ЭТО ВАШЕ ПЛЕМЯ. МУДУГАРЫ-КОММУНИСТЫ

ЭТО ВАШЕ ПЛЕМЯ. МУДУГАРЫ-КОММУНИСТЫ

Мы с Бабу Шетти возвращались из очередной поездки в один из дальних уру. Джип подпрыгивал на ухабистой горной дороге, густые заросли джунглей на поворотах надвигались на нас, и казалось, еще минута — и мы врежемся в них. Долина уже погрузилась в темноту. И только на западе широкая полоса розового неба незаметно переходила в темно-голубой цвет. На розовом небе одна за другой зажигались желтые звезды. Чернели причудливые силуэты гор. А над горами мерцала зелеными лучами яркая Венера. Временами дорогу перебегали то дикий кот с пушистым полосатым хвостом, то лиса, то кролики. На секунду зверьки застывали, ослепленные светом фар, а потом, придя в себя, опрометью бросались в спасительную темноту ночи. День был трудный. Долгий пеший путь через горные джунгли, напряженная работа в уру. Теперь каждый из нас наслаждался относительным покоем ночной дороги. Темные ухабистые мили ползли навстречу.

— А вы знаете, — вдруг нарушил молчание Бабу Шетти, — ведь мудугары ваше племя. Я совсем забыл вам об этом сказать.

— Как наше? — не поняла я.

— Конечно же, ваше. Они — коммунисты. Я перестала вообще что-либо понимать.

— Я говорю правду, — засмеялся Бабу Шетти. — Что вы на меня так странно смотрите?

Это было открытие, трудно поддающееся осмыслению. Мудугары-коммунисты! Племя, которое в своем развитии недалеко ушло от предков, живших в каменном веке, и вдруг — коммунисты. Если бы сам Великий бог спустился с пика и приветствовал меня, я бы, наверно, поразилась меньше.

…В жизни мудугаров было много тяжелых и трудных лет, Но этот 1942 год был особенным. До уру доходили неясные и смутные слухи о какой-то большой войне, которая идет там, за горами. Но это были слухи, и никто ничего определенного сказать не мог. Зато вести о великом голоде вскоре получили более достоверное подтверждение. Из редких, разбросанных по долине лавчонок исчез рис. Лавочники больше не давали в долг. Земля родила в этом году очень скудно. Мудугары собрали урожай в несколько раз меньше, чем в обычные годы. Дженми неожиданно повысили ренту и требовали ее уплаты зерном. Потом, много времени спустя, когда пришли те люди, стало известно, что дженми продавали зерно мудугаров на черном рынке по очень высоким ценам. Того зерна, что осталось в уру, хватило всего на два месяца. Потом начался голод. Великий голод. В окрестностях уру были выловлены все крысы и кроты, перебиты все кролики. В джунглях вырыли все съедобные коренья. Смельчаки отваживались проникать на территорию леса, принадлежавшего дженми, но охранники раджи подстерегали их и избивали палками. Попавшие в их лапы возвращались домой искалеченные и окровавленные. Некоторые совсем не возвращались. Заступиться было некому, и приходилось терпеть. Великий бог оставил племя. Ослабевшие от голода люди с трудом поднялись на пик Малаишвара и всю ночь жгли священный огонь в его честь. Они просили Великого бога помочь им в беде. Но серый гранит оставался холодным и молчаливым. Обессиленные долгим путем и иззябшие, они спустились с пика и разошлись по своим уру. Безнадежность и отчаяние стали их уделом. Сырыми промозглыми ночами в уру плакали голодные дети. Все, что было съедобного, люди отдавали им. Но этого съедобного было так мало. Первыми от голода стали умирать сильные мужчины. Души умерших уходили ненакормленными. И в завываниях ветра мудугары часто слышали стон и плач голодных душ. Духи предков разгневались и наслали на уру разные болезни. Самой тяжелой была лихорадка. Смертоносные испарения заболоченных джунглей унесли жизнь многих. Ослабевшие люди умирали быстро. Живые не были в состоянии соблюсти погребальный ритуал. Племя было брошено на произвол судьбы. Никого не интересовали гибнущие люди. Их было слишком много в тот год по всей стране — и в долинах и за горами. Но, тем не менее, мудугарами заинтересовались. В их уру сначала появилось несколько человек, которые называли себя странным и незнакомым словом «коммунисты». Эти люди преодолели тяжелый, полный опасностей путь. Тогда, более двадцати лет назад, в Аттаппади не вели дороги. Пришельцы прошли запутанными тропками через малярийные джунгли, они карабкались по горам, преодолевая ущелья и расщелины. Они пришли с разбитыми в кровь ногами. Напуганные и отчаявшиеся люди приняли их за новых агентов дженми. Их встретили угрюмо и недоверчиво. И без них в племени было достаточно горя. Коммунисты шли от уру к уру и видели везде одно и то же: распухших и ослабевших от голода людей, детей со вздутыми животами, умирающих от болезней и недоедания. Сейчас уже трудно себе представить, как удалось коммунистам добыть и доставить в Атталпади продовольствие. Но это продовольствие спасло племя от гибели. Такой была первая встреча мудугаров с коммунистами. И с тех пор слово «коммунист» прочно вошло в лексикон племени. От уру к уру поползли слухи, что этих людей прислал к мудугарам Великий бог, сжалившийся наконец над страданиями племени. Но слухи надо проверять, тем более что к этому была полная возможность.

— Кто вас прислал? — спросил однажды коммунистов манукаран уру Где бьет барабан.

— Партия, — ответили они.

— Значит, партия могущественней Великого бога мудугаров? — поинтересовался манукаран.

— О да, конечно, — рассмеялись коммунисты.

Они не стали разуверять старого манукарана, что Великого бога не существует. Здесь надо было начинать не с этого. Некоторые из пришельцев поселились в уру мудугаров. Они ели то, что и мудугары, изучали их язык. Шаг за шагом коммунисты разъясняли племени необходимость бороться за свои права. И они научили их это делать. Агенты дженми, лавочники и ростовщики обычно мало церемонились с мудугарами. За любое неповиновение они их били. Мудугары постепенно привыкли к этому и не сопротивлялись. Научить мудугаров сопротивляться своим традиционным хозяевам стоило большого труда. Но коммунисты сумели сделать и это.

Самым большим авторитетом в племени пользовался коммунист Уни Гопалан. Мудугары не знали, кто он и откуда. Но однажды случилось такое, о чем до сих пор помнят в уру Розового дерева.

…Агент маннаргхатского дженми явился в уру с утра. Это был неопрятный, средних лет человек, беспрестанно жевавший бетель. От этого зубы агента стали красными. Он бесцеремонно, как хозяин, прошелся по уру и заметил молодого парня Шатана, работавшего на поле.

— Эй, ты! — позвал он Шатана. — Подойди-ка сюда.

Шатан разогнулся и подошел к агенту.

— Ты дашь мне две рупии, — потребовал тот.

— Но я внес деньги за землю в общую казну, — возразил Шатан.

— Ах, ты еще противишься, недоносок!

И агент ударил Шатана по лицу. Раньше, может быть, парень и стерпел бы. Но после того как Уни Гопалан говорил с жителями уру, Шатан не мог допустить, чтобы его били. Он помедлил немного и ответил агенту тем же. Тот на мгновение растерялся, а затем, подняв свою тяжелую палку, с ругательствами набросился на Шатана. Парень прикрыл руками голову, защищая ее от удара. В это время он услышал, как кто-то крикнул:

— Не смей!

Это был Уни Гопалан. Шатан ожидал, что агент теперь набросится и на Уни. Он хорошо помнил, как угрожали дженми коммунистам, если те не уйдут из уру мудугаров. Но произошло совершенно неожиданное. Агент опустил палку и, низко кланяясь Гопалану, слезливым голосом запричитал:

— Я не нарочно, господин, я не нарочно, это он меня первый ударил.

Шатан обмер от изумления. Он понял, что коммунист сильнее дженми. Только потом стало известно, что Уни Гопалан принадлежит к семье маннаргхатского дженми. Объяснить, почему в одной семье такие разные люди, мудугары не смогли. Да это было и неважно. Они верили Гопалану. И то, что он принадлежит к семье землевладельца, еще более повысило в их глазах авторитет коммуниста Гопалана. Такова уж сила традиций. Потом в стране произошли изменения. Индия стала республикой, и мудугары, как и другие племена, получили политические права. Но сами они не имели представления об этих правах. Коммунисты были первыми, кто разъяснил их мудугарам.

В 1957 году в Аттаппади появились чиновники из долины. Вместе с ними приехали какие-то люди, которые говорили, что надо голосовать за их партию. Они говорили с мудугарами туманно и неясно, что-то обещали. Но мудугары давно не верили обещаниям людей из долины. Только Уни Гопалан и его друзья были достойны доверия племени.

Когда наступил день выборов в Законодательное собрание и штата Кералы, Уни Гопалан был избран большинством голосов по избирательному округу долины Аттаппади. Мудугары теперь хорошо знали эмблему компартии «Серп и молот». Тот, кто голосовал за коммунистов, тоже стал считать себя коммунистом. Мадан, мупан уру Розового дерева, даже пошел дальше. Он вступил в партию. Как выяснилось позже, за коммунистов голосовали не только мудугары, но и многие люди в долинах, за горами. Поэтому в Керале было создано коммунистическое правительство. Мудугары тоже узнали об этой новости. Однако представить себе это правительство они не могли. Они поняли только, что их друзья стали важными людьми. В племени начали поговаривать о том, что этим «важным людям» теперь не будет дела до мудугаров. Но говорившие об этом ошибались. Коммунистическое правительство вплотную занялось племенами долины Аттаппади. По его указанию коллектор дистрикта покинул удобное кресло в своем кабинете и отправился с несколькими помощниками в Аттаппади. Они ездили и шли пешком от уру к уру, и коллектор изумлялся. Он даже не подозревал, что в этом районе такое тяжелое положение. Правительство потребовало от коллектора объективных выводов и рекомендаций. На основе этих рекомендаций правительство приняло решение — немедленно заняться коренным улучшением условий жизни племен в Аттаппади. В маленьком поселке Агали был создан Блок по развитию племен. Бабу Шетти, вскоре ставший большим другом мудугаров, возглавил этот блок. Мудугары не были в состоянии разобраться в той острой политической борьбе, которая разгорелась в Керале в период деятельности правительства коммунистов. Они не читали газет и не посещали митингов. Весть о роспуске правительства дошла до них тоже не сразу. Коммунисты продолжали помогать племени, а созданный ими блок работает без перебоев и сейчас. Правда, после того как коммунистическое правительство перестало существовать, блоку приходится довольно трудно. Но, тем не менее, удалось сделать немало. В последние два года мупан в каждом уру стал лицом выборным. В некоторых уру на смену ветхим бамбуковым хижинам пришли надежные каменные дома, построенные с помощью блока. В Аттаппади появились первые школы для детей мудугаров, ирула, курумба. Открыта бесплатная больница. Ко многим уру теперь проведены дороги. Коммунистам в свое время удалось включить проект развития долины Аттаппади в пятилетний план экономического развития Индии. По плану на этот проект были отпущены средства.

Правда, коммунистическое правительство не успело провести реформу арендных отношений. Бесправная аренда остается еще уделом племени. Но блок, располагая определенными финансовыми средствами, старается облегчить положение арендаторов, вырвать их из-под власти помещиков — дженми, защитить от произвола и беззакония. Многим семьям был предоставлен государственный кредит. И это ослабляет ростовщическую эксплуатацию. Сто семей получили бесплатные удобрения, семена и скот. Многим был предоставлен заем для строительства каналов, колодцев и т. д. В районе племени организованы четыре кооперативных общества. Вводятся новые методы культивации и новые культуры, ранее незнакомые мудугарам, — картофель, капуста, морковь. Делается попытка вырастить виноград. В каждом уру есть опытный участок, на котором мудугары обучаются современным методам ведения сельского хозяйства. Сто пятьдесят мужчин и тридцать женщин уже овладели этими методами.

После роспуска правительства коммунистов блоку становилось работать все тяжелее и тяжелее. Блок оказался забытым, и если он еще держался, то только благодаря энтузиазму Бабу Шетти и тех, кто с ним работал. Несколько месяцев спустя после моего отъезда из Аттаппади я получила письмо:

«В результате медлительности в высших кругах мы теперь обременены крайне тяжелой работой, и большинство из нас трудится целыми днями и даже по воскресеньям и праздникам. Мы стараемся делать что можем, но результаты очень незначительны. Лично я совершенно разочарован в работе блока. Борьба, которую мы все ведем, напрасна. Напишите мне, пожалуйста, о себе, о своей работе и вашей великой стране.

Искренне ваш Бабу Шетти».

Препятствия возникали на каждом шагу. Дистриктные власти не помогали блоку. В высоких инстанциях задерживались необходимые для Аттаппади суммы. Кому-то не нравилась деятельность блока. Из дворцов раджи Эралпада и маннаргхатского дженми шли открытые угрозы. Уставший от бесплодной борьбы с дженми, с чиновниками, с министрами, Бабу Шетти потерял веру в людей и собственные силы. Давали себя знать годы, проведенные без отдыха, без нормального сна. Состояние его здоровья оставляло желать лучшего. В августе 1964 года Бабу Шетти подал в отставку и уехал за горы в долину Коимбатура в ашрам Рамакришны. Там он хотел обрести желанный покой. Мир с его страданиями, борьбой и обманутыми надеждами остался за стенами обители. Бабу Шетти окружали санияси в оранжевых одеждах, простаивающие часами в сосредоточенном молчании. Их ничто не волновало, они заботились только о своей душе. Бабу Шетти не привык так много думать о себе. Его не покидали беспокойные мысли об Аттаппади и мудугарах. В ашраме он начал писать о них книгу. И чем больше писал, тем чаще думал о том, как они теперь. Он вспоминал этих людей с доверчивыми детскими глазами, иногда совсем беспомощных и наивных. Временами у него возникало щемящее чувство, что он, как человек, не имел права бросать их на произвол судьбы. Он понял, что не в состоянии сидеть вот так, как санияси, сосредоточась на чем-то отвлеченном. По ночам в тревожных снах мудугары приходили к нему, и в их глазах он видел немой упрек. И Бабу Шетти не выдержал. Через два месяца он вернулся в Аттаппади. И снова напряженная тяжелая работа: враждебность сильных мира сего, бессонные ночи, долгие утомительные разъезды. Но Бабу Шетти теперь твердо знал, что нельзя отдавать в чужие, равнодушные руки дело, которое начали его друзья-коммунисты. Нужно сохранить то, что было сделано, и попытаться сделать еще кое-что. А наградой ему будет благодарность и признательность людей, ради блага которых он пожертвовал всем.

То, что начали коммунисты, продолжает жить. И поэтому минимум половина людей племени мудугаров говорит: «Мы — коммунисты».

Было очень заманчивым узнать, что все-таки мудугары думают о коммунистах и, может быть, даже о коммунизме. Как они все это понимают.

— Вы, конечно, можете пойти и спросить их об этом, — сказал Бабу Шетти, хитро прищурившись. — Но я вам должен сказать, что они вряд ли понимают коммунистическую идеологию. Это просто вера в людей, которые называют себя коммунистами, и в то доброе и полезное, что они сделали для мудугаров.

Я, безусловно, ни минуты не сомневалась, что это именно так. Но все же было интересно узнать самой.

В уру Читтур самым ярым приверженцем коммунистов был молодой парень по имени Паччай. Паччай делает все медленно, но основательно. Думает он тоже медленно. Как-то я спросила его, почему он голосует за коммунистов. Паччай задумался. Стрелка на моих часах отсчитала секунды, а потом минуты. А Паччай все думал. Я решила, что он не понял моего вопроса. Я хотела повторить его, но Паччай остановил меня.

— Слушай, амма, что я скажу, — с усилием произнес он. Паччай был не из разговорчивых. — Ты знаешь, что у нас в племени нет богатых и земля, на которой мы работаем, не наша? — неожиданно спросил Паччай.

— Знаю.

— Дженми обращались с нами хуже, чем с собаками. Их люди били нас по всякому поводу.

— И тебя, Паччай, били?

— Нет, меня не били. Но я не люблю смотреть, когда бьют других. Коммунисты сказали нам, что надо делать. И теперь дженми не смеют с нами так обращаться. Я всегда буду голосовать за коммунистов. Паччай сказал все, амма, что думал. Ты больше ничего не спросишь?

— Спасибо. Больше ничего.

Паччай улыбнулся и вытер со лба мелкие капельки пота.

— А ты за кого, амма, голосуешь? — спросил он вдруг и пристально посмотрел мне в глаза.

— За коммунистов.

— Ты правильно, амма, делаешь. — Голос его стал тихим и доверительным. — Матери нашего племени тоже за коммунистов. А матери твоего племени?

— Тоже.

— Вот и хорошо. Очень хорошо, — убежденно сказал Паччай.

Однажды я навестила уру Благословенное место. Мупана не оказалось дома, и меня встретил курудале. Он был очень исполнительным и очень хитрым. Небольшого роста, верткий, с плутоватыми глазами, которые он всегда отводил в сторону. Он был очень привязан к Бабу Шетти и никогда с ним не хитрил. Он сопровождал его повсюду и делал много не только для Бабу Шетти, но и для его гостей. С гостями он держался почтительно и был готов на любую услугу. Но в племени, где хитрость считалась явным отклонением от нормы, его не любили. Особенно не жаловал его мупан Мадан. Курудале отвечал ему тем же самым. Мадан был коммунистом, и поэтому курудале коммунисты не нравились. Он был наивным хитрецом, и эта наивность часто определяла его собственное отношение к людям, страдавшее нередко большой долей субъективизма.

— Курудале, — спросила я его, — а где же мупан?

— Нет и не будет.

— Что же он, пропал?

— Пропал. — И его хитрые глаза стали совсем узкими.

— Ты хитрец, курудале, знаешь, где мупан, и не говоришь.

— Амма, зачем тебе мупан? Я могу сделать все, как и мупан.

Пока мы пререкались, пришел Мадан. Курудале почел за благо скрыться. Мы перебросились с мупаном несколькими словами. А потом я стала такой же хитрой, как курудале, и сказала ему:

— Мадан, я никогда не видела коммунистов. Объясни мне, кто они такие.

Мупан с сожалением покачал головой.

— Аё, амма, как же ты не видела коммунистов? Коммунисты — это, — он на мгновение помедлил, — серп и молот. Я всегда голосую за серп и молот. Коммунисты спасли нас от голода. Все племя было благодарно им за это.

— Так, понятно. А что такое коммунизм? Может быть, ты мне тоже объяснишь?

Недаром мупан уру Благословенное место славится умом и сообразительностью. Он даже не задумался перед тем, как ответить.

— Это когда, — очень уверенно заявил Мадан, — все люди живут хорошо и всем хватает еды.

Ответ был точен и конкретен. Так Мадан со своей точки зрения понимал коммунизм. Бабу Шетти оказался прав. Я нашла в маленьком племени, разбросанном по джунглям и горам Аттаппади, своих единомышленников. И я была очень рада этому.