Глава 13

Глава 13

11 октября 1868 г. К северу от Кизинги вся страна покрыта лесом. На ней вздымаются гребни твердого песчаника, иногда покрытого мелкозернистым глинистым сланцем. Часто встречаются большие деревья, принадлежащие к виду, близкому к камедным. На вершинах попадаются масуко и рододендроны. Если эти деревья растут на открытых местах, то стволы их изогнуты в сторону, обратную юго-востоку. Много диких животных – буйволов, слонов. Многочисленные речушки бегут быстро, как ручьи в Англии после сильных дождей. Все население на юго-западной стороне Колонгоси – подданные Касембе, т. е. балунда или имбожва.

Мне понравилось, что своих больных ваньямвези по двое несли на носилках. Когда носильщиков это утомило, они одного человека, которого несли уже несколько дней, оставили под присмотром Чу?мы. Мы перешли через Луонго много выше по течению от того места, где впервые увидели ее, и недалеко от ее истоков в горах Урунгу, или Усунгу, затем перебрались через Лобубу, порядочную реку шириной в тридцать ярдов с быстрым течением и красивыми водопадами выше нашего брода; Лобубу впадает в Колонгоси.

6 октября. Перешли через Папуси, а милей дальше – через Луэну; здесь она шириной в сорок ярдов и глубиной по колено. Тут встретили человек четыреста из людей Кабанды; у них был такой вид, как будто они пришли помешать нашей переправе. Я перешел через реку, а они все держались вежливо. Если бы мы выказали малейшую слабость, они, несомненно, воспользовались бы этим.

7 октября. Пришли на Колонгоси, текущую по пяти дорогам, образуемым пятью островками в месте, называемом Кабверуме. Вблизи Мебамбы в нее вливается порядочная речка.

12 октября. Мы вышли к Колонгоси у брода Мосоло; измерив его ширину шагами, я определил, что она равна двумстам сорока ярдам; глубина реки в этом месте (в конце сухого периода) по бедро. Течение было настолько быстрым, что я с трудом удерживался на ногах. На противоположном берегу стояло не менее пятисот людей Нсамы, чтобы выяснить, что нам здесь нужно. Послал на тот берег двенадцать футов коленкора, а затем с тридцатью людьми, вооруженными ружьями, перешел, чтобы прикрывать остальных наших людей на переправе. При нашем приближении люди Нсамы отошли назад. Я пошел к ним и сказал, что уже раньше был у Нсамы, который дал мне козу и провизию, что мы с ним друзья. Некоторые из людей Нсамы видели меня у него, и теперь все столпились поглядеть на меня вблизи. Все стали вести себя дружелюбно. Убили слона, и мы остановились на два дня закупить провизию. Оттуда двинулись между двух гряд гор на восточной стороне озера Мверу по дороге, которой мы воспользовались в первое наше посещение владений Касембе.

20 и 21 октября. С Луао отправился в деревню вождя Муабо просить его показать мне пещеры, расположенные в его владениях. Он отклонил мою просьбу, говоря, что я пришел, уже побывав у очень многих людей, и теперь должен отправиться в Кабвабвату и там ждать; тем временем он обдумает, что делать – отказать ли мне или пригласить прийти. Он явно не желает, чтобы я видел его крепости. Весь его народ может разместиться в этих пещерах, хотя численность его больше десяти тысяч; пещеры обильно снабжаются водой и служат зернохранилищами.

22 октября. Пришли в Кабвабвату; надеюсь, мне удастся найти дорогу к другим подземным жилищам. Вряд ли они сделаны руками предков нынешних жителей, так как сами жители неизменно приписывают создание пещер божеству – Мулунгу, или Реза; если бы их соорудили предки нынешних обитателей, то существовало бы на этот счет какое-нибудь предание.

23 октября. Из деревни вождя Мпвето прибыл Сеид бин Хабиб. Он сообщил, что Луалаба и Луфира впадают в озеро во владениях Кинкозы. Имя верховного вождя страны Руа – Лунгабале.

Рога мпарахалы оказались длиной в три фута и диаметром у основания в три дюйма; это животное – желтая куалата страны макололо, помесь антилопы, которую голландцы называют гемзбок.

27, 29 и 30 октября. Салем бин Хабиб убит жителями страны Руа. Он расставил палатку, и они напали на нее ночью и закололи его копьями сквозь полотнища. Сеид бин Хабиб объявил войну всей Руа в отмщение за убийство брата. Возможно, что к этому убийству народ побудил набег Сефа.

29 октября. Двигаясь на север в сентябре и октябре – последних месяцах сухого периода, я переходил через много речек, текущих совсем как наши английские ручьи после сильных дождей, но здесь вода чистая и берега совсем не размыты. Некоторые речки имели беловатый оттенок, какой бывает от полевого шпата из разрушающегося гранита. Некоторые почти застойные воды казались состоящими из смеси молока с водой, в некоторых речушках была видна красная окись железа.

Там, где есть пиявки, их не приходится уговаривать присосаться: они налетают на белую кожу, как фурии, и ни за что не отстают. Онемевшими пальцами, хотя температура воды всего лишь 60 °F (16 °С), накручиваешь пиявку на палец и тянешь, но она выскальзывает. Я видел, что африканцы отделяют их от тела, делая резкий удар ладонью; этот метод оказался вполне эффективным.

Стрижи, сенегальские ласточки и обыкновенные ласточки с темным брюшком появились в Кизинге в начале октября; другие птицы, например сорокопут Дронго, птица с красноватым клювом, но в остальном похожая на серую коноплянку, продолжают держаться стаями. (5 декабря.) Сейчас они спариваются. Коршуны прилетели раньше ласточек. Первого коршуна видел на Бангвеоло 20 июля 1868 г.

1 ноября 1868 г. Кабвабвата. Ждем, пока подойдет Сеид, чтобы помочь ему. У него огромное количество бивней и слитков меди; по-видимому, чтобы переправить все это, его людям придется пройти туда и обратно три раза. На озере у него большие каноэ, и он поможет нам на обратном пути.

2 ноября. Вчера пришло известие из деревни Мпвето, что от Сеида бин Хабиба убежал двадцать один раб; это все были люди из Руа, незакованные, так как считалось, что по сю сторону Луалабы они уже никуда не денутся; но при первой возможности они показали свою любовь к свободе. Подозревают, что Мпвето приютил их или помог им переправиться через реку. Вероятно, это приведет к тому, что Сеид нападет на Мпвето, как он много раз нападал на других вождей Руа. Мпвето в этом случае не может рассчитывать на чье-либо сочувствие: слишком он редко проявляет дружественное отношение к другим вождям.

3 ноября. Послали людей поторопить Сеида. Мы выступаем через два-три дня.

Самая древняя из известных нам карт, карта эфиопских золотых рудников, относится к временам Сети I, отца Рамзеса II; она составлена задолго до бронзовой пластинки Аристагора, на которой был нанесен весь земной круг, со всеми морями и реками. (Тайлор, стр. 90, цитирую по «Археологии» Берга, т. XXXIV, стр. 382.) Сесострис был первым распространителем своих карт.

8 ноября. Говорят, что Сеид бин Хабиб собрал 150 фрасила слоновой кости, т. е. 5250 фунтов (2380 кг), и 300 фрасила меди, т. е. 10 500 фунтов (4760 кг). При ста носильщиках ему нужно делать четыре оборота, т. е. на каждом переходе повторять путь четыре раза. Двадцать один раб убежал сразу в одну ночь, и только четверых поймали. Не все рабы им куплены, медь и слоновая кость тоже добыты нечестным путем: убийство брата было для него удобным оправданием для грабежа, убийств и захвата пленных. Так как Мпвето живет на берегу Луалабы, то его подозревают в том, что он приютил беглых: они не смогли бы переправиться через реку без помощи его людей и без его каноэ. Мпвето заявил: «Отойдите от меня и посмотрим, пойдут ли убежавшие в эту сторону». Он не хочет выдавать беглецов. Сеид послал за эльмасом, единственным лицом здесь из духовных, т. е. из мулл, – вероятно, затем, чтобы спросить, дает ли ему, Сеиду, Коран право напасть на Мпвето. Мулла наверняка ответит: «Да, конечно. Если Мпвето не вернет тебе рабов, возьми, что сможешь, силой». Сеид пролил уже много крови и начинает опасаться за свою жизнь.

Два дня болел лихорадкой. Слава Богу, сейчас легче.

Ожидая выхода на Уджиджи, Ливингстон усиленно занимался проблемой истоков Нила. Под 8 ноября он записал следующие строки.

Открытие истоков Нила по важности не уступает отысканию Северо-западного прохода, которое привлекло к себе, хотя и в меньшей степени, энергию, настойчивость и смелость англичан. В отыскании истоков Нила, кроме того, есть элемент особого интереса. Великие люди древности оставили записи о своем горячем желании выяснить источники реки, которую Гомер назвал «сошедшим с небес родником Египта». Сесострис, первый, кто изготовил карты, которые раздал не только египтянам, но и скифам, естественно, желал знать истоки реки, на берегах которой, как говорил Евстафий, процветал фараон. Александр Великий, основавший в устье реки прославленный город, смотрел вверх по ее течению с тем же желанием, того же хотели и цезари. У Лукана великий Юлий Цезарь говорит, что он откажется от ведения гражданской войны, если только сможет увидеть истоки этой всемирно известной реки. Император Нерон послал двух центурионов исследовать «Caput Nili». Они сообщили, что видели, как река со страшной силой прорывается между двух скал, а далее теряется в огромных болотах. Вероятно, это были местные сведения о Нильских катарактах и обширных пространствах за ними. Другие развили это сообщение и превратили его в рассказ о двух горах с острыми коническими вершинами – Крофи и Мофи – посередине, между которыми находятся источники Нила; их глубину невозможно измерить. Эти источники отдают половину своей воды на юг, Эфиопии, а другую половину – на север, Египту. То, что посланные Нерона не смогли найти, и то, что многие великие умы древности стремились узнать, в наш век стало известным благодаря терпеливой деятельности и настойчивому трудолюбию англичан.

Принося к ногам соотечественников свой вклад в эти открытия, автор хочет воздать заслуженную честь своим предшественникам. Работа Спика и Гранта заслуживает высшей похвалы: они открыли огромные территории, ранее неисследованные, в твердом убеждении, что открывают истоки Нила. Никто не может оценить трудности совершенного ими, если сам не углубится в неизведанную страну. Вместе с капитаном Бертоном Спик подошел гораздо ближе к «прячущимся источникам», чем когда он был на озере Виктория, но он и все исследователи повернулись к источникам спиной. М-р Бэйкер проявил храбрость и настойчивость, достойную англичанина, следуя указаниям, данным в работе Спика и Гранта. Но никто в моем представлении не стоит так высоко, как голландская леди мисс Тинне, которая после тяжелых семейных горестей с благородной настойчивостью продолжала бороться со всевозможными трудностями и отказалась от достижения цели своей экспедиции только после уверений Спика и Гранта, что источники, которые она ищет, уже открыты ими: это озеро Виктория. Мисс Тинне, очевидно, обладает в какой-то мере неукротимой отвагой ван Тромпа, могилу которого должен посетить каждый приезжающий в Голландию англичанин. Ее доктор получил титул барона. Не будь она уже голландской леди, ее следовало бы сделать герцогиней.[32]

Для сопоставления с тем, что мне придется опубликовать, если я выживу, хочу изложить наиболее интересные представления об этой всемирно известной реке. Птолемей, географ (не из египетских царей), живший во II веке, на своих древнейших картах показывает, что Нил берет начало в «Montes Lunae» (Лунные горы) между 10 и 12° ю. ш. в виде шести отдельных рек, которые текут на север в два озера, расположенные одно на востоке, другое на западе. Эти реки текут западнее реки, называемой Птолемеем Рапта, или Раптус, – вероятно, это наша Рувуму, или Лоума. Точка зрения Птолемея очень близка к истине, однако его Лунные горы нельзя отождествить с горами Локинга или Биса, в которых действительно берут начало многие из источников, питающих Нил.

Некоторые из древних писателей полагали, что источник вод Нила – океан. Так же думали и африканцы с берегов Лиамбаи, т. е. верхнего течения Замбези, когда мы спрашивали об истоках реки: «Она берет начало в Леоатле, море белого человека, или в Метсехула». Второе название означает «пасущаяся вода» и вызвано представлением, будто прилив набегает на берег, чтобы пастись. Почему вода в Лиамбаи пресная, они объяснить не могли.

Некоторые считали, что Нил берет начало в Западной Африке, течет на восток через континент, затем поворачивает на север к Египту. Другие думали, что он берет начало… в Индии! На основании неясных сведений, полученных от рабов, некоторые считали, что Нил и несколько других рек вытекают из большого внутреннего моря. Имя этого большого озера было будто бы Ахелунда, что на языке негров Анголы значит «море». Но скорее всего, это значит просто «из Лунды», «принадлежавший Лунде», ибо Лунда – страна. Под словом «Ахелунда» могли подразумевать, конечно, и море, и что угодно. Ньяси, или «море», – еще одно название, и тоже ошибочное. Ньяси значит «высокая трава» и больше ничего. Нианза, произносимое коротко как «Ньяса», означает «озеро», «болото», «любой водоем» и даже «высохшее дно озера». «Н» и «и» произносят слитно как «нь».

Из всех теоретиков – открывателей истоков тот, который договорился до существования озера в двести миль и поместил его на высоте в 4000 футов на северо-западном конце озера Ньяса, заслуживает первого места. Д-р Бик своей догадкой подошел к истине ближе большинства исследователей, но все же и он в конце концов указал место, где истоков нельзя было найти. Старик Нил сыграл славную шутку с теоретиками: его истоки оказались на пятьсот миль южнее, чем все они предполагали. Я называю свои результаты вкладом в открытие истоков Нила; ведь ровно сто лет назад (в 1769 г.) Брюс, более замечательный путешественник, чем мы все, побывал в Абиссинии и, открыв истоки Голубого Нила, тоже думал, что решил древнюю проблему. Может быть, мой вклад будет отвергнут, если кто-нибудь откроет южные источники великой реки Египта, о которых я сейчас не имею представления.

Давид Ливингстон»

Мы знаем, что Эционгебер со своими портовыми сооружениями стоял на берегу моря. Сейчас он находится далеко от берега, в глубине залива, в выжженной пустыне. Когда португалец Балтазар посетил Аден около трехсот лет назад, это был цветущий сад. Сейчас это огромное скопление черных скал, изверженных пород с ничтожной растительностью. Многочисленные гигантские бассейны и развалины акведуков стоят как обломки прошлого в местах, где дождь не выпадает по три года подряд и даже больше. Все они высохли вследствие изменения климата.

В связи с системой озер в центре Африки может прийти в голову мысль, что озеро Ньяса часть своих вод отдает в Нил, но это значило бы, что из озера выходят реки с обоих концов; кроме того, страна на северо-северо-западе и северо-востоке возвышается на 4000–6000 футов над уровнем моря и нет ни малейших признаков того, что Ньяса и Танганьика когда-либо соединялись между собой.

Кроме того, Льемба находится на высоте в 3000 футов над уровнем моря. Высота озера Ньяса значительно меньшая. Следовательно, если бы между озерами существовало сообщение, хотя бы подземное, то озеро Танганьика изливалось бы в Ньясу и дальше через Шире и Замбези в море.

От большого озера, существующего, как говорят, на северо-западе от Тананьики, мог бы отходить рукав к Нилу; однако к востоку с этого озера поднимается высокая гряда.

Достойно внимания, что у суахили, побывавших в Карагве, создалось впечатление, будто Китангуле (Китангари) течет из Танганьики в озеро Укереве. Один из людей Саида бин Омара на днях заставил меня задуматься над этим, сказав: «Китангуле – рукав Танганьики». Он не прослеживал течения. Но то, что Дагара, отец Руманьики, серьезно собирался в свое время углубить верхнее течение реки, чтобы каноэ могли проходить из его владений в Уджиджи, – веское доказательство в пользу того, что река вблизи Танганьики должна быть большой. Мы знаем, что вблизи Укереве река имеет значительные размеры и для переправы через нее требуется каноэ. Бертон пришел к очень нелепому заключению, будто негры, говоря, что река течет в одну сторону, хотят сказать, что она течет в противоположном направлении. Во времена Руманьики Уджиджи было единственным рынком для товаров всей страны. Сейчас основная доля торговли и наибольшее влияние находятся в руках Гараганзы (14 сентября 1868 г.).

Но жители восточного берега озера Виктория называют его Окара. Ответвление озера – Кавирондо – имеет ширину около сорока миль. Озеро Баринго – отдельное водное пространство, шириной около пятидесяти миль, от него отходит река Нгардабаш, текущая на восток, в Сомали. Озеро Наиваша, восточнее Кавирондо, тоже имеет ширину около пятидесяти миль. Из него вытекает река Кидете, которая, как предполагают, течет в Луфу. Наиваша лежит к юго-востоку от Кавирондо, и с его берегов видна гора Килиманджаро. Спик, по-видимому, принял юго-восточные озера Окара, Наиваша и Баринго за одно. На юге озера Окара много больших островов, между которыми мало воды, да и та, что есть, покрыта водной растительностью тикатики, по которой, как на маленьком озере Гумадона, может ходить человек. На севере Окара очень широкое. Страна бурукинегге образует пограничную область между народом Кавирондо и племенами галла, владеющими верблюдами и лошадьми.

9 ноября. Переписал несколько заметок, сделанных в Кизинге и других местах. В Кабвабвате возобновляю ведение дневника. Несколько небольших дождей немного охладили воздух. Сейчас самое жаркое время года.

10 ноября. Сегодня утром прошел более сильный дождь, он окажет такое же действие.

11 ноября. Муабо посетил нашу деревню, но отказался показать подземные жилища.

13 ноября. Я собрался уже совсем выступить без Мохамада Богариба, но он просил меня не уходить, пока не уладит какое-то важное дело относительно жены, которую должен получить в Уджиджи от Мпамари. Для счастливого выхода в поход нам нужно дождаться новолуния, которое будет через три дня. Сеида бин Хабиба мы оставим в деревне вождя Чисаби.

Убежали две женщины-рабыни; а из двадцати одного беглеца Сеид вернул только пять. Мулла в своих решениях проявил мягкость; он вернулся сюда и сообщил мне, что от Сеида убежало много рабов – около сорока. Многие, кому бежать не удается, умирают, очевидно, от тоски. Это все пленные, а не люди, проданные в рабство за какую-нибудь провинность. Этим объясняется большая смертность среди людей, которых ведут на морской берег, чтобы, как они думают, там откормить и съесть. Несчастные! Да поможет им Бог.

Уджиджи – так звучит название города в произношении ваньямвези. Местных жителей они называют вахехе, совершенно так, как эти люди именовали себя на реке Зуга, близ Нгами.

Все беглецы из моих людей вернулись, и я взял их обратно.

15 ноября. У арабов существует предание, согласно которому эмир Муса ходил на юг и дошел до страны джагла. Рассказывают, что он жил к северо-востоку от Сунны, нынешней Мтезы. Но предание это так перемешано с легендами и сказками о джиннах, что его нельзя отнести к Моисею, о пребывании которого в Мероэ и женитьбе на дочери царя Эфиопии существует также смутное предание в более северных местах. Единственное, что меня в этих рассказах интересует, – этого род Мероэ, ныне утерянный; если он был построен древними египтянами, его, может быть, еще найдут.

Чтобы подозвать кого-нибудь, африканцы делают рукой жест, не похожий на европейский. Руку при этом они держат ладонью вниз, тогда как мы держим ее ладонью кверху. Они как бы мысленно налагают руку на нужного им человека и притягивают его к себе. Если тот, кого подзывают, находится недалеко, скажем, ярдах в сорока, то зовущий поднимает правую руку на уровень груди и делает движение, как будто хватает его, сжимая пальцы, и притягивает к себе. Если же тот, кого зовут, находится далеко, то жест усиливают, поднимая правую руку как можно выше и опуская ее с размаху вниз, к земле, по-прежнему ладонью вниз. В знак согласия они кивают головой, но в отличие от нас поднимают подбородок кверху, а не опускают вниз, как мы. К этому скоро привыкаешь, и поднимание подбородка кажется естественным.

16 ноября. Я устал от ожидания и завтра отправляюсь на север. Симон убил зебру, уже после того как я принял решение о выступлении. Добытое мясо делает отсрочку терпимой, ибо кроме того, что у меня теперь появилась мясная пища, которой раньше не было, мы можем купить всякое зерно и бобовые на ближайшие несколько дней. Ведь женщины соседних деревень, как только прослышат, что охотники убили животное, сбегаются сюда и продают за мясо всевозможные продукты со своих участков.

17 ноября. Рассказывают, что по дороге к Большому Соленому озеру в Америке повсюду встречаются кости и черепа животных, и, несмотря на это, путешественники часто испытывают сильный недостаток в топливе. Странно слышать такое об американцах, столь умелых в использовании решительно всего. Когда мы в первый раз шли на пароходе вверх по реке Шире, топливо кончилось у нас как раз на слоновьем болоте, где нет деревьев, и добраться до них невозможно, иначе как пройдя много миль по тянущемуся на обоих берегах почти непроходимому болоту, покрытому тростником и пересекаемому повсюду глубокими рукавами реки. Доведя судно до места, где когда-то был убит слон, я немедленно погрузил на пароход его кости; они вместе с костями еще одного слона дали нам возможность на парах быстро дойти до такого места, где было много дров. Скифы, по словам Геродота, пользовались костями принесенного в жертву животного, чтобы сварить его мясо; то же делают гаучосы в Южной Америке, когда у них нет топлива; бык, таким образом, сам себя варит.

18 ноября. Хорошенькая маленькая женщина сбежала от своего мужа и пришла к Мпамари. Муж ее принес три мотыги, отрез клетчатой ткани и две нитки крупных бус, чтобы откупить ее обратно. Но старик хочет взять ее себе, и, по местным законам, он имеет право оставить ее как жену-рабыню. Рабовладельцы – плохие соседи, так как рабы постоянно от них убегают, а хозяева считают, что вожди обязаны вернуть им беглеца за кусочек ткани. Старая женщина бегала от Мпамари три раза; вчера ее поймали и привязали к столбу, чтобы молодые рабы издевались над ней. Ее дочь, увидев, что мать привязывают, разрыдалась; тогда Мпамари приказал привязать ее к спине матери. Я заступился за дочь, и ее отпустили. Мпамари сказал: «Тебе все равно, пусть Сеид Маджид потеряет свои деньги». Я ответил: «Отпусти совсем старуху; ведь она завтра опять убежит». Но для них невыносимо дать рабу свободу.

19 ноября. Собирался выступить сегодня, но Мохамад Богариб попросил меня не уходить еще три дня, а затем он-де пойдет со мной; он был очень добр ко мне, готовил для меня ежедневно еду с самого дня моего прибытия к Касембе, с 6 мая, и до дня нашего прихода сюда, 22 октября. Пища была довольно грубая, но все же это была пища, и мне не хотелось отклонять его искреннее гостеприимство. Мпамари тоже уговаривал меня. На его уговоры я бы не обратил внимания, но у него есть связи с лодочниками на Танганьике.

20 ноября. Мохамад Богариб намеревался напасть на две ближние деревни, предполагая, что их жители прячут его беглых рабов. Думаю, что, оставшись здесь, я разрушил этот план, так как ему не хочется грабить, пока я с ним. Мпамари тоже настроился снова на мир, хотя устроил смотр всем своим бродягам и гарцевал перед ними, как старая загнанная лошадь. Один из его людей пришел в такое возбуждение от крика, что другим пришлось его обезоружить; тут он упал, как в припадке. Ему вылили воды на голову, и он успокоился. Выступаем 22-го.

22 ноября. Сегодня вечером имбожва, или бабемба, пришли в сумерки и убили женщину ваньямвези на одном конце деревни и женщину с ребенком на другом. Оказывается, один из людей Мохамада Богариба, по имени Бин Джума, ходил в деревню к северу от нашей и там захватил двух женщин и двух девочек взамен четырех сбежавших рабов. Вождь, возмущенный этим, выстрелил из лука в одного из людей отряда Бин Джумы, а Бин Джума застрелил из ружья женщину.

Как оказалось, это вызвало возмущение во всей стране, и на следующее утро на нас с трех сторон напала толпа имбожва. У нас не было ограждения, но наши люди стали строить его со всей возможной в виду неприятеля скоростью; они рубили деревья и переносили их на линию обороны, в то время как другие сдерживали нападающих, угрожая ружьями. Не будь с нами группы ваньямвези, которые усиленно стреляли из луков и время от времени отгоняли имбожва, нас бы разгромили. Я не приближался к месту сражения и оставался дома, чтобы в случае необходимости защищать свой багаж. Женщины ходили взад-вперед по деревне с лукошками, как будто веяли зерно, распевали песни и кричали, подбадривая сражающихся мужей и друзей; у каждой в руке была ветка Ficus indica, которой она размахивала, как я думаю, в виде талисмана.

По слухам, убито человек десять имбожва, но их соотечественники тотчас же уносили убитых и раненых. Они продолжали нападать на нас с рассвета до часу дня и выказывали большую храбрость, но ранили своими стрелами только двоих. Проявленная имбожва забота о спасении своих раненых изумительна: двое или трое сейчас же подхватывали упавшего и убегали с ним, хотя их преследовала большая толпа ваньямвези с копьями, а суахили стреляли из ружей. Поистине многие из имбожва были настоящими кавалерами креста Виктории!

Те имбожва, у которых вокруг пояса висели связки хвостов животных с амулетами, подбирались бочком, легкой походкой, к недостроенной ограде и стреляли, целясь высоко вверх, чтобы стрелы упали среди ваньямвези; затем собирали валявшиеся на земле стрелы, отбегали назад и снова возвращались. Они думали, что легкая походка позволяет им избегать пуль; когда пули свистели, пролетая, они нагибали голову, как бы давая пулям пройти над собой; они никогда раньше не видели ружей. В тот момент мы не знали, что нападающие – это вожди Муабо, Фута, Нгуруэ, Сандаруко и Чапи; мы выяснили это позже по тем потерям, которые понес каждый из этих пяти вождей.

Для меня совершенно ясно, что арабы-суахили были поражены поведением африканцев. Суахили думали, что африканцы побегут, как только услышат ружейные выстрелы, но вместо этого нас едва не истребили; так бы, наверно, и случилось, если бы не наши союзники ваньямвези. Хорошо, что имбожва не удалось привлечь Мпвето и Карембве к участию в нападении, не то положение было бы еще серьезнее.

24 ноября. Имбожва, или, скорее, бабемба, пришли сегодня рано утром и стали вызывать Мохамада на бой, если он человек, способный сражаться; но ограда готова, и никто, видимо, не пожелал отозваться на этот вызов. Мне нет дела до всего этого, но слава Богу, что я задержался и не попал со своими немногими спутниками в руки справедливо разгневанных бабемба. Сегодня они возобновили атаку, некоторые выходили к ним сражаться, и бой продолжался до полудня. Если убитых нападающих свои не успевали уносить, то ваньямвези отрубали ему голову и сажали ее на кол в ограде. Так водрузили шесть голов. Ваньямвези захватили в плен красивого молодого человека; один из ваньямвези ударил его ножом в спину, другой рассек ему лоб топором. Я кричал им, чтобы они не убивали его, но тщетно. Наиболее здраво рассуждающие соглашались, что убивать пленных не следует, но большинство ваньямвези пребывают в исступлении против бабемба из-за женщин, убитых 22-го.

25 ноября. На третий день бабемба держались поодаль; арабы думают, что будет хорошо, если нам удастся выбраться отсюда невредимыми. В ночь на 23-е послали к Сеиду бин Хабибу людей за порохом и подмогой. Мохамад Богариб не желает брать на себя ответственность за войну: он винит в происшедшем Мпамари, а Мпамари – его. Я сказал Мохамаду, что война, несомненно, дело его рук, поскольку Бин Джума его человек, а он, Мохамад, одобрил захват женщин.

Ему это не нравится, но это правда. Ведь он не напал бы на деревню Касембе, или Моамбы, или Чикумби, как он напал на эту деревню вождя Чапи. Просто здешний народ оказался из другого теста, чем он думал, и безумие вступления в войну, в которой его рабы, если им удастся, ускользнут из его рук, теперь очевидно для всех, даже для него самого. Сеид прислал четыре бочки пороха и десять человек; они прибыли вчера ночью.

27 ноября. От Муабо пришли два человека для переговоров. Один из них сказал, что был на южном конце деревни в самом начале этой истории и слышал, как один человек сказал другому: «Мо пиге» («застрели его»). Мпамари произнес длинную оправдательную речь, но все это было повторением той же вечной истории о беглых рабах. Работорговцы не могут помешать рабам убегать и нахально убеждены, что местные жители должны их ловить и быть, таким образом, их покорными слугами и преследовать своих соотечественников. Если рабовладельцы не могут сохранить своих рабов, зачем покупать их, зачем класть свои деньги в дырявый мешок?

Я предложил Мохамаду Богарибу отослать назад женщин, захваченных Бин Джумой, чтобы показать бабемба, что он не одобряет этого поступка и готов мириться, но ему это показалось слишком унизительным; я добавил, что эти рабы обошлись в четыре бочки пороха, т. е. в сто шестьдесят долларов, тогда как при законной покупке рабы стоили бы ему по восемь или десять ярдов коленкора каждый. По окончании речи Мпамари людям Муабо показали четыре бочки пороха и Коран, чтобы внушить мысль о великой мощи арабов.

28–29 ноября. Предполагается двинуться на север и пробиться, если удастся, силой, но все понимают, что это создало бы отличную возможность для рабов убежать, а они, конечно, не замедлят воспользоваться ею. Вопрос, таким образом, становится серьезным, и арабы ищут на него ответа в Коране.

30 ноября. Послали к Муабо людей просить о праве прохода или, говоря проще, об охране с его стороны. Мпамари заявляет, что он ко всему этому делу совершенно непричастен.

1 декабря 1868 г. Опять приходили люди от Муабо. Он был бы рад помочь помириться с Чапи!

2 декабря. Задержка меня очень беспокоит. Муабо прислал в знак предложения мира трех рабов – штраф, наложенный на себя добровольно; но Муабо находится к югу от нас, а мы хотим идти на север.

3 декабря. Сегодня отправился отряд очистить путь на север, однако бабемба горячо встретили его… стрелами. Отряд вернулся с одной захваченной женщиной; люди говорят, что убили одного мужчину. Один из них ранен, многие были в опасном положении. Другой отряд ходил на восток, в них тоже стреляли, есть раненые.

4 декабря. На восток отправился отряд и рад был спастись от бабемба бегством. То же произошло и на западе, а сегодня (5-го) созвали всех людей усиливать укрепления из опасения, что враг неожиданно может войти в деревню.

Рабы, несомненно, разбежались бы, и винить их за это нелепо. Мпамари предложил выступить на север ночью, но его люди возражали, так как даже детский плач мог бы разбудить бабемба и они обнаружили бы пытающихся от них удрать. Поэтому в конце концов Мпамари послал к Сеиду спросить его, что делать – отступать днем или ночью. Вероятно, он также упрашивал Сеида прийти и защитить его.

В этих местах в каждой деревне можно найти деревянного идола; черты лица, татуировка и прическа воспроизводят внешность жителей; для некоторых идолов строят маленькие хижины, другие стоят в обычных жилищах. Бабемба называют их нкиси (арабы произносят это санкан); народ Руа одного идола называет калуби, во множественном числе – талуби. Идолам подносят помбе, муку, бханг (индийскую коноплю), табак и разводят для них костер, чтобы они могли курить у огня. Идолы эти изображают умерших отца или мать, и предполагается, что родители довольны подношениями этим изображениям, но все жители отрицают, что молятся идолам. У Касембе много этих нкиси.

Когда Касембе выступает в поход, одного из них, длинноволосого, по имени Мотамбо, несут впереди. Иногда идолы носят имена умерших вождей. Я не встретил никого, кто смог бы мне объяснить, молятся ли когда-нибудь этим идолам. Арабы, знающие языки африканцев, говорят, что у них нет молитв и они думают, что со смертью наступает полный конец человека; впрочем, некоторые факты заставляют меня думать, что мнение арабов ошибочно. Рабы, подражая своим господам, насмехаются над соотечественниками и не высказывают настоящих мыслей. Один раб сказал мне, что они веруют в два верховных существа – Реза вверху, убивающего людей, и Реза внизу, уносящего их после смерти.

6 декабря. От Сеида бин Хабиба пришли десять человек и принесли письмо, содержание которого ни Мпамари, ни Мохамад не хотят сообщать. Некоторые думают (и это весьма вероятно), что он спрашивает: «Зачем вы начали войну, если собирались так скоро уходить? Разве вы не знали, что население страны воспользуется тем, что вы в походе будете обременены женщинами и рабами?»

Мохамад Богариб пригласил меня, чтобы спросить, какой совет я могу ему подать, так как его собственные соображения и уловки оказались бесполезными, и он теперь не знает, что делать. Ваньямвези угрожают уйти ночью, покинув его, так как они в ярости против бабемба и обижены тем, что арабы не помогают отомстить им.

Я избегал давать какие-либо советы, но все же сказал, что, будь я на его месте, я бы уже давно отослал пленниц Бин Джумы, чтобы показать, что не одобряю его поступка, с которого началась война, и готов помириться с Чапи. Он ответил, что не знал о намерении Бин Джумы захватить этих людей. Бин Джума будто бы встретил африканцев с рыбой и отобрал силой десять рыб. Африканцы в отместку захватили трех рабов ваньямвези, и Бин Джума уплатил за рыб штраф, дав одного раба. Но Мохамад будто бы и об этом деле ничего не знал. Я, однако, держусь того мнения, что Мохамад отлично знал об обоих делах, и гарцевание Мпамари перед строем показывает, что он тоже все знал, хотя теперь и отрицает это.

Бин Джума – длинный, худой, нескладный суахили ростом в шесть футов два дюйма, толстогубый, нос крючком. Я сказал Мохамаду, что если Бин Джума пойдет с нами в страну маньюэма, то всему нашему отряду отрежут отступление. Этот Бин Джума явился сюда, купил себе в слуги раба, и тот убежал. Тогда Бин Джума стал угрожать жителю деревни Чапи из-за беглеца (сам он говорит, что угрожал троим), а затем захватил десять человек взамен этого беглого; Мохамад вернул из них шестерых. Вот что послужило началом войны.

Теперь, когда война разгорелась, я вынужден поступать так, как Мохамад, и отступать вместе с ним днем или ночью. Нет смысла сейчас спрашивать у меня совета, но ясно, что они своим поведением, не имеющим никакого оправдания, поставили меня в ложное положение. Они теперь боятся, что султан Сеид Маджид будет винить их в этом; пока что Сеид бин Хабиб прислал мне личное сообщение, приглашая прийти с его посланными к нему и оставить эту партию.

Я вижу, что теперь план заключается в попытке очистить дорогу от Чапи, а затем идти дальше, но мне так отвратительна эта война из-за рабов, что я собираюсь пойти на риск нападения со стороны населения страны и отправиться завтра без Мохамада Богариба, хотя он мне нравится гораздо больше, чем Мпамари или Сеид бин Хабиб. Какое вопиющее лицемерие обращаться к Корану за наставлением, в то время как похищенные женщины, девушки и рыба находятся в руках Бин Джумы.

8 и 9 декабря. Мне пришлось ждать, пока ваньямвези приготовят пищу. Мохамад не распоряжается ими, да и никем вообще. Пришли двое бабемба и сказали, что они отказываются от борьбы, но просят вернуть им жен, захваченных людьми Сеида, когда они шли сюда. Эту разумную просьбу сначала отклонили, но благоразумие победило, и арабы согласились сделать хоть что-нибудь, чтобы смягчить гнев врага; отослали шесть пленных, в том числе двух женщин, за которых просили бабемба.

11 декабря. Шли шесть часов, африканцы нас не трогали. Построили ограду, наутро перешли через реку Локинда и ее приток Мукоси. Здешнее население подвластно Чисаби, который не присоединился к другим вождям бабемба. Идем между двумя грядами поросших лесом гор, составляющих продолжение тех, что тянутся по обеим сторонам озера Мверу.

12 декабря. Надоевшая история с бегством рабов повторилась вчера, когда скрылись два раба Мпамари, несмотря на то что у них на шее ярмо и оба они у него с юных лет. Из недавно приобретенных рабынь Мохамада Богариба не осталось ни одной, имеющей привлекательную внешность; все хорошенькие рабыни ловко добиваются благосклонности, просят снять с них ярмо, а затем сбегают. После четырехчасового перехода пришли в деревню Чисаби и в лагерь Сеида бин Хабиба; лил непрерывный дождь, который испортил торжественную встречу Сеида с его родственником Мпамари. Однако женщины стойко провели встречу, хотя и промокли насквозь, – они танцевали и пели приветствия с усердием, достойным лучшего применения, как выражаются репортеры.

По обычаю, торговец, принимающий гостей, режет коз и кормит прибывших не менее двух дней; Сеид соблюдает это правило гостеприимства, хотя продолжается непрерывный дождь.

14 декабря. Пушица и папоротники, растущие по всей стране, подтверждают большую влажность Марунгу. Дождь идет ежедневно, но это не тот сильный дождь, какой выпадает, когда солнце проходит над нашими головами обратно на юг.

15 декабря. Двухчасовой переход до хребта Тамба. Африканец убил для еды красивую светло-серую маленькую сову нквекве. Черное кольцо вокруг передней части головы и черные уши придают ей сильное сходство с кошкой, привычкам которой сова следует.

16–18 декабря. Вчера вечером умер брат Сеид бин Хабиба. Я решил совсем оставить партию, но Сеид сказал, что Чисаби нельзя доверять; кроме того, поскольку умер брат Сеида, было бы непочтительно с моей стороны оставить его одного хоронить покойника. Этой ночью бежали шесть рабов Сеида – один из них сторожил остальных. Говорят, что одному мобемба, ходившему с Сеидом два раза на берег моря, приглянулась женщина, связанная в цепь с пятью другими рабами. Он отпустил этих пятерых и взял с собой женщину. Остальные пять немедленно исчезли; сейчас, когда трава уже высокая и зеленая, никто не может по следам найти, куда они ушли.

Сеид сказал мне, что не стал бы задерживаться из-за рабов, но остается ввиду смерти брата. Мы похоронили юношу, проболевшего три месяца. Мпамари и еще четверо спустились в могилу. Над ними горизонтально растянули широкое полотно и заставили его слегка колебаться, как будто обмахивали тех, которые укладывали тело в выемке, выкопанной сбоку у дна. Кончив укладывать тело, они стали подгребать к себе землю, а все остальные подталкивали ее к ним, пока не заровняли могилу. Затем подошел мулла, вылил немного воды на могилу и пробормотал несколько молитв. При этом Мпамари громко сказал мне: «Мулла молится так, что его не слышно», а мулла улыбнулся мне, как бы говоря: «За то немногое, что я получу, и это достаточно громко». Во время совершения обряда женщины громко причитали. Мы отправились на обычное место собраний, и все пожимали руку Сеида, как бы снова принимая его в общество живых.

Перед этим Сеид говорил мне, что он сражался с народом, убившим его старшего брата Салема бин Хабиба, и будет продолжать воевать с ними, пока вся страна не будет разорена и опустошена: мусульмане не прощают пролития крови. Сеид убил много людей и захватил множество рабов и большое количество слоновой кости и меди; у него более двухсот бивней, из них многие большого размера.

19–20 декабря. Пришли в укрепленную деревню вождя Чисаби на левом берегу реки Лофунсо, текущей по заболоченной долине, шириной в три мили. Ночью сбежали восемь рабов Мохамада Богариба, один с ружьем и со своей женой. На поиски ходила большая партия, но никого не нашли.

Сегодня арабы убили слона. Послали забрать мясо, но Чисаби приказал людям не трогать принадлежащее ему мясо. Опыт Кабвабваты говорил нам – «держитесь мягко»; поэтому чтобы задобрить вождя, ему послали шесть ярдов коленкора и две мотыги; тогда Чисаби потребовал половину мяса и один бивень; мясо отдали, но выдать бивень вежливо отказались, сказав, что вождь – юноша, а это требование подсказано его советниками. В ответ было сказано еще, что Касембе, Чикумби, Нсама и Мерере вообще ничего не требовали. Вероятно, его советники слыхали об установленном португальцами законе и хотят ввести его здесь. Все же оба бивня остались у арабов.

22 декабря. Переправились через реку Лофунсо, пройдя вброд через три рукава, первый из них шириной в сорок семь ярдов, затем через саму реку, в пятьдесят ярдов и глубиной по горло. Двоих снесло, и они утонули, еще двоих спасли прыгнувшие в воду люди; одним из спасавших был мой слуга Суси. Одного человека сильно укусил крокодил, но зверя отогнали. Ночью сбежали два раба: женщина отвязала ярмо мужа от дерева и убежала с ним.

24 декабря. Сегодня нас задерживают больные, их пятеро. Некоторые не могут идти от слабости и поноса, вызванного тем, что они спали на сырой земле неодетыми.

Сеид бин Хабиб рассказывает, что в Руа водится особая порода коз с удивительно короткими ногами, настолько короткими, что они не могут далеко ходить; козы эти дают много молока и хорошо жиреют, но мясо у них неважное.

Золото в Катанге встречается только в озере, внизу у водопада. Вероятно, оно содержится в породе выше по течению. Рассказ Сеида о Лофу, или, как он ее называет, Западной Луалабе, совпадает с рассказом его двоюродного брата, Сеида бин Омара. Она течет на север и впадает к западу от Луфиры в озеро Кинконза, называемого так по имени вождя. Восточная Луалаба становится дальше очень широкой, часто достигает в ширину шесть или восемь миль; на ней много населенных островов, жители которых не боятся вторжения; их вожди Моэнге и Ньямакунда – люди необузданные. Принадлежащий Сеиду охотник Кабвебве сообщил ряд сведений, полученных им во время охотничьих странствований. Например, он говорит, что у Луфиры девять значительных притоков; у одного из них, Лекульве, тоже девять притоков; другой приток, Кисунгу, покрыт тикатикой, по которой люди переходят с берега на берег, хотя тикатика и прогибается под их тяжестью. Он приписывает происхождение Луфиры и Западной Луалабы, т. е. Лофу, вместе с Лиамбаи источникам, вытекающим из большого земляного холма, который называет сегуло, что значит «муравейник».

25 декабря. Рождество. Не можем купить ничего, кроме самой грубой пищи. Ни козы, ни курицы. Сеид, у которого много меди, может получить все самое изысканное. Прошли мимо горы Катанга, которая осталась по левую руку от нас, и вышли к реке Капета. Зарезали любимицу-козочку, чтобы приготовить рождественский обед. Из Уджиджи пришла партия торговцев. Они говорят, что отсюда до Танганьики десять переходов. Передали ошибочные сведения, будто на озере Човамбе есть пароход с баржей на буксире – английский вдобавок – с массой тканей и бус на борту. Эти новости сообщены в письме Абдуллы бин Салема, мусульманского миссионера, живущего в деревне Мтезы; письмо пришло в Уджиджи три месяца назад.

26 декабря. После подъема в течение двух с половиной часов вышли на верхушку одной из горных гряд, протянувшейся, как обычно, с юга на север. Три часа ходьбы по плоскому верху гребня привели нас к бурной речке Кибаве. На гребне, через который мы шли, нет населения, хотя местность очень красивая – веселая, с разными оттенками зелени. Мы шли через места, поросшие папоротником высотой в пять футов и цветущим имбирем, и весь день нас окутывало сырое облако. Время от времени в этих местах моросит дождь, но от него все кругом только отсыревает, а в дождемере ничего не остается. Не видно ни солнца, ни звезд.

27–28 декабря. Оставались здесь на воскресенье; потом, вновь отправившись в путь, перешли пять речек, шириной в четыре ярда и глубиной по колено, впадающих в Лофунсо. Трава уже начинает покрывать тропинки, делая их невидимыми, растет она очень быстро. Весь день на листьях лежат крупные капли воды, они падают, когда мы проходим, и от этого ноги у нас все время мокрые.

29 декабря. Шли по плоской гряде между двумя черными хребтами, затем спустились вниз, вошли в полусгоревшую укрепленную деревню и здесь остановились. Костры торговцев из Уджиджи вызвали пожар после ухода партии. Мы находимся сейчас в области Итанде на реке Нсвиба.

30 декабря. Направились прямо на восток. Значительно уклонились к востоку, еще начиная от горы Катанга, на Лофунсо. Перешли через реку Локиву, шириной в двенадцать ярдов, очень глубокую; кругом везде деревни. Все время, идя на восток, поднимаемся в гору. На северо-западе видны очень высокие горы. Леса темно-зеленые, с большими пятнами более светлого оттенка.

31 декабря. Вчера в проливной дождь достигли Лофуко. Не зная, что близко лагерь с хижинами, я сделал остановку и надел бурнус, но промок; сухой одежды не было. Сегодня остаемся здесь, чтобы закупить пищу. Все небо покрыли облака, пришедшие с северо-запада. Ширина реки тридцать ярдов; она течет на восток, в Танганьику. Пейзаж очарователен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.