На новой родине

На новой родине

Из аэропорта я доехала до отеля «Африка Си Лодж» на специальном автобусе, хотя и не бронировала номер. Присцилла и Лкетинга должны были знать о моем приезде, но я страшно волновалась: вдруг меня никто не встретит? Высадившись возле отеля, я огляделась по сторонам и поняла, что меня никто не встречает. Я стояла с тяжеленной сумкой, и мое напряжение постепенно спало, уступив место разочарованию. Вдруг я услышала свое имя – и, посмотрев на дорогу, увидела Присциллу, которая бежала ко мне так быстро, что ее грудь колыхалась из стороны в сторону. От облегчения и радости у меня на глазах навернулись слезы.

Мы крепко обнялись, и я сразу спросила, где Лкетинга. Ее лицо помрачнело, и, не глядя на меня, она ответила: «Коринна, пожалуйста, я не знаю, где он!» Она не видела его больше двух месяцев. О нем ходит много слухов, но она не знает, что в них правда, а что вымысел. Мне не терпелось обо всем узнать, но Присцилла сказала, что сначала нужно вернуться в деревню. Я водрузила тяжелый чемодан ей на голову, подхватила свою сумку, и мы тронулись в путь.

Боже мой, что же будет с моими мечтами о большом счастье и любви, думала я. Куда пропал Лкетинга? Я не верила, что он обо всем забыл. В деревне Присцилла познакомила меня со своей подругой, мусульманкой, которая не хотела возвращаться к мужу и жила у Присциллы.

Хижина хотя и небольшая, но на первое время места нам хватит, добавила она.

Мы стали пить чай, но оставшиеся без ответа вопросы не давали мне покоя. Я снова заговорила о моем масаи. Присцилла неохотно поведала мне все, что ей было известно. Один его знакомый сказал, что он уехал домой. Наверное, он заболел из-за того, что так долго не получал от меня писем. «Что? – воскликнула я. – Я отправила по меньшей мере пять писем». На этот раз удивилась Присцилла: «Куда же?» Я показала ей индекс почтового отделения на северном побережье. Тогда, сказала она, неудивительно, что Лкетинга не получил ни одного письма. Этот ящик принадлежит всем масаи северного побережья, и каждый может доставать из него все, что пожелает. Поскольку Лкетинга не умеет читать, эти письма от него, скорее всего, утаили.

Я не могла в это поверить: «Я думала, что все масаи друзья. Кто же мог так поступить?» Тогда я впервые узнала о зависти, которая царила между воинами здесь, на побережье. Перед моим отъездом три месяца назад некоторые мужчины, которые уже давно жили на побережье, посмеивались и издевались над Лкетингой: «Такая молодая, красивая и богатая женщина точно не вернется в Кению к нищему чернокожему». Наивный Лкетинга им поверил, поскольку действительно не получил ни одного письма.

Я спросила у Присциллы, где находится его дом. Она этого точно не знала, где-то в округе Самбуру, примерно в трех днях езды отсюда. Присцилла сказала, что волноваться не стоит, главное – я благополучно доехала. Она постарается найти кого-нибудь, кто в ближайшем будущем поедет туда и передаст эту новость. Пройдет время, и мы узнаем что к чему. Pole, pole, сказала она, что значит «спокойно, спокойно». «Теперь ты в Кении, здесь тебе понадобится много времени и терпения».

Обе женщины опекали меня, как ребенка. Мы много разговаривали, и Эстер, мусульманка, рассказала о своих мучениях с мужем. Они предупредили меня, чтобы я никогда не выходила замуж за африканца. Они неверные и плохо обращаются с женщинами. Мой Лкетинга другой, подумала я и ничего не ответила.

На следующий день мы решили купить кровать. Ночью я не сомкнула глаз, потому что спала вместе с Присциллой на узкой кровати, а Эстер – с другой стороны на второй кровати. Присцилла была женщина тучная, и мне приходилось всю ночь держаться за край, чтобы не сползти на нее.

На улице было сорок градусов в тени, но мы все же поехали в Укунду, где обошли всех торговцев. У первого двуспальной кровати не было. Он сказал, что может изготовить ее в течение трех дней, но я хотела купить кровать немедленно. У другого мы нашли очень красивую кровать примерно за восемьдесят франков. Я хотела купить ее не раздумывая, но Присцилла воскликнула: «Слишком дорого!» Я решила, что ослышалась: за такие смешные деньги нам предлагали красивую двуспальную кровать ручной работы! Но Присцилла уже двигалась дальше. «Пойдем, Коринна, слишком дорого!» Прошло полдня, прежде чем я наконец приобрела кровать за шестьдесят франков. Мастер разобрал ее, и мы по частям дотащили ее до дороги. Присцилла купила еще и матрас, и, прождав час под палящим солнцем возле пыльной дороги, мы доехали на матату до отеля, где и выгрузили наши покупки. Там мы и остались стоять, потому что отдельные части кровати, сделанные из массива дерева, были очень тяжелые.

Мы беспомощно оглядывались по сторонам, пока не увидели троих масаи, возвращавшихся с пляжа. Присцилла заговорила с ними, и воины, как правило чуждавшиеся работы, охотно донесли двуспальную кровать до деревни.

Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, потому что все это выглядело крайне забавно. Когда мы добрались до хижины, мне захотелось сразу приступить к работе и собрать кровать, но мне это не удалось, потому что каждый масаи считал своим долгом мне помочь. Через некоторое время возле моей новой кровати хлопотали уже шестеро мужчин.

Поздно вечером мы, устав после трудного дня, наконец присели на кровать. Всех помощников мы напоили чаем, и снова завязался разговор на непонятном мне языке масаи. Время от времени воины внимательно поглядывали на меня, и иногда я слышала имя Лкетинги. Через час все разошлись, и мы, женщины, стали готовиться ко сну. Мы помылись прямо около хижины, так как ночь была такая темная, что нас точно никто не мог увидеть. Карабкаться в темноте по куриному насесту нам не хотелось, и мы помочились неподалеку от хижины. Уставшая, я легла на новую широкую кровать и погрузилась в восхитительный сон. На этот раз присутствия Присциллы я не ощущала вовсе, однако в хижине из-за кровати стало очень тесно, и если к нам приходили гости, все садились на нее.

Дни летели незаметно. Присцилла и Эстер баловали меня, как ребенка. Одна готовила, другая таскала воду и даже стирала мою одежду. Я возражала, но они утверждали, что в такую жару мне работать нельзя. Большую часть времени я проводила на берегу в ожидании весточки от Лкетинги. По вечерам к нам часто заходили воины масаи, мы играли в карты или пытались рассказывать истории. Со временем я стала замечать, что то один, то другой проявляет ко мне интерес. Отвечать им взаимностью у меня не был никакого желания, потому что для меня во всем мире существовал только один мужчина. Ни один из них не был так красив и строен, как мой «молодой бог», ради которого я бросила все. Когда воины поняли, что мне их предложения неинтересны, до меня стали долетать новые слухи о Лкетинге. Наверное, все знали, что я его все еще жду.

Когда я в очередной раз вежливо, но твердо отклонила ухаживания одного воина, он сказал: «Зачем ты ждешь этого масаи? Все знают, что на деньги, которые ты оставила ему на паспорт, он уехал в Ватаму Малинди и пропил их там с африканскими девицами». После этого он встал и сказал, чтобы я еще раз подумала над его предложением. Я раздраженно заявила, чтобы он сюда больше не приходил. Тем не менее я почувствовала себя очень одинокой и обманутой. А что, если это правда? В голове вихрем пронеслись самые разные мысли, и я поняла, что не верю ни одному его слову. Индус из Момбасы мог бы сказать мне правду, но у меня не хватало мужества к нему поехать, потому что позора я бы не перенесла. На пляже я каждый день встречала воинов, и их историям не было конца. Один рассказал, что Лкетинга сошел с ума и его забрали домой. Там он женился на молодой девушке, и в Момбасу больше не вернется. Если мне понадобится поддержка и утешение, этот воин всегда к моим услугам. Боже мой, когда же они наконец оставят меня в покое? Я казалась себе косулей, забредшей в львиное стадо. Каждый так и норовил меня сожрать!

Вечером я рассказала Присцилле истории о Лкетинге, которые мне довелось услышать за день, и пожаловалась на то, что воины масаи меня домогаются. Она ответила, что это нормально. Я живу без мужчины уже три недели, а они по опыту знают, что белые женщины недолго остаются одни. Затем Присцилла рассказала мне о двух белых женщинах, которые уже давно живут в Кении и бегают почти за каждым масаи. С одной стороны, это меня шокировало, а с другой – я удивилась тому, что здесь живут другие белые женщины, некоторые из которых даже говорят по-немецки. Я стала спрашивать подробнее, и Присцилла, указав на одну из хижин в деревне, сказала: «Это хижина Юты, немки. Она сейчас где-то в округе Самбуру, где работает в туристическом лагере, но через две-три недели ненадолго приедет сюда». Мне очень захотелось познакомиться с этой Ютой.

Тем временем предложения близости следовали одно за другим, так что мне стало не по себе. Одинокая женщина здесь – дичь, на которую всем разрешено охотиться. Даже Присцилла не могла или не хотела с этим бороться. Когда я ей об этом рассказывала, она нередко хохотала, а почему – я никак не могла понять.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.