Эгофутуризм

Эгофутуризм

Пролог

«Вы идете обычной тропой, —

Он к снегам недоступных вершин»

Мирра Лохвицкая

I

Прах Мирры Лохвицкой осклепен,

Крест изменен на мавзолей, —

Но до сих пор великолепен

Ее экстазный станс аллей.

Весной, когда, себя ломая,

Пел хрипло Фофанов больной,

К нему пришла принцесса мая,

Его окутав пеленой…

Увы! — пустынно на опушке

Олимпа грезовых лесов…

Для нас Державиным стал Пушкин,

Нам надо новых голосов!

Теперь повсюду дирижабли

Летят, пропеллером ворча,

И ассонансы, точно сабли,

Рубнули рифму сгоряча!

Мы живы острым и мгновенным, —

Наш избалованный каприз:

Быть ледяным, но вдохновенным,

И что ни слово — то сюрприз.

Не терпим мы дешевых копий,

Их примелькавшихся тонов

И потрясающих утопий

Мы ждем, как розовых слонов…

Душа утонченно черствеет,

Гнила культура, как рокфор…

Но верю я: завеет веер!

Как струны, брызнет сок амфор!

Придет Поэт — он близок! близок! —

Он запоет, он воспарит!

Всех муз былого в одалисок,

В своих любовниц претворит.

И, опьянен своим гаремом,

Сойдет с бездушного ума…

И люди бросятся к триремам,

Русалки бросятся в дома!

О, век Безразумной Услады,

Безлистно-трепетной весны,

Модернизованной Эллады

И обветшалой новизны!..

Дылицы. 1911, лето.

II

Опять ночей грозовы ризы,

Опять блаженствовать лафа!

Вновь просыпаются капризы,

Вновь обнимает их строфа.

Да, я влюблен в свой стих державный,

В свой стих изысканно-простой,

И льется он волною плавной

В пустыне чахлой и пустой.

Все освежая, все тревожа,

Топя в дороге встречный сор,

Он поднимает часто с ложа

Своих кристальных струй узор.

Препон не знающий с рожденья,

С пренебреженьем к берегам,

Дает он гордым наслажденье

И шлет презрение рабам.

Что ни верста — все шире, шире

Его надменная струя.

И что за дали! что за шири!

Что за цветущие края!

Я облеку как ночи — в ризы

Свои загадки и грехи,

В тиары строф мои капризы,

Мои волшебные сюрпризы,

Моя ажурные стихи!

Мыза Ивановка. 1909, июнь.

III

Не мне в бездушных книгах черпать

Для вдохновения ключи, —

Я не желаю исковеркать

Души свободные лучи!

Я непосредственно сумею

Познать неясное земле…

Я в небесах надменно рею

На самодельном корабле!

Влекусь рекой, цвету сиренью,

Пылаю солнцем, льюсь луной;

Мечусь костром, беззвучу тенью

И вею бабочкой цветной.

Я стыну льдом, волную сфинксом,

Порхаю снегом, сплю скалой,

Бегу оленем к дебрям финским,

Свищу безудержной стрелой.

Я с первобытным неразлучен,

Будь это жизнь ли, смерть ли будь.

Мне лед рассудочный докучен, —

Я солнце, солнце спрятал в грудь!

В моей душе такая россыпь

Сиянья, жизни и тепла,

Что для меня несносна поступь

Бездушных мыслей, как зола.

Не мне расчет лабораторий!

Нет для меня учителей!

Парю в лазоревом просторе

Со свитой солнечных лучей!

Какие шири! дали! виды!

Какая радость! воздух! свет!

И нет дикарству панихиды,

Но и культуре гимна нет!

Петербург. 1909, октябрь.

IV

Я прогремел на всю Россию,

Как оскандаленный герой!..

Литературного Мессию

Во мне приветствуют порой;

Порой бранят меня площадно; —

Изза меня везде содом!

Я издеваюсь беспощадно

Над скудомысленным судом!

Я одинок в своей задаче

И оттого, что одинок,

Я дряблый мир готовлю к сдаче,

Плетя на гроб себе венок.

Дылицы. 1911, лето.

Поэза вне абонемента

Я сам себе боюсь признаться,

Что я живу в такой стране,

Где четверть века центрит Надсон,

А я и Мирра — в стороне;

Где вкус так жалок и измельчен,

Что даже — это ль не пример?

Не знают, как двусложьем:

Мельшин — Скомпрометирован Бодлэр;

Где блеск и звон карьеры — рубль,

А паспорт разума — диплом;

Где декадентом назван Врубель

За то, что гений не в былом…

Я — волк, а Критика — облава!

Но я крылат! И за Атлант —

Настанет день! — польется лава —

Моя двусмысленная слава

И недвусмысленный талант!

Прощальная поэза

(Ответ Валерию Брюсову на его послание)

Я так устал от льстивой свиты

И от мучительных похвал…

Мне скучен королевский титул,

Которым Бог меня венчал.

Вокруг — талантливые трусы

И обнаглевшая бездарь…

И только Вы, Валерий Брюсов,

Как некий равный государь…

Не ученик и не учитель,

Над чернью властвовать устав,

Иду в природу, как в обитель,

Петь свой осмеянный устав…

И там, в глуши, в краю олонца,

Вне поощрений и обид,

Моя душа взойдет, как солнце,

Тому, кто мыслит и скорбит!

Эпилог

1

Я, гений Игорь — Северянин,

Своей победой упоен:

Я повсеградно оэкранен!

Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-Артуру

Черту упорную провел.

Я покорил Литературу!

Взорлил, гремящий, на престол.

Я, — год назад, — сказал: «я буду!»

Год отсверкал, и вот — я есть!

Среди друзей я зрил Иуду,

Но не его отверг, а — месть.

— Я одинок в своей задаче! —

Прозренно я провозгласил.

Они пришли ко мне, кто зрячи,

И, дав восторг, не дали сил.

Нас стало четверо, но сила,

Моя, единая, росла.

Она поддержки не просила

И не мужала от числа.

Она росла, в своем единстве

Самодержавна и горда, —

И, в чаровом самоубийстве,

Шатнулась в мой шатер орда…

От снегоскалого гипноза

Бежали двое в тлень болот;

У каждого в плече заноза, —

Зане болезнен беглых взлет…

Я их приветил: я умею

Приветить все, — божи, Привет!

Лети, голубка, смело к змею!

Змея! обвей орла в ответ!

2

Я выполнил свою задачу,

Литературу покорив,

Бросаю сильным на удачу

Завоевателя порыв.

Но даровав толпе холопов

Значенье собственного «я»,

От пыли отряхаю обувь,

И вновь в простор — стезя моя.

Схожу насмешливо с престола

И, ныне светлый пилигрим,

Иду в застенчивые долы,

Презрев ошеломленный Рим.

Я изнемог от льстивой свиты

И по природе я взалкал.

Мечты с цветами перевиты,

Росой накаплен мой бокал.

Мой мозг прояснили дурманы,

Душа влечется в Примитив.

Я вижу росные туманы!

Я слышу липовый мотив!

Не ученик и не учитель,

Великих друг, ничтожных брат,

Иду туда, где вдохновитель

Моих исканий — говор хат.

До долгой встречи! В беззаконце

Веротерпимость хороша.

В ненастный день взойдет, как солнце,

Моя вселенская душа!

Игорь Северянин

«Громокипящий кубок». 1912, октябрь. Книгоиздат. «Гриф», Москва, 1913.