Глава 13 Живущие во мраке

Как доказали морские геологи, дно океана не менее гористо, чем суша: одних только одиночных подводных гор насчитывается в океане около 10 тысяч. Как на суше, так и в океане горным районам свойственна особая фауна. Но если наземная горная фауна изучена хорошо, то об океанической «горной» фауне этого не скажешь. Тут сплошные белые пятна и загадки. Чтобы уменьшить количество этих белых пятен, в 1979 году была организована специальная экспедиция в Индийский океан на судне «Профессор Месяцев».

Судно было оснащено мощной лебедкой, способной поднимать большой промысловый трал с глубины 1500 метров. Раскрытие этого трала под водой было столь велико, что в него мог бы уместиться девятиэтажный дом. Шансов увернуться от такого трала у рыбы было немного.

Выйдя из Керчи, «Профессор Месяцев» уже через три недели приступил к работе. Для начала, пока испытывали трал, решили изучить рыб на сравнительно небольших глубинах, до 300 метров. Удобнее всего это было сделать на банке Сая-де-Малья, между Сейшельскими островами и островом Маврикий. Эта банка была нам уже знакома по третьему рейсу «Ихтиандра».

На этот раз трал забрасывали не в лагуне, а на внешних склонах банки. И сразу почувствовали разницу: виды рыб были совсем другие, чем те, с которыми мы встречались в рейсе «Ихтиандра». В уловах «Профессора Месяцева» преобладали каменные окуни, ворчуны, луцианы, попадались огромные скаты – манты. Облик этих рыб, поднятых со значительной глубины, был не слишком эстетичен: у некоторых рыб изо рта торчали языки, а то и желудки – от перепада давления.

Перейдя на более глубокий Западно-Австралийский подводный хребет, мы стали ловить ещё более диковинных рыб. Чем глубже забрасывали трал, тем больше попадалось странных хвостатых большеголовых и большеглазых рыб, у которых желудки не то, что торчали – вываливались изо рта. Это были макрурусы, или долгохвосты. Они были двух видов: мертвенно-бледного цвета с тонкой кожицей и темно-коричневые с грубой шершавой кожей. Надо сказать, что поначалу эти рыбы не вызывали положительных эмоций у экипажа. Потом все привыкли к ним и уже не пинали их сапогами, а смотрели на странных рыб с сочувствием.

Однажды на траловую палубу плюхнулась метровая иссиня-черная рыбина, химера. Матросы траловой команды отпрянули в стороны – настолько неприятен, даже страшен, был вид этой рыбы. Курносый нос и собачий оскал крупных белых зубов внушали ужас и отвращение. Никто не решался подойти ближе, все разглядывали рыбину издалека.

И вдруг, как в фильме «Полосатый рейс», на палубу вышла хрупкая девушка (Наташа Филатова) и начала гладить эту зверюгу по голове, приговаривая: «Ах, ты моя хорошая химерочка! Какая ты симпатичная!» Взяла рыбину на руки, как ребенка, и унесла в лабораторию. Матросы были в шоке. Перед тем, как уйти с траловой палубы, девушка обернулась, и я успел сфотографировать её с химерой в руках. Снимок химеры оказался в моей фототеке единственным, настолько редкая эта рыба.

Также лишь один раз мне удалось сфотографировать алепизавра, пойманного там же, в южной части Индийского океана. Ну и зубы у него! Как гвозди! Страшный хищник, от которого не уйти никому. Его поймали на глубине 1200 метров. Даже к уснувшей вечным сном рыбине было страшно подходить.

Порой рыбы, поднятые с больших глубин, выглядели столь непривлекательно, что фотографировать их значило попусту тратить плёнку. Бесформенный грязно-серый комок. Тогда я относил рыбу в лабораторию и, уложив в кювету, выпрямлял её, расправлял плавники и в таком виде фотографировал или зарисовывал. Таким образом, в моей коллекции появились изображения прометихта, макрохира, галозавра, макрурусов, антиморы и других глубоководных рыб. «Бедные рыбки, – думал я, глядя на них. – Как тяжело им живётся там, на огромной глубине».

Действительно, условия жизни в глубинах океана весьма суровы. На глубинах около 1500 метров в Индийском океане распространены так называемые промежуточные воды, отличающиеся пониженным содержанием кислорода. Рыбам трудно дышать. Там холодно, температура всегда ниже 10 градусов, мало корма. Рыбам приходится есть всё, что попадется, даже низкокалорийную пищу. Поэтому у многих из них увеличена печень. Особенно велика печень у моровых рыб – как у трески. И такая же вкусная!

Абсолютная темнота приводит к изменению глаз, которые у глубоководных рыб или очень большие, как у макрурусов, или очень маленькие, как у моры. Большеглазые рыбы словно пытаются хоть что-то разглядеть в окружающем их подводном мире, улавливая последние лучики ультрафиолетовой части спектра, проникающие в толщу вод. Другие рыбы, не доверяя глазам, отыскивают пищу и друг друга с помощью других органов и рецепторов. Те из них, которые больше доверяются запахам, имеют широкие чувствительные ноздри, какие мы видели у той же химеры. У быстро плавающих хищников, которые охотятся в угон, хорошо развита боковая линия, с помощью которой они улавливают колебания воды. Такова, например, рувета, или рыба-наждак – сильная и стремительная, как торпеда.

Глубоководных рыб мне не раз приходилось наблюдать из подводных аппаратов. Некоторые рыбы подпускали нас довольно близко, и тогда удавалось их сфотографировать. Удачно получился, например, глубоководный солнечник. Даже на черно-белой фотографии хорошо видны его органы свечения – фотофоры. Они расположены по периметру, подчеркивая контур рыбы. Благодаря светящимся в темноте точкам самцы и самки этого вида могут находить друг друга в кромешной тьме. Дав рыбам светящиеся опознавательные знаки, природа позаботилась о продолжении их рода.

При встрече с подводными аппаратами солнечники и некоторые другие глубоководные рыбы ведут себя довольно смирно, а то и вовсе остаются безучастными. К примеру, глубоководный солнечник неподвижно висит в толще воды и уплывает лишь тогда, когда подводный аппарат приближается к нему вплотную. В таких случаях у наших гидронавтов вырывался возглас: «Осторожно, рыбку задавишь!».

Почти не реагировали на приближение подводного аппарата многие донные и придонные рыбы, такие как мора, галозавровый и шилохвостый угри, макрурусы, нетопырь, беспузырный окунь. Никаких изменений в их поведении мы не замечали.

Однако другие рыбы воспринимали вторжение нашего железного чудовища крайне настороженно. Ни разу к иллюминаторам близко не подошел низкотелый берикс, хотя рыба эта многочисленна на многих подводных горах. В лучшем случае удавалось «достать» берикса телевиком, и то, как правило, с хвоста. О позировании берикса и говорить нечего: не любит эта рыба позировать на фотосессиях. Если повезет, фотоохотник мог сделать снимок берикса, что называется, в угон. Так же осторожны рувета, снэк, парацезио, рыба-сабля; чуть более доверчив этелис. За мою двадцатилетнюю подводную практику каждая из этих рыб попала в кадр один-два раза. Однажды в Аравийском море мне удалось снять этелиса на слайдовую пленку, и я считаю это большой удачей. Стайку парацезио, плывущую над склоном банки Назарет в Индийском океане, лишь единожды удалось сфотографировать Игорю Данилову, о чем я упоминал в главе «Маврикий и Назарет».

Общая закономерность в поведении глубоководных рыб такова: чем быстроходнее рыба, тем она осторожней; чем медлительнее – тем ближе подпускает к себе. Я думаю, что эта закономерность верна в отношении всех рыб вообще.

Наши тралы приносили из морских глубин не только рыб, но и беспозвоночных. Как и рыбы, беспозвоночные, обитающие на больших глубинах, сильно отличались от своих мелководных соплеменников, прежде всего цветом. Два цвета доминировали у них: красный и мертвенно-бледный. Поражали глубоководные креветки: огромные, до тридцати сантиметров длиной, рубиново-красного цвета. И что немаловажно – очень вкусные. Когда в трал попадали такие креветки, вся команда выбегала на палубу в надежде ухватить хоть одну такую креветку. Даже одной большой креветки, свареной в морской воде, хватало на ужин. Четыре или пять креветок было достаточно, чтобы украсить праздничный стол, например, когда отмечали чей-то день рождения.

Красный цвет креветок, как и других обитателей глубин, объясняется особенностями поглощения света в воде. Красные лучи солнечного спектра поглощаются уже в тонком поверхностном слое морской воды, а в глубоких слоях их нет совсем. Поэтому животные, окрашенные в красный цвет, не видны хищникам. Выходит, что красный цвет играет роль защитной, или маскирующей, окраски. Если бы креветки не были «одеты» в маскировочные красные «халаты», им вряд ли удалось бы выжить в глубинах океана, где полно свирепых хищников, например, алепизавр, макрохир, барбоурисия.

В 1980 году в одном из погружений в юго-восточной части Тихого океана мы дошли до глубины тысяча пятьсот метров. Подводный аппарат «Север-2» медленно поднимался вверх по склону подводной горы. Я смотрел в передний правый иллюминатор. Вдруг вижу: стоит на дне рыба, воткнув в ил длинные плавники. Именно стоит – не лежит, не плавает. Стоящей на длинных лучах грудных плавников рыбой оказался батизавр, довольно обычный для дна океана вид. Экземпляры этих рыб и раньше поднимали на свет божий тралы научно-исследовательских судов, но фотографий батизавра в естественной среде обитания немного. Один снимок и нам удалось сделать в том погружении. Удлиненные лучи плавников батизавра – приспособление, выработанное в ходе эволюции. Стоящему высоко над грунтом батизавру лучше видны окрестности, и он готов броситься на добычу, попавшую в поле зрения. Батизавр обладает флегматичным характером: он просто стоял на своих длинных грудных плавниках, заканчивающихся острыми лучами, и таком же хвостовом плавнике, как на треноге, и даже не шелохнулся, когда «Север-2» проплыл в двух метрах от него.

Иногда под водой нам попадались такие «звери», которые повергали в изумление даже бывалых гидронавтов. Однажды течение вынесло навстречу подводному аппарату «Север-2» странное существо, напоминающее мешок. Верхние края «мешка», собранные в складки, напоминали уши. У «мешка с ушами» были глаза, крупные и выпуклые. Все эти детали мы рассмотрели уже потом, на фотографии, которую случайно удалось сделать. В момент встречи никто из нас, конечно, ничего разглядеть не успел. Придя из рейса, я стал показывать специалистам-биологам фотографию загадочного существа. Один из них сказал, что это глубоководный плавающий осьминог. Больше плавающие осьминоги ни мне, ни моим товарищам-гидронавтам не встречались, и неважного качества фотография этого симпатичного существа так и осталась в моем фотоархиве единственной.

Несмотря на недостаток пищи на больших глубинах, многие животные, которые нам встречались, обладали очень внушительными размерами. Я уже упоминал о трехметровой сельдяной акуле, заглянувшей в мой иллюминатор на глубине 700 м во время погружения на Китовом хребте. Весьма впечатляющими были антипатарии, напоминающие формой и размерами кусты акации, запечатленные Валерием Бадулиным на подводной горе Месяцева в Тихом океане.

Для склонов многих подводных гор характерны гигантские губки. Я впервые увидел их на склоне подводной горы Плейто в Атлантическом океане на глубине 1450 м. Формой и величиной они напоминали комья снега и бочки. Там были и одиночные «бочки» и ряды «бочонков», выстроившихся в шеренги. Больше всего губок наблюдалось на перегибах склона. Они стояли так тесно, что создавали сплошную ловчую сеть, через которую фильтровалась вода. После губкового фильтра вода выходила чистой, планктон и сестон (неживая органическая взвесь) оседали на внутренних полостях губок. Такие губки в изобилии населяют и другие подводные горы, где сильны придонные течения, несущие им пищу.

С той же целью – улавливать планктон и сестон – широко расставляют лучи морские лилии, раскидывают ветви горгонарии разных видов, антипатарии, гидрокораллы. Там, где планктона и сестона много, вырастают настоящие подводные «леса». «Деревья» этого «леса» достигают двух метров в высоту, а то и больше. Однажды на склоне банки Сая-де-Малья наш трал достал огромное «дерево» – черный коралл, высотой более 3 м. Ствол его был толщиной в руку. Его быстренько распилили на куски и поделили между членами экипажа. Если бы все эти куски были проданы на рынке, скажем, острова Маврикий, то вырученных денег хватило бы на новенький «мерседес». Такова цена на черный коралл на азиатских рынках.

Каждое крупное животное на дне океана служит убежищем для множества мелких животных. В полостях губок любят прятаться коротколучевые офиуры и мелкие креветки, на горгонариях нередко можно видеть морских ежей, называемых в просторечье «апельсинами», а по-научному – дермэхинусами (Dermechinus horridus). Среди ветвей антипатарий и гидрокораллов находят приют длиннолучевые офиуры, возле «корней» прячутся ракообразные: лангусты, галатеиды, креветки. Таким образом, каждый куст превращается в микрооазис. Причем, это свойственно не только подводным горам (талассобатиали), но и материковому склону, то есть настоящей батиали. Например, в Японском море часто встречается такая триада: большой валун – сидящая на нем морская лилия гелиометра – гребенчатая креветка, прячущаяся под сенью лилии. Есть и более простые комплексы – тандемы, например: ежевидная актиния – северная креветка (батиаль Охотского моря). Пока не было подводных аппаратов, ученые о таких микрокомплексах ничего не знали, ибо трал или драга, которые обычно используют морские биологи в своих экспедициях, приносят кучу всякого «зверья» вперемежку с илом и камнями.

Однажды на глубине 1200 метров я увидел… торшер. По крайней мере, нечто, очень напоминающее напольный светильник оригинальной формы. Его спираль была усеяна светящимися точками, излучавшими голубоватый свет. Снимок вышел не слишком удачным – не хватило мощности вспышки, но общий облик животного был виден. «Что бы это могло быть?» – подумал я, когда напечатал снимок. Так и не смог определить. Вот уже двадцать лет загадка живого «торшера» не дает мне покоя. В определителях такого животного нет. Максимум, что могу сказать: животное относится к типу кишечнополостных, в который входят и коралловые полипы. Скорее всего, «торшер» – это какая-то горгонария, но какого вида? Для меня это так и осталось загадкой.

То, что некоторым животным, которых мы встречаем в глубинах океана, не удается дать точное название, не удивительно. Рельеф подводных гор и хребтов очень сложен. Там много ущелий, обрывов, каверн и пещер, в которые не то, что трал забросить – заглянуть, находясь в подводном аппарате, не всегда удается. Я думаю, что талассобатиаль еще подарит будущим исследователям немало открытий в области морской биологии.