163. 27 (января) 1937 г.

Париж – Берлин, Несторштрассе, 22

Дорогая моя душенька, солнышко мое, был я у Маклакова. Он утверждает, что никаких трудностей не будет. Прежде всего, однако, нужно продлить до 3 месяцев мою визу с правом вернуться из Лондона. Завтра опять иду по этим делам; утром, завтра же, буду у Павла. Помнишь такого Calm-brood? Он, оказывается, заработал две тысячи с хвостиками. Был я вчера у Полана и передал ему обе вещи (он обещал быть на чтении, но что-то такое мелькнуло в его карем глазу, что заставило тут же, не откладывая в здешний продолговатый ящик, отдать ему «Le Vrai». Он был необыкновенно мил – и обещает, вообще, мне помочь). У Даманской третьего дня я достал несколько адресов в дешевые пансионы на Ривьере (20 фр. в день), и кроме того, она обещала написать своему дядюшке в Beaulieu-sur-mer. Об этом же будет хлопотать Ильюша, с которым я обо всем подробно потолковал. Он мне хорошенько объяснил все оттенки (совершенно, впрочем, схожие с твоими и Анютиными наказами), в которых выдержать разговор с Милюковым. Мой план, чтобы ты с мальчишечкой в середине (или начале?) марта пропутешествовала через Париж прямо на юг. Для меня очевидно, что Виктор (он очень тебя целует, моя жизнь, – он испытывает такое longing for you, for your soft dear whiteness and everything. I have never loved you as I love you now) найдет здесь способ существовать. Вчера меня посетила тетя Нина и страшно трогательно принесла целое приданое для мальчика: чудесный синий с розовым халатик, две розовых пижамы, вязаные кофточки, гетры красные, гетры белые, шапочку, рубашечки и еще много чего. Может быть, ты ей напишешь два слова? 16, av. de la Grande Arme?. Приложи снимочек.

В понедельник вечером было собрание христиан и поэтов у Ильюши. Был и Георг. Иван., шепелявый господинчик, похожий лицом и на удода, и на Бориса Бродского. Я избежал рукопожатья. Обсуждался вопрос: половой акт в свете христианства – и Яновский, Мамченко, Иванов несли страшный и стыдный вздор, а начал Федотов (докладчик не пришел, и Федотов предложил тему о «откровенности в литературе»).

Я сделал половину «Отчаяния» и отослал (40 гранок) Лонгу. Вчера должен был обедать с Буниным (вместе с Алдановым и Цетлином), но что-то спутал (был у Полана, а потом ужинал один в знакомом мне кабачке на rue Bonaparte, – за 6 фр. все-все-все), так что с 7 часов до 11 они звонили Ильюше. Завтракал вчера у Кянджунцевых. Видел девочку Иринину, – темноволо-сенькая, в огромной розовой коляске. У Сабы новый автомобиль. Он мне долго рассказывал свои любовные злоключения. Ирина в Лейпциг не возвращается, а муж – в Англии. Завтра буду по совету Полана у Gaston Gallimard, а послезавтра завтракаю с Софой. Сейчас сижу в кабаке по дороге к Моревской, где увижу Люсю и передам ему. Часы тикают в пальто. Дивная погода, Сена, как молоко.

Меня так мучит мой грек (не сплю по ночам, оттого что неистово чешется, – и это очень влияет на настроение), что решил повидать врача, а то от pr?cipit? blanc только хуже. Дурацкий этот деготь повлиял ужасно. На днях приезжает сюда Саблина (рожденная Фомина, бывшая страсть Юрика и сестра Гогель), и я с ней поговорю. Напиши мне много про Митеньку. Вот для него.

Прилагаю рецензию из бельг. газ. Маме написал.

Душенька моя, целую тебя.

Анюточке привет. За вещами еще не пришли.

В.