Чему учат в церкви и в школе?
Чему учат в церкви и в школе?
Мы въехали в этот небольшой город поздним вечером, я помог выгрузить чемодан Риты, получил у дежурного два магнитных ключа от заказанных накануне номеров. Мы поднялись на второй этаж, Рита сунула магнитный ключ в дверь своего номера, щелкнул замок. Я повернулся, чтобы уйти к себе.
– Подожди. Там кто-то есть.
Рита стояла перед полураскрытой дверью, не решаясь переступить порог. Я взял из ее руки магнитный ключ: ошибки нет, номер правильный. Я толкнул дверь, шагнул вперед. На полу раскрытый чемодан, на кровати разложен мерный мужской костюм старомодного фасона. Прямой пиджак с накладными карманами, сшитый из грубого сукна и прямые брюки, тоже старомодные. Рядом белая рубашка и черная широкополая шляпа, какие носят ортодоксальные евреи.
Дверь в ванную распахнута, слышны звуки льющейся воды. Хозяин номера принимает душ. Я спустился к администратору, которая принесла извинения за доставленные неудобства и объяснила: только что съехали два десятка постояльцев, их места заняли несколько семей религиозной секты амишей, поэтому такая неразбериха.
Навстречу попались несколько женщин амишей. На них платья, в которых щеголяли зажиточные домохозяйки в девятнадцатом веке: расклешенные юбки до пят, сверху фартуки с оборками, жилетки, целомудренно скрывающие женскую стать, на головах матерчатые чепчики с рюшками. Как правило, вещи домашнего изготовления: в магазинах таких не найдешь. Мужчины в черных костюмах и широкополых шляпах бреют усы, но носят бороды.
Амиши работают на земле, с нее кормятся, проще говоря, они фермеры, живут своей закрытой общиной. Они не применяют химических удобрений, поэтому сельскохозяйственная продукция амишей сегодня пользуется повышенным спросом у любителей здоровой пищи. Еще относительно недавно по религиозным убеждениям они не пользовались автомобилями, современными комбайнами и тракторами. Теперь отношение к прогрессу меняется, без современной техники крестьянское хозяйство не выживет. Но остались эти старомодные атрибуты прошлых веков: костюмы, шляпы, платья, чепчики.
Я поднялся в свой номер, сидел, смотрел в окно и думал о том, что наша экскурсия по Америке будет неполной, если мы не заглянем в какую-нибудь церковь, коих здесь несметное множество, не познакомимся, хотя бы поверхностно, с бытом прихожан. Я открыл телефонный справочник, сделал несколько звонков, представился, объяснив, что я русский писатель, путешествующий по стране вместе со знакомой женщиной, тоже литератором. И хотел бы осмотреть одну из крупнейших городских церквей, так сказать, заглянуть за занавес. Я легко договорился с менеджером Объединенной Методистской церкви Джилл Мозерс о встрече.
* * *
На следующий день с утра мы оставляем машину возле церкви, здания красного кирпича с двускатной крышей, крытой медью, и островерхим зеленым шпилем, построенным в семидесятых годах прошлого века. У порога нас ждет миссис Джилл, администратор, женщина лет сорока с живыми глазами и приятной улыбкой. Одежда довольно яркая для церковного служащего: зелено-черный клетчатый костюм, цветная блузка и туфли на шпильке.
– Прихожане – это единая семья, – говорит Джилл. – Люди, обладающие высокими нравственными ценностями. Прихожане дружат друг с другом, общаются, помогают по мере сил. Досуг посвящают богоугодным делам. Вот смотрите…
Мы останавливаемся в коридоре, где по стенам развешаны стенгазеты с обилием фотографий. Джилл показывает на снимки, объясняет, что и как. Вот здесь семьи прихожан за уборкой городского парка. Конечно, в парке есть свои служащие, следящие за чистотой. Но территория очень большая, – помощь не помешает. Вот на этих снимках прихожане собирают пожертвования для малоимущих семей, живущих в этом районе. Одежда, мебель, постельные принадлежности, консервы.
Район – относительно благополучный, да, бедные люди здесь есть, но не встретишь настоящую нищету. Вот фотографии, на которых прихожане ремонтируют дома, разрушенные ураганом Сэнди в Нью-Джерси в 2012-м году. Деньги на строительные материалы выделяет церковь, а ее бюджет в свою очередь – это пожертвования прихожан. Люди стараются помочь самым обездоленным не для того, чтобы забронировать своей душе место в раю, нет. Добрые дела – это внутренняя потребность, то, ради чего человек живет, ради чего пришел в этот мир.
Каждый год прихожане, разумеется, за свой счет ездят в Мексику, в самые бедные районы. Там закупают материалы, нанимают местных рабочих, помогают им строить дома для бедняков. Так паства проводят свой отпуск. Мы разглядываем фотографии, где мужчины заняты на строительных работах. Кроют крыши, монтируют оборудование, таскают тяжести. Пыльные облака, палящее солнце… Да, отпуск можно было провести повеселее и с большим комфортом.
– Вы хотите сказать, что люди свой отпуск отдают это каторжной работе, причем добровольно? – кажется, Рита не верит своим ушам. – Да еще строительные материалы на свои деньги покупают?
– Совершенно верно, – кивает Джилл. – Но это не жертва со стороны прихожан. Им это нравится. Нравится помогать бедным, нравится работать на обездоленных людей.
Я смотрю фотографии в стенгазетах, читаю заметки. В прошлом году прихожане за свои деньги построили в Мексике двенадцать домов. Вот они все на фотографиях. Это, конечно, не дворцы, но жилье – вполне приличное, даже по здешним меркам. Некоторые прихожане – небедные люди, они жертвуют деньги, иногда крупные суммы. Большая часть средств идет на благотворительность, а не на покупку новой модели «Линкольна» или дорогих часов дня настоятеля храма. Церковники, как правило, люди скромные и довольствуются малым.
Джилл приводит нас в обширную библиотеку, собранную силами прихожан, – пользоваться которой может любой желающей. Здесь большой книжный фонд, беллетристика, учебные материалы, десяток компьютеров с интернетом.
Затем мы оказываемся в баскетбольном зале. Дети прихожан приходят сюда в свободное время, чтобы поиграть. По воскресеньям здесь накрывают столы, все желающие, получают хороший обед. Традиционная американская пища: мясо, курица, бобы, картофельное пюре, овощные салаты, кусок пиццы, мороженое, пудинг, десерты, кофе и булочки. Приходят небогатые семьи, семьи среднего достатка, с детьми, стариками. Такой обед в буфете или закусочной обойдется в 15–17 долларов на человека. Здесь – три пятьдесят с взрослого человека, дети и старики – бесплатно. Деньги собирают, чтобы закупать на них хотя бы часть продуктов, все остальные издержки покрывает церковь.
Мы идем по коридорам административного корпуса. На втором этаже идут занятия для людей, в основном эмигрантов, желающих изучать английский язык. Собственно, церковь лишь предоставляет помещения для классных занятий. И устраивает для студентов пикники, оплачивая еду. В целом программу финансируют из бюджета штата: нанимают учителей, покупают пособия и так далее. Всего восемь уровней, от начального, где учат алфавит и простейшие слова, до продвинутого, где студенты говорят по-английски весьма прилично.
Для начала с желающим учиться проведут тест, определяющий уровень знаний, и запишут в одну из восьми групп. Мы заглянули в один из классов, это пятый уровень. Студентов девять человек. Возраст от двадцати до шестидесяти. Двое студентов, молодые женщины, из Украины, одна – россиянка, вышедшая замуж за американца, один студент из Афганистана, муж с женой из Ирака, серб из Косово, женщина из Болгарии, еще две молодых женщины – из Японии и Кореи. Они туристы, приехали на два месяца, живут у родственников и решили потратить время на совершенствование английского.
В прежние времена штат платил студентам десять долларов в час – за то, что посещают занятия и учат язык. Но быстро выяснилось, что многие люди ходят в основном за деньгами, а не за знаниями, – и лавочку прикрыли. Школа – это не только изучение разговорного американского.
Эмигрантов, многие из которых имеют отдаленное представление о здешней жизни, учат некоторым необходимым в быту мелочам. Например, в какое время магазины устраивают распродажи верхней одежды, и когда можно недорого купить к зиме пальто или куртку. Как правильно заполнять банковские чеки, как расплачиваться через интернет по счетам за коммунальные услуги или товары и т. д.
* * *
В соседнем классе со студентами работает Томас, преподаватель дорожного движения. Ежедневно он занимается один-два часа со всеми желающими. Работа этого человека не оплачивается, он доброволец из местных жителей, прихожанин церкви, готовый помогать студентам задаром. Собственно, правила движения студенты более или менее знают. Но есть чисто американские тонкости, с которыми не вредно познакомиться.
Скажем, если вы не успели затормозить и ударили впередиидущую машину, – делайте все, что положено по закону, но никогда не извиняйтесь. Ваши извинения могут быть восприняты как признания собственной вины и в дальнейшем использованы против вас. Вот подобным тонкостям и учит Томас студентов.
Ничего не получают и два помощника учителя Джон и Уитни, тоже пенсионеры, прихожане этой церкви. Каждый день утром они приезжают сюда словно на работу и до вечера в школе. А работа всегда есть. Надо принести и собрать учебные пособия, провести индивидуальные занятия по тренировке разговорной речи…
Джон расспрашивает Риту о жизни в России, затем исчезает и возвращается с коробкой кексов собственного приготовления. Он одинокий человек, жена умерла три года назад, дети живут в другом городе. Джон готовит выпечку вечером в четверг, в пятницу приносит коробки в школу, чтобы угостить учеников на перемене. Школа для него – это второй дом. Здесь он не чувствует себя одиноким, если появляется свободное время, сидит в углу класса у окна, читает детективы.
Сейчас в школе летний семестр. Настоящие занятия, как и везде, начинаются 18–20 августа. В первый день учебы здесь, как, например, в российских школах, не проводят так называемые «уроки мира», на которых школьников стараются убедить в том, что война – это очень плохо, а мир – очень хорошо. Здесь на общие пустые разговоры, типа дважды два – четыре, – время не тратят.
В первый день людей учат, как себя вести во время пожара или торнадо. О предупреждении последнего жителей извещают по местному радио и телевизору. Но, главное, начинают выть сирены, установленные на всех административных зданиях, – а этот дикий вой даже глухой услышит, от него нет спасения.
Остается покинуть школу через запасной выход, собраться и построиться на заднем дворе. Сбор и построение репетируют несколько раз. Чтобы этот простой навык был доведен до автоматизма. Вроде бы пустяк, – выбежать во внутренний двор, но когда случится пожар или начнется торнадо, страх парализует людей, лишая возможности принимать правильное решение. В таких ситуациях надо, чтобы за вас думали ваши ноги. А дальше, в случае реальной угрозы, учительница отведет свой класс в безопасное место. Тысячам, если не десяткам тысяч людей, подобные мелочи спасали жизнь. Поэтому и отношения ним – очень серьезное.
* * *
На первом этаже подсобные и административные помещения. Заходим в одну из комнат, светло, но включен еще и верхний свет. На стульях сидят три пожилые женщины, все в очках. Они вручную бисером и серебряной ниткой наносят рисунок на шикарное белое покрывало для двуспальной кровати. Старшая бабушка – Дорис, ей восемьдесят один. Младшим подругам – Пирл и Рейчел семьдесят и семьдесят шесть соответственно. Рейчел заезжает за подругами на своей машине трижды в неделю, а после работы развозит по домам.
Старшая Дорис объясняет, что втроем они собираются в церкви три дня в неделю, работают шесть часов, вручную вышивая покрывала и декоративные подушки. Три часа работы, перерыв на пятнадцать минут, и снова за дело. Здесь принято дарить такие комплекты новобрачным, эти вещи может купить любой желающий. Покрывала вышитые вручную, стоят недешево, далеко за тысячу долларов, но товар не залеживается.
– Вы что-то получаете за эту работу? – спрашивает Рита. – Какие-то деньги?
– Разумеется, – кивает Дорис. – Разумеется, нет.
– А вам не тяжело? – Рита удивлена и искренне заинтересована. – Ну, в ваши-то годы… Надо приехать сюда. Работать, глаза портить… Не лучше ли просто отдохнуть у телевизора?
От работы отвлекается только Дорис, на правах старшей. Две других леди сидят, слушают, согласно кивают, продолжая вышивать.
– У нас осталось мало времени, чтобы тратить его на телевизор, – говорит Дорис. – Мы делаем добрые дела. Наши покрывала и подушки продадут. Деньги пойдут церкви. А церковь знает, как ими лучше распорядиться.
– И все-таки вам тяжело?
Дорис отвечает без колебаний и раздумий:
– Нам не тяжело. Потому что работа доставляет радость. Если бы церковь давала нам эту комнату, чтобы работать в ней семь дней в неделю, мы бы работали семь дней. Без выходных.
Стремление людей оставаться полезными обществу, окружающим даже в тех совершенно безвыходных тяжелейших ситуациях, когда эту пользу принести очень трудно, практически невозможно, – всегда поражала меня в людях. Пенсионеры, работающие полный или неполный день забесплатно, – картина обыденная. Таких добровольных помощников встретишь на каждом шагу, куда бы ни пошел.
Когда спрашиваешь: почему, выйдя на заслуженный отдых, вы продолжаете работать, да еще и задаром, – слышишь одинаковые ответы: хочу приносить пользу людям, государству, церковной общине, у меня есть внутренняя потребность делать добрые дела, это нужно мне самому…
* * *
Когда я жил на Среднем Западе, частенько ездил в ближайший «Уолмарт», огромный магазин, что-то вроде «тысячи мелочей», где можно в любое время дня и ночи купить все, что только можно вообразить: от туалетной бумаги до плазменной панели, от упаковки пива до автомобильных покрышек. Я обращал внимание на парня лет двадцати двух, инвалида, переболевшего тяжелой формой полиэмилита.
В фирменной курточке и бейсболке с логотипом «Уолмарта» он стоял в дверях и здоровался с заходившими в здание покупателями. И так четыре часа. Я встречал его в жаркие дни и в непогоду, когда на улице лил дождь, а по торговому залу гуляли сквозняки.
Работа очень тяжелая даже для здорового человека. Картина и вправду душераздирающая: несколько часов на ногах рядом с открывающейся дверью, мимо тебя течет поток покупателей, и каждому улыбнись и скажи «добрый день» или «добрый вечер». Естественно, тяжело больной человек получает от государства пенсию, бесплатные лекарства и медицинское обслуживание, он не должен работать, да еще так тяжело.
Но – я тому свидетель – парень старался, как мог, хотя говорил и улыбался с большим трудом. Он приходил в торговый зал и занимал свое место в дверях не по вердикту суда, приговорившего его к общественным работам.
Интересно, что эта картина, инвалид, приветствующий покупателей, никого не удивляла. Я решил для себя, что парню наверняка не хватает государственной пенсии, семейные обстоятельства таковы, что, хочешь – не хочешь, надо еще и на кусок хлеба зарабатывать. Видимо, в семье есть люди, которым еще хуже, чем ему. Однажды я подошел к молодому человеку, представился и задал несколько вопросов.
Джон оказался очень скромным парнем. Он ответил, что вырос в состоятельной семье, работает не из-за денег, денег хватает, даже с избытком. Он хочет приносить пользу людям, быть нужным, делать добрые дела. Трудно было найти хоть какую-то работу из-за болезни. Но в «Уолмарте», спасибо им огромное, – помогли устроиться. На том и расстались. Не поверить Джону я не мог, но все-таки в голове не укладывалось: как парень из обеспеченной семьи добровольно пошел на эту каторгу. Ведь в том физическом состоянии, в котором он находился, четыре часа на ногах, на сквозняке – это уж слишком. Значит, парень сказал мне не всю правду, а некую полуправду. Все-таки деньги ему нужны…
Однажды дождливым осенним вечером я оказался в этом же магазине и обратил внимание, как к главному входу подъехал «Ролс-Ройс Фантом» последней модели кремового цвета, такую штуку я видел на последнем автосалоне, цена – около полумиллиона долларов. С водительского места выбрался человек в серебристом дождевике и форменной черной фуражке, какие носят водители богатых господ.
Через несколько минут он вышел из магазина, раскрыв огромный купол зонта, под которым медленно передвигался Джон. Парень с трудом доковылял до машины, водитель распахнул заднюю дверцу и помог ему сесть. «Фантом» плавно набрал ход, я проводил его долгим взглядом. Значит, этот Джон все-таки не слукавил. Но работал не за деньги, из внутренней потребности быть нужным людям, приносить им пользу.
* * *
…Мы благодарим нашего гида за экскурсию, просим разрешения вернуться в учебный класс, чтобы присутствовать на уроке. Садимся за свободную парту, слушаем рассказ учительницы по имени Луис. Это симпатичная женщина пятидесяти пяти лет, она преподает в школе почти четверть века, но до сих пор влюблена в свою нелегкую профессию.
На уроках Луис объясняется по-английски, стараясь использовать простые понятные слова. Сегодня по окончании занятия студентов ждет экскурсия в одно из отделений «Банк оф Америка», крупнейшего американского банка, чьи филиалы есть даже в самых маленьких городах. Студенты выходят из школы, садятся в свои машины и едут вслед за учительницей.
Мы сидим в «хонде» Луис и слушаем ее рассказ. Она прихожанка этой церкви, имеет двух взрослых детей, которые давно перебрались в Лос-Анджелес, в Силиконовую долину, неплохо зарабатывают, один-два раза в год приезжают сюда, чтобы встретиться с матерью. Работы у Луис хватает: сейчас утренние занятия, а вечером придут студенты, отработавшие свои восемь часов на местном вертолетном заводе или мебельном магазине. Учиться им трудно, но другого выхода нет: без знания языка по служебной лестнице высоко не поднимешься.
За час занятий с каждого ученика штат платит Луис два доллара семьдесят центов. Значит, за прошлый час она заработала двадцать семь долларов. Законом запрещено проводить занятия, если в классе меньше четырех студентов: минимальная зарплата в штате – семь пятьдесят.
Мы останавливаемся возле большого одноэтажного здания. Здесь есть банковские автоматы, ими можно воспользоваться, не выходя из машины: снять и положить деньги, обналичить чек. Есть окошко оператора: сидя за рулем, с ним можно перекинуться парой слов, заплатить коммунальные платежи или отправить банковский перевод.
Входим в зал, на встречу поднимается менеджер. Помещение банка просторное. По правую руку за стойкой стоят операторы, готовые к работе с клиентами, слева за стеклянной перегородкой кабинет старшего финансового советника. Это представительный мужчина в дорогом костюме, он отвечает за привлечение средств клиентов, за инвестиции в долгосрочные вложения в различные ценные бумаги, от солидных американских фирм, вроде «Боинга» и «Дженерал Электрик», до рискованных активов развивающихся стран. Американцы, как правило, не держат накопления в банке: на этом не заработаешь, процентная ставка порядка ноль целых двух десятых процента.
Студенты задают различные вопросы менеджеру. Как оформить банковский кредит на покупку жилья или машины? Чем отличаются друг от друга различные банковские вклады? Как перевести деньги за границу, чтобы помочь родственникам?
– Я недавно в Америке и не понимаю: почему ваши сотрудники стоят, а не сидят? – спрашивает женщина из Болгарии. – И продавцы в магазинах тоже стоят… Ведь это очень неудобно: всю смену на ногах?
– Это дань уважения клиенту, – отвечает Дорис. – Человек приносит в банк или в магазин свои деньги. Клиент стоит, продавец или сотрудник банка сидит? Нет, это невежливо. Одно из двух: или клиент должен сесть или банковский работник или кассир в магазине должен встать. Мы считаем за честь то, что люди доверяют нам свои деньги. Поэтому наши сотрудники стоят.
Я разглядываю зал, замечаю некоторые отличия от тех банковских залов, что я видел в больших городах. И задаю свой вопрос:
– В больших городах сотрудники банков защищены пуленепробиваемым стеклом. А у вас я ничего такого не вижу. Нет даже обычного стекла. Мало того, дверь в банковское хранилище, гигантская, почти в два человеческих роста дверь, находится не в служебном помещении, а в общем зале. И она распахнута настежь. Заходи, кто хочешь. И бери, сколько унесешь. Я заметил, что и охраны нет. Это как-то странно. Почему так?
– Наш город занимает одно из первых мест по количеству тяжких преступлений, – говорит менеджер. – Раньше в банковских залах соблюдали все меры предосторожности. Здесь были пуленепробиваемые стекла, охранные системы и прочее. Но к снижению банковских ограблений эти меры не привели. Преступники стреляли в наших клерков, взрывали двери денежных хранилищ. После очередного кровавого преступления решили: пусть в случае банковского налета преступники забирают все, что есть в филиале. Пусть спускаются в хранилище и берут наличные оттуда. Вот видите – на этот случай мы держим дверь открытой. Ведь деньги – это всего-навсего деньги. А вот человеческая жизнь уникальна.
– Но ведь грабить банки наверняка не перестали?
– К сожалению. В прошлом году в городе было ограблены шестьдесят банковских филиалов и хранилищ, где считают деньги, собранные в банковских автоматах, в магазинах и на заправках. При этом ни одного убитого или раненого. Ни одного. Это главное. А с бандитами пусть разбирается полиция.
Рита выглядит немного удивленной и задумчивой. Что ж, за время нашего путешествия удивляться ей еще придется, и не раз.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.