1. «…Если завтра война»

1. «…Если завтра война»

С весны 1940 г., после подписания мирного договора с Финляндией, Советский Союз вступил в особый период своей предвоенной истории. Он продолжался до 22 июня 1941 г. Это было время (особенно после разгрома Франции в июне 1940 г.), когда стало проявляться охлаждение советско-германских отношений, что, в свою очередь, вызывало серьезную озабоченность советского руководства. Чувствовалось дыхание приближающейся большой войны, что должно было вынудить Сталина принимать срочные оборонительные меры.

Нельзя не признать того факта, что к началу второй мировой войны СССР обладал мощной экономической базой для обороны страны, созданной не только благодаря энтузиазму советских людей в годы предвоенных пятилеток, но и в значительной мере за счет дешевого рабского труда миллионов узников тюрем и лагерей и безудержной государственной сверхэксплуатации народа. Сталин считал, что предвоенная обстановка требовала еще большего усиления командно-административного метода управления народным хозяйством и всей жизнью страны.

Подобные меры дали свои плоды: в 1940 г. в СССР производилось около 50 млрд. кВтч электроэнергии, добывалось нефти более 30 млн. т, угля – около 170 млн. т, выплавлялось стали 18 млн. т, имелось около 60 тыс. металлорежущих станков[776]. Даже учитывая неточность приведенных данных, все же можно утверждать, что по объему промышленного производства СССР в то время стоял на одном уровне с другими промышленно развитыми странами мира, а по некоторым показателям даже опережал их. Одновременно создавалась солидная база и для военного производства.

Что же касается развития сельскохозяйственной сферы, то здесь успехи были меньшими, чем в промышленности, но тем не менее значительными. Так, валовой сбор зерна составил в 1940 г. почти 100 млн. т, хлопка-сырца – более 2 млн. т, мяса (в убойном весе) – около 5 млн. т и т. д.[777] Данные предыдущих лет были ниже.

Признанием в мире пользовалась советская наука, особенно ее теоретические области. В 1939 г. в Ленинграде был заложен циклотрон, а в феврале 1940 г. на заседании в Академии наук И. В. Курчатов сделал важный доклад «О проблеме урана». В конце того же года Курчатов и Ю. Б. Харитон внесли предложение о строительстве атомного реактора. В годы войны это осуществить не удалось. Реактор стал работать лишь в первые послевоенные годы.

В целом к началу второй мировой войны Советский Союз являлся крупной индустриальной державой, но после германской оккупации практически всех стран Европы и использования их промышленного потенциала он стал заметно слабее Германии по многим показателям. Это была важная, но не единственная причина его отставания. Сказывались и последствия сталинского режима, в частности, аресты многих ученых и хозяйственных работников.

Международная обстановка 1939–1940 гг. потребовала от коммунистической партии значительных усилий для морально-политической подготовки советских людей к защите отечества. Вопреки официальному оптимизму относительно «дружбы» с Германией советские люди интуитивно чувствовали приближение военной опасности именно со стороны Германии. В закрытых документах и выступлениях на этот факт обращал внимание и Сталин.

Опасность большой войны со стороны фашизма в какой-то мере отодвигала на второй план опасность «внутренней войны» сталинского руководства против собственного народа. К тому же ее масштабы населению были неизвестны. Коммунистическая партия небезуспешно стремилась сплотить рабочих, крестьян, интеллигенцию, граждан всех национальностей, с тем чтобы защитить национальную и государственную независимость страны, сохранить те «социалистические» завоевания, которые, как тогда считали, были достигнуты в 20–30-е годы.

Следует отметить, что многие советские люди верили тогда коммунистической партии и поддерживали ее. Постоянно росла ее численность[778]. Большинство советских людей еще не возлагало на партию и лично на Сталина всю полноту ответственности за развернувшийся тогда террор.

В центре идеологической деятельности ВКП(б) стояло в то время воспитание советского патриотизма и готовности к вооруженной защите родины. С этой целью широко пропагандировались революционные и героические традиции народов СССР, успехи Красной Армии. Печать публиковала материалы о героизме советских воинов в боях против японских милитаристов у озера Хасан и реки Халхин-Гол. В 1940 г. военное издательство опубликовало двухтомник воспоминаний «Бои в Финляндии». В нем приводились примеры героических подвигов советских солдат и офицеров во время советско-финляндской войны. Но крупных политических обобщений не делалось, ибо они неизбежно должны были привести к осознанию неправедных целей, которые преследовало в этой войне сталинское руководство, и к выявлению подлинных виновников ее развязывания.

Коммунистическая партия справедливо считала, что важным фактором укрепления могущества Советского Союза является дружба его многочисленных народов. Однако здесь имелись как достижения, так и просчеты и даже преступления, связанные со сталинским террором не только в России, но и во всех других республиках.

Решающее значение в тот период имело, конечно, укрепление Советских Вооруженных Сил. В условиях продолжавшейся на Западе войны, в ходе которой противоборствующие стороны обогащались определенным боевым опытом, советскому командованию важно было изучать и использовать его в своих интересах. Также не менее важным было проанализировать свой собственный опыт, приобретенный в боях с японцами и особенно в ходе советско-финляндской войны.

Несмотря на предпринятую в СССР после заключения договора 23 августа 1939 г. пропагандистскую кампанию, призванную повернуть общественное мнение в сторону восприятия необходимости «дружественных» отношений с Германией, советские военные круги все же занимали особую позицию. Они по-прежнему рассматривали Германию как своего главного противника. Со временем эта позиция приобретала устойчивые формы, особенно со второй половины 1940 г., когда даже руководящие деятели стали говорить об этом публично, но на закрытых собраниях.

В новых планах стратегического развертывания Красной Армии, разрабатывавшихся генштабом с сентября 1940 г. по май 1941 г., учитывалось, что Германия вместе со своими союзниками сможет выставить против СССР 230–240 дивизий, около 11 тыс. танков и свыше 11 тыс. самолетов. В «Соображениях по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», подготовленных в мае 1941 г., предлагалось на западном направлении сосредоточить 79% всех соединений Красной Армии[779]. Однако под влиянием Сталина и в военных кругах господствовало мнение, что до победы над Англией (а это может произойти не ранее 1942 г.) Германия не нападет на Советский Союз.

Именно в таком духе выступал 5 мая 1941 г. на приеме по случаю выпуска слушателей военных академий Сталин. В материалах о Германии, разработанных в конце мая 1941 г. и предназначенных для руководящих работников политорганов Красной Армии, также, в частности, подчеркивалось, что Германия является «главной силой капиталистического окружения, непосредственно противостоящей СССР» и «опаснейшим врагом нашей Родины», угрожающим ее безопасности[780].

В организационном укреплении Вооруженных Сил СССР важное значение имел принятый 1 сентября 1939 г. Закон о всеобщей воинской обязанности. В 1940 г. и до начала войны продолжался перевод армии и флота на кадровую основу. Тогда был упразднен институт военных комиссаров и введено единоначалие. В мае 1940 г. были установлены генеральские и адмиральские звания, а в ноябре – новые звания для рядового и младшего начальствующего состава.

Приведенные факты свидетельствуют, что не в полной мере справедливо утверждение, будто история отвела советскому народу слишком мало времени для укрепления обороноспособности. Это было бы верным, если взять за точку отсчета начало второй мировой войны. Но ведь народ отдавал львиную долю своего труда обороне на протяжении двух предшествующих десятилетий. А подготовку СССР к защите в случае войны по масштабам и интенсивности в 30-е годы можно сравнить лишь с милитаризацией всей жизни в Германии после 1933 г.

При реализации мобилизационных мероприятий встретились серьезные трудности, связанные с недостаточной материальной базой для обеспечения вновь формируемых соединений, особенно танковых и авиационных. В связи с массовыми репрессиями ощущалась катастрофическая нехватка офицерских кадров. Надо было также соблюдать секретность, чтобы не спровоцировать противника.

Такова была внутриполитическая обстановка в Советском Союзе накануне гитлеровской агрессии.

Не менее сложный и противоречивый характер имела и внешняя политика, которую проводило сталинское руководство в последние предвоенные месяцы. С одной стороны, Сталин и его окружение клялись в верности ленинским принципам внешней политики, и прежде всего принципу миролюбия и мирного сосуществования стран с различным социальным строем. Но с другой стороны, совместное с Германией расчленение Польши, агрессия против Финляндии, присоединение Бессарабии, Северной Буковины и особенно Прибалтики привели к резкому ухудшению отношений с западными странами.

С лета 1940 г. становилось совершенно очевидным, что после военных успехов в Европе Германия в меньшей мере нуждалась в советском нейтралитете. После падения Парижа генерал Кестринг пришел к выводу, что это событие «вынудит Советский Союз задуматься о необходимости идти с Германией вместе, а не воевать»[781].

После поражения Франции Сталин действительно знал определенно, что Германия будет постепенно отходить от своей заинтересованности в нейтралитете Советского Союза. И, казалось, он должен был искать пути для реанимации отношений с Англией – единственной страной, воевавшей против Германии и не собиравшейся складывать оружия. Тем более что новое британское правительство во главе с У. Черчиллем предприняло решительные шаги в этом направлении. В частности, Сталин мог бы воспользоваться тем, что 25 июня 1940 г. через британского посла С. Криппса Черчилль направил ему первое личное послание с предложением улучшить отношения между обеими странами[782]. Предупреждая Советский Союз о том, что он может остаться «слушать музыку» в одиночестве, Черчилль, разумеется, заботился о британских интересах, которые в данном случае не совпадали с целями Сталина остаться нейтральным и оттянуть начало войны. Советское руководство внешне проявило готовность к нормализации отношений с Англией. Однако на послание Черчилля Сталин не ответил. Более того, он распорядился срочно передать Шуленбургу информацию о беседе с Криппсом[783].

Несколько месяцев спустя взгляды Сталина на советско-германские и советско-английские отношения стали меняться. В беседе с Криппсом в сентябре 1940 г. он недвусмысленно заявил, что СССР заинтересован не быть вовлеченным в войну с Германией и что единственная реальная угроза Советскому Союзу исходит именно от Германии. И тем не менее советское руководство в это время продолжало углублять внешнеполитическую изоляцию своей страны. Оно старалось любыми средствами успокоить общественное мнение и, по существу, вводило в заблуждение советских людей относительно подлинного в то время характера советско-германских отношений. Так, в августе 1940 г. по случаю первой годовщины советско-германского договора «Правда» еще раз пыталась доказать, что этот якобы важнейший документ в истории международных отношений нашей эпохи, поворотный пункт в истории страны являлся решающим вкладом в обеспечение безопасности Советского Союза.

В новом 1941 году, когда советское руководство уже доподлинно знало о подписании Гитлером «плана Барбаросса», по-прежнему нормально развивались экономические отношения между обеими странами. На одном из межведомственных совещаний 4 февраля 1941 г. Шнурре с удовлетворением докладывал, что Советский Союз не только, как и прежде, разрешает германский транзит стратегических товаров из Ирана, Афганистана и стран Дальнего Востока, но и сам предоставляет ценное для Германии сырье и прежде всего продукты питания.

Однако в политическом отношении, несмотря на усилия руководства СССР максимально выиграть время, советско-германские отношения продолжали ухудшаться. 1 марта 1941 г. Шуленбург известил Молотова о вступлении германских войск в Болгарию и о переговорах об ее присоединении к Тройственному союзу. Это известие вызвало недовольство советского руководства, для которого, по мнению Шуленбурга, Болгария имела особое значение[784]. О наличии серьезных разногласий с Советским Союзом впервые откровенно сообщил Риббентроп японскому министру иностранных дел Мацуоке 28 марта 1941 г. Он, в частности, заверил гостя, что в случае советской агрессии против Японии Германия окажет ей немедленную помощь. Риббентроп, который всего несколько месяцев назад убеждал Молотова присоединиться к союзу Германии, Японии и Италии, теперь заявил, что подобный союз с СССР абсолютно невозможен, как невозможно соединить воду с огнем, поскольку Советский Союз не отказался от своей глобальной экспансии. Мацуока с этим выводом полностью согласился[785].

О настроении, царившем в те дни в высших сферах Берлина, свидетельствует, в частности, запись беседы Гитлера с Шуленбургом 28 апреля 1941 г. Гитлер сказал тогда, что интриги России на Балканах и концентрация ее войск в Прибалтике направлены против интересов Германии и не могут быть терпимы. Но Шуленбург попытался выразить свою «300-процентную уверенность в том, что эти советские меры направлены только на обеспечение безопасности СССР. Если мы для достижения какой-то цели направляем одну дивизию, – говорил посол, – то русские – десять, чтобы иметь абсолютную гарантию. Я не верю, чтобы Россия когда-либо напала бы на Германию».

В подтверждение своей уверенности Шуленбург привел слова Сталина, сказанные на вокзале во время проводов Мацуоки: «Я не для того присягнул странам оси, чтобы сотрудничать с Англией и Францией. Если я не присоединился к Англии и Франции в 1939 г., когда они были сильны, то тем более я не присоединюсь к ним в настоящее время, когда Франция разгромлена, а Англия понесла тяжелое поражение». Комментируя эти слова, Шуленбург выразил уверенность, что Советский Союз готов предложить выгодные для Германии концессии, а в следующем году может предоставить до 5 млн. т зерна[786]. Выслушав мнение Шуленбурга, Гитлер на прощание, как утверждает Г. Хильгер, сказал: «И еще одно, граф Шуленбург, я не предполагаю вести войну против Советского Союза»[787].

Однако еще осенью 1940 г. в высших эшелонах власти в Берлине активно обсуждались политические аспекты предстоящей войны против СССР. 12 октября 1940 г. Гитлер известил командующих видами вооруженных сил о своем решении отменить все приготовления к высадке на Британские острова, но воздушные налеты на английские города продолжать. Внимание германского руководства все больше обращалось к Востоку.

Планы гитлеровской Германии в отношении Советского Союза вскоре нашли свое отражение в «плане Барбаросса». Когда мы говорим о «плане Барбаросса», который характеризуют вероломство, авантюризм, особая агрессивность и человеконенавистничество, мы, конечно, имеем в виду не только непосредственно тот документ, который был подписан Гитлером 18 декабря 1940 г. Речь пойдет о всей системе подготовительных мероприятий Германии, направленных на обеспечение успеха агрессии против Советского Союза и предпринимавшихся задолго до декабря 1940 г. В этом смысле «план Барбаросса» вошел в историю как синтез всех экономических, политических, военных и идеологических мер, предпринятых гитлеровской Германией для разгрома Советского Союза, ликвидации его общественного и государственного строя, физического уничтожения большого числа советских граждан.

Напомнить мировой общественности об этом плане крайне важно. Ужасов минувшей войны не испытало на себе более половины современного человечества. Молодое, точнее, новое поколение должно знать не только то, чем завершилась архитяжкая борьба народов против фашизма, но и как готовилась гитлеровская агрессия против других стран, в том числе и против Советского Союза.

«…Наш батальон прибыл в г. Перемышль 14 июня 1941 года. Солдаты спрашивали: «Почему нас перебросили на границу с Россией, когда существует советско-германский пакт о ненападении?» Ходили различные слухи. В частности, говорили, будто через русскую территорию немецкие войска будут переправляться на Ближний Восток. В связи с этим России якобы был предъявлен соответствующий ультиматум. Однако большинство полагало, что мы прибыли сюда для того, чтобы на р. Сан строить «восточный вал». Но о войне с «дружественной» Россией не думал никто, а тем более о том, что ее начнет именно Германия.

18 июня 1941 года командиров батальонов известили о том, что через несколько дней начинается операция против России в соответствии с «планом Барбаросса». Три дня прошли в напряженном ожидании важного события. Однако на той стороне реки все было тихо. В три часа утра 22 июня по мосту в немецкий Перемышль прошел товарный поезд из России, а в 3 часа 30 минут мы начали артиллерийскую подготовку»[788].

Так бывший офицер вермахта Г. Киссель в своих мемуарах описывает последние минуты перед вторжением на советскую землю.

22 июня 1941 г. открылась новая страница в истории нашей страны. Великая Отечественная война в корне изменила весь ход второй мировой войны и явилась началом конца гитлеровской Германии.

Одним из наиболее важных и актуальных вопросов истории минувшей войны является вопрос о причинах гитлеровской агрессии против Советского Союза. В этой связи некоторые западные авторы, в частности в ФРГ, выдвинули тезис о так называемом превентивном, т. е. предупредительном, характере войны со стороны Германии. Если бы Германия не напала на Советский Союз 22 июня, утверждают они, то Советский Союз напал бы на нее 23-го. О превентивном характере войны против СССР говорил сам Гитлер 22 июня 1941 г. Видно, он неплохо усвоил урок, преподнесенный в свое время О. Бисмарком прусским парламентариям. Обращаясь к ним, «железный канцлер» сказал: «Беда тому государственному деятелю, который в наше время не изыскивает причину для начала войны, причину, которая бы и после войны продолжала оставаться убедительной»[789]. Жаль только, что Гитлер не прислушался к другим словам Бисмарка, относящимся к России.

Однако подавляющее большинство современных немецких ученых в целом объективно излагает причины, ход и исход второй мировой войны. В 1984 г. историк Г. Шрайбер, проанализировав многие периодические издания ФРГ за «юбилейные» 1951, 1961, 1965, 1971 и 1981 годы, пришел к выводу, что этот тезис не находит места на страницах серьезной печати и что «операция Барбаросса» рассматривается в ней однозначно, как агрессивный акт со стороны нацистской Германии. Ведется дискуссия лишь о мотивах, побудивших Гитлера принять решение о нападении на СССР[790].

Свою позицию по этому вопросу четко изложил известный западногерманский военный историк А. Хильгрубер. В капитальном труде «Стратегия Гитлера. Политика и военные действия 1940–1941 годов», переизданном в 1982 г., он писал: «Из совокупности нашего повествования со всей ясностью следует, что в случае с нападением Гитлера на Советский Союз о превентивной войне в традиционном смысле этого понятия – то есть военных действиях, предпринимаемых для упреждения действий противника, готового к нападению или уже начавшего таковое, путем собственного наступления, – не может быть и речи. Более того, захват европейской части России в целях создания Германской империи в континентальной Европе был еще с середины 20-х годов «великой целью» Гитлера, к которой он со времени своего «взятия власти» в 1933 году последовательно стремился, несмотря на все тактические повороты своей политики»[791].

Такого же мнения придерживается и президент ФРГ Р. фон Вайцзеккер. В выступлении 8 мая 1985 г. и во многих других он недвусмысленно заявлял, что Германия 22 июня 1941 г. напала на СССР и это обязывает Немецкий народ отказаться от прежних «образов врага» и примириться с народами Советского Союза. «23 августа 1939 года, – говорил Вайцзеккер, – был заключен германо-советский пакт о ненападении. Дополнительным секретным протоколом предусматривался раздел Польши. Этот договор был заключен с тем, чтобы позволить Гитлеру вторгнуться в Польшу. Руководство Советского Союза в то время полностью осознавало это. Каждому политически мыслящему человеку того времени должно было быть ясно, что германо-советский пакт Гитлера означал вторжение в Польшу, т. е. начало второй мировой войны. Это не умаляет вины Германии, что касается начала второй мировой войны. Советский Союз был согласен с войной между другими народами, чтобы поживиться частью ее плодов. Но инициатива войны исходила от Германии, а не от Советского Союза»[792].

Известный немецкий военный теоретик XIX в. К. Клаузевиц как-то сказал, что войну не начинают до тех пор, пока не выяснят ее цели и средства для их достижения[793]. Какие же цели в войне против Советского Союза преследовал германский фашизм?

Официальные планы Гитлера относительно Советского Союза впервые были сформулированы в его речи с изложением правительственной программы, которую он произнес перед командующими видами войск рейхсвера 3 февраля 1933 г. Тогда было заявлено, что одна из важнейших задач Германии в области внешней политики состоит в завоевании жизненного пространства на Востоке с целью его решительной германизации[794]. Эта программа получила характер государственной политики гитлеровской Германии и нашла свое воплощение в конкретных внутриполитических и внешнеполитических мероприятиях. 31 июля 1940 г. в летней резиденции Гитлера Бергхофе состоялось крупное военное совещание, на котором обсуждались мероприятия, связанные с нападением на Советский Союз. Гитлер тогда заявил: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: в соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года»[795].

Через несколько дней в генеральном штабе сухопутных войск на основе одобренного военным совещанием плана была составлена директива №21. 18 декабря 1940 г. она была утверждена Гитлером, а вся операция получила кодовое наименование «план Барбаросса» по прозвищу воинственного немецкого императора Фридриха I, жившего в XII в.

Основная идея антисоветской войны в «плане Барбаросса» формулировалась так: «Находящиеся в западной части России войсковые массы русской армии должны быть уничтожены в смелых операциях с глубоким продвижением танковых частей. Следует воспрепятствовать отступлению боеспособных частей в просторы русской территории… Конечной целью операции является отгородиться от азиатской России по общей линии Архангельск – Волга»[796].

В зимние месяцы 1941 г. на основе общей директивы разрабатывались планы по видам вооруженных сил и группам армий и уточнялись мероприятия по управлению в будущем оккупированными советскими территориями. С этой целью было создано Восточное министерство во главе с А. Розенбергом.

Характерная особенность «плана Барбаросса» состояла в том, что военно-стратегические задачи находились в тесной связи с интересами крупных германских монополий и полностью соответствовали их планам экономического порабощения советского народа. Экономические цели фашистской агрессии состояли в том, чтобы захватить материальные ресурсы Советского Союза и поставить их на службу германским монополиям. «Задача состоит в том, – говорил Геринг на совещании по «восточному вопросу» в феврале 1941 г., – чтобы изъять из новых восточных районов самое большое количество сельскохозяйственных продуктов, сырья, рабочей силы». А Геббельс писал в эти дни, что «это …война за пшеницу и хлеб, за обильно накрытый стол к завтраку, обеду и ужину… война за сырье, за каучук, за железо и руды»[797].

Мероприятия по превращению Советского Союза в сырьевой придаток германских монополий были разработаны в специальном документе, имевшем кодовое название «Ольденбург». Более детально они были сформулированы в так называемой «Зеленой папке» Геринга.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.