Некоторые размышления о восточноевропейской политике СССР

А. С. Степанов

Осенью 1939 года началось расширение границ СССР.

В итоге менее чем за год в его состав полностью или частично вошли территории шести соседних государств, на которых проживало более 20 млн человек.

В 1956 году СССР ликвидировал возникший политический кризис в соцлагере, который охватил две страны: Польшу и Венгрию.

С одной стороны, события 1939 и 1956 годов происходили не только в разное время, но и в разной исторической обстановке. Однако, с другой стороны, между ними гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд.

События в Польше и Венгрии 1956 года объединяет с событиями в Польше 1939 года следующее обстоятельство: все они никогда раньше не были и не являются сейчас популярными для отечественных исследователей темами; в том и в другом случае сознательно замалчиваются масштабы применения вооруженной силы и масштабы потерь советской стороны; в том и в другом до сих пор используется термины советского периода, имеющие в основе своей исключительно доктринально-пропагандистский характер; в том и в другом случае зачастую происходит подмена исторического анализа событий пропагандой и мифологизацией.

Можно выделить несколько важных схожих моментов:

1) участие в событиях 1939 и 1956 годов одних и тех же высокопоставленных советских государственных деятелей;

2) сходство официальных объяснений действий СССР в этих событиях как решение оборонительных задач и оказание помощи населению;

3) нежелательность какого-либо детального изучения событий отечественной исторической наукой, а, как следствие, их мифологизация и подмена исторического знания пропагандой;

4) использование особой идеологически выдержанной терминологии применительно к названию событий.

5) отношение к советским участникам событий со стороны государственной власти.

Остановимся более подробно на советских действующих лицах в 1939 и 1956 годах.

В 1956 году Польшу охватил сильный политический кризис. Все лето ситуация там постепенно накалялась. Первым из нескольких крупных выступлений против коммунистического правительства Польской народной республики стали беспорядки в Познани, получившие названия Познанский июнь (Poznariski Czerwiec), Познанские протесты 1956 года или Познанское восстание.

В конце августа 1956 года в Ченстохове прошло грандиозное празднование 1000-летия Польши. 800 тысяч поляков стояли на коленях на площади с молитвой «Славься, дева Мария, королева Польши!» и требованиями освободить из заключения официального главу Польской католической церкви кардинала Стефана Вышиньского, арестованного летом 1953 года за отказ от выполнения правительственного декрета от 7 февраля того же года об обязательном контроле за всеми назначениями священников со стороны коммунистических властей[944].

Волнения проявились в глубоких разногласиях и в партии, где течение, выступавшее за политический поворот, идейно опиралось на Владислава Гомулку, пострадавшего от сталинских репрессий, и на его старые концепции польского пути к социализму. Однако часть Политбюро, так называемая «натолинская» группа, противилась этому. Пленум ЦК ПОРП должен был избрать новое Политбюро. Москва с тревогой следила за этими событиями.

Утром 18 октября 1956 года Президиум ЦК КПСС принял короткое постановление – направить в Польшу делегацию КПСС «ввиду создавшегося серьезного положения в руководстве ЦК ПОРП». Не позднее 18 октября министр обороны СССР Г. К. Жуков через главнокомандующего Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора маршала И. С. Конева отдал приказ о приведении в боевую готовность советского военного контингента, находившегося в Польше, Балтийского военного флота и частей Прибалтийского военного округа. В 4 часа утра 19 октября И. С. Конев, получив указание обеспечивать взаимодействие частей Северной группы советских войск, прибыл в Варшаву с группой офицеров[945].

Делегацию КПСС, в тот же день прибывшую в Польшу, но без приглашения польской стороной, представляли:

первый секретарь ЦК КПСС, член Политбюро (Президиума) ЦК с 1939 года Н. С. Хрущев (в 1939 году – первый секретарь ЦК КП(б) Украины);

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1926 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР и министр иностранных дел В. М. Молотов (в 1939 году – председатель СНК СССР и нарком иностранных дел);

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1930 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР Л. М. Каганович;

член Политбюро (Президиума) ЦК с 1935 года, первый заместитель председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян, (в 1937–1955 годах – заместитель председателя СНК (Совета Министров) СССР)[946].

Как видим, все члены этой делегации еще до войны занимали важные партийные и государственные посты в иерархии сталинской системы руководства страной.

Наиболее одиозными фигурами из них для польской стороны были В. М. Молотов, чье имя было и оставалось символом раздела Польши между Германией и СССР[947], а также глава делегации – Н. С. Хрущев, принимавший активное участие в репрессиях на присоединенной к СССР территории Восточной Польши.

Советский посол в Польше П. К. Пономаренко, член ЦК с 1939 года, занимавший в 1938–1947 годах пост первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии, точно так же, как и Хрущев, был причастен к репрессиям на присоединенных территориях. Кроме того, будучи в 1942–1944 годах начальником Центрального[948] штаба партизанского движения при Ставке ВГК[949], он был причастен к действиям советских партизанских отрядов[950] против польских отрядов АК. Детальному исследованию этого вопроса посвящена, в частности, монография минского историка Сигизмунда Бородина «Неман – река раздора. Польско-советская партизанская война в 1943–1944 гг.», вышедшая в 1999 году в Варшаве на польском языке[951].

Польский историк К. Краевский, сотрудник Института национальной памяти, сообщает по этому вопросу следующее: «22 июня 1943 г. ЦК КП(б) Белоруссии разослал всем подпольным центрам закрытое письмо (“О военно-политических задачах работы в западных областях БССР”), в котором предлагалось всеми средствами вести борьбу с польскими националистическими отрядами и группами (а именно так большевики рассматривали отряды АК). И действительно, использовались все средства – от вероломного разоружения тех отрядов АК, у которых были заключены официальные договоренности о сотрудничестве с советскими партизанами (партизанская бригада АК под командованием “Кмицица” на озере Нарочь в августе 1943 г., Столпецкая группировка АК в Налибоцкой пуще в декабре 1943 г.), засады и нападения на отряды АК, внедрение агентов и ликвидация подпольных структур АК, анонимные доносы немцам на членов АК, применение массового террора по отношению к населению, поддерживающему АК (например, карательная операция в городке Налибоки в мае 1943 г., а также в деревнях: Конюхи – в январе, Лугомовичи, Изабелин, Качаново, Бабинск, Провжалы – в феврале, Щепки и Невонянцы – в апреле, Камень – в мае 1944 г.)»[952]

К деятельности П. К. Пономаренко на присоединенных территориях[953] до, во время и после войны также был причастен и С. С. Бельченко, который еще в сентябре 1939 года участвовал в боях в Восточной Польше за Гродно, с октября 1939 года занимал пост заместителя начальника Белостокского УНКВД, а в марте – июне 1941 г. – начальника УНКГБ Белостокской области. С апреля 1943 года Бельченко был заместителем П. К. Пономаренко, возглавлявшего в это время, как уже было сказано выше, Центральный штаб партизанского движения при Ставке ВГК. В 1943–1953 годах С. С. Бельченко (с 9 июля 1945 года – генерал-лейтенант) был наркомом (министром) внутренних дел БССР. Назначенный в январе 1956 года заместителем председателя КГБ при Совете Министров СССР, С. С. Бельченко вместе с другими руководителями КГБ выезжал в ноябре 1956 года в Будапешт, а в 1957 году несколько месяцев находился в Венгрии в качестве руководителя представительства КГБ[954].

Отсутствовавший осенью 1956 года в Польше, но руководивший в октябре – ноябре деятельностью советских органов госбезопасности на территории Венгрии[955], член ЦК с 1956 года, первый председатель КГБ при Совете Министров СССР генерал армии И. А. Серов, занимавший со 2 сентября 1939 года по 25 февраля 1941 года пост наркома внутренних дел Украинской ССР, также был причастен к «освобождению» Восточной Польши осенью 1939 года, а кроме этого – к расстрелам поляков 1940 года. По данным Н. В. Петрова, уже ставший Председателем КГБ И. А. Серов разоблачил себя, выказав недовольство чекистами, не сумевшими скрыть следов в Катыни: «С такой малостью справиться не смогли, – в сердцах проговорился он. – У меня на Украине их куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…». В конце войны И. А. Серов снова концентрирует свое внимание на польских проблемах. В августе 1944 года в занятом войсками 1-го Белорусского фронта г. Люблине он занимается подавлением независимого польского национального движения. В его задачи входила организация и приведение к власти в Польше нового промосковского руководства, что диктовалось глобальной стратегией Сталина по созданию антизападного блока из стран Восточной Европы, граничащих с СССР.

Последний держал под контролем работу Серова в Польше и придавал ей большое значение. В первую очередь Серов проводил аресты бойцов и активистов Армии Крайовой, составлявших серьезную конкуренцию польским коммунистам[956]. С 6 марта по 27 апреля 1945 года он был советником НКВД СССР при Министерстве общественной безопасности Польши. В 1946 году был награжден орденом Виртути милитари 4 степени, которого был лишен в 1995 году Указом Президента Польской Республики Леха Валенсы[957].

Представляет интерес следующий отрывок из докладной записки И. А. Серова на имя Л. П. Берии от 24 сентября 1939 года по поводу занятия г. Львова частями Красной Армии, в котором достаточно ярко характеризуется Н. С. Хрущев:

«23.??-39 г. утром приехали в Винники (4 км от Львова) т. т. ТИМОШЕНКО и ХРУЩЕВ. Встреча со мной прошла весьма сдержанно по причине инцидента в Проскурове.

ТИМОШЕНКО, возмущаясь скверной работой штаба группы ГОЛИКОВА (который в течение 3 суток не давал знать о своем существовании), сказал: “Надо весь штаб группы расстрелять, видно, что тут сидят сволочи”.

После этого он приказал начальнику штаба группы сосредоточить танковую бригаду на зап[адной] окраине Львова. На это ему нач. штаба ответил, что из 160 танков на ходу всего лишь 40, так как остальные все отстали в дороге. После этого ТИМОШЕНКО еще более рассвирепел.

Тов. ХРУЩЕВ, присутствуя при этом и подражая ТИМОШЕНКО, набросился на т. МИХЕЕВА[958] со словами: “А Вы что здесь болтаетесь по тылам, Вам надо больше работать, а то не видно вашей работы”.

Тов. МИХЕЕВ ответил, что работает. Тогда ХРУЩЕВ сказал: “Какая это работа, ни одного расстрелянного”. На это ему т. МИХЕЕВ сказал, что “в З[о]лочеве расстреляно 12 человек, а без дела не стреляем”»[959].

Пребывание в Варшаве Н. С. Хрущева (его соратники прилетели на другом самолете несколько ранее) началось с безобразной сцены. Сразу же после спуска по трапу, он стал грозить кулаком в сторону польских руководителей, после этого подошел к членам польского Политбюро и, по-прежнему грозя кулаком и избегая рукопожатий, в ярости заорал: «Мы проливали свою кровь за освобождение этой страны, а вы хотите отдать ее американцам, но это вам не удастся, этого не будет!» Заметив В. Гомулку[960], он обратился к П. К. Пономаренко: «А это кто?» Но Гомулка опередил его, ответив по-польски: «Я – Гомулка, которого вы три года держали в тюрьме»[961]. В Протоколе заседания ЦКПОРП от 19–21 октября 1956 года зафиксирована прямая речь В. Гомулки, касающаяся встречи советской делегации и поведения Хрущева: «Обращаясь к нам, он сказал: “Предательская деятельность т. Охаба[962] обнаружилась, этот номер вам не пройдет”». Слова Хрущева был впечатаны в протокол по-русски[963]. «Нужно было обладать большой выдержкой, чтобы не реагировать на такие слова. Вся эта речь была высказана сильно повышенным тоном, так что все в аэропорту ее слышали, даже шоферы», – заключает В. Гомулка[964].

Пик кризиса во время встречи с советской делегацией наступил в 9 часов вечера 19 октября. В это время польская сторона потребовала объяснений относительно перемещений советских войск. Ответ, что это связано с плановыми учениями, не удовлетворил поляков, и В. Гомулка[965] лично попросил Н. С. Хрущева вмешаться. Был объявлен перерыв, и советская делегация удалилась в посольство на совещание, где Хрущев предложил поддержать Гомулку. Возражений не было. И. С. Конев получил указание немедленно остановить продвижение танковой колонны на Варшаву. Впоследствии Хрущев признался, что ввод войск в польскую столицу мог бы стать непоправимым явлением, а Гомулка спас положение[966].

Отметим, что в 2003 году был издан сборник «Советская армия в Польше, 1944–1956. Документы и материалы», посвященный пребыванию в Польше частей Советской Армии с июля 1944 до октябрьского кризиса 1956 года[967]. Помимо прочего, в нем также рассматривается и роль советской группы войск в Польше в разрешении этого кризиса.

Центральным вопросом переговоров был вопрос о польско-советских государственных отношений. По мнению А. М. Орехова, во время дискуссии с делегацией КПСС Гомулка понял, что более всего прочего советская сторона опасается возможного выхода Польши из Варшавского договора. Именно поэтому он старался убедить своих оппонентов в том, что этот договор отражает интересы Польши, так как гарантирует безопасность ее западных границ, и его доводы достигли цели.

А. М. Орехов указал на одно весьма примечательное обстоятельство, когда бумеранг последствий 1939 года пронесся над участниками советской делегации: «Показательное столкновение произошло между В. Гомулкой и В. М. Молотовым, о чем свидетельствует Ю. Циранкевич[968]. В ходе дискуссии Молотов попытался подать какую-то реплику, но Гомулка решительно прервал его: “А вам, товарищ Молотов, нечего здесь говорить. Польский народ помнит Ваше выступление на Верховном Совете Советского Союза о том, что „уродливое дитя Версальской системы перестало существовать"”. Молотов стушевался и в дальнейших спорах участия уже не принимал. Несколько иначе описывает этот эпизод В. Наметкевич[969]. По его словам, В. М. Молотов в ходе дискуссии выступил (“холодно и решительно”) с продолжительной информацией, в которой перечислил все, что знали в Кремле об антисоветских митингах и об опубликованных в польской печати антисоветских материалах. И тут В. Гомулка сказал: “Товарищ Молотов, после того, что вы сказали о Польше в 1939 г., трудно понять, почему вы имеете смелость приезжать в Польшу”. Из этого сопоставления видно, что слова Гомулки не одинаковы, но смысл их один и тот же»[970].

Неприятие советских действий 1939 года в Польше отражалось осенью 1956 года не только в словах польского руководства. На многотысячных митингах, прошедших 1-21 октября в Варшаве, Кракове и Новой Гуте, помимо требований о невмешательстве СССР во внутренние дела Польши и других соцстран, о необходимости экономических и правовых реформ, заявлений о политическом банкротстве ПОРП, поднимался еще один очень важный вопрос, – вопрос о пересмотре советско-польской границы, предусматривающий, в частности, возвращение в состав Польши Львова и Вильнюса[971].

Подобные суждения ретранслировались и на приграничных с Польшей территориях СССР, где подхватывались проживавшим там польским населением. Так, второй секретарь ЦК КП Литвы Б. С. Шарков информировал, что события в Польше имеют «наиболее значительное влияние на г. Вильнюс и окружающие его районы, а также на г. Каунас». Наряду с увеличением числа граждан польской национальности, желающих выехать из СССР в Польшу (только по г. Вильнюсу 26 октября был оформлено 333 документа на продажу индивидуальных домов), имели место и проявления иных суждений. Так, поляк Матусевич, житель д. Жилянца Вильнюсского района, прямо заявил: «Сейчас в Польшу ехать нет необходимости, так как там происходит перемена власти, но в недалеком будущем польское правительство потребует вернуть Польше ранее принадлежавшие ей районы бывшего Вильнюсского воеводства, и мы лишь должны помочь польским властям изгнать из этих районов литовцев и русских»[972].

Почему же жестко и даже агрессивно настроенный Хрущев вынужден был смягчить свой курс по отношению к новому руководству Польши? Он не мог не осознать атмосферы поддержки польского народа своего правительства и катастрофических непредсказуемых последствий в случае советского военного вмешательства. Помимо прочего, речь шла о самой крупной и боеспособной армии среди стран Варшавского договора, а также о населении, имевшем в массе своей не только опыт вооруженной борьбы, но и четкую мотивацию своих действий. К тому же весьма непростой была и общая политическая ситуация, в которой наибольшую угрозу приобретал стремительно набиравший силы венгерский фактор[973] (так, И. С. Конев вскоре срочно был отправлен из Польши в Венгрию для проведения операции, получившей кодовое наименование «Вихрь», и 2 ноября прибыл в Сольнок; ранее, 24 октября, в Будапешт прибыл А. И. Микоян).

Таким образом, силовое вмешательство в Польше, которое не только не отрицалось, но, напротив, изначально занимало важное (если не ведущее) место в советских планах, как выяснилось, не могло разрешить все сложности текущего момента. Морально готовые на военные действия советские лидеры поняли, что угроза неудачи – вполне реальна, а возможные ее последствия – слишком велики. Именно это обстоятельство, а отнюдь не гуманность и миролюбие, которых весьма наивно было бы ожидать от тех, кто в свое время без колебаний уничтожал как внутренних врагов в собственном государстве, так и суверенитет более слабых соседей, заставило их отступить в случае с Польшей. И произошло это отнюдь не сразу. На заседании Президиума ЦК КПСС 21 октября 1956 года при обсуждении «Вопросов Польши» Н. С. Хрущев достаточно ясно выразил эту мысль: «Учитывая обстановку, следует отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость»[974]. Тот факт, что эта идея была окончательно похоронена лишь два дня спустя после отмены «марша на Варшаву» советской бронетанковой дивизии, говорит о ее поразительной живучести в головах советских лидеров. Но, как следует из черновых протокольных записей, сделанных на следующем заседании Президиума ЦК КПСС 23 октября 1956 года, ни один из присутствовавших на нем советских партийных лидеров даже не поднимал вопроса о возможности применения силы против Польши – вопрос уже был решен до этого[975].

Однако существуют иные точки зрения на этот счет, сдвигающие вперед время принятия советским руководством решения об отказе от силового вмешательства в Польше. Так, в части III «Венгерское восстание и решения Кремля (23 октября – 3 ноября 1956 г.)» сборника документов «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» указано следующее: «Руководство КПСС вплоть до 23 октября продолжало считать приоритетным “польский вопрос”. Вернувшись 20 октября из Варшавы, куда делегация КПСС вылетела накануне в связи с реальной угрозой не санкционированной из Москвы смены партийного руководства, советские лидеры в течение нескольких дней взвешивали возможности вооруженного вмешательства в Польше»[976].

Заметим, что в тексте говорится именно о силовом решении, а не только об остроте «польского вопроса». Но, выше уже было указано, что Н. С. Хрущев принял решение отказаться от вооруженного вмешательства уже на следующий день после возвращения из Польши, поэтому в действительности, говоря о времени принятия решения, можно предположить, что речь идет максимум о сутках с небольшим, но не о нескольких днях[977]. Причина этой ошибки заключается в том, что авторы-составители сборника тогда не располагали необходимыми документами, опубликованными лишь пять лет спустя.

Эта ошибка с датировкой перекочевала из отечественной историографии и в некоторые работы польских историков. Так, Эва Чарковска в монографии «Интервенция Советского Союза в Венгрии в 1956 году», изданной по случаю 50-летия венгерских событий, также привела ошибочное заключение по этому важному решению и его датировке. Она, в частности, указала, что вплоть до позднего вечера 23 октября 1956 года руководство СССР считало военное вмешательство в Польше приоритетной задачей, и лишь проблема с Будапештом отвлекла внимание Кремля от Варшавы[978].

Из числа более поздних работ в Польше, связанных с этой темой, можно, например, отметить публикацию Анджея Смо-линьского «Советская Армия в борьбе с венгерской революцией 1956 г.», где также подчеркивается, что возможность советского военного вмешательства с целью «защиты системы» в октябре 1956 года затрагивала не только Венгрию[979].

Триумф В. Гомулки, только что на избранного VIII пленуме ЦК ПОРП Первым секретарем ЦК, проявился на гигантском митинге в Варшаве 24 октября 1956 года – когда в Будапеште уже шли кровавые бои – символе сопричастности нации тому, что происходило в стране, а также свидетельству силы тех, с кем, к счастью, чудом удалось избежать столкновения частям Советской Армии, подчинявшихся авантюрному советскому руководству. Кинохроника запечатлела сотни тысяч людей, которые скандировали: «Веслав! Веслав!». Гомулка произнес эмоциональную речь, завершенную достаточно жестким призывом к стабилизации положения в стране:

«Товарищи!

Граждане!

Трудящиеся жители столицы!

Приветствую Вас от имени Центрального Комитета Польской объединенной рабочей партии, который на своем последнем пленарном заседании передал управление в руки нового руководства.

В течение последних лет в Польше накопилось много зла, много беззакония и болезненных разочарований. Идеи социализма, проникнутые духом свободы человека и соблюдения прав гражданина, на практике были глубоко искажены. Слова не соответствовали действительности. Тяжелый труд рабочего класса и всего народа не принес нам ожидаемых плодов.

Товарищи, верю, что эти годы ушли безвозвратно в прошлое.

[…]

На волне огромной политической активности масс, которую пробудил VIII Пленум, кое-где начинают проявляться силы, враждебные социализму, враждебные польско-советскому союзу. Враждебные народной власти, эти силы хотят искривить, затормозить и повернуть назад социалистическую демократизацию.

Товарищи! Не позвольте реакционным авантюристам и разным хулиганам встать на нашем пути. Руки прочь от борьбы социалистических и патриотических сил народа. Отправьте прочь провокаторов и реакционных крикунов. Государственные власти даже кратковременно не будут терпеть никаких действий, направленных против интереса польского государства и против нашей государственной системы.

Товарищи, граждане! Время торопит. Партия должна приступить к решению тяжелых повседневных вопросов, связанных с нашей экономикой и государственной жизнью. Чем вы сегодня можете помочь руководству партии и правительству? Прежде всего, тем, что каждый станет у своего станка, на своем рабочем месте и усиленной работой и учебой проявит свою преданность и верность нашему делу. Сегодня обращаемся к трудящимся жителям Варшавы и ко всей стране с призывом: хватит проводить митинги и манифестации! Пришло время перейти к ежедневной работе, выполняемой с сознанием, что партия, объединенная с рабочим классом и народом, поведет Польшу новым путем к социализму.

Да здравствует нерасторжимая связь партии с рабочим классом и всеми трудящимися!

Да здравствует социализм!

Да здравствует Польская Народная Республика!»[980]