Двухпартийная система Великобритании в эпоху Великого акта о реформе 1832 года М. В. Жолудов

Парламентская реформа 1832 г. явилась, пожалуй, одним из самых знаменательных внутриполитических событий в Великобритании XIX в., положив начало серьезным демократическим преобразованиям конституционной структуры британского государства. Проведение реформы, которая, по существу, означала переход от аристократического правления к буржуазно-демократической избирательной системе, проходило в условиях ожесточенной борьбы между различными социальными и политическими силами Великобритании, между сторонниками и противниками старого порядка. В борьбе за реформу масштабно проявилось (может быть впервые в британской истории) противостояние двух парламентских партий – тори и вигов. От активности этих партий во многом зависела судьба демократических преобразований в Великобритании.

На рубеже XVIII–XIX вв. политическая власть аристократии начинает постепенно ослабевать в связи со значительными социально-экономическими изменениями в стране. Промышленный переворот, вступивший в это время в завершающую стадию своего развития, вызвал серьезную трансформацию социальной структуры Великобритании, став фактически материальной основой преобразования двухпартийной системы страны. Быстрое развитие машинного производства, рост городов и расширение мелкого и среднего предпринимательства повлекли за собой ускорение процесса формирования буржуазных, так называемых “средних”, слоев британского общества, включавших в себя широкие собственнические круги и городскую интеллигенцию. Одним из главных социальных результатов промышленной революции стало укрепление экономических позиций и обогащение промышленной буржуазии. В этих условиях промышленники начали осознавать свои собственные задачи, отделяя их от интересов других собственнических слоев страны. Промышленный класс Великобритании постепенно превращается в серьезную политическую силу и его уже не удовлетворяла старая парламентская система Великобритании.

Дореформенная парламентская система в Великобритании была запутана и хаотична. Порядок выборов в высший представительный орган страны существовал в почти неизменном виде со Средних веков. Земельная и финансовая аристократия с помощью устаревшей избирательной системы успешно сохраняла в своих руках власть.

Наиболее одиозной была система так называемых «карманных» или «гнилых местечек», которые давно уже потеряли свое былое значение, но сохраняли право посылать в парламент одного или даже двух депутатов[412]. От них избиралась почти половина депутатов палаты общин. Процветали патронаж, подкуп депутатов, продажа депутатских мест. Так, цена парламентского места к 20-м годам XIX в. возросла до 7 тысяч ф. ст. Подобное состояние избирательной системы соответствовало интересам крупной землевладельческой аристократии, продолжавшей удерживать в своих руках всю полноту государственного управления, но явно не удовлетворяло политических устремлений средних буржуазных классов, которые все более настойчиво требовали реформирования этой системы.

В 1815 г. в Великобритании произошло резкое столкновение интересов буржуазии с интересами землевладельческой аристократии из-за введения торийским правительством так называемых “хлебных законов”, устанавливавших высокие протекционистские пошлины на импорт зерна в Великобританию. Это сократило его поступление на внутренний рынок и обеспечило землевладельцам огромные доходы. Высокие цены на хлеб тяжело отразились на материальном положении народа. Возросла цена рабочей силы и стоимость сельскохозяйственного сырья, необходимого для промышленного производства. Таким образом, интересы британских промышленников и народа были принесены в жертву финансовым интересам крупных лендлордов. Введение протекционистских законов вызвало у промышленников бурные протесты и более решительное осознание необходимости вести самостоятельную борьбу для защиты своих экономических интересов. Возникла потребность в создании политической силы в парламенте, стоявшей на страже буржуазной собственности. Вышеуказанные процессы значительно повлияли на изменение политических задач и деятельность парламентских партий Великобритании.

В 20-е годы партии вигов и тори по-прежнему сложно было назвать «партиями» в современном смысле этого слова. Это были аморфные, неустойчивые парламентские группировки, состоявшие в основном из аристократов и людей, от них зависевших. Отношения в этих группировках строились на иерархической системе патронажа. У них не было четко выраженных программ, устойчивых организационных структур, хотя в парламентских дебатах и политической публицистике по отношению к ним уже достаточно широко применялось название «партия».

В годы Великой французской революции и наполеоновских войн на политической арене Великобритании преобладали более консервативные тори. Страх перед якобинством, возможной радикализацией общественного мнения страны и вовлечением в политическую борьбу широких народных масс Великобритании привели к утверждению торийских консервативных принципов. Виги на долгое время перешли в оппозицию (за исключением короткого периода в 1806–1807 гг., когда их представители вошли в коалиционное «правительство всех талантов»).

В 20-е годы в партии тори усилилось либеральное крыло, бесспорным лидером которого являлся Джордж Каннинг (с 1822 г. – министр иностранных дел, в 1827 г. – премьер-министр). Дж. Каннинг и его сторонники в правительстве и парламенте (каннингиты или группировка «либеральных тори») стремились придерживаться более разумного, либерально-буржуазного курса во внутренней и внешней политике: смягчение «хлебных законов» и уголовного законодательства, отмена закона о запрещении любых видов рабочих объединений (1824), поддержка национальных революций в Латинской Америке и Греции. Все это привело к серьезным разногласиям между «либеральными» и «правоверными» тори, обозначив начало раскола партии. После смерти Дж. Каннинга в 1827 г. к власти пришло правительство консервативно настроенных «правоверных тори» во главе с герцогом Веллингтоном, что, впрочем, не помешало им провести радикальный закон об эмансипации католиков в 1829 г. Каннингиты (немногочисленная, но состоявшая из ярких политических деятелей группа последователей Дж. Каннинга) после смерти своего лидера стали постепенно сближаться с вигами.

В мае 1828 г. в результате серьезных разногласий с партийным руководством каннингиты вышли из партии тори. Они считали, что торийское правительство проводит излишне консервативную политику, не учитывает новых веяний времени. Предлогом для ухода послужило нежелание премьер-министра герцога Веллингтона и его сторонников поддержать билль о лишении двух одиозных «гнилых местечек» (Пенрина и Ист-Ретфорда) парламентского представительства. В парламенте каннингиты почти всегда голосовали с вигскими депутатами. Лидеры каннингитов лорды Пальмерстон, Мелбурн, Ланздаун в ноябре 1830 г. вошли в вигско-либеральное правительство лорда Грея.

В 1829 г. в партии тори произошел еще один, существенно ее ослабивший, раскол. Против руководства партии выступила группа видных членов, которые были недовольны принятым правительством Веллингтона Актом об эмансипации католиков. Они посчитали закон, значительно расширивший гражданские и политические права католиков, слишком либеральным. Они образовали в парламенте фракцию так называемых ультратори, возглавляемую Ричардом Вивианом. Главную цель ультра-тори видели в смещении кабинета герцога Веллингтона. На этой почве они часто блокировались в палате общин с вигами. В марте 1831 г. ультратори поддержали инициативу вигов о проведении парламентской реформы. Виги не очень доверяли ультратори, но полагали, что их помощь потребуется, чтобы добиться отставки правительства Веллингтона и проведения реформы. Уже в 1831 г. автор аналитической статьи о расколе партии тори в консервативном журнале «Куотерли ревью» четко различал три различные фракции, сложившиеся в конце 20-х гг. и некогда составлявших единую партию тори: «правоверные тори», «либеральные тори» и «ультратори». Каннингиты, или «либеральные тори», по его мнению, «примкнули к вигам и усилили оппозицию, не нарушая стабильности правительства и не угрожая конституционному строю. Эти джентльмены потеряли связь с интересами землевладения, и почти все тори их осудили; и хотя их уход из партии был серьезной ампутацией полезного органа, но, тем не менее, эта операция не угрожала распадом партии»[413]. Окончательный раскол партии, как справедливо полагал торийский публицист, произошел в 1829 г. с уходом из партии ультратори, которые были возмущены обманом своих лидеров, которым они «так долго и преданно верили». По образному выражению автора, ультратори «бросились со всей слепой жаждой мести в объятия смертельных врагов (то есть вигов – М. Ж.)» [414]. Таким образом, к началу 30-х гг. XIX в. единой торийской партии как таковой уже не существовало. Обессиленная расколом, она переживала сложный переходный период.

Политический оппонент тори – партия вигов – также претерпевала серьезные изменения. Виги оказались более чувствительными к новым социально-экономическим веяниям в стране. Они первыми оценили возрастающую роль буржуазии в общественно-политической жизни Великобритании. Один из лидеров вигов лорд Грей был вынужден апеллировать к «средним классам, которые составляют действительную и реальную часть общественного мнения, без которого влияние джентри ничего не стоит»[415]. Такие же высказывания были характерны и для других руководителей партии вигов [416].

В начале XIX в. менялся сам характер партии вигов. В прошлое уходил образ «старого вигизма»: образованного, богатого и замкнутого клана аристократии. Постепенно усиливалось левое крыло партии за счет менее родовитых, но блестящих политиков вроде Г. Брума и С. Ромилли. Среди левых вигов было много сторонников проведения парламентской реформы. В октябре 1829 г. близкий к левым вигам журнал «Эдинборо ревью» опубликовал программную статью, в которой излагались основные пункты предполагаемой реформы. По мнению анонимного автора статьи (а им предположительно был Г. Брум.), британский парламент необходимо реформировать, чтобы он отражал «интересы средних классов» и тем самым положил конец «любым преимуществам для каких-либо форм собственности»[417].

Однако в начале 1830 г. лидеры вигов еще не ставили прямо вопрос о парламентской реформе как части своей официальной программы. Они предпочитали полемизировать с торийским правительством по вопросам, глубоко не затрагивающим политические и экономические интересы аристократии (например, о финансовой и судебной реформах, об отмене протекционистских пошлин и др.). Вопрос о парламентской реформе казался им слишком радикальным. Виги не желали ликвидировать власть крупных лендлордов, к числу которых многие из них принадлежали. Они были осторожны и осмотрительны, опасаясь излишней демократизации избирательной системы. Лорд Грей уверял своего зятя молодого лорда Дарема: «Реформа придет, но не в мое и, возможно, не в твое время»[418]. А в палате общин он уже решительно отвергал «неожиданные и непродуманные перемены», доказывая, что британский парламент и так является «защитником народных прав и свобод»[419].

Почему же в середине 1830 г. виги поддержали либеральную идею проведения парламентской реформы? Виги, как «новые», так и «старые», были довольно тесно связаны с промышленной буржуазией. Многие из них сами были вовлечены в предпринимательскую деятельность (Дарем, Фицуильям и др.). По существу, виги становились политическими представителями буржуазных слоев Великобритании, пока последние не приобрели достаточного парламентского опыта. Виги учитывали возрастающее могущество буржуазии и понимали, что политические изменения неизбежны. Они проявляли способности в политике компромисса и уступок, справедливо полагая, что их собственная безопасность и сохранение их собственности, а также политическая стабильность зависят от немедленного проведения реформ. Они старались не допускать преобладания радикальных настроений в реформаторском движении и соблюдать преемственность в развитии британских конституционно-правовых учреждений. К тому же, находясь в оппозиции, виги хотели использовать движение за парламентскую реформу для возвращения к власти. Подъем массового народного движения за реформу и активная деятельность радикальных политических союзов заставили лидеров вигов включить вопрос о реформе в свою программу. Они считали, что лучше возглавить борьбу за парламентскую реформу, нежели ждать, пока движение «снизу» даст непредвиденные результаты.

Серьезное влияние на процесс партийного размежевания и оформления более эффективных партийных образований в Великобритании оказало революционное движение в Европе, особенно Июльская революция 1830 года во Франции[420]. Французская революция произвела сильное впечатление на англичан, вызвав восторг простого народа и тревогу среди консервативной аристократии и торийского правительства. Особое значение имело то, что известия о событиях в Париже достигли Англии в дни, когда там поднималось мощное демократическое движение за принятие парламентской реформы. Тори в своих выступлениях в парламенте отмечали «зловредное» влияние французской революции, которое как «эпидемия» распространилось по всей Европе и достигло берегов Великобритании. Они усматривали в этом влиянии одну из главных причин размаха народных выступлений в поддержку парламентской реформы [421].

Лидеры вигов приветствовали французскую революцию, отмечая умеренность и законность этих событий. Глава вигской фракции в палате лордов граф Грей, узнав о революции, по словам Д. X. Ливен, пережил «чисто юношеский восторг». Грей заявил ей в личной беседе, что не надеялся дожить до такого «счастливого события» и теперь приложит все усилия, чтобы правительство герцога Орлеанского было немедленно признано[422]. Очень высоко оценивал французскую революцию 1830 года и Г. Брум [423].

События в Париже ускорили формирование вигско-либеральной коалиции, показав необходимость проведения умеренных реформ политической системы во избежание революционных потрясений. Призрак якобинского экстремизма подтолкнул осторожных и аристократических вигов к переходу на более радикальные позиции, что выразилось в ускорении принятия ими лозунга парламентской реформы. Опираясь на британское общественное мнение, виги использовали «французский пример» как эффективное средство давления на противников парламентской реформы в Великобритании.

Итак, к середине 1830 г. сторонники реформы имели сплоченное парламентское большинство в виде либеральной коалиции (виги и их союзники добились убедительной победы на парламентских выборах в августе 1830 г.), в которую вошли виги, каннингиты и умеренные радикалы, и поддержку значительной части населения Великобритании, а важные события в Европе, и в первую очередь Июльская революция во Франции, еще более усилили их позиции. Партия тори, оставаясь на позициях консерватизма и выступая против проведения парламентской реформы, переживала организационный и идейный раскол и не смогла противостоять вигам.

Политические усилия либеральной коалиции, объединившейся под лозунгом проведения парламентской реформы, в ноябре 1830 г. привели к власти кабинет лорда Грея, выполнив, таким образом, одну из главных функций парламентской партии: она сформировала правительственный кабинет, чтобы с его помощью добиться осуществления политических целей. В июне 1832 г. после тяжелейших политических баталий цель коалиции была достигнута – Великий билль о реформе был принят[424].

После принятия закона о парламентской реформе 1832 г. двухпартийная система Великобритании вступила в качественно новый период своего развития. Это было связано с политическими последствиями Билля: ликвидацией большого числа «гнилых местечек», перераспределением депутатских мест в парламенте в пользу крупных промышленных городов и графств, некоторым расширением избирательных прав средних классов. Новые политические реалии диктовали необходимость поиска новых методов и форм борьбы за власть, учитывающих усиление роли электората, палаты общин и общественного мнения. В пореформенный период начал меняться характер парламентских выборов, все чаще стали встречаться случаи реальной борьбы за голоса избирателей.

Однако после 1832 г. виги-либералы, чьими усилиями в основном и был принят Великий акт о реформе и которые поэтому имели высокий авторитет в британском обществе, плохо приспосабливались к новым политическим условиям. Тори-консерваторы значительно опережали своих политических противников в создании партийной структуры, форм и методов борьбы за власть[425]. Результаты не заставили себя ждать – в палате общин медленно, но поступательно стало расти число депутатов от консервативной партии. В 1832 г. их насчитывалось 150, через три года их представительство увеличилось до 290 человек, в 1837 г. составило 313 депутатов, а в 1841 г. – 370, то есть примерно равное с либералами количество [426].

Причину такого отставания, вероятно, следует искать в коалиционном характере партии и идейной разобщенности либералов. В 30-50-х годах XIX в. либеральная коалиция по-прежнему еще очень мало походила на современные политические партии. У нее отсутствовали самые элементарные по нынешним понятиям атрибуты политической партии: не было программы и устава партии, не было фиксированного членства, не было системы локальных организаций, не проводились регулярные конференции или съезды. У нее не было даже общепризнанного официального лидера. Тем не менее, термин «партия» постоянно был в обращении (особенно после 1832 г.) у тогдашних политиков и публицистов, если им необходимо было обозначить разнородную, но в то же время взаимосвязанную группировку реформаторов в палате общин. Правда, сама эта партия называла себя в те времена по-разному: «либеральной», «вигской», «умеренной», «конституционалистской», «радикальной», «передовой» и тому подобное[427].

У либеральной партии отсутствовала какая-либо написанная программа. В этом она значительно уступала консервативному лагерю. Либералы не последовали примеру своих политических оппонентов, так как представляли собой коалицию и им чрезвычайно сложно было выработать единый программный документ, который удовлетворил бы интересы всех сторон. Первая либеральная программа была представлена У. Гладстоном лишь в январе 1874 г. До этого времени либералы использовали вместо стройной программы целый набор политических лозунгов, наиболее популярными из которых были следующие: «Реформа», «Сохранение мира», «Сокращение государственных расходов», «Свободная торговля», «Веротерпимость» и т. д.

По-разному у либералов и консерваторов решалась проблема лидерства в партии. Коалиционный характер либеральной партии определил отсутствие общепризнанного лидера партии. На этот факт указывал Т. Б. Маколей, когда в 1834 г. давал характеристику либеральной партии: «Сильнейшая партия, без всякого сомнения, это та партия, которую я называю левым центром, партия, которая идет дальше, чем большинство членов нынешнего министерства, однако не так далеко, как это делают Хьюм и Уортбуртон (лидеры радикалов – 714. Ж). Эта партия сильнее всех остальных партий государства вместе взятых… Но она не имеет лидера»[428].

По мнению многих современников, наиболее приемлемым кандидатом на роль лидера либеральной партии был лорд Олторп. Он был популярен среди различных слоев британского общества и среди всех политических сил, входивших в либеральную коалицию, он обладал политическим тактом, был лишен социальных предрассудков, имел интересные идеи в вопросах о подоходном налоге и «хлебных законах». Но у лорда Олторпа было два необычных для политика изъяна: отсутствие политических амбиций и нежелание работать в правительстве.

Взгляды лидеров либеральной партии по главным политическим вопросам порой существенно отличались друг от друга, хотя почти все они уверяли сторонников в своей лояльности к конституционному строю страны. Так, лорд Рассел заявил в 1835 г.: «Конституции этой страны во всех ее проявлениях я остаюсь преданным по чувству, убеждению и долгу»[429]. Лорд Дарем следующим образом определял задачи своей политической деятельности: «Я хочу объединить как можно большее число британцев под началом существующих учреждений страны: трона, палаты лордов, палаты общин и государственной церкви»[430]. Однако Рассел и Дарем по-разному собирались защищать конституционные устои Великобритании. Так, Дарем в отличие от Рассела не возражал против введения тайного голосования, сокращения срока деятельности парламента и более широкого избирательного права. Различны были и методы практической политической работы лидеров либерального лагеря. Лидеры правого вигского крыла либеральной партии (граф Грей, виконты Мелбурн и Пальмерстон, лорды Олторп и Рассел) были выходцами из родовитых аристократических кругов Великобритании и традиционно занимались «чистой» политикой, входя в правительственный кабинет и занимая высокие парламентские и государственные должности. Политической агитацией и налаживанием контактов с массами занимались радикалы и левые виги (Брум, Бэрдетт, Дарем и др.). Они постоянно выступали в прессе и на массовых митингах, публиковали резкие политические памфлеты. Брум и Дарем были главными авторами журнала «Эдинборо ревью», ставшего, по существу, печатным рупором либералов.

Партийными лидерами консерваторов в 30-40-х гг. XIX в. были герцог Веллингтон и сэр Роберт Пиль. Герцог имел громкую европейскую славу победителя Наполеона в битве при Ватерлоо и соответственно большую популярность в Англии. Веллингтон, являясь лидером харизматического типа и возглавляя консервативную фракцию в палате лордов, пользовался непререкаемым авторитетом в партии. Однако, несмотря на свои правоконсервативные взгляды, он старался не препятствовать реформаторским устремлениям своего более молодого и более активного однопартийца Р. Пиля[431]. Р. Пиль раньше и лучше, чем либеральные политики, осознал необходимость изменения методов и форм партийной деятельности, став реальным лидером консерваторов не только в парламенте, но и за его пределами[432]. Пиль показал себя как блестящий оратор и талантливый организатор партии[433].

Ситуация с развитием сети местных партийных организаций существенно изменилась после принятия нового избирательного закона. В Акте 1832 г. содержалось положение о регистрации избирателей – сторонников той или иной партии. Предусматривалась ежегодная регистрация избирателей и уплата ими определенной суммы денег при внесении в избирательные списки. Уже в том же 1832 г. появились первые регистрационные общества: у либералов – Рочдейльская ассоциация реформ, у консерваторов – Ливерпульская консервативная ассоциация. Важность появления нового элемента политической системы прекрасно понимали лидеры обеих партий. Дарем в одном из своих публичных выступлений в 1834 г. отмечал: «Первейшим делом для нас сейчас является создание и оформление политических ассоциаций в каждом городе и каждом селении империи. Если они появятся, то нас никогда вновь не предадут ни безумные тори, ни робкие виги»[434]. Р. Пиль в письме Ч. Арбартноту от 8 ноября 1838 г. указывал на огромное значение регистрационных организаций: «Появился совершенно новый элемент политической власти – более могущественный, чем государь или палата общин, а именно – регистрация избирателей»[435]. Партийные регистрационные общества проводили регулярные собрания, встречи с депутатами парламента, организовывали по подписке сбор средств на нужды партии. Каждое общество имело секретаря и казначея. Но их главными задачами все-таки были подготовка и проведение выборов. Они занимались подбором кандидатов, оказанием материальной поддержки кандидатам, участвовали в регистрации избирателей[436]. Однако сеть локальных партийных организаций развивалась очень медленно. Одной из главных причин такой ситуации являлось то, что в большинстве избирательных округов выборы членов парламента были безальтернативными. Борьба между кандидатами была редким явлением вплоть до середины 80-х гг. XIX в. Лишь к концу века двум ведущим британским партиям удалось создать более или менее совершенную сеть избирательных ассоциаций.

Принятие Акта о реформе вызвало потребность в создании центральных координирующих органов партий. В 1832 г. по инициативе герцога Веллингтона был образован клуб «Карлтон» – политический клуб консерваторов, обладавший значительным влиянием в консервативной партии. «Карлтон», являясь закрытым учреждением, давал возможность политической элите консерваторов, членам палаты общин и палаты лордов возможность ежедневно встречаться в неформальной обстановке. К 1839 г. этот клуб насчитывал 1100 членов[437]. В 1834 г. умеренные радикалы создали так называемый Вестминстерский клуб, который вскоре стал именоваться Вестминстерским клубом реформ. Но ввиду известной политической несамостоятельности радикалов этот клуб оказался нежизнеспособным и просуществовал лишь до 1838 г. Роль штаб-квартиры либеральной партии стал играть созданный в 1836 г. клуб «Риформ», объединивший как радикалов, так и вигов, то есть всех тех, кто не был консерватором и стоял на реформаторских позициях[438]. Создание клуба «Риформ» стало важным шагом на пути консолидации либеральных сил

Великобритании. Однако «Риформ» и «Карлтон» в 30-е гг. XIX в. действовали как своего рода дискуссионные клубы, в которых проходили «обкатку» предложения, представляемые затем партиями в парламенте. Они не имели тесных связей с провинцией. Лишь через полстолетия «Риформ» и «Карлтон» получили статус официальных национальных партийных центров либералов и консерваторов.

В отличие от более организованных консерваторов либеральная партия Великобритании 30-х гг. XIX в. представляла собой весьма аморфную парламентскую коалицию. Состав ее постоянно менялся. В момент появления коалиции в середине 1830 г. в нее вошли виги, каннингиты, радикалы, ультратори и даже несколько тори, недовольных политикой герцога Веллингтона. Однако еще до принятия билля о реформе ультра-тори и тори покинули коалицию, а каннингиты фактически слились с группировкой вигов. Таким образом, к 1832 г. в либеральную партию входили главным образом виги и радикалы.

Вигское крыло доминировало в либеральной партии на протяжении 30-50-х гг. XIX в. Либеральные правительства почти целиком состояли из вигов. Их лидерами в палате общин и палате лордов также являлись виги, сильные своей сплоченностью. Это была партийная группировка кланового типа. Вигские семьи поддерживали друг с другом традиционные, насчитывающие не одно столетие связи; выбирали себе жен и мужей из узкого круга претендентов. Один из ведущих апологетов вигизма сэр Ф. Бэринг в работе «Первый лорд Нортбрук» (1840) так определил суть этого явления: «Вигизм означает существование группы людей, связанных между собой знатностью и богатством, сплоченных родственными чувствами, так же как и высокой нравственностью; виги в трудные времена поддерживают священный огонь свободы, а когда народ восстает, то идут вместе с народом, но не до крайностей. Виг подобен поэту, им нельзя стать, им надо родиться. Вигом стать так же сложно, как стать евреем»[439].

В конце 20-х гг. виги, как парламентская партия, находились на грани исчезновения. Даже на февральской (1830) сессии парламента они были разобщены, и не имели партийного лидера. Деятельность партии ограничивалась приемами у лорда Олторпа, что явно недостаточно для проведения какого-либо определенного курса в палате общин. Закон о реформе 1832 г. фактически уничтожил «старую» вигскую партию. Лорд Рассел писал в 1839 г.: «Я всегда считал, что вигская партия, как партия, будет уничтожена биллем о реформе»[440]. Так оно и вышло. Но, с другой стороны, билль дал вигам шанс на выживание в новых условиях.

После 1832 г. либеральное правительство лорда Грея проводило умеренно-консервативную политику, мало отличавшуюся от той, которой бы на его месте придерживался торийский кабинет. Сам Грей писал об этом следующим образом: «Мы старались проводить эти мероприятия по реформе, строго следуя консервативным принципам, желая прикрыть слабые стороны правительства и оградить его от нападок противников»[441]. Лишь один вопрос радикального характера правительство вынесло на рассмотрение палаты общин – вопрос о реформе ирландской церкви. И этот вопрос впервые расколол либеральное большинство палаты общин на «старых» вигов и тех, кто к ним примкнул в начале 1830-х гг.

Некоторые из «старых» вигов были напуганы стремлением радикалов к дальнейшей демократизации избирательной системы страны. Они рассматривали реформу 1832 г. как «окончательную» меру и больше не желали никаких изменений. В 1834 г. по этой причине Стенли и Грэм, влиятельные члены кабинета лорда Грея, вышли из состава правительства, посчитав его деятельность излишне радикальной. Грэм в письме Гренвиллу следующим образом объяснял свой поступок: «Я стал представителем моего родного графства как член старой вигской партии, связав себя обещаниями поддержать парламентскую реформу, но я остался явным сторонником протестантской церкви и противником тайного голосования, коротких парламентов и всех тех лозунгов, с помощью которых нападают на королевскую и аристократическую власть. Не следует удивляться моему выходу из партии вигов. Они (виги – М. Ж.) сохранили имя, но, как мне кажется, изменили своим принципам. Я же сохранил свои принципы, но равнодушен к имени»[442]. Однако далеко не все «старые» виги отвернулись от либерального правительства. Большинство продолжало его поддерживать. По мнению известного британского исследователя Н. Гаша, это произошло из-за сильно развитого у вигов чувства клановости и исторической традиции антиторизма[443].

Выход из партии Стенли, Грэма и их сторонников, с одной стороны, стимулировал развитие правительственного кризиса, который повлек за собой отставку кабинета лорда Грея и приход к власти консервативного правительства. Но, с другой стороны, уход ряда правых вигов укрепил либеральную коалицию, сделав ее более гибкой и открытой по отношению к радикалам.

В сложных условиях политического кризиса 1834 г. либеральной коалиции удалось сохранить единство. Уже в феврале 1835 г. в Личфилд-хаузе по инициативе Дж. Рассела было проведено совещание представителей оппозиционных группировок (вигов, английских и ирландских радикалов). Совещание, целью которого являлась выработка плана совместных действий по низложению правительства консерваторов, продемонстрировало сплоченность либеральной коалиции и способствовало возвращению либералов к власти в том же 1835 г., хотя не обошлось без конфликтов. Так, некоторые «старые» виги (например, Грей и Ланздаун) возражали против участия в соглашении такой одиозной, на их взгляд, фигуры, как лидер ирландских радикалов-рипилеров Д. О’Коннел[444]. Однако, как показало время, О’Коннел проявил себя преданным союзником. По справедливому замечанию Н. Гаша, личфилдское соглашение создало прочную основу для оформления «реальной» либеральной партии [445].

Личфилдское соглашение показало стремление вигов и радикалов к компромиссу. Виги, используя либеральные идеи умеренного реформаторства, пытались, и небезуспешно, направить радикальные настроения в либеральной коалиции в поддающиеся управлению рамки. К 1835 г. группировки радикалов и рипилеров в палате общин существенно ослабли. Многие крайние радикалы переходили на более умеренные, либеральные позиции. Размеры независимой радикальной группировки постепенно уменьшались на протяжении 30-х гг. XIX в. К парламентским выборам 1837 г. независимых радикалов в палате общин осталось всего лишь несколько человек. Журнал «Энньюэл реджистер», анализируя расстановку политических сил в палате общин накануне выборов 1837 г., выделил три группировки в либеральной коалиции (332 чел.): английские и ирландские радикалы (80), либералы (100), виги (152)[446]. Однако эти подсчеты надо признать весьма приблизительными, так как очень трудно было различить грань между радикалом и либералом.

Таким образом, во второй половине 30-х гг. XIX в. определилась особая тенденция в процессе формирования либеральной партии Великобритании, выразившаяся в сглаживании крайностей во взглядах различных группировок либеральной коалиции и переходе как правых вигов, так и левых радикалов на более умеренные, центристские позиции. Это явление подметил журнал «Вестминстер ревью»: журнал отмечал, что в результате парламентских выборов 1837 г. в палате общин уменьшилось количество как «чистых» вигов, так и крайне левых радикалов, одновременно увеличилось число умеренных радикалов, которые составляли большинство партии реформаторов. По мнению журнала, эти люди представляли средние и высшие круги британского общества, поддерживали идею сохранения в Великобритании конституционной монархии, палаты лордов и палаты общин, выступали против всеобщего избирательного права. Многие из них были приверженцами государственной англиканской церкви, но видели необходимость проведения умеренной церковной реформы и призывали к веротерпимости. Эти люди настаивали на введении принципа тайного голосования в избирательную систему страны, сокращения срока деятельности парламента, ликвидации или объединения небольших избирательных округов, отмене «хлебных законов» и проведении радикальной реформы ирландской церкви. «Вот такие мнения в основном преобладали среди новых членов палаты общин, – констатировал автор статьи в «Вестминстер ревью», – и эти люди выражали наиболее общие тенденции в реформаторских настроениях»[447].

Либералы сыграли значительную роль в трансформации британской двухпартийной системы. Об этом свидетельствует тот факт, что, начиная с 30-х гг. и до середины 80-х гг. XIX в. они доминировали в политической жизни Великобритании. В течение 55 лет, с 1830 до 1885 г., в стране сменились десять либеральных кабинетов, которые находились у власти 41 год, и шесть консервативных правительств, бывших у власти только 14 лет. При этом консерваторы сохраняли за собой власть в значительной мере ценой проведения политики, которая по существу являлась завершением политической линии либералов, как например, отмена «хлебных законов» (1846) или второй билль об избирательной реформе (1867). Заслугой либералов было то, что они сумели адаптировать плавным, эволюционно-реформистским путем, не затрагивая самих основ общественного порядка государственно-правовые институты Великобритании к новым историческим условиям, возникшим в результате промышленного переворота. Используя гибкие компромиссные методы управления и проведения социальной политики как в отношениях с землевладельческой аристократией, так и в отношениях со средними и низшими слоями британского общества, либералам удалось поддерживать достаточно высокую стабильность общества, сглаживать социальные конфликты, столь частые в других странах Западной Европы первой половины XIX в.

Промышленный переворот и связанные с ним изменения в социально-политической структуре положили начало процессу перегруппировки в двухпартийной системе Великобритании. На рубеже 20-30-х гг. XIX в. в стране начался довольно длительный переходный период, в ходе которого происходила постепенная замена системы «тори – виги» на систему «консерваторы – либералы». Перегруппировка партий была неразрывно связана с развитием индустриального общества в Великобритании. Выдвигая новые социально-политические концепции, она объективно способствовала сохранению относительной стабильности и социального мира в стране. Перегруппировка являлась не простой сменой названий партий, а сложным качественным процессом изменений политических и социальных структур Великобритании.

Партийная перегруппировка означала необходимость серьезного пересмотра программных установок «старых» парламентских партий тори и вигов. Тори, бывшие у власти в течение почти всей первой трети XIX в., сначала не смогли перестроить свою программу в соответствии с новыми веяниями времени и поэтому переживали период глубокого раскола. Виги же оказались более восприимчивыми к новым реалиям, проявили гибкость и компромисс в отношениях с различными социальными слоями Великобритании. Сохранив политическое единство, они возглавили либерально-реформистское движение в стране, провели в жизнь парламентскую реформу 1832 г., доминировали в британской политике на протяжении почти всего оставшегося XIX в. Однако, из-за идейной и организационной разобщенности они упустили инициативу. В результате у власти вновь оказались консерваторы, сформировавшие кабинет под руководством «разумного» консерватора Р. Пиля (1841–1846) Деятельность правительства Р. Пиля завершилась принятием весьма либерального закона об отмене «хлебных законов» (1846), что привело, правда, к очередному расколу консерваторов[448].

Таким образом, мы видим, что двухпартийная система Великобритании 30-40-х гг. XIX в. обладала высокой эффективностью в политическом процессе, являясь весьма устойчивым организмом. Объясняется это прежде всего комплексом социально-экономических и идеологических факторов исторического развития страны. Правящая элита Великобритании всегда была заинтересована в поддержании состояния равновесия в отношениях двух главных политических партий. Однако такой курс неизбежно вызывал недовольство тех социальных сил, чьи интересы ущемлялись двухпартийной системой. Возникала возможность появления третьей партии. В таком случае одна из партий выступала с идеей реформаторства, таким образом переманивая на свою сторону хотя бы часть социальной базы возможной третьей партии. Движению за третью партию наносился смертельный удар (так было с радикалами, фритредерами и чартистами).