь, а она вся за разделение…» Результат голосования на собрании труппы: 50 – за и 158 против[33].

Затем вновь состоялось бурное собрание, на этот раз в присутствии министра культуры РСФСР Е. А. Зайцева. И только когда было официально заявлено, что вместо филиала будет передан при разделении театр на Тверском бульваре, казалось, страсти улеглись… Но по какому принципу и кто мог решать судьбу актеров, не поговорив с каждым из них?..»

Т. Доронина:

«Ефремов и меня звал с собой. Со мной первой он говорил о разделе, называл, кого он хочет взять с собой, а кого – оставить. Я спросила: «Куда денутся хорошие артисты, которые с нами учились в Школе-студии МХАТа, параллельно или чуть ранее?» Ответ поразил меня. Он сказал, что ему все равно, где они будут – в каком-нибудь подвале или в клубе «Каучук», например…

За исключением 15 человек, которые и мхатовцами-то не были, а пришли в театр со стороны, весь коллектив МХАТ стоял за единство. И это единство разделять нельзя было. Так же как нельзя было разделять нашу страну. Но нашлись люди и в театре, и в государстве, которые воспользовались нашим непротивлением, нашим христианским смирением – и получили свои дивиденды. Был запланированный раскол театра так же, как был запланированный, срежиссированный развал страны. Где сейчас тот никому не ведомый министр культуры СССР Захаров, который и подписал приказ о разделе МХАТа? Совершил преступление и исчез. Канул неизвестно куда. А пресса внушала, что наша маленькая планета МХАТ была обречена на развал. Но почему? Как могут быть обречены талантливые актеры? Профессионалы, желающие работать? Анастасия Георгиевская? Светлана Коркошко? Очень сложно было нас уничтожить. Это и приводило в раж тех разрушителей, которые хотели смести нас. Их откровенный, циничный раж при нашем уничтожении просто поражал… Поэтому версия, что театр раскололся на две части, – это явная ложь тех, кто искусственно разделил единый театр, а сегодня не хочет брать на себя ответственность за это преступление перед русской культурой…»

Отметим, что в годы горбачевской перестройки раскололись всего лишь два театра, причем оба возглавляли либералы: это ефремовский МХАТ и Таганка Юрия Любимова. В обоих театрах их главрежи жонглировали словом «балласт», имея в виду лишних актеров. Очень быстро это слово стало одним из главных трендов всей горбачевской перестройки. И под балластом стали понимать уже не только театральные коллективы, а целые союзные республики. Именно либералы первыми стали кричать на всех углах: мол, надо сбросить балласт в виде союзных республик и стран соцлагеря (а также и других стран, якобы «висящих на шее СССР») и только тогда мы заживем богато и счастливо. А началась эта вакханалия с раздела МХАТа – именно этот скандал вбросил в общество тренд про «лишний балласт».

И снова послушаем В. Шиловского: «Друзья Ефремова – Гельман, Смелянский, Свободин, Розов – активно создавали общественное мнение. Писали большие статьи в его защиту о том, что Ефремову мешают создавать МХАТ. Не разделять, как было на самом деле, а создавать…»

Еще в январе 1987 года на очередном собрании труппы победили сторонники сохранения единства театра. Секретарь парткома театра Ангелина Степанова тогда заявила: «Не может быть двух Василиев Блаженных. МХАТ должен быть один».

Однако уже спустя три месяца, когда либералы во власти уже вовсю начали «гнуть» державников по всем направлениям, сторонники разделения МХАТа перешли в атаку. Возглавил ее Олег Табаков. Отметим, что долгое время он был на ножах с Ефремовым, но в годы перестройки их общие интересы вновь сошлись. В 1983 году Ефремов принял Табакова в свой театр, три года спустя помог ему стать ректором Школы-студии имени В. Немировича-Данченко, а в 1988-м помог ему пробить в верхах (видимо, за помощь в деле раздела МХАТа) звание народного артиста СССР. Именно Табаков на очередном собрании труппы заявил:

– Кто за Олега Николаевича, прошу встать и уйти. Мы будем выбирать свой худсовет. Кончайте эту гамазню.

В итоге за Табаковым ушла чуть ли не половина труппы, в том числе и бывшие активные противники разделения вроде Ангелины Степановой (Ефремов пообещал ей, что возьмет в труппу ее сына Александра Фадеева) и Марка Прудкина (Ефремов пообещал принять его сына Владимира в театр в качестве режиссера). Как вспоминает В. Шиловский:

«После этого начался кошмар в жизни всех людей театра. Нервы были обнажены до предела. Люди получали инсульты. Руководство обзванивало каждого персонально, давали указания, за кого голосовать. По ночам ездили по домам и агитировали. Актриса Лена Королева пыталась покончить жизнь самоубийством. К ней также приходили от Олега Николаевича и говорили:

– Леночка, скажи, что не из-за того, что происходит во МХАТе, а из-за своих личных переживаний.

– Уйдите, подлецы, – ответила Лена.

Посторонние люди из Союза театральных деятелей проголосовали за раздел МХАТа. Руководили тем собранием Михаил Ульянов и Кирилл Лавров…»

Эпизод с неудачным самоубийством актрисы Е. Королевой не был единичным. В мае 1987 года именно из-за событий во МХАТе скоропостижно скончался его актер Леонид Харитонов (исполнитель роли Ивана Бровкина в фильмах «Солдат Иван Бровкин» и «Иван Бровкин на целине»). На момент смерти ему было 57 лет. На следующий день после похорон какие-то подонки подожгли венки на его могиле. Судя по всему, это была месть ефремовцев покойному за то, что он активно выступал за сохранение единства МХАТа.

Вспоминает В. Давыдов:

«Дележ был механический и предельно жестокий. Это было просто уничтожение (не сокращение же!) половины труппы. При этом активно или пассивно участвовали секретарь парткома А. И. Степанова и «старый большевик-подпольщик» М. И. Прудкин.

Не хочу я вспоминать, а тем более подробно писать об этой безнравственной акции. Нет, театры оба остались, спектакли шли, актеры играли, но уже ничего от Художественного театра не осталось, а в историческом здании после десятилетней реконструкции была уничтожена даже вся закулисная атмосфера…

Такие легендарные спектакли К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, как «Синяя птица», «На дне», «Мертвые души», «Три сестры», надо было сохранить на исторической сцене МХАТа в Камергерском переулке. Но Ефремов решил от них избавиться…

Что же дало это разделение? Не знаю. Лучшие спектакли Ефремова были созданы им до разделения, и большая труппа не мешала этому. А после разделения, кроме ежегодных гастролей, ничего интересного не произошло, и даже то, как отмечалось 100-летие МХАТа[34], вызвало недоумение – на исторической сцене шло массовое пьянство…»

А. Смелянский: «Я участвовал в этом разделе как близкий товарищ человека, который этот раздел придумал, выстрадал и осуществил. Когда меня выдвигают на авансцену вместо Олега Николаевича, то хотят унизить именно Ефремова. Раздел Художественного театра – это была коронная перестроечная идея Олега Ефремова. Он сломался на этом. Больше скажу, он себя угробил на этом. И каждый, кто был в ту пору внутри Художественного театра рядом с Олегом, это знает. О. Н. казалось, что именно так, разделив советский МХАТ на две труппы, можно спасти его, то есть вернуться к первоначальной идее этого театра. Все вылилось в дикий и бессмысленный развал. Первый крупный театральный развал горбачевского времени, предшествовавший развалу страны…»

Обратим внимание на фразу Смелянского о том, что Ефремов «угробил себя на этом разделе театра». И напомним, что Ефремов после раздела МХАТа проживет еще тринадцать лет. А вот другие мхатовцы, по душам и сердцам которых раздел их театра прошелся как танк, ушли из жизни гораздо раньше. Про одного такого человека – замечательного артиста Леонида Харитонова – здесь уже упоминалось: он умер прямо в момент раздела. А вот список других тогдашних потерь, которые датированы периодом раздела, а также несколькими годами спустя, когда последствия этого скандала все еще ощущались: Евгения Ханаева (умерла 8 ноября 1987 года, 66 лет), Петр Чернов (умер 7 января 1988 года, 70 лет), Кюнна Игнатова (умерла 18 февраля 1988 года, 52 года), Ирина Гошева (умерла 11 марта 1988 года, не дожила несколько дней до своего 77-летия), Юрий Леонидов (умер 24 сентября 1989 года, 72 года), Михаил Медведев (умер 7 марта 1990 года, 79 лет), Анастасия Георгиевская (умерла 5 сентября 1990 года, 75 лет), Лев Иванов (умер 1 октября 1990 года, 75 лет), Валерия Дементьева (умерла 20 октября 1990 года, 83 года), Софья Гаррель (умерла 16 января 1991 года, 86 лет), Юрий Пузырев (умер 24 мая 1991 года, 65 лет), Михаил Зимин (умер 30 декабря 1991 года, 61 год).

Вспомним, что, когда Олег Ефремов в сентябре 1970 года возглавил МХАТ, там тоже начался такой скоропостижный мор среди актеров, какого до этого в нем еще не было. И в период с августа 1971 по апрель 1973 года (то есть за полтора года) из жизни ушло восемь ветеранов МХАТа. Их, по всем приметам, убило разочарование, которое они испытали после прихода в театр Олега Ефремова. Это как с Михаилом Горбачевым и его перестройкой. Сначала, когда он пришел к власти, у миллионов людей появилась надежда на лучшее, из-за чего смертность в стране стала снижаться. Но спустя пару лет, когда стало понятно, какой болтун и демагог воцарился в Кремле, кривая смертности в СССР снова стала расти. Таким сильным было разочарование от действий Горбачева и Ко. Но кто из господ либералов учитывает эти смерти? Им привычнее подсчитывать жертвы сталинского режима, а не горбачевского или ельцинского.

Скандальный раздел МХАТа, прошедший будто катком по судьбам многих людей (а также всей страны в целом), фактически совпал с 60-летием Ефремова – оно выпало на 1 октября 1987 года. А накануне этого события состоялось знаменательное событие: юбиляра наградили орденом Ленина и «Золотой звездой» Героя Социалистического Труда. Мало кто сомневался, что сделано это было при непосредственном участии самого Михаила Горбачева, с которым Ефремов был дружен. Это была плата за тот «маховик», который Ефремов раскрутил в МХАТе – разделил его на две части. Причем «передельщики» действовали хитро – они объявили, что этот раздел всего лишь… эксперимент, который продлится полтора-два года. После чего, если он не удастся, труппа опять воссоединится. На самом деле никто из зачинщиков раздела воссоединяться обратно не собирался – им важно было обмануть актерский состав, чтобы тот особенно не роптал. Кстати, многие из тех, кто пошел за Ефремовым, «купившись» на этот «эксперимент», очень быстро будут уволены из труппы под разными предлогами.

Итак, труппа во главе с Ефремовым (85 человек) переехала в здание в Художественном проезде, став МХАТом имени А. П. Чехова, а вторая труппа (77 человек), которую возглавила Татьяна Доронина, осталась в здании на Тверском бульваре и стала МХАТом имени М. Горького. Все это было не случайно: ефремовцы объявили себя наследниками традиций дореволюционного МХАТа, а доронинцы продолжили оставаться советскими мхатовцами, оставив на своей эмблеме имя Максима Горького, которого тогдашняя либеральная советская интеллигенция уже сбросила с корабля истории.

Заметим, что ефремовцы забрали с собой практически весь репертуар и у доронинцев остались всего пара-тройка спектаклей: «Скамейка» А. Гельмана, «Возчик Геншель» Г. Гауптмана и «Синяя птица» (детский спектакль). При этом в «Скамейке» играли всего два актера – сама Доронина и Олег Табаков, который ушел к Ефремову. Значит, надо было искать ему замену, а на это необходимо было время. Думаю, читателю наверняка будет интересно узнать, кто в какой труппе остался. Так, с Ефремовым ушли (в этот список вошли и те исполнители, которые пришли в МХАТ в момент раскола): Марк Прудкин, Ангелина Степанова, Софья Гаррель, Софья Пилявская, Ирина Гошева, Владлен Давыдов, Олег Табаков, Евгений Евстигнеев, Александр Калягин, Иннокентий Смоктуновский, Станислав Любшин, Ирина Мирошниченко, Виктор Сергачев, Евгений Киндинов, Галина Киндинова, Татьяна Лаврова, Ия Саввина, Петр Щербаков, Андрей Мягков, Анастасия Вознесенская, Олег Борисов, Екатерина Васильева, Анастасия Вертинская, Елена Проклова, Юрий Богатырев, Борис Щербаков, Татьяна Бронзова, Вячеслав Невинный, Нина Гуляева, Петр Чернов, Владимир Кашпур, Георгий Епифанцев, Константин Григорьев, Елена Майорова, Ольга Барнет, Николай Болотов, Марина Брусникина, Дмитрий Брусникин, Игорь Васильев, Игорь Верник, Игорь Власов, Валерий Вой тюк, Наталья Головко, Валерия Дементьева, Людмила Дмитриева, Наталья Егорова, Татьяна Забродина, Игорь Золотовицкий, Роман Козак, Василий Корнуков, Римма Коростелева, Янина Лисовская, Григорий Мануков, Ксения Минина, Владимир Пинчевский, Владимир Симонов, Роза Сирота, Александр Смирнов, Галина Турицына, Виктор Фокин, Ирина Юревич, Павел Белозеров, Юрий Богомолов, Владислав Буш, Ирина Гришина, Сергей Десницкий, Вячеслав Жолобов, Бронислава Захарова, Евгений Исаков, Елена Кондратова, Борис Коростелев, Виктор Кулюхин, Татьяна Ленникова, Раиса Максимова, Полина Медведева, Наталья Назарова, Татьяна Розова, Ольга Симонова-Партан, Николай Скорик, Владимир Стержаков, Сергей Тонгур, Александр Феклистов, Ирина Цывина, Анатолий Шлаустас.

Труппа Татьяны Дорониной: Анастасия Георгиевская, Александр Михайлов, Юрий Пузырев, Галикс (Георгий) Колчицкий, Светлана Коркошко, Георгий Бурков, Николай Засухин, Николай Пеньков, Всеволод Абдулов, Валерий Гатаев, Леонид Каюров, Вячеслав Расцветаев, Кюнна Игнатова, Любовь Стриженова, Михаил Зимин, Александр Фадеев, Лев Иванов, Ирина Акулова, Алексей Борзунов, Светлана Баталова, Светлана Болдырева, Борис Борисов, Наталья Вихрова, Елена Глебова, Михаил Горюнов, Константин Градополов, Андрей Давыдов, Евгения Добровольская, Александр Жарков, Лариса Жуковская, Галина Калиновская, Алла Каштанова, Сергей Колесников, Геннадий Кочкожаров, Людмила Кудрявцева, Юрий Леонидов, Михаил Лобанов, Татьяна Махова, Юрий Меншагин, Юрий Мочалов, Елена Наумкина, Александр Песков, Клементина Ростовцева, Николай Сахаров, Анатолий Семенов, Георгий Шевцов, Маргарита Юрьева, Виталий Беляков, Сергей Габриэлян, Андрей Голиков, Анна Горюнова, Леонид Губанов, Александр Дик, Марина Добровольская, Ирина Ефремова, Сергей Жихарев, Мария Зимина, Любовь Касаточкина, Елена Королева, Луиза Кошукова, Юрий Ларионов, Аристарх Ливанов, Любовь Мартынова, Михаил Медведев, Тамара Миронова, Леонид Монастырский, Сергей Насибов, Наталья Пирогова, Любовь Пушкарева, Генриэтта Ромодина, Сергей Сафонов, Светлана Семендяева, Александр Стариков, Людмила Сухолинская, Елена Хромова, Лидия Шпара.

Как видим, практически все звезды ушли с Ефремовым. Что понятно: во-первых, многие из них были уверены в том, что главный режиссер не оставит их без ролей, строя репертуар именно на них, во-вторых, было понятно, что, если главный дружит с самим Михаилом Горбачевым, значит, именно их труппе будут помогать верха, от чего зависели и будущие зарплаты в театре, и гастроли по выгодным странам (Франция, Япония и т. д.).

Между тем одно из первых собраний в проезде Художественного театра Олег Ефремов посвятил дисциплине. Со стороны это выглядело комично. Почему? Читаем в дневнике у Олега Борисова: «24 сентября. В новом здании состоялось собрание труппы. Ефремов говорил об этике Станиславского. О внутреннем распорядке. Как себя вести. Еще говорил, что нельзя выходить на сцену в состоянии алкогольного опьянения. Ему, видать, донесли, что случаи участились… Но как можно кого-то убедить, когда у самого рыльце в пушку. Рыба гниет с… А в общем, эта тема меня не касается. Ни одного опоздания… от ролей в театре не отказывался…»

Кстати, и в протоколе собрания МХАТа от 1 января 1987 года было записано: «Пьянство т. Ефремова О. Н. на протяжении 16 лет, где бы он ни находился: в театре, на гастролях за рубежом или в Союзе, бросает тень на авторитет коллектива, ставит театр в крайне затруднительное положение…»

Но вернемся к Олегу Борисову.

В труппе МХАТа он был одним из самых дисциплинированных артистов. Может быть, поэтому у Ефремова он так и не прижился – в 1989 году вынужден будет уйти в Театр Советской армии, прослужив в МХАТе всего шесть лет. Вот как он сам напишет о причинах своего ухода, имея в виду героя нашего рассказа:

«Произошли ожидаемые, хорошо знакомые вещи. Вспыхнула зависть. Особенно обострилась она в Японии – при виде чужого успеха. Теперь понимаю, что она точила его все это время, а прорвало сейчас. Эта зависть простейшего вида, как туфелька. Только спрашиваешь себя: почему мне не приходит в голову завидовать ему? Я ведь не лишен этого чувства вовсе…

У меня не было другого выхода, как войти в ту «коалицию». Тем более что Ефремову я верил. Я возвращался в свой родной дом, как блудный сын к своему отчиму…[35] На Васильевской, в Доме кино, увидел Галю Волчек, она улыбнулась как-то заговорщицки, почти сочувственно: «Предаст… Переступит… Помяни мое слово».

Предал… Правда, не переступил, потому что я успел унести ноги. Мы все когда-нибудь ответим там за то, что поддались искушениям. Не этим, так другим…»

Итак, по мнению Борисова, Олег Ефремов его предал. Но, как мы помним, такова была сущность этого человека.

Об этом многие знали и не скрывали этого от окружающих (вспомним высказывания педагога нашего героя В. Виленкина). Причем для Ефремова, судя по всему, было без разницы, кого предавать – людей ему мало близких (вроде О. Борисова) или старых приятелей, каким был для него, например, Евгений Евстигнеев, с которым они в середине 50-х создавали «Современник». Как мы помним, Евстигнеев при разделе МХАТа в 1987 году опять пошел за Ефремовым, прихватив с собой и свою молодую пассию Ирину Цывину. Но лучше бы он этого не делал, поскольку уже спустя год ему пришлось уйти из театра. Что же случилось?

В 1988 году Евстигнеев пережил второй инфаркт (первый был за восемь лет до этого) и пришел просить у Ефремова отпуск, чтобы отдохнуть. На что услышал: у нас же производство, если тяжело, то уходи на пенсию. Услышать такое от человека, которого он считал своим другом, было настоящим шоком. Но у Ефремова никогда не было друзей в классическом понимании этого слова. В итоге Евстигнеев был отправлен на пенсию и единственное, что у него осталось, – это съемки в кино (а их было тогда немного), творческие вечера и преподавание в Школе-студии МХАТа. Через три с половиной года такой жизни Евстигнеев скончается от очередного инфаркта в возрасте 65 лет. У С. Родиной несколько иная версия этой истории: «Потом ушел Евстигнеев – сначала только из штата театра. Он хотел устроить Цывину во МХАТ, но Олег Николаевич сказал: «Нет. И не потому, что Ира плохая актриса. Это оскорбит память Лили»[36]. Тогда Евгений Александрович стал просить, чтобы его меньше занимали, ссылаясь на плохое самочувствие и больное сердце. А Ефремов узнал, что он играет с Цывиной в антрепризе, и возмутился: «На стороне ты можешь работать, а в театре – нет, сердце болит? Ну так выходи на пенсию!» Даже я удивилась:

– Олег Николаевич, зачем вы так? Это все-таки Евстигнеев!

– Вот именно поэтому я и не могу терпеть его вранье!..»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.