ГЛАВА 3 Самые пагубные искусства

Из-под Креси Эдуард III направил свою армию маршем на север — к портовому городу Кале. Горожане укрылись за крепкими стенами, затворили ворота и собрались с духом, готовясь к долгому состязанию в твердости с врагами-англичанами. Началась одна из наиболее обычных форм средневековой войны — осада.

В эпоху Средних веков стена замка или укрепленного города была непреодолимым препятствием почти для любого нападающего. Города брали путем продолжительной блокады, приводившей к тому, что население, запертое в ловушке, начинало голодать. Однако осада была разорительно дорогим предприятием. Осаждающие должны были постоянно быть начеку, чтобы на помощь осажденным не пришли их союзники, нужно было противостоять и вылазкам самих горожан. Источники воды и стратегические запасы провизии позволяли городу или замку выдерживать блокаду в течение многих месяцев. Противнику, у которого не было возможности разрушить каменные стены, частенько приходилось снимать осаду и отправляться восвояси.

Эпоха бурного строительства замков началась в Европе с XI века. Норманны упрочили свою власть над Англией, воздвигнув на острове больше девятисот крепостей. Построить замок было сравнительно легко, его стены могли противостоять большинству осадных машин, замки вдохновляли дворян и рыцарей Средневековья отстаивать свою независимость, что привело в результате к столетиям локальных войн, терзавших феодальную Европу.

Со времен Древнего Рима полководцы атаковали стены разрушающими машинами: катапультами, метавшими камни, баллистами, напоминавшими огромные арбалеты, и другими хитроумными устройствами. Теперь в их распоряжении была новинка — устройство, способное с помощью химии метать снаряды на большей скорости, чем любое механическое приспособление. Оно могло стрелять в лоб, прямой наводкой, а не метать камни по навесной траектории, как это делали катапульты. Ядро пушки могло ударить прямо в стену или ворота и, возможно, проломить их.

Мощь замка зависела от высоты и прочности его стен. Осаждающие не могли пробить брешь в камне, так что у защитников была неприступная выигрышная позиция для того, чтобы осыпать нападающих метательными снарядами. Однако с появлением пушек именно прочность стены делала ее уязвимой для пушек. Каменная кладка, если ударить по ней с достаточной силой, трескалась, и с того момента, как ее структура была нарушена, высота стены становилась ее недостатком — находящийся высоко центр тяжести угрожал обвалить всю конструкцию.

Артиллеристы Эдуарда поставили двадцать «пушек весьма великих и другой великий наряд», чтобы бомбардировать стены Кале. Выстрелы и удары каменных ядер, врезающихся в стены, приводили в отчаяние жителей. Осень сменилась зимой, а непрерывная канонада продолжала изматывать им нервы.

Но пушки у стен Кале, как и пушки у Креси, были в конечном счете не слишком эффективны. Воображение Эдуарда опережало его технические возможности. Его порох был слишком слабым, ядра его орудий — слишком малы и медленны для того, чтобы сокрушить укрепления французского города. С орудиями, неспособными вывести дело из патовой ситуации, осада текла обычным чередом. Припасы горожан истощились, им пришлось есть крыс. В августе 1347 года, после того как король Филипп, струсив, не сделал достаточно решительной попытки оказать помощь Кале, отцы города запросили перемирия. Они вышли из города с петлями на шеях, прося, чтобы их повесили во искупление жизней остальных граждан.

Эдуард пощадил горожан, однако изгнал всех знатных бюргеров и заменил их семействами английских купцов, упрочив таким образом власть над городом.

Хотя порох не показал себя под Кале особенно эффективным, артиллеристы успели понять, в чем состоит дальнейшая задача. Пушка должна была стать венцом осадной техники, идеальным тараном. Артиллеристы, пороховых дел мастера и металлурги принялись за работу. С начала XIV столетия они отливали маленькие пушки из бронзы или железа. Но литье — это ремесло, требующее высочайших профессиональных навыков, большого опыта и к тому же чрезвычайно дорогое. Большие литые пушки появятся еще не скоро. Пока что наибольшие перспективы сулила ковка. У кузнецов того времени уже был долгий опыт работы с упругим, ковким железом. Все, что им было нужно, — научиться делать из него пушки.

Кузнецы позаимствовали технологию у бочаров, собиравших свои бочки из продольных клепок, схваченных обручами. Оружейники выковывали длинные железные полосы, нагревали их, укладывали вдоль круглого деревянного столба-сердечника и сваривали. Щели между полосами заливали свинцом и натягивали на получившуюся «бочку» раскаленные добела железные кольца. Остывая, кольца сжимались, образуя прочный цилиндр — ствол. Орудие такого типа было похоже на кусок водопроводной или канализационной трубы — оно было далеко не таким элегантным, как утончающийся к жерлу ствол классической пушки. Чтобы сделать орудие большего размера, ремесленник попросту брал более толстый сердечник, большее количество полос-»клепок» и кольца-»обручи» большего диаметра. Это был большой технический прорыв. Кузнецы, используя проверенные веками приемы своего ремесла, могли теперь создавать артиллерийские орудия практически неограниченной величины.

И они быстро выросли до поразительных размеров. Эти суперпушки, называвшиеся бомбардами, скоро распространились по всей Европе. В 1388 году нюренбергские оружейники нарекли чудовищную пушку женским именем «Кримхильда». Ее трехтонный ствол стрелял каменными ядрами, высеченными из мрамора и весившими больше пятисот фунтов.

Перевозка столь тяжелого объекта представляла огромные трудности. Сначала прислуга, используя наклонные пандусы и вороты, должна была втащить пушку на специальную прочную повозку. Затем возницы координировали медленное передвижение орудия по дорогам. Изуродованные глубокими колеями и рытвинами при сухой погоде, в дождь дороги превращались в непролазную грязь. Под тяжестью груза ломались мосты.

Лидером артиллерийского дела того времени было герцогство Бургундское — его развитая система рек и каналов облегчала перевозку орудий.

Важнейшей частью пушки была зарядная камера — емкость с толстыми стенками и меньшим, чем у ствола, внутренним диаметром, находившаяся в казенной части — заднем конце пушки. У некоторых орудий камера была такой же длины, как и сам ствол, в других это был сосуд, похожий на высокую пивную кружку. Артиллерист загружал в камеру заряд пороха, затем утрамбовывал его деревянным банником. Чтобы выстрелить из пушки, камеру крепили к казенной части орудия, притянув ее рычагами, вставлявшимися в отверстия ворота, или надежно зафиксировав деревянными или металлическими клиньями, которые упирались в заднюю часть деревянного лафета.

Бомбарда стала первым по-настоящему эффективным огнестрельным оружием в Европе. Населению осажденного города предстояло, прежде всего, выдержать выстрел пушки, от которого содрогалась земля. Затем следовал глухой удар ядра, заставлявшего содрогнуться городские стены. В 1382 году армия, осаждавшая Оденарде во Фландрии, «поставила невиданно огромную бомбарду, палившую камнями невиданного веса, и когда сия бомбарда выпалила, то наделала такого шуму, как если бы примчались все дьяволы преисподней». Осадные орудия не только ослабляли и дробили прочные укрепления, но и выматывали нервы защитников. Ни одно королевство не хотело отстать в овладении оружием, обладающим таким разрушительным потенциалом.

Тем временем оружейных дел мастера продолжали раздвигать границы своего ремесла. Филипп Добрый, герцог Бургундский, приказал оружейнику Жану Камбье выковать пушку со стволом в 15 футов длиной. Это чудище весило почти восемь тонн. Чтобы выстрелить пятисотфунтовым каменным ядром, пушке требовалось больше сотни фунтов пороха. Воодушевленные успехом, оружейники Фландрии сделали бомбарду под названием Dulle Griet — «Безумная Грета». Созданная около 1450 года, она побила рекорд: 18 тонн. Ее 16-футовый ствол палил каменными ядрами, имевшими два фута в поперечнике.

Mons Meg («Маргарет из Монса»), еще одна кованая пушка Камбье, имела калибр больше девятнадцати дюймов. Ствол был сварен из двух слоев железных полос в два с половиной дюйма толщиной и стянут обручами, сделанными из трех с половиной дюймов сплошного железа. Филипп Добрый в 1457 году отправил это орудие своим союзникам-шотландцам. Получатель, Яков II Огненнолицый, был энтузиастом артиллерии, он использовал пушку в своей долгой и трудной войне с англичанами. Но его усердие не принесло ему счастья: в 1460 году 30-летний монарх, о котором один современник сказал, что «ни одному королевскому величеству не доводилось быть более любознательным», стоял слишком близко к одной из пушек при осаде Роксборо и был убит, когда она взорвалась, — происшествие, в ту раннюю пору артиллерии прискорбно заурядное.

К первому десятилетию XV века артиллерия завоевала такое положение в войсках, что ни один полководец не мог позволить себе обойтись без нее в походе. Новизна пушек с тех пор поблекла. Итальянский поэт Петрарка писал уже в 1350-х годах: «Эти инструменты, что стреляют металлическими шарами с самым ужасным шумом и вспышками огня… были несколько лет назад слишком редки, и на них взирали с величайшим изумлением и уважением. Однако ныне они стали так же привычны и знакомы, как любой другой вид оружия. Сколь же быстры и изобретательны умы человеческие в обучении самым пагубным искусствам».

В 1415 году английский король Генрих V продолжил войну, начатую его дедом Эдуардом III. Генрих пришел в Нормандию с намерением взять город Гарфлер — крепость в устье Сены. Он начал обстреливать стены из десяти пушек. Три из них были бомбардами, достаточно внушительными, чтобы удостоиться имен «Лондон», «Посланник» и «Королевская дочь». Они терроризировали горожан своим грохотом, дымом и тошнотворным треском, с которым четырехсотфунтовые камни врезались в городские стены.

…Канонир

Подносит к пушке дьявольский фитиль —

Все сметено,[9] —

так Шекспир описывал эту сцену почти два столетия спустя.

Канониры Генриха стреляли по воротам внешнего укрепления, пока не разбили их вдребезги и не заставили защитников отойти. Но англичанам не понадобилось врываться в брешь: рев пушек сломил боевой дух противника. Увидев разрушения, которых они раньше и представить себе не могли, горожане согласились на условия Генриха. Осада продолжалась всего шесть недель.

Десять лет спустя положение французов стало совсем отчаянным. Болезненный и нерешительный Карл VII унаследовал невероятно тяжелую ситуацию. Англичане, расширяя завоевания Генриха V, стали хозяевами большей части Франции, английский регент — герцог Бедфорд — правил из Парижа. При поддержке англичан урвали свою долю власти и бургундцы. Еще будучи дофином, Карл отступил со своими сторонниками за Луару, надеясь перегруппироваться. Но в 1428 году Бедфорд решил расширить английский домен к югу. Он перешел в наступление и осадил Орлеан. Взятие города положило бы центральную Францию к ногам англичан. Только чудо могло вернуть Карлу удачу.

И чудо свершилось — случилось историческое событие, волшебное, как бывает только в сказке. Появилась семнадцатилетняя крестьянская девушка. Покорная небесным голосам, она подписывала свое имя Jehanne и звалась La Pucelle — Дева. В историю она вошла под именем Жанны д’Арк. Ведомая простодушной верой и изумительной военной смекалкой, она сплотила павшие духом французские отряды, прорвала осаду, вдохновила армию на победу и устроила коронацию Карла в древней столице Реймсе, укрепив легитимность монарха, встряхнув нацию и переломив многолетнюю череду поражений. Ее короткая сказочная карьера еще раз подтвердила, что воодушевление, отвага и вера в чудеса могут играть решающую роль в сражениях.

Столь же значительны были и практические военные заслуги Жанны. Многие свидетели, выступавшие на ее посмертном реабилитационном процессе, рассказывали, как талантливо она размещала и использовала артиллерию. «Она действовала в бою так мудро и ясно, — говорит один сторонник Девы, — словно была капитаном, имеющим двадцати-тридцатилетний опыт, особенно же в устройстве артиллерии, поскольку здесь она была поистине величественной».

Легенды всегда сопровождали Жанну подобно мотылькам, которые, говорят, порхали вокруг ее штандарта, однако свидетельства источников о ее военной изобретательности и особом умении применять порох действительно заслуживают доверия. В то же время свобода, с которой она обращалась с дотоле невиданной химической энергией, заставляет задуматься о двух особенностях пороха во второй четверти XV века. Во-первых, практическая сторона дела была в руках ремесленников, простолюдинов. Опасность и дьявольские атрибуты, связанные с изготовлением пороха, должны были привлекать к этому ремеслу странную компанию визионеров и первооткрывателей. Оно наверняка требовало работников, привыкших рисковать и не боявшихся испачкаться. Подобно кузнецам того времени, это был народ бродячий, всегда готовый к путешествию в те места, где была работа, где можно было продать свое мастерство тому, кто предложит наибольшую цену. Жанна, сама крестьянка, была своей в среде этих людей, могла на равных с ними обсуждать тонкости рецептур и применения пороха. Подобный доступ к информации был неоценим и помог ей лучше почувствовать возможности новой технологии.

Второй особенностью пороха была его новизна, и тут юность Жанны давала ей преимущество: ей было легче овладеть этой новой формой энергии, которая находила все более широкое применение и уже начала подтачивать старые заповеди военной науки. Полководцы, вскормленные на классических теориях, считали огнестрельное оружие чем-то чужеродным и сопротивлялись тому, чтобы включить его в свое стратегическое мышление. Жанна, лишенная предрассудков, смотрела на артиллерию свежим взглядом и без труда научилась интуитивно ее применять. Это та же легкость, что позволяет сегодняшней молодежи так быстро осваивать технологические возможности компьютера, в то время как их родители этому всячески сопротивляются.

Миссию Жанны внезапно прервала стычка с бургундскими силами под Компьеном. Герцог Филипп Добрый, захвативший Деву в бою, передал ее англичанам. Религиозные чувства эпохи требовали, чтобы ее видения были официально признаны демоническими — таким и оказался вердикт последовавшего показательного суда. Наказанием за ересь была смерть. Карл, которому она помогла заполучить трон, не стал решительно добиваться ее освобождения. В мае 1431 года, в неполные двадцать лет, Жанна была сожжена заживо на рыночной площади Руана.

Утвердившись на престоле, Карл VII начал действовать, как подобает королю, показав себя умелым правителем. Под впечатлением от внушительной артиллерии бургундцев, которые в 1435 году покинули англичан и перешли на сторону французов, Карл нанял двух братьев, Жана и Гаспара Бюро. Они и создали первую в мире законченную артиллерийскую организацию. Французские оружейники, до той поры независимые подрядчики, теперь были сгруппированы в структурные подразделения, отличавшиеся друг от друга даже парадной униформой. Артиллерия больше не была бутафорским реквизитом, но стала обязательным атрибутом войны. В распоряжении Гаспара Бюро, maitre de l`artillerie, были тридцать канониров, смотритель артиллерии, главный возчик и другие профессионалы.

Пройдя маршем через Нормандию, французская армия в октябре 1449 года осадила Руан. Пушки открыли огонь. Город сдался всего через три дня бомбардировки. Два месяца спустя артиллерия поставила на колени Гарфлер, и город оказался в руках французов впервые с тех пор, как был захвачен Генрихом V. Генриху тогда понадобилось шесть недель, чтобы покорить крепость — у Карла на это ушло всего семнадцать дней.

Карл перенес военные действия в окрестности Бордо — города, бывшего под властью англичан с XII века, со времен Генриха II. Пушки снова и снова играли решающую роль: города один за другим предпочитали сдачу бомбардировке. Сопротивление англичан было на последнем издыхании, когда их армию возглавил 80-летний сэр Джон Тальбот. К этому времени Жан Бюро осадил занятый англичанами город Кастильон. 17 июля 1453 года Тальбот повел армию, чтобы снять осаду. Бюро развернул свои осадные пушки и обрушил огонь на наступающие английские порядки. Согласно французскому свидетельству, «артиллерия… причинила горестный ущерб англичанам, поскольку каждый выстрел сражал пятерых или шестерых, так что все были убиты». Сам Тальбот тоже погиб. Французы вступили в город «сквозь бреши, проделанные артиллерией».

Кастильон сдался. Династическая война, которая больше столетия терзала Европу, была закончена.

В тот же год, когда смолкли бомбарды Столетней войны, зловещие отзвуки донеслись с другого конца континента. Константинополь, город императоров, в течение одиннадцати столетий стоял стражем между Европой и Азией. Однако набирающая силу Оттоманская империя давно уже грозила погубить древнюю столицу. Опасность достигла апогея в 1451 году, когда турецкий султан Мехмед II разорвал отношения с императором Константином XI, последним наследником Восточной Римской империи. Мехмед уже утвердил свое владычество за Босфором, заполучил контроль над большей частью Греции и изрядным куском Балкан. Он твердо решил обратить прославленную и стратегически важную столицу в жемчужину своей империи.

Мехмед был терпелив, но чрезвычайно переменчив в настроении, славился и своей жестокостью, и утонченностью своих стихов. Говорили, что султан, с его изогнутыми бровями, длинным крючковатым носом и чувственными губами, «напоминает попугая, собравшегося поклевать пьяных вишен». К тому времени, когда он решил взять Константинополь, ему было всего двадцать. Он был одержим этой идеей настолько, что не мог спать и проводил лихорадочные ночи, обдумывая, как именно захватить предмет своих вожделений.

Задача могла поставить в тупик кого угодно. Константинополю на протяжении столетий пришлось выдержать двадцать осад. Город — окруженный стенами небольшой полуостров, на котором были и городские здания, и поля, — гордился самыми внушительными укреплениями в мире и был единодушно признан неприступным. Его двойные стены датировались еще пятым веком. Высота внутренней стены составляла 40 футов. Перед ней простиралась полоса свободной земли, затем еще одна 25-футовая стена, а перед ней — ров в 15 футов глубиной. При грамотно организованной обороне стены могли выдержать практически любое нападение.

Об оружейнике по имени Урбан, сыгравшем ключевую роль в судьбе города, мало что известно. Сообщают, что он был родом из Венгрии — страны, которая благодаря богатым рудным месторождениям стала лидером металлургии. Судя по результатам, Урбан был одним из самых искусных литейщиков и пороховых дел мастеров своего времени. Он предложил свои услуги византийскому императору. Жалованье, которое пообещали греки, было скудным, запас металла, нужного для постройки пушки, недостаточен. Урбан, по всей видимости, не испытывавший особой преданности христианскому делу, стал прощупывать, сколько могли бы заплатить мусульмане. Мехмед внимательно выслушал предложения Урбана и спросил: может ли он создать пушку, которая обрушит стены Константинополя? Страстно желая поскорее завершить сделку, венгр ответил утвердительно. Богатства, которыми вознаградил его Мехмед, были больше, чем дерзал просить Урбан. Мастер принялся за работу.

Хорошо владевший технологиями, которые в это время все еще находились в стадии развития, Урбан знал, как делать отливки большого размера. Чтобы метнуть снаряд, который сможет проломить стены Константинополя, было необходимо давление, противостоять которому могло только прочное литье из медного сплава. Урбану понадобилось три месяца, чтобы изготовить огромную пушку. Он расплавил медь и добавил в нее для прочности небольшое количество олова. Некоторое количество металла было получено из руды, большая часть — из переплавленных небольших пушек: Мехмед был готов рискнуть частью своего ценного артиллерийского обоза, сделав ставку на способность Урбана изготовить суперпушку.

Точное литье подобного масштаба, выполненное к тому же на примитивном литейном оборудовании, — один из самых впечатляющих инженерных подвигов в истории. Гигантская бомбарда Урбана состояла из двух частей, которые затем свинчивались вместе. Задняя часть представляла собой камеру с очень толстыми стенками, способными выдержать взрыв большого количества пороха: диаметр ствола был достаточно велик, чтобы принять огромный каменный снаряд.

Мехмед был в восхищении от новой пушки. Он установил ее в крепости, которую с вызовом построил прямо над Босфором, и объявил, что отныне ни одно судно не смеет пройти мимо без его разрешения. Некий венецианский купец попытался пренебречь эдиктом — канониры Урбана выпалили из бомбарды и утопили судно одним удачным выстрелом. Мехмед приказал обезглавить команду, а капитана посадить на кол. Венецианцы и генуэзцы были основательно встревожены — их выгодная торговля с черноморскими портами висела на волоске. Генуя послала в помощь Константину эскадру и семьсот солдат. Но это был всего лишь красивый жест. Никто не верил до конца, что город может быть потерян, да к тому же капризные христианские монархии Европы все равно не могли бы организовать серьезное сопротивление опасности.

Мехмед, на которого ловкость пушкарей произвела впечатление, велел Урбану превзойти самого себя. В январе 1453 года венгр отлил еще одну пушку. Размеры ее были поистине чудовищны: ствол длиной в 26 футов был способен пустить каменное ядро весом более полутонны. Пятьдесят пар волов с трудом тащили гигантское орудие. Прислуга его состояла из семисот человек. О первом огневом испытании Урбан предупредил за день, чтобы избежать паники среди гражданского населения. Грохот выстрела был слышен на много лиг кругом. Ядро пролетело милю и зарылось на шесть футов в землю.

К апрелю огромная пушка была установлена перед шатром султана рядом с многочисленными орудиями меньшего размера. Все они были нацелены на городские стены Константинополя. Под командой Мехмеда было предположительно 80 тысяч человек, из них 20 тысяч насчитывали нерегулярные части — башибузуки. Ядро армии составляли двенадцать тысяч отборных янычар. Этих солдат султан отбирал из христианских семей в самом юном возрасте, обращал в ислам, воспитывал из них искусных и фанатичных бойцов и определял в свою личную гвардию. Император Константин мог рассчитывать в городе только на шесть тысяч человек, способных носить оружие, — последние остатки армии, которая вела свою родословную от императорского Рима, — и на три тысячи иностранцев, в числе которых были несколько испанских дворян — идеалистов, прибывших, чтобы воплотить в жизнь мечты о рыцарстве, защищающем веру.

Мехмед предложил византийцам сдаться — и сохранить жизнь. Те отказались. 12 апреля началась бомбардировка. Огромные ядра врезались в стены, потрясая их, сокрушая камень камнем. Канониры работали без устали. Порох подавался тоннами. Чтобы правильно зарядить гигантскую пушку, требовалось несколько часов, поэтому самое большое орудие могло выстрелить только семь раз в сутки. Некоторые из ядер, летевших на город, были высечены из мрамора, взятого из храмов античной Греции.

Постепенно безостановочные удары начали расшатывать внешнюю стену. Защитники пытались прикрывать укрепления дощатыми щитами и кипами хлопка, чтобы уменьшить силу удара ядер. Ночью, когда огневой вал стихал, они исступленно сгребали лопатами землю и обломки к поврежденным участкам и воздвигали деревянные частоколы, чтобы закрыть самые страшные бреши.

В ночь на 28 мая византийцы увидели, как в турецком лагере ярко вспыхнули огни. Турки подтаскивали пушки еще ближе к стенам города. Другие засыпали оборонительный ров ветками, землей, фашинами, связанными из прутьев. В час тридцать пополуночи загремели барабаны, зазвенели тарелки. Пушки снова обрушили свои удары на стены. Четыре часа подряд эхо мощной канонады отдавалось за лежащим во тьме Босфором. Набат звучал над городом.

На рассвете толпы янычар подступили ко рву. Один из них, гигант по имени Хасан, взобрался на частокол и завязал яростную схватку с византийцами. Он заставил их отступить, прежде чем сам был сражен. Несколько турок незаметно пробрались в оставленные без охраны боковые ворота и подняли свои флаги на стенах. Смятение охватило измученных византийцев. И тут янычары преодолели первую стену. Сохраняя боевой порядок, они прижали защитников к главной стене, и те, не имея возможности отступить, были перебиты. Их соратники на стене поддались нарастающей панике и побежали по домам, надеясь защитить свои семьи. Осадные лестницы взвились вверх, не встречая сопротивления. Турки вошли в город через Военные ворота Святого Романа. Занимался рассвет. Константинополь, окутанный едким туманом порохового дыма, был взят.

Мехмед обещал своей солдатне отдать им город на три дня на разграбление — это была обычная участь взятой штурмом крепости. Хаос объял одну из величайших мировых столиц, когда мародеры наперегонки с регулярными частями бросились хватать трофеи и пленников.

Христианские свидетели оставили страшные описания грабежа, улиц, по которым струилась кровь, отрубленных голов, качавшихся на волнах у берега. В смертельном ужасе горожане закрылись в великолепном соборе Святой Софии и молились о чуде. Ответом им были глухие удары тарана в двери.

И все же жителям Константинополя повезло больше, чем гражданам большинства взятых штурмом городов. Мехмед был очень озабочен тем, чтобы сделать город «витриной» своего процветающего царства. Он быстро назначил новую гражданскую администрацию. Около полудня султан совершил свой триумфальный въезд и произнес послеполуденную молитву в величественном соборе, наскоро превращенном в мечеть.

На следующий день жуткая тишина упала на город. «Ибо все было пустыней, — говорит хронист. — Ни человека, ни скота, ни птицы, каркающей или щебечущей внутри города».

Известие о падении Константинополя достигло Венеции 29 июня, Рима — еще на неделю позже. Христианский мир был потрясен. «Слава Востока, — горестно стенал кардинал Виссарион, — убежище всего благого, захвачена».

Это была одна из самых многозначительных новостей, когда-либо достигавших Европы. Порох начал изменять мир.