Глава шестая САМОКОНТРОЛЬ

Глава шестая

САМОКОНТРОЛЬ

По материалам пятой тетради

1

Кабинет технической пропаганды быстро опустел. Последним выходил Григорий Павлович Черноус. Захлопнул дверь и удивился, что на сей раз его никто не перехватывает «попутными» разговорами о распределении квартир, о путевках на курорты, в дома отдыха… Да мало ли вопросов, связанных с профессиональным обучением, с организацией отдыха рабочих и служащих, приходится решать завкому! И вдруг все эти вопросы будто потеряли свое значение или обозначился какой-то провал, после которого председателю завкома осталось только пенять на себя. Почему?

Здесь собирался актив постоянно действующего совещания по управлению производством. Тему подсказал генеральный директор:

— Качество… Теперь это нас заботит. И пусть такие парни, как Ярцев, на деле включаются в управление производством.

Григорий Павлович настроился добиваться повышения ответственности коллективов цехов и бригад за качество деталей, за строгость соблюдения технических норм с помощью привлечения широкого круга молодых рабочих. Он, разумеется, не исключал опытных рабочих, инженеров и техников, но упор сделал на молодежь. В пригласительном билете очередного заседания было обозначено, что с заглавным сообщением по теме «Самоконтроль и качество» выступит шофер-испытатель Василий Ярцев. Конечно, в билете не было указано, что эта кандидатура подсказана генеральным директором. Думалось, руководители цехов и так поймут, что к чему, однако начальники цехов и ведущие инженеры просто не пришли на заседание, послав своих заместителей. Председательствовал главный инженер производства, но все знали, кто готовил заседание, поэтому вся ответственность легла на Черноуса.

Что же все-таки случилось?

Свернув с тропинки, которая вела домой, Григорий Павлович решил пройтись по берегу моря. Захотелось побыть одному, спокойно продумать ход заседания. Шаг за шагом память восстановила начало — шумная реакция зала. Вот уже слышится голос Ярцева. Он рассказывает о том, как проходил в Турине стажировку, как обкатывал там серийные модели легковых машин.

— Ближе к делу! — нетерпеливо бросил кто-то из зала.

— Не торопите, — ответил Ярцев.

Там, в цехах завода фирмы «Фиат», он не видел инженеров, прохаживающихся возле станков. Они заняты своими инженерными делами на пунктах управления. В цехе всему голова мастер. Он царь и бог над рабочими и, конечно, все знает, все чувствует — какая шестеренка на что жалуется. Его не проведешь, и, если он подошел к рабочему с дефектной деталью, считай, всему конец, увольняйся без выходного пособия и затем долгие месяцы изнывай у заводских ворот в толпе безработных. Рабочих высокой квалификации стараются не увольнять.

Там почти не знают, что такое ОТК — технический контроль. Все в руках приемщика. Перед ним и мастер вытягивает руки по швам. И опять же, не дай бог, обнаружится дефект или недоделка. Виновника сразу же выводят на чистую воду. Один шплинт не поставил — и нет ему жизни от самих рабочих, потому что из-за него весь узел машины идет как брак по самой низкой оплате.

В зале наступила тишина.

— Ну и ну, — протянул кто-то из задних рядов.

— Время работает на нас, — продолжал Ярцев. — Мы верим электронике. Но если сами автомобильные короли Запада говорят, что их начинают эксплуатировать советские автомобилестроители, что у них остался один очень сильный против нас козырь — качество! — то нам не мешало бы задуматься… По темпам они не собираются конкурировать с нами. Туринские автосборочные линии достигли нынешней мощности за семьдесят лет, мы построили свой завод за четыре года. И если в таком темпе проскочим мимо забот о качестве, капиталисты будут хвалить нас за темп и потешаться над массовым потоком рекламаций. Кому это нужно?..

— Не много ли берешь на себя, Ярцев? — крикнули из зала.

— Беру столько, сколько могу. К тому же я не один, у меня есть помощники, — ответил Ярцев, показав на стеллажи, размещенные вдоль лицевой стены технического кабинета. На них лежали разные детали, в том числе лист правого заднего крыла с дефектом от «прилипаловки». — Теперь прилипание устранено, чем вправе гордиться присутствующий здесь Олег Михайлович Жемчугов. С конвейера сходят тысячи наших автомобилей, — продолжал Ярцев. — Десятки тысяч рук прикладывают свои усилия к выпуску автомобиля, но все ли они, эти руки, делают свое дело на совесть?

О совести Ярцев говорил с особым увлечением. И о людях, занятых организацией соревнования.

— Передовиком объявляется тот, кто перевыполняет норму. А как можно дать полторы нормы на конвейере? В определенное время, через определенный интервал к тебе приходит деталь. Только одна, больше не будет. Откуда же берутся показатели сверх нормы? Обманываем себя или сознательно уходим от ответственности за качество. И если в таких условиях, — говорил он, — меня одного объявят ударником коммунистического труда, я откажусь от такого звания, чтобы не оскорблять всех, кто работает со мной на одной линии.

И высказал свою заботу о том, что, прежде чем автомобиль выйдет на дороги страны, он попадет в руки испытателя. Часть автомобилей прямо с конвейера идет на испытательный трек или на трассу со сложным профилем. Крутые виражи, подъемы, спуски, канавы. Их надо преодолеть на предельном режиме работы двигателя. И не один он, Василий Ярцев, занимается этим, а две сотни испытателей: свыше двух тысяч автомобилей в сутки будет сходить с конвейера. И если в этих двух тысячах лишь одна сотая часть окажется с дефектом, значит, каждому десятому испытателю предстоит ежедневно выходить на трассу с риском погибнуть или, в лучшем случае, оказаться на столе хирурга.

— Это ты сам себя пугаешь, — донеслось из зала.

— Пугаю, чтоб потом не бояться.

Далее Ярцев сказал, что если допустить лишь один процент недоброкачественных деталей, то его предупреждение должно насторожить всех. Какая деталь с браком не таит в себе угрозу аварии на скоростной трассе? В ходовой части таких деталей нет. В рулевом механизме одна плохо зачищенная заусеница на червяке приведет к заеданию колонки и — неизбежная катастрофа. В двигателе, в тормозных устройствах — всюду малейший отступ от нормы означает мину замедленного действия, она взорвется на самом трудном участке пути. Даже дверца салона с плохо отрегулированными запорами может на повороте «отпустить» пассажира на асфальт, под колеса идущего следом грузовика… Совершенно недопустимо, чтобы в изготовлении легковых автомобилей кто-то осмелился классифицировать детали на ответственные и второстепенные. Так могут думать только люди без стыда и совести.

Постепенно Ярцев подвел слушателей к демонстрации экспонатов, выставленных в техкабинете.

— А теперь позвольте мне показать, какая дырявая совесть у шлифовщика распределительного вала, — сказал он и с микрометром в руках доказал, что шейки вала имеют отклонения от допусков. Лишь в одной шейке допуски совпали с нормой. — Теперь посмотрите на этот диск колеса. Он с явным эллипсом внешней кромки. Уронил штамповщик горячий диск на пол, образовалась вмятина, выправить которую после охлаждения невозможно. Такой диск тоже попадает в поток готовых деталей.

Ярцев прошел в передний угол кабинета. Там скопилось столько деталей, что, казалось, целую машину можно собрать. И каждая деталь имела пометки браковщиков. Как вскоре выяснилось, Мартын Огородников считал эти детали бросовыми, часть из них стала его личной собственностью, но Кубанец уговорил показать их здесь…

— Кто вас уполномочил ревизовать работу цехов, да еще в период наладки? — требовательно спросили из зала.

— Сама жизнь, забота о качестве уполномочили нас прийти сюда с такими вещами, — ответил Ярцев. Он положил на стол президиума лист правого заднего крыла с меловыми пометками вмятин на переднем срезе и пояснил: — Этот дефект некоторые руководящие товарищи даже решили не замечать, запрятать под грунтовку.

Ярцев остановил свой взгляд на лице Жемчугова, сидящего во втором ряду. Тот нацелил прищуренные глаза на председателя завкома, затем отвернулся. Весь его вид как бы говорил: «В этом присутствии я отсутствую, а ты, председатель, заварил кашу и расхлебывай сам, такой выпад даром не пройдет». Возле Жемчугова сидели сотрудники из ОТК, за спиной металлург Рем Акимович Угодин, чуть правее Булан Буланович, Ирина Николаева. До сей минуты они внимательно следили за Ярцевым, даже записывали отдельные его фразы. Угодин давал какие-то пояснения Жемчугову, и тут вдруг его дернул за рукав Булан Буланович:

— Замолчи, наушник!..

В зале поднялся шум. В первые минуты даже трудно было понять, кто кого обвиняет, кто кого защищает. Наконец наступила тишина. На трибуну поднялся заместитель начальника ОТК. Он не стал оспаривать подмеченные в деталях дефекты, а высказал свои сомнения по той части выступления Ярцева, где, как ему показалось, видна тенденция преклонения перед мастерами «Фиата» и неверия в наши возможности плюс нагнетание мифического страха испытателей перед придуманными опасностями. И закончил заместитель начальника ОТК вопросом:

— Кто разрешил выносить с территории цехов такое количество деталей? Так растащим все заготовки новой модели и начнется сборка автомобилей в общежитиях…

Поднялся комсорг группы монтажников, молодой инженер Пушков.

— Вы хотели сказать: началось хищение на общественных началах?

— Предпочитаю не повторяться, — ответил оратор и, многозначительно посмотрев на комсорга, прошел на свое место во втором ряду, рядом с Жемчуговым.

«Ого, вон как поворачивается разговор! — насторожился Черноус. — Неужели и Пушков будет говорить в таком же плане? Смысл его реплики не очень понятен…»

— Товарищ из техконтроля предпочел не повторяться. Дескать, и так все ясно. А мне не ясно. Поэтому повторю смысл вашей речи так, как я ее понял… — Комсорг сделал паузу, посмотрел на потолок. — Вот оттуда, свысока, вы смотрите на рабочих. Все они для вас маленькие люди. Вы выдаете себя за прозорливого политика, заботливого хозяина и тем самым лишаете нас права вмешиваться в производственный процесс. Пустили козлов в огород, и вот вам факт, факт налицо — идет хищение деталей. Уличили расхитителей публично. Так, да? — Пушков требовательно взглянул на заместителя начальника ОТК.

— Постарайтесь не передергивать, — ответил тот.

— А вы постарайтесь оставить такие мысли при себе. Не лишайте рядовых людей доверия, они честнее, чем вы думаете. Что касается выставленных здесь экспонатов, то мы считаем, принесли их вы. Ведь выявление брака — ваша служебная обязанность. Однако получилось все наоборот. Вот почему вы попытались повернуть совещание в другую сторону. А почему — спросите собственную совесть. У вас много контрольных приборов, но это не значит, что вы избавлены от общественного контроля. Приборы строгие, но я больше верю строгой совести человека, в чьих руках находятся эти приборы.

Последняя фраза комсорга вызвала аплодисменты в задних рядах. В самом деле, предельно чуткий, предельно точный электронный прибор, улавливающий ошибки до одной сотой миллиметра, скажем, на шлифовке шеек коленчатого вала, будет пропускать любые зазоры, если выйдет из-под контроля самого шлифовальщика или техника по электронике.

Попросил слова заместитель начальника цеха испытаний, затем заместитель руководителя монтажных работ на главном конвейере. Все заместители. Ведь основной тон разговора задал не генеральный директор, а всего лишь шофер-испытатель…

Вот так, молодой председатель завкома, знай табель о рангах — кто перед кем должен икру метать. Довольствуйся хоть тем, что заместители помогают тебе приподнять значимость такого мероприятия. Разве ты не видишь, твоя затея уже обрастает демагогией, перебранками?..

2

Шумит и плещется вода под берегом Крутояра, где остановился Григорий Павлович. Ночь. И набеги неуемных волн оседланной здесь Волги кажутся ему более грозными, чем днем. Неожиданность всегда грозна. Он ощутил ногами, или ему почудилось, что берег пошел на обвал…

Ноги сами отступили назад. Благо тут никого не было, иначе пришлось бы смеяться самому над собой, чтобы скрыть испуг.

К неожиданностям привыкнуть нельзя, хотя сама жизнь почти сплошняком состоит из них. Готовил себя к напряженной работе в одной области, вдруг перебрасывают на другую. Закончился период электромонтажных работ, и можно было переходить в электронно-вычислительный центр завода, осваивать новейшую технику согласно образованию — окончил Московское высшее техническое училище имени Баумана, — но пригласили в партком, и секретарь, полистав личное дело по учету кадров, неожиданно спросил:

— Почему кадровики не отметили, что был профоргом факультета?

— Не знаю… и не сожалею об этом.

— Напрасно. Три года на профсоюзной работе пропали бесследно.

— Не пропали. По студенческой привычке занимаюсь спортом, судейством спортивных игр, помогаю профоргам в разрешении производственных конфликтов. Многие из них правовых норм не знают и в КЗоТ не заглядывают.

— Точно, — согласился секретарь парткома, — не знают, и не заглядывают, и незнанием прикрываются. Может, послушаем твои, Григорий Павлович, суждения по этому вопросу на заседании парткома?

— Непонятно, почему выбор пал на меня.

— Мы решили рекомендовать тебя в состав заводского комитета. Этот вопрос уже обговорили на парткоме.

— Без меня меня женили.

— Нет, пока еще сватаем.

— И приданое приготовили?

— В корень смотришь: и приданое приготовили. Партком будет рекомендовать твою кандидатуру на пост председателя…

— Это уже не приданое, а хомут. Осмелюсь отказаться.

— Может, сначала подумаешь?

— Думать нечего. Я инженер и в профсоюзные боссы не гожусь. Электроника — мой завтрашний день.

Секретарь парткома еще раз перевернул первую страницу анкеты и строгим голосом напомнил, с какого года Черноус в партии. Затем смягчился.

— Хорошо, — сказал он, — отменять решение парткома не могу. Приходи завтра на заседание. Послушаем. Если члены парткома согласятся с твоими доводами, тогда будем агитировать генерального директора на пост председателя завкома: ему труднее отказаться, ведь производство автомобилей — его родное дело…

Мягкий человек секретарь парткома, бывший фронтовик, почти всю войну прошел рядовым, дважды ранен, заслугами не козыряет, однако линию свою взял так, что не пытайся петлять перед ним.

Кабинет председателя завкома рядом с кабинетом генерального директора, напротив кабинет секретаря парткома. Треугольник. Первое время рядовому инженеру, ставшему председателем завкома, казалось, что в этом треугольнике он просто присутствующая фигура. Планы, графики, контроль за исполнением решений, мобилизация техники и людских сил на важнейших участках — все решается у директора и в парткоме. Где и как приложить свои силы председателю завкома в таком напряженном круговороте дел на пусковых объектах — никто не подсказывал. Ищи сам. Будешь заниматься только проверкой: как наклеиваются марки в профсоюзных билетах, — прослывешь ретивым сборщиком взносов. И потянуло обратно в заводские корпуса, к электрикам, монтажникам, слесарям, в молодежное общежитие. Каждый рабочий, техник, инженер несет в себе то, без чего любой график, любой план и решение могут остаться лишь благим намерением руководителей. Значит, здесь, в цехе, в общежитии, на спортивной площадке, ищи, председатель, точку опоры для своей деятельности.

И втянулся в круговорот новых дел, неожиданных для себя хлопот, от которых раньше инженеру-электрику было не жарко и не холодно. Скажем, профсоюзное собрание — проходящий эпизод. Казалось, переизбрали сборщика взносов и до нового отчетно-выборного можно не являться, все равно ничего существенного в производственной жизни профсоюзники не решают. А теперь хоть ночь не спи, хоть в кипятке варись, но находи силы побывать на цеховых собраниях, чтоб подключить свежие силы членов профсоюза к решению насущных задач в цехах и на строительстве жилья. Приходится вступать в суровые перебранки с администраторами, хозяйственниками, которые то и дело «забывают» о профоргах, о правах завкома.

Общение с молодыми рабочими — особая статья. Молодые, как правило, не умеют таить своих оценок, высказывают свои настроения прямо и без оглядки. Хочешь знать, как пойдет монтаж второй линии конвейера по новому графику, иди к молодым монтажникам в общежитие или на монтажный объект. Не расспрашивай, сами скажут, где дело пойдет хорошо, где плохо.

Много парней и девушек проводят время на спортивных площадках. Вспомнились Григорию Павловичу студенческие годы, когда неплохо играл в футбол, а затем стал признанным судьей спортивных игр. Будто вернулось то время: он так увлекся спортивными состязаниями, что забыл и про свой кабинет. Как-то даже опоздал на партийное собрание управления — судил ответственную встречу волейбольных цеховых команд. Секретарь парткома будто не заметил такой недисциплинированности. Лишь однажды, когда на заседание парткома приехал представитель обкома послушать сообщение о работе профсоюзных организаторов в цехах, секретарь парткома послал гонца за своим выдвиженцем. Вот-вот начнется заседание, а председателя завкома не видно: в этот час шел футбольный матч на первенство завода двух ведущих команд.

Примчался гонец — немедленно явиться в партком. Но разве можно бросить свисток в самый разгар игры?! Наконец приехал сам секретарь парткома. Приехал к финальному свистку и сию же минуту посадил Григория Павловича в свою машину.

— Разрешите переодеться?

— Не разрешаю. Приехал завотделом обкома, хочет познакомиться с нашими профсоюзными деятелями. Первым представлю твою персону, прямо вот так, в трусах и в майке. Пусть посмотрит на тебя в натуральном виде.

— Остановитесь, иначе выпрыгну из машины.

— Воздержись. Костюм и туфли ждут тебя за стенкой моего кабинета. Там и приведешь себя в порядок, архаровец.

Слово «архаровец» было произнесено с ироническим оттенком в голосе, чему обрадовался шофер: гроза прошла, все обойдется без строгих выводов.

Конечно, секретарь парткома был вправе возмущаться, пока не видел, сколько заводской молодежи собралось на стадионе. И вообще его вроде устраивала хватка председателя завкома в работе с массами. Теперь бы еще с таким же задором развернуть борьбу за качество, за честь своего завода…

И вот первый шаг — постоянно действующее производственное совещание. Первый блин комом. Так было сказано в конце заседания. Один из членов парткома даже прислал записку: «Не принимать никаких решений, надо некоторые вопросы, всплывшие здесь, обсудить на парткоме». Дескать, допущены какие-то серьезные ошибки. Однако решение было принято, из которого явствовало, что «выступления участников о необходимости массового движения общественных контролеров за качество заслуживают одобрения и поддержки». Это окончательно возмутило товарища, подавшего записку. Во взглядах окруживших его людей можно было прочитать упрек: зачем приняли такое решение, от него пахнет подменой партийно-хозяйственного руководства профсоюзными директивами; заскок, политический заскок…

Разумеется, не завтра, так послезавтра партком обсудит итоги совещания. Сгустят краски против Ярцева. Перебрал он и со своими подсчетами предполагаемых аварий, нагнал страх на водителей-испытателей…

Вероятно, такая неосмотрительность Ярцева настроила людей на перебранку. Из этого, конечно, можно сделать всякие выводы, вплоть до политической несостоятельности и ораторов, и организаторов заседания…

Так будет докладывать парткому автор записки. Как ему ответить?

А зачем, собственно, ломать голову для поиска ответов? Шла магнитофонная запись выступлений. Включить ту же речь Ярцева, затем спросить: разве Ярцев и его друзья не имели права говорить о том, что их беспокоит? Где, кроме производственного совещания, они могли заставить покраснеть некоторых начальников за такие вещи, которые были показаны на совещании? И вся недолга…

Досадно лишь за соседей по дому, а также за некоторых товарищей из управления производством. Подбрасывали, подбрасывали вверх и вдруг сразу руки по швам — падай на булыжники. Не угодил чем-то, или по взгляду влиятельного товарища поняли — пусть падает, раз слишком много на себя берет…

Послушав еще несколько минут шум и плеск ночных волн перед Крутояром и ощутив ногами еле уловимую дрожь берега, Григорий Павлович не спеша зашагал домой.

3

Огни в домах давно погашены. Не светятся окна и в собственной квартире: жена уже закончила проверять ученические тетради и, вероятно, видит сладкий сон. Сладкий ли?

Светятся окна на втором этаже молодежного общежития. Там, где живет со своими друзьями Василий Ярцев. Похоже, обсуждают совещание, небось волнуются. Пожалуй, следует зайти, успокоить, хотя у самого в душе зреет тревога…

Зашел и удивился. Двери и окна всех комнат настежь. Коридор, кухня — все забито народом, слушают магнитофонную запись сегодняшнего совещания. Это Волкорезов параллельно с клубным магнитофоном сделал запись на узкую пленку портативного магнитофона для себя и сейчас демонстрирует, чего стоит отцовский подарок ко дню рождения. Магнитофон чуткий, звучание чистое, ясное. Все слушают внимательно. Идет уже конец совещания. Принимается решение, которое, кажется, не следовало принимать…

Интересно, что же скажет по сему поводу Федор Федорович? Комендант общежития сидит на председательском месте. Это, наверно, по его инициативе собрались тут жильцы. Вдумчивый человек, в войну был комиссаром полка. Слушает и поглядывает на Ярцева. Тот пристроился на подоконнике, неузнаваем. Глаза посветлели, привычной хмурости как не бывало, чувствуется, легко ему стало дышать и думать. Вроде разрядился он сегодня от дум, отягчающих его, и доволен. Не рано ли?

Запись кончилась, и Федор Федорович тронул Волкорезова за плечо.

— Уступи место председателю завкома… Садись, Григорий Павлович, рядом со мной. В ногах правды нет.

— А может, наоборот, правду стоя выслушивают.

— Правда не приказ, ее обдумывают, поэтому, как видишь, все сидят, хоть на корточках, но сидят.

Пришлось присесть. Федор Федорович спросил:

— Может, Григория Павловича послушаем?

— Меня вы, как вижу, слушали в записи на магнитофоне. Добавить пока нечего.

— Ну, что ж, — сказал Федор Федорович, — хоть завтра воскресенье, однако ночь дана для сна. Пора закругляться.

Никто не шелохнулся. Знали, Федор Федорович внимательно следит за событиями на заводе, думы жильцов этого дома стали его думами, скажет, обязательно скажет, что его волнует сейчас. И он сказал:

— В дни штурма Познанской крепости — было это в феврале сорок пятого — ко мне подошел разведчик Евгений Горчаков. На голове немецкая каска, на плечах польский жупан, сапоги черт знает чьи, только звездочки в глазах нашенские искрятся. Подошел и говорит, что минувшей ночью побывал в цитадели. Не взять нам этот форт лобовым ударом, напрасно тратим снаряды и людей под огонь подставляем. Есть другой выход. Какой же?

И он предложил раздать всем гвардейцам схему разведанных им лазов внутри фортов. Пусть каждый подумает и внесет предложение, такое, чтоб сам мог выполнить… Не все сразу поняли замысел разведчика. Некоторые командиры рот и один комбат высказали сомнение: расползутся люди, как управлять такими распыленными силами? Привыкли видеть свои подразделения собранными в кулак и попросту чуть-чуть не верили подчиненным, побаивались оставлять их без присмотра. Дошло это до командующего армией. Тот посмотрел на схему и сказал: в каждом солдате живет стратег, одобряю. И тысячи умов приступили к поиску и выполнению разумных предложений.

Через три дня, это было двадцать третье февраля сорок пятого, Москва салютовала в честь войск, взявших Познанскую крепость, которая во всех военных документах той поры оценивалась как неприступная.

Вот так. А теперь по своим койкам, прижмите «небитый козырь» головой к подушке. И спать, спать…

4

В воскресенье состоялось открытие лодочной станции. Председатель завкома пришел сюда, как на работу, но вместе с женой. Среди прогулочных лодок и яхт закачалась на волнах плавучая база туристов с оркестром. Вальс парусников на воде — одно загляденье. Театр под голубым куполом неба. Сцена на водной глади залива, зритель на солнечном косогоре в сосновом бору. Слева от лодочного причала песчаная коса — купайся, загорай, детвора! Справа беседки, ларьки, тенты — дышите чистым до звона воздухом, отдыхайте. Здесь нередко проводит выходные дни генеральный директор. Сегодня его нет. Не пришел сюда почему-то и секретарь парткома, не видно и вчерашних «друзей» по совещанию. Неужели их так больно задели выступления бойких ребят? Послушали бы они мнение Федора Федоровича. Как он вчера восславил мудрость солдатскую! Даже салют в Москве вспомнил! А вдруг эти товарищи уже готовят обоснованные заключения к заседанию парткома?..

Забыть, забыть о них, когда перед глазами земные, человеческие радости отдыха. На миру у любой тревоги бег короток. Садись, жена, в лодку, и махнем на веслах до горизонта…

Вернулись домой не очень поздно. Можно было еще поиграть в волейбол, да что-то устал он. Пока жена готовила ужин, Григорий Павлович прилег на диван и уснул. Зазвонил телефон. Пришлось подняться. В трубке голос генерального директора:

— Беспокою по делу, Григорий Павлович.

— Слушаю.

— Сижу над проектом приказа по итогам вчерашнего производственного совещания… Нет, нет, правильно решили: производственное совещание должно быть постоянно действующим. Его рекомендации мы будем оформлять в наших приказах. Какие, на твой взгляд, важные пункты вчерашнего совещания надо вынести на первый план?.. Алло, алло! Кто нас прервал? Кто там дует в трубку?..

— Я и дую и думаю. Немного растерялся. Мне, вероятно, придется писать объяснение.

— Какое объяснение?.. А-а-а, понял, понял, могу поручиться: никто письменного объяснения требовать не будет. Ярцев этот говорил резонно. Кто может отрицать, что у нас не хватает рабочих рук? Некоторые наши товарищи, не вдумываясь, спешат приписать ему и еще кое-кому всякие перегибы и прогибы…

— Откуда вы это знаете?

— Вот только что секретарь парткома и еще некоторые товарищи закончили слушать магнитофонную запись. Внимательно, очень внимательно слушали… Этот парень критиковал нас крепко, но по-деловому.

— Я тоже так думал, но колебался.

— Григорий Павлович… Наш автомобиль должен отличаться по качеству, без этих привычных «но»!..

— Разрешите, я сейчас буду у вас.

— Не разрешаю: уже ночь, пора отдыхать. Позвонил, чтоб сказать тебе спасибо и уведомить: первый пункт приказа, согласно рекомендации производственного совещания, будет выглядеть примерно так… Впрочем, завтра сам посмотришь. Спокойной ночи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.