Послесловие

Послесловие

Когда семью моего отца выслали в Восточный Казахстан, то была уже глубокая осень. Ни средств, ни времени строить дом уже не было. Первое время они жили в свинарнике, в который их пустили сердобольные местные жители. И параллельно дед строил землянку. Помогали ему только мой отец, которому тогда исполнилось лишь шесть лет, и жена Августина, моя бабушка. Остальных членов семьи, тех, что были повзрослее, братьев и сестер моего отца, отправили в трудовые лагеря.

Строили они ее так: нарубили в лесу хвороста и сделали круглый плетень диаметром метров шесть. Отступив полметра, внутри этого круга они сделали еще один плетеный забор меньшего диаметра. Потом промежуток между двумя этими заборами засыпали землей и плотно ее утрамбовали. Внутри из речных валунов выложили печь с открытым очагом, крышу сделали из жердей, покрытых сверху дерном, мхом и циновками из растущих по берегам речки камыша и осоки. В этой землянке они прожили всю войну.

Как к ним относились? Плохо. Иногда такая голодуха была, что ходили побираться по соседям. Но те неохотно давали милостыню: к зиме 1942-го пошли похоронки, и немцев открыто ненавидели. Да и не было у русских односельчан ничего лишнего, им самим едва хватало, чтобы не умереть от голода.

Дед умер вскоре. И остался отец один с матерью. В нищем алтайском колхозе, затерянном среди бескрайней тайги, в 100 километрах от китайской границы. Климат там суровый: снег сходит в начале мая, а уже к концу сентября начинаются первые метели. Соответственно земледелие там превращается в грустный анекдот, а животноводство таково, что свиньи, например, из колхозного свинарника от бескормицы убегали в тайгу: так больше шансов выжить. Отец рассказывал мне, что их потом иногда встречали в лесу. Это были уже совсем одичавшие, свирепые, покрытые густой щетиной, опасные звери…

Чтобы долго не распространяться, приведу только официальные данные. В результате депортации с 1941 по 1945 год погибло от голода и болезней примерно 40 % всего немецкого населения СССР. Прежде всего дети. По официальной же статистике, депортации были подвергнуты около 1 миллиона советских немцев. Хотя некоторые исследователи говорят о 2,5 миллионов.

Есть такой термин: «фольксдойче». Так в Германии называют людей, имеющих немецкие корни, но родившихся и проживающих не на территории Германии. Народы, среди которых живут фольксдойче, считают их немцами, пришлыми людьми, инородцами. Хотя те живут на этой земле уже зачастую не одну сотню лет и свободно говорят на одном языке с местным населением.

Можно, например, сколько угодно говорить о выдающимся вкладе немцев в историю России, вспомнить и Екатерину Великую (да практически и всех русских царей после нее), фельдмаршалов Миниха и Барклая де Толли, Леонарда Эйлера, Крузенштерна с Беллинсгаузеном, академика Берга…

Да что я, в самом деле! Вот просто алфавитный перечень фамилий, известных всем с детства: Бенкендорф, Беннигсен, Бирон, Блок, Брумель, Брюллов, Витгенштейн, Врангель, Гааз, Герман, Гиппиус, Зорге, Даль, Дельвиг, Дубельт, Клодт, Книппер, Кренкель, Кюхельбекер, Лангемак, Ленц, Литке, Мариенгоф, Мейерхольд, Мекк, Минкус, Нейгауз, Нессельроде, Остерман, Отт, Пален, Пельтцер, Пестель, Плеве, Раушенбах, Ренненкампф, Ридигер, Рихтер, Струве, Тотлебен, Унгерн, Фет, Фонвизин, Цандер, Шехтель, Шлиман, Шмеман, Шмидт, Шнитке, Штакеншнейдер, Штиглиц, Энгельгард…

А ведь за этими фамилиями стоят иногда и два, и три человека, зачастую – целые династии российских немцев. Это я еще далеко не всех вспомнил. А ныне здравствующих (Фрейндлих, Луппиан, Россель, Ригерт, Боос, Греф, Миллер, Кресс…) даже и специально не упомянул. Без этих людей просто невозможно представить себе историю России.

Прибавьте сюда десятки тысяч аптекарей, гимназических учителей и университетских преподавателей, офицеров и генералов, профессоров, врачей, чиновников, журналистов, купцов и фабрикантов, священников… И конечно, больше 2 миллионов крестьян. Тех самых немецких колонистов, которые составляли гордость российского хлебопашества и животноводства…

И тем не менее, по мнению россиян, они инородцы, чужие люди, настоящая родина которых не в России, и они в любой момент могут предать, уехать. Да и вообще, ту, свою историческую родину они только и любят, и ей одной они верны. Даже если зачастую они там никогда и не были и едва говорят по-немецки…

Приехав же в Германию, фольксдойче вдруг обнаруживает, что никакой он не немец, а русский. Что историческая родина, Vaterland, не считает его «лицом немецкой национальности» и что ей он ничуть не дороже турка или вьетнамца. Эта проблема банальна и не стоила бы упоминания. И к ней должен быть готов любой эмигрант. Но я пишу об этом для того, чтобы лишь сказать, что по всему получается, что русский, российский фольксдойче – это отдельный народ, который имеет свою историю, фактически уже никак не связанную ни с немцами Германии, откуда корни этого народа, ни уже и с русскими и, вообще, новой Россией, на территории которой эта история по большей части и разворачивалась.

И, наконец, самое главное. Этого народа больше нет. В течение XX века с этим народом русская и не только русская власти делали столько страшных и нелепых манипуляций, что он весь кончился. Частично – умер от тифа, цинги, был заморен голодом, частично – расстрелян. Зачем? Нет ответа… Спокойные, терпеливые, работящие люди. Законопослушные и позитивные труженики. Начисто лишенные удушающей зависти и бахвальства. Не инфицированные всепожирающей ленью и пьянством. Скромные, бережливые крестьяне, толковые инженеры, пытливые ученые, дисциплинированные солдаты, старательные и аккуратные рабочие… Почему они не пригодились? Теперь уже никто не ответит.

Сейчас значительная часть этого народа уже давно как уехала в Германию и там растворилась в теле «большого народа». Другая (меньшая) его часть осталась в России и ассимилировалась, утратив свою идентичность. Но собственно «российских немцев» как этнической общности, когда были целые деревни, целые немецкие районы – уже нет. И уже никогда не появится…

Таким образом, глядя на историю российских фольксдойче, можно сказать, что мы на их примере видим зарождение народа, его расцвет и исчезновение. Этот народ исчез, как исчезли когда-то древние шумеры, хазары, финикийцы. С той только разницей, что перечисленные народы просуществовали многие века, а иногда и тысячелетия. История же российских фольксдойче была короткой и заняла какие-то 200 лет. Но тем не менее она была. Этот народ существовал. Это мой народ. Я его осколок. Его часть. И пока я еще жив, я должен был сделать такую книгу.

Чему же учит история моего народа? Мне кажется, что эта история (как, может, никакая другая) преподает нам два важных урока.

Первый урок состоит в том, что мы недооцениваем способность людей к самоорганизации. Ведь как же это ясно на примере нашей книги! Если людям не мешать, если дать им жить той жизнью, которую они сами считают правильной, если не соваться без конца к людям со своими «сверхценными» идеями, если не заставлять их строить какие-то умозрительные утопии, не морочить им голову теориями вселенского масштаба и вселенского же идиотизма, если не устраивать им бесконечные децимации, не отправлять их на бессмысленные войны и не обвинять их в несовершенных преступлениях, то люди сами сначала распашут землю, потом соберут урожай, потом построят мельницу и кирпичный завод, разобьют сады, посадят парки, проложат водопровод и канализацию, сделают каменные тротуары. Скинувшись деньгами, сообща наймут архитектора и построят себе храм и школу.

Люди сами создадут себе правила, по которым тот, кто больше работает, – делается богаче, а тот, кто ленив, – беднее. По этим правилам лентяй и пьяница будут нищими, а краснобай и горлопан, бобыль и пройдоха никогда не будет так же уважаем, как молчаливый, спокойный и серьезный глава семьи.

Жизнь по этим правилам никогда не позволит заявить, что отец – старый дурак, а мы, молодежь, теперь будем жить по-другому. Что нужно все отобрать и поделить. И что самое лучшее, что можно сделать с человеком, который с тобой не согласен, – так это его убить, а его детей отправить в детдом.

Жизнь по этим правилам заставит тебя уважать всех, кто рядом с тобой в поте лица зарабатывает свой хлеб. И казака, и горца, и понтийского грека, и армянина. И делить людей лишь по отношению к труду, к детям и старикам, к своим обычаям, а не по крови, цвету глаз и волос.

Наконец, эти правила научат тебя уважать себя и не перекладывать ответственность за себя и свою семью на какого-то далекого вождя, на некое довольно-таки бессмысленное образование под названием «государство». В этих правилах нет места абстрактным идеям типа «величия нации» или «государственной безопасности», нет задач осчастливить человечество или доказать ему свою исключительность и богоизбранность.

История моего народа лучше тысячи теоретических исследований по анархизму показывает, что люди – это не стая диких зверей, готовых перегрызть друг другу горло, а здравомыслящие и созидательные существа, способные самоорганизоваться на основе взаимовыручки и уважения к достоинству другого и к его собственности.

Второй, не менее важный урок состоит в том, что люди могут жить фактически вообще без государства. О, сколько сил положило государство, чтобы вдолбить в головы своих подданных ложь о том, что без него они бы пропали как дети малые! Но эта мысль противоречит реальным фактам: вот вам народ, который жил практически автономно, у него были свои законы, самоуправление и своя земля. Власть практически никак не вмешивалась в его жизнь. Только лишь забирала налоги и призывала юношей в армию. И народ расцвел на своей земле. Он обрел достаток, добился уважения к себе, жил с достоинством и осмысленно.

На примере этого народа видно, насколько верны знаменитые строчки Мандельштама о том, что «власть отвратительна, как руки брадобрея». Власть, государство не принесли этому народу никакой пользы. Государство черпало этот народ полной ложкой, черпало его труд, его имущество, его жизни. И вычерпало его до дна. После, сыто икнув и откинувшись, государство осоловелым взглядом посмотрело на других своих подданных и сказало: ну, вы ж понимаете, у меня не было другого выхода, госбезопасность, то да се… Опять же мы коммунизм строили и мировую революцию готовили. Ну, эта… как там? А, вспомнило: «Лес рубят – щепки летят», во!

Всевозможные государственные вожди разного ранга – от бывшей секретарши Калинина до рейхсканцлера Германии – упражнялись над этим народом, даже порой не подозревая о его существовании. И все, разумеется, для его же пользы… Народ от этой заботы метался как обезумевший, истекая кровью, теряя рассудок, пытаясь спрятаться, и хоронил, хоронил, хоронил… Хоронил своих дочерей и сыновей, хоронил свои мечты, хоронил свое будущее.

Как же все это не нужно! Как бессмысленны и смехотворны все эти теории общественной пользы! Какая эта глупость: «честь нации», «жизненное пространство» или «общенародная собственность» и «построение коммунизма». Вожди и созданные ими государственные институты говорили слова, отдавали приказы, миллионы людей вставали и шли в соответствии с этими приказами куда-то строить, ломать, убивать, погибать…

Потом другие вожди (и опять, как и предыдущие, из самых, разумеется, лучших побуждений) говорили ровно противоположное. И люди опять шли, опять ломали, строили, погибали, убивали… Вожди были уверены, что они правы, что это и есть забота о народе, государстве, о его чести и славе…

В то время как главная забота о народе – ему не мешать! Самое лучшее, что может сделать государство, – это исчезнуть. Я понимаю, что это утопия. Я понимаю, что за тысячелетия существования государств в мире появилось огромное количество нахлебников, которые живут на деньги, которые государства собирают в виде налогов. Содержание этих людей государство ставит себе в заслугу. И мы киваем головами, говорим – да, конечно, это бесспорно. И ни разу мы не задумались, что в немецкой колонии Михаэльсфельд тоже были и школа, и фельдшер с ветеринаром, и церковь с пастором, и старики с детьми. И никакое государство их не содержало и даже не интересовалось ими. И само собой разумелось, что это задача самих крестьян-колонистов. А как же иначе? Разве не дети должны обеспечить родителям спокойную и сытую старость? Разве это не долг родителей вырастить и выучить детей? А как только такую заботу брало на себя государство, так сразу каждый десятый здоровый мужик превращался в счетчика. Счетчика чужого труда…

Уроки, которые дал мой народ за свою историю, они, может, и не такие громкие и яркие. Это, конечно, не Аустерлиц какой-нибудь и не изобретение атомной бомбы. Куда нам до настоящих вершин человеческого гения! Но это вполне себе практические и полезные уроки. И весь мой жизненный опыт лишь доказывает их правильность. Может быть, я и субъективен. Но ведь это же уроки моего народа.

Альфред Кох

Данный текст является ознакомительным фрагментом.