Жаркое лето 1988 г. и «Эффект белого дома»

Жаркое лето 1988 г. и «Эффект белого дома»

Хотя реальное изменение климата могло произойти лишь в долгосрочной перспективе, «сигнал», обнародованный Джеймсом Хансеном, зазвучал очень громко тем летом 1988 г., которое оказалось богатым на погодные аномалии – продолжительные периоды жары, засуха, скудные урожаи, лесные пожары и обмеление рек. Система электроснабжения, из-за резкого увеличения нагрузки, создаваемой повсеместным использованием кондиционеров, работала на пределе возможностей¹¹.

Все это способствовало нарастанию обеспокоенности ухудшением состояния окружающей среды.

Обеспокоенность прозвучала и в Бостонской гавани в первый день сентября. Губернатор штата Массачусетс демократ Майкл Дукакис, согласно опросам общественного мнения, существенно опережал вице-президента Джорджа Буша-старшего в предвыборной гонке 1988 г. Дукакис позиционировал себя как защитник окружающей среды, Буш хотел бросить ему вызов на его вотчине и по его основным вопросам. Поэтому Буш сел на экскурсионное судно и прокатился по Бостонской гавани. Сопровождаемый толпой репортеров и многочисленными камерами, он с удовлетворением отметил, как много в гавани плавает мусора, добавив, что это явное упущение в работе губернатора Дукакиса. Буш, позиционировавший себя как «республиканец до мозга костей, как Тедди Рузвельт», обещал быть президентом, заботящимся об окружающей среде. Среди прочего он заявил, что «те, кто сомневается в нашей способности сделать что-то в отношении “парникового эффекта”, забывают об “эффекте Белого дома”. Я твердо намерен заняться им». Впервые потенциальный президент сделал проблему парниковых газов и изменения климата предвыборным вопросом и пообещал наладить международное сотрудничество в этой сфере¹².

Жара и засуха всегда были горячей новостью. Журнал Time, август 1923 г.: «В Европе снова установилась жаркая погода. В Альпах сейчас так жарко, что тают огромные ледники, вызывая лавины». Time, июнь 1934 г.: «На трети территории США стоит палящий зной… На Среднем Западе не только жарко, как в аду, но и очень сухо». Time, июнь 1939 г.: «[В Лондоне] было так жарко, что в ресторане палаты общин на открытом воздухе пришлось увеличить число официантов, которые разносили прохладительные напитки вспотевшим законодателям… Асфальт на бульваре Унтер-ден-Линден в Берлине так размяк, что танки и гусеничные машины туда не пустили». Time, август 1955 г.: «В восточной части Соединенных Штатов ужасное лето 1955 г. запомнят надолго… регион накрыла засуха и жара, самая сильная за всю историю наблюдений»¹³.

Но с конца 1980-х гг. в материалах о жаре и засухах стали говорить не только об их серьезности и нанесенном ущербе, но и о связи с углекислым газом и изменением климата, а также о том, что это – предвестники глобального потепления. Проблеме глобального потепления наконец-то нашлось место в национальном сознании.

Но когда жаркое лето 1988 г. подошло к концу, ощущение безотлагательности испарилось. Всего через пару дней после круиза Буша по Бостонской гавани научный обозреватель The New York Times подвел итоги уходящего лета. «Сигнал» Джеймса Хансена, заключил он, на самом деле не так очевиден, как могло показаться тогда, 23 июня. Лето 1988 г. оказалось не самым жарким, а всего лишь одиннадцатым за 58 лет наблюдений. Когда несколько дней спустя вопрос изменения климата был поднят на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, один представитель сказал, что «многие по-прежнему воспринимают его как научную фантастику»¹⁴.