34. В торпедном аппарате

Ничто так не украшает женщину, как военная форма, а тем более – морская. А если еще женщина – яркая блондинка!

«Кудри милой от мускуса ночи темней,

А рубин ее губ всех дороже камней…

Я однажды сравнил ее стан с кипарисом,

Возгордился теперь кипарис до корней!»

Омар Хайям

Солнце ласковое, отдохнувшее за ночь и умывшееся в море, лукаво появилось из-за тучек на горизонте, и начался день. Легкий бриз с моря приятно освежал. Аромат цветущей акации дурманил и без того не очень свежую голову. Воспоминания минувшей ночи будоражат молодую кровь…

Черное море. Самое синее море в мире! Сколько красок! Жизнь прекрасна! Правильно говорит наш старший помощник: «Жизнь дается один раз, и прожить ее нужно в Крыму».

На ходу застегивая кремовую форменную рубашку с лейтенантскими погонами, бегу на службу. Сегодня у меня день, который древние греки отметили бы белым камешком. Нам предстоит испытание, называемое по-научному – «выход из аварийной подводной лодки через торпедный аппарат». Каждый подводник, прежде чем его выпустят в море, должен пройти подготовку по легководолазному делу, завершающим этапом которой является выход через торпедный аппарат. Всю неделю экипаж нашей «гвардейской субмарины», как шутя называет нас старпом капитан 3 ранга Колчин Юрий Павлович, изучал изолирующий дыхательный аппарат и снаряжение к нему, водолазные болезни и как их не допустить, систему сигналов для связи и действия в критических ситуациях.

Матросы голые, как у нас принято, включались в аппарат, опускались в бассейне под воду, искали на дне шайбы, гайки, куски труб, все это надо было сделать за ограниченное время. Отработав этот элемент, перешли на причал и начали погружаться в море на глубину 10 метров, надевая уже изолирующий костюм подводника – гидрокомбинезон. Опытный инструктор-водолаз мичман Голубничий, крупный, крепкий мужчина, именно о таких говорят: «Стоит он тяжелый, как дуб, не чесаны рыжие баки, и трубку не вырвать из губ, как кость у голодной собаки», не давал никому поблажек, даже нас, офицеров, заставил погружаться. Он, бывало, отбросит прядь седых волос с кирпичного лица, на котором время и заботы сначала провели, потом углубили морщины, и гаркнет свою сакраментальную фразу: «Жить хочешь? Полезай под воду». Мол, когда случится авария на подводной лодке, некогда будет учиться, там надо действовать автоматически…

Построились на подъем военно-морского флага. Доктор капитан Филин, мой друг и «сокамерник» (у нас с ним на лодке одна маленькая каютка, похожая на камеру), ощутив легкий аромат французских духов и увидев мои глаза с некоторой синевой, покрутил пальцем у виска. «Намек понял, но уж больно хороша была прекрасная незнакомка», – ответил я одним лишь движением плеч. «Красивая?» – «Хуже, чем красивая!» И все, ни слова. У нас на лодке старпом, любимец женщин и сам с восторгом отвечавший им взаимностью, ввел табу – о покоренных женщинах ни слова. «Это недостойно морского офицера. Учтите, на ваше место потом придут другие. Для них каждая наша женщина должна быть чиста и непорочна». Вот такая у него была философия жизни. Сам он был красив и породист. Аккуратный, подтянутый, всегда веселый и обаятельный, к тому же первый юморист в нашей бригаде лодок. Нередко подшофе Юрий Павлович проводил с нами, поручиками Ржевскими (его терминология), занятия, общий смысл которых сводился к одному: «От женщин одно лекарство – другая женщина!» У него был прекрасный девиз: «Если любить, то только королеву!»

Я завидовал ему, из его королев уже можно было бы создать экипаж подводной лодки. Это была бы первая в мире атомная лодка, где матросам не надо было бы выдавать вино, как нам, по 50 граммов ежедневно. Женщины с удовольствием обходились бы двойной порцией шоколада.

Ровно в 8 часов под бой склянок со стоящих рядом надводных кораблей мы подняли на нашей подводной лодке военно-морской флаг. На флоте начался рабочий день. Этой флотской традиции уже 300 лет. Организованно прибыли к стоящему рядом на причале макету носовой части подводной лодки с торпедным аппаратом, соединенным с большой емкостью воды, высотой метров пять, Первые четыре добровольца начали надевать гидрокомбинезоны и включаться в дыхательные аппараты. Доктор Филин контролирует их действия. Неунывающий Юрий Павлович остановил свой веселый взгляд на мне и повел глазами, указывая на торпедный аппарат: «Игольников, вперед!». Я молча стал раздеваться, чтобы, надев снаряжение, возглавить первую группу моряков. У нас на лодке уже давно традиция – офицер всегда идет в торпедный аппарат первым со своей группой. Молодые матросы боятся этого сложного упражнения, и только сознание, что впереди офицер, который уже много раз проходил торпедный аппарат и всегда оставался живым, придает матросам силы и смелости. Оделся, загубник в рот, включился в дыхательный аппарат, поднял руку, докладывая о готовности. Пока спокоен… Мичман Голубничий быстро посмотрел мне в глаза через стекла очков комбинезона, увидел мой спокойный взгляд и благословил, ласково ударив огромной ладонью по голове: «Пошел!» Волоча ноги в бахилах с металлическими стельками, подошел к торпедному аппарату. Задняя крышка открыта, диаметр трубы 55 сантиметров. Надо туда влезть. Всунул голову – впереди темная бездна. На секунду сомнение: «Надо ли лезть?» Что-то учащенно забилось сердце. Бросило в жар… «Надо!» – заставляю себя. Никак не могу поднять ногу на высоту аппарата, плохо сгибается в колене – мешает воздух. Наконец, лишний воздух в комбинезоне с ревом стал выходить из стравливающих лепестковых клапанов. Кто-то поддержал ступню, и вот половина моего туловища и одна нога в трубе торпедного аппарата. Дальше самое трудное, надо ползти на боку семь метров по сухому аппарату в резиновом комбинезоне и следить, чтобы не пережимались трубки дыхательного аппарата.

Первые метры даются с трудом. Я уже весь в поту. Еще одно усилие, еще!.. Правая рука вытянута вперед, ногами опираюсь и пытаюсь отталкиваться, левой – придерживаю мешок дыхательного аппарата. Труба-то узкая! Двигаюсь вперед медленно, по 20 – 30 сантиметров. Не разогнаться. Уже темно, совершенно ничего не видно. Что там впереди? Не скрою, страшновато. Ориентируюсь только на ощупь. Чувствую, что-то хлюпает подо мной. Это вода, просачивающаяся из емкости в носовую часть торпедного аппарата. Значит, скоро конец моим пластунским усилиям. Еще движение, еще. Еще немного. Дышу тяжело. Что такое? Воздуха не хватает. Почему? Дыхательный мешок наполовину пуст. Нащупываю на груди баллон со сжатым воздухом, нажимаю кнопку экстренной подачи. С шипением воздух наполняет дыхательный мешок. Дышать становится легче. Успокоился… Командую себе: «Полный вперед!». Наконец, правая рука в огромной резиновой рукавице герметичного комбинезона упирается в закрытую переднюю крышку торпедного аппарата. За ней пятиметровый столб воды в металлической емкости, имитирующей открытое море.

Ложусь на спину. Весь мокрый от пота. Дыхание прерывистое, тяжелое. Расправил на груди трубки дыхательного аппарата. Если они пережмутся, то беда… Начнешь задыхаться, воздух перестанет поступать, и молодого моряка обычно охватывает паника. Он подает сигнал тревоги. Инструктор-водолаз снаружи мгновенно открывает обе крышки торпедного аппарата, и люди под воздействием пятиметрового столба воды вылетают обратно из трубы, в которую только что с таким трудом влезли. Вылетают, как лягушки. Их ловят, иначе они могут разбиться об асфальт, на который выливается весь многотонный запас воды. Потребуется часа два, чтобы снова набрать воды и продолжить зачетное учение. Если такое случится, то это – позор для всего экипажа подводной лодки. И разговоров, и подначек, и розыгрышей от соседних экипажей будет на целый месяц. Немного отдышался, слышу, как подползает второй номер и несколько испуганно хватает меня за ногу. И сразу успокаивается. Да, это счастье ощутить в замкнутом объеме, что ты не один. Кто-то есть рядом. Живой. И которому не так страшно, как тебе. Видимо, это ощущение и называется – плечо друга. В нашем случае – нога друга.

Чуть-чуть подвигал ступней, показал матросу, что все хорошо. Не дрейфь! Он понял и благодарно погладил мою ступню с металлической стелькой. Наконец, все влезли. Все ощущают ногу товарища. Нам не страшно, нас много. Мы – маленькая единая команда. Мы выполним свой долг! Мичман Голубничий дал сигнал и с грохотом задраил заднюю крышку торпедного аппарата. Стало тихо. Все, мы отделены от внешнего мира. Начали подавать воду. Тело в гидрокомбинезоне начало всплывать. Я уже в легкой невесомости. Меня прижимает к верхней части трубы. Я должен руками утопить себя, чтобы вода выжала лишний воздух из комбинезона. Руками и ногами помогаю себе, воздух с хрюканьем выходит, чувствую охватывающий холод. Значит, вода обжала меня хорошо. Я уже на дне трубы. Поправляю трубки дыхательного аппарата. Знаю, впереди самое сложное. Сердце учащенно бьется.

Немного волнуюсь… Не забываю подумать, как там мои матросы. Вот слышу сигнал, сейчас начнут создавать давление воздухом, чтобы уравновесить давление пятиметрового столба воды, прежде чем открыть переднюю крышку. Воздух с шипением пошел, вода начинает давить на тело. Последние остатки воздуха выжимаются из комбинезона. В ушах звон, вдруг… о, ужас!., ощущаю – нечем дышать. Дыхательный мешок почти пуст, так действует давление. Воздух сжался и его стало мало. Надо срочно добавить из баллона. Но где он? В неудобной позе огромной резиновой рукавицей не могу найти кнопку подачи воздуха. Начинаю задыхаться. Только паники мне не хватало! Спокойно. Еще спокойнее. «Дыши в полсилы», – приказываю себе! Судорожно ищу баллон. Нашел. Наконец, нащупываю кнопку. Вот она. С силой нажимаю. Воздух пшикнул, наполнив мешок наполовину, и…кончился. Баллон пуст. Сердце бешено забилось. Неужели конец? Стоп! У меня где-то на поясе есть запасной баллон. Надо его найти, открыть вентиль, нажать кнопку, и ты будешь жить. Будешь жить! Легко сказать!.. Несколько минут мучительной борьбы за жизнь и уже почти на грани потери сознания даю воздух. Дышу, дышу и не могу насладиться. Но некогда наслаждаться, как там мои матросы? Молодцы, никто не дал сигнал тревоги. Значит, тоже мужественно борются за жизни.

Передняя крышка открывается, дается сигнал – начать выход. Выплываю из трубы, нащупываю привязанный конец, по которому надо подниматься вверх. Делаю два взмаха – и я на поверхности. Сильные руки вытаскивают меня, переключают из аппарата на атмосферный воздух, и я на земле. Блаженство! Не могу надышаться! Какое счастье! Я радуюсь, что в очередной раз преодолел себя. Признаюсь, мне было страшно, но я победил страх. Могу сказать гордо – я мужик! Раздеваюсь. Все белье мокрое от пота. Доктор Толя Филин вытирает мою голову полотенцем. Посматриваю на своих матросов. Все серьезны. Сосредоточенны. Лица красные. Еще не отошли от переживаний, от испытаний глубиной погружения. Молодцы. Хорошие ребята. С ними можно идти в море. Настоящие мужчины. Они уже прошли Огонь и Воду на занятиях по борьбе за живучесть. Сегодня прошли Медные трубы. Остались – чертовы зубы. Когда закончат службу на нашей гвардейской субмарине, они смело могут сказать, что прошли и Чертовы зубы. Этим парням уже ничего не будет страшно в жизни. Радость охватывает меня, прилив необыкновенного счастья, молодой задор и энергия бьют через край! Хочется обнять весь мир!

Но…что это? Я не верю своим глазам. Этого не может быть! Нет! Нет! По причалу идет… моя вчерашняя прекрасная незнакомка. В форме морского офицера-врача. Да как идет! Софи Лорен из «Брака по-итальянски». Ничто так не украшает женщину, как военная форма, а тем более – морская. А если еще женщина – яркая блондинка! Вся бригада подводников бросила работу и смотрит на нее, Идет Нефертити, идет Клеопатра, идет Мерилин Монро, идет Катрин Денев! Подходит к старпому, у которого глаза вылезли из орбит от удивления, и докладывает: «Помощник флагманского врача бригады старший лейтенант медицинской службы Ковалева Виктория. Мне приказано проверить медицинское обеспечение вашего зачетного упражнения». Старпом застыл, буквально открыв рот, и смотрит на нее фарами своих стеклянных глаз. Она разворачивается, хладнокровно смотрит на меня, я (младше ее по званию) вынужден отдать ей воинскую честь. Спрашивает старпома: «Этот лейтенант прошел торпедный аппарат? Мне надо осмотреть его и нескольких матросов». Старпом – сама вежливость. «Да, да. Штурман Алексей Игольников, быстро в распоряжение врача. Показать все, что она потребует». Звучит несколько двусмысленно, я краснею. Не знаю, как себя вести. Садимся тут же за стол. Она измеряет мне давление, проверяет пульс. Серьезная, властная, решительная. Красивая. Ничем не показывает вида, что мы знакомы. Да еще как знакомы! Ближе некуда! Она записывает мое давление, пульс; они уже в норме, молодой организм пришел в себя. Она невзначай поворачивает листок ко мне, читаю: «Ласковый мой! Жду вечером там же». Я – пунцовый, не могу поднять глаза. Я счастлив. Еле сдерживаю себя, чтобы не расцеловать ее тут же, при всех. Да что там торпедный аппарат? Ради такой женщины я готов пройти хоть десять аппаратов. Она поговорила с нашим врачом, два раза показав пальцем в мою сторону, и занялась моими матросами. Толя Филин несколько фривольно подошел ко мне с большим шприцем: «Начальница приказала подкормить тебя глюкозой внутривенно, – хитро улыбнулся и добавил, – с чего бы это?» Когда она закончила замеры, собралась и пошла, старпом шутливо дал команду «Смирно!», мы все отдали ей честь. И опять вся бригада бросила работу. Моряки видели чудо, произведение искусства, лучшее творение природы – красивую женщину!

Прав поэт Есенин: «Тот, кто выдумал твой дивный стан и плечи, к светлой тайне приложил уста». А я красный, с подскочившим давлением и учащенным пульсом, поглупевший и одуревший от ласкового слова неземной женщины-богини, только что переживший стресс в борьбе за жизнь, стоял и про себя повторял: «Вечером. Там же… Вечером…» Было ощущение, что сегодня бог поцеловал меня в темечко… Легкий ветерок с моря с запахом водорослей обдувал меня, успокаивал и возвращал к жизни. Молодость – до чего ты хороша!

P.S.

«Чье сердце не горит любовью страстной к милой —

Без утешения влачит свой век унылый.

Дни, проведенные без радостей любви,

Считаю тяготой ненужной и постылой».

Великий мудрец Омар Хайям."

Данный текст является ознакомительным фрагментом.