3.6. Итоги и обсуждение

3.6. Итоги и обсуждение

Подробное рассмотрение боевых действий всех частей и соединений ВВС Юго-Западного фронта на этапе «приграничного сражения» потребовало бы многотомного исследования. Учитывая, что объем данной главы небезграничен, постараемся теперь подвести некоторые предварительные итоги. В соответствии с общими правилами дидактики мы будем двигаться от самого простого к самому сложному.

Самым простым следует признать тот вывод, который можно сделать на основании одного взгляда на географическую карту с нанесенными на нее точками расположения советских аэродромов. Никакого «сосредоточения основных сил авиации у пограничных столбов» нет и в помине. К моменту начала боевых действий четыре десятка (назвать точную цифру невозможно из-за наличия большого числа «формирующихся» авиачастей, находившихся в разной степени укомплектованности и боеготовности) авиаполков ВВС Киевского ОВО были достаточно равномерно размещены на огромном пространстве Правобережной Украины. За исключением 149-го ИАП на аэродроме Черновцы, даже истребительные полки первого эшелона ВВС округа (фронта) базировались на расстоянии не менее 50–70 км от границы. Соответственно, не имеют ничего общего с действительностью получившие в последние годы широкое хождение байки про то, как «утром 22 июня аэродромы были обстреляны немецкой артиллерией, а ближе к полудню на летное поле выкатились вражеские танки…».

Авиация противника (5-й авиакорпус 4-го Воздушного флота Люфтваффе) была сконцентрирована на значительно меньшем (8 основных) числе аэродромов, причем даже бомбардировочные группы базировались не далее 100 км от границы. Все это создавало весьма благоприятные условия для нанесения массированного удара по аэродромам противника, однако все предвоенные планы, в которых этот удар был подробно расписан, были «забыты» с первой же минуты войны. В отличие от ВВС Одесского округа (Южного фронта), которые хотя бы предприняли некоторые – очень слабые и неорганизованные – попытки нанести удар по аэродромам на территории противника, авиация Юго-Западного фронта, за редчайшими исключениями, линию границы не пересекала, и противник на своих аэродромах мог чувствовать себя в полной безопасности. Совершенно проигнорирована была и поставленная предвоенными планами задача нанесения бомбового удара по объектам транспортной инфраструктуры (мосты, переправы, ж/д станции и перегоны) в оперативном тылу противника.

Боевая работа была распределена между соединениями ВВС фронта крайне неравномерно. И даже не по старой недоброй поговорке: «Кто везет, на того и грузят», а скорее по прямо противоположному принципу: «на кого нагрузили, тот и повез». Другими словами, объем боевой работы фактически определяло не советское командование, а противник; ВВС фронта лишь реагировали – более или менее успешно – на удары, наносимые авиацией врага. «В целом для полка второй день войны прошел спокойно, немцы аэродром не трогали» – эта бесхитростная фраза из мемуаров Ф. Архипенко весьма точно передает суть «реактивного метода» управления боевыми действиями ВВС фронта.

Наглядной иллюстрацией к этому может служить многократно упомянутая выше «Сводка уничтоженных самолетов противника», приложенная к докладу командующего ВВС Юго-Западного фронта от 21 августа 1941 г. Содержащиеся в ней сведения можно свести в следующую, весьма красноречивую, таблицу:

Конечно, «Сводка» эта не слишком точна. В частности, «ВВС 12-й армии», к которым (о чем, опять же, надо лишь догадываться) составитель отнес авиаполки 63, 64 и 44-й дивизий, сбили некоторое количество самолетов противника уже в первые дни войны; числились сбитые самолеты противника и за 36-й ИАД. Однако общая картина вырисовывается достаточно ясно. В первую неделю войны истребительные части, расположенные в глубине оперативного построения и на южном фланге фронта, фактически бездействуют и терпеливо дожидаются того момента, когда противник, разгромив первый эшелон ВВС фронта, дойдет до них. Такое «оперативное искусство», проявленное командованием ВВС Юго-Западного фронта, выглядит особенно контрастно на фоне действий противника, который непрерывно перебазировал свои авиачасти вслед за наступающими наземными войсками (уже 26–27 июня истребительные группы 5-го авиакорпуса Люфтваффе перелетели на захваченные советские аэродромы в полосе прорыва 1-й танковой группы, а в начале июля весь авиакорпус переместился из Польши на бывшую советскую территорию).

Еще одним, весьма незаурядным проявлением «реактивности» действий ВВС Юго-Западного фронта можно считать удивительно большое число сбитых самолетов противника, заявленных стрелками бомбардировщиков. Разумеется, «заявленные» и реально сбитые – это совсем не одно и то же, но ведь такую же логику можно и нужно распространить и на заявленные победы летчиков-истребителей. Так вот, судя по вышеупомянутой «Сводке», в период с 22 июня по 3 июля включительно истребительные полки заявили о 133 сбитых самолетах противника, а стрелки бомбардировщиков – о 70 (62-я БАД – 33, 18-я ДБАД – 17, 16-я БАД – 12, 19-я БАД – 8). 62-я БАД и вовсе оказалась на почетном третьем месте по числу сбитых (заявленных) самолетов противника, опередив таким образом многие истребительные дивизии!

Это абсолютно «ненормальная», нигде более не встречающаяся статистика побед и потерь в воздухе. Статистика тем более странное, если вспомнить, что в составе ВВС Юго-Западного фронта истребителей было в два раза больше, чем бомбардировщиков, и летали истребители чаще, и базировались они значительно ближе к линии фронта. Может быть, нас просто вводит в заблуждение весьма условная достоверность «Сводки»; может быть, стрелки бомбардировщиков в силу неизвестной нам причины были особенно склонны к «припискам». Однако более вероятной представляется мне гипотеза о том, что оказаться в ситуации воздушного боя немецкий летчик мог главным образом в том случае, когда он сам на этот бой активно «напрашивался»[45].

Последний из перечня относительно простых выводов состоит в том, что ни одной цифре в многочисленных отчетах, оперсводках и боевых донесениях июня 41-го г. нельзя верить без тщательной проверки, сопоставления с другими отчетами, сводками и донесениями. Хаос в документах ВВС фронта просто пугающий; боевые самолеты исчезают неведомо куда, а затем неожиданно «воскресают» десятками и сотнями. Общепринятая, приведенная во множестве исследований цифра общего количества самолето-вылетов ВВС Юго-Западного фронта – 10 тыс. в период с 22 июня по 10 июля. В докладе командующего ВВС фронта Астахова приведено число с/в в период с 22 июня по 10 августа – 36 780 вылетов. Другими словами, в первые дни войны, тогда, когда количество самолетов ВВС фронта измерялось четырехзначными числами, в среднем выполнялось по 530 вылетов в день. А с 10 июля по 10 августа, после того как в авиации фронта осталось порядка двух сотен исправных самолетов, среднее число вылетов выросло до 890 в день?

Даже совсем уже простой вопрос о месте расположения авиачастей на определенную дату далеко не всегда удается выяснить достоверно и точно. Остается предположить, что описанный в мемуарах А. Биленко способ «перебазирования» штабов был достаточно распространенным явлением. Соответственно, доклады, составленные в этих штабах (и получившие сегодня почти сакральный статус «Архивный документ»), отражают главным образом меру фантазии штабного писаря, но никак не реальное положение дел.

Достаточно парадоксальный и во многом неожиданный вывод приходится сделать на основе анализа результативности действий истребительных полков ВВС Юго-Западного фронта: уловить связь результатов воздушных боев с ТТХ использованных самолетов-истребителей практически не удается. Как успешно, так и крайне неуспешно действовали в равной мере полки, вооруженные новейшими «яками» и устаревшими (безо всяких кавычек) «чайками». Более того, странная ирония история проявилась в том, что именно отжившими свой век бипланами И-153 были вооружены такие относительно активно и результативно воевавшие части, как 46-й ИАП (14-я САД), 92-й ИАП (16-я САД), 12-й ИАП (64-я ИАД).

Как и чем это можно объяснить? Низкой достоверностью имеющихся документов? Общим правилом, в соответствии с которым «Лучший истребитель – это истребитель, в кабине которого лучший летчик»? Разумеется, и эти аргументы заслуживают внимания, но, возможно, к ним надо добавить еще один: «Все нули равны друг другу». Эффективность действий истребительной авиации Юго-Западного фронта была в целом низкой, и это было обусловлено не ТТХ самолетов, а крайне низким уровнем менеджмента (т. е. летали мало, не там и не тогда, где следовало, без связи и управления, без взаимодействия с наземными войсками и системой ВНОС). В тех же весьма редких случаях, когда эскадрилья советских истребителей натыкалась в воздухе на одинокую пару тяжелых и неповоротливых «Хейнкелей», печальный для немцев исход боя уже мало зависел от того, с кем именно они встретились – с «мигами» или с «ишаками». Такому исходу во многом способствовало и тот, подтверждаемый документами «с двух сторон», факт, что немецкие бомбардировщики действовали мелкими группами или даже одиночными самолетами, без истребительного прикрытия, на большую глубину (до 200–300 и более километров от линии фронта).

С другой стороны, крайне малочисленные немецкие истребители также не смогли нанести серьезных потерь противнику (т. е. авиации Юго-Западного фронта). Во всех соединениях ВВС фронта, боевые действия которых были рассмотрены выше, потери в воздушных боях составляют лишь малую долю в общем числе потерь, и это несмотря на то, что истребители эскадры JG-3 действовали с огромным напряжением и с очень высокой результативностью. Здесь уже необходимо переходить от слов к цифрам. В высшей степени интересные цифры обнаруживаются в справке «О потерях матчасти ВВС Юго-Западного фронта с 22 по 30.6.41 г.». (317) Документ подписал 2 июля начальник штаба ВВС фронта генерал-майор Ласкин.

Если верить этой справке, в воздушных боях (не считая 28 боевых самолетов, сбитых зенитным огнем) было сбито всего 138 самолетов (38 СБ, 31 И-153, 26 МиГ-3, 24 И-16, 10 ДБ-3ф, 7 Пе-2, 2 Як-1), что составляет менее 8 % от исходной численности (если принять в расчет и бомбардировщики 4-го ДБАК, то процент станет еще ниже).

С другой стороны, за 9 дней боевых действий немецкие истребители реально сбили (заявили-то они о 258 сбитых советских самолетах) большее число самолетов противника, чем их (истребителей) собственная численность (138 против 109). Это очень высокий, рекордный показатель. Для сравнения напомню, что, вероятно, самая результативная истребительная дивизия ВВС Юго-Западного фронта, 15-я САД, за те же самые 9 дней заявила (не сбила в реальности, а заявила!) 65 самолетов противника. Что же касается ее собственной численности, то даже после необъяснимой потери половины боевых самолетов в 15-й САД ежедневно числилось порядка 50–70 боеготовых истребителей. В целом же реальные (подтвержденные немецкими документами) потери 5-го авиакорпуса Люфтваффе в июне 41-го составили 73 самолета[46]. (318) Эта цифра (в которую – не будем об этом забывать – вошли также самолеты, сбитые зенитками и огнем стрелков бомбардировщиков) во много раз меньше самых минимальных оценок численности истребителей ВВС фронта.

Если немецкие истребители сбили не более 8 % от исходной численности самолетов ВВС Юго-Западного фронта, а зенитки (причем далеко не всегда немецкие) добавили к тому еще 2 %, то куда же, в таком случае, делась огромная группировка советской авиации[47]? Читатель, надеюсь, еще помнит, что в начале этой главы были приведены данные из двух документов, судя по которым ВВС фронта с 22 июня по 11 июля потеряли не то 4/5, не то 9/10 от исходной численности боевых самолетов. Да и немногие оставшиеся оказались к тому моменту на аэродромах в районе Чернигова, Нежина и даже Курска (туда «перебазировалась» 19-я БАД, в которой из 143 бомбардировщиков осталось 23, в т. ч. 13 – неисправных), т. е. были фактически выведены из зоны боевых действий и в составе ВВС действующего фронта числились сугубо формально.

Сохранившиеся документы лишают нас возможности списать этот позорный разгром на последствия «внезапного удара по мирно спящим аэродромам». В упомянутой выше справке «О потерях матчасти ВВС Юго-Западного фронта с 22 по 30.6.41 г.» последствия удара по аэродромам аккуратно пересчитаны – по дням, типам самолетов, степени нанесенного ущерба:

Примечание: первая цифра – уничтожены, вторая – повреждены.

Итак, всего на аэродромах безвозвратно уничтожено 165 самолетов (не считая устаревшие И-15бис, которые мы и не включали в общий перечень боевых самолетов ВВС фронта). Если же под «внезапным ударом» понимать события первого дня войны, то в тот день ВВС Юго-Западного фронта безвозвратно потеряли на земле всего 135 самолетов – опять же, менее 8 % от исходной численности. С учетом поврежденных и временно выведенных из строя самолетов цифры наземных потерь первого дня войны возрастают до 209 самолетов (12 % от исходной численности). Вот и весь «уничтожающий удар». В последующие дни потери, как и следовало ожидать, стали значительно меньшими. Более того, к тому времени многие поврежденные самолеты, несомненно, перешли в разряд исправных. Такое утверждение основано на фактах – судя по докладу командующего ВВС фронта от 21 августа, за три недели войны (с 22 июня по 13 июля) было восстановлено 990 самолетов.

Можно ли – принимая во внимание все вышесказанное о достоверности штабных документов июня 1941 г. – верить этим цифрам? О полноте и доскональной точности учета наземных потерь говорить, конечно же, не приходится. Тем не менее данные, приведенные в справке «О потерях матчасти ВВС Юго-Западного фронта с 22 по 30.6.41 г.», вполне подтверждаются многими другими документами и фактами. Во-первых, очень близкие цифры названы и в докладе Астахова: 237 самолетов, уничтоженных и поврежденных на аэродромах за первые три дня войны, 304 самолета, уничтоженных и поврежденных на аэродромах в период с 22 по 30 июня включительно.

Во-вторых, аэродромы 6 из 11 авиадивизий ВВС фронта вообще не подверглись в первый день войны какому-либо воздействию противника (не считая случаев появления в небе одиночного разведчика, сбросившего с большой высоты пару бомб, упавших в километре от летного поля). В тех дивизиях первого эшелона, аэродромы которых стали объектом нападения, серьезные потери понесли (подробно об этом было сказано выше) лишь следующие полки:

– 247 ИАП (64 ИАД), повреждено и уничтожено 42 самолета[48];

– 149 ИАП (64 ИАД), от 15 до 36 самолетов уничтожено;

– 12 ИАП (64 ИАД), 32 самолета уничтожено, 4 повреждено;

– 62 ШАП (63 САД), от 23 до 45 самолетов уничтожено;

– 66 ШАП (15 САД), 34 самолета уничтожено и повреждено.

Итого – 5 полков из примерно 40 в составе ВВС фронта. Причем только два из этих пяти (12-й и 149-й ИАП) представляли собой реальную боевую единицу. Остальные три – это формирующийся 247-й ИАП (непонятно даже, были ли в этом полку умеющие летать летчики) и два «шапа», вооруженных устаревшими бипланами И-15/

И-153.

Кроме того, от 5 до 15 самолетов было повреждено и уничтожено на земле в 23, 28, 164-м истребительных полках 15-й САД, 17, 46 и 89-м истребительных полках 14-й САД. Реальные (без позднейших «накруток») наземные потери были именно таковы. Вот почему представленные в справке начальника штаба ВВС фронта от 2 июля цифры – 209 самолетов (не считая И-15), уничтоженных и поврежденных на земле 22 июня, – представляются мне достаточно достоверными, а если и заниженными, то лишь на несколько десятков единиц.

Строго говоря, на этом уже можно ставить последнюю точку. Да, «тема не раскрыта». Задача, поставленная в начале данной главы (реконструировать события «странной войны», в ходе которой было потеряно 4/5 боевых самолетов и сохранено 3/4 летных экипажей), не решена. Едва ли она вообще имеет решение, т. к. мы никогда не сможем с точностью установить, что, какие реальные события скрываются за такими невнятными категориями, как «сожжены на аэродроме за невозможностью восстановить», «повреждены при вынужденной посадке из-за выработки горючего», «не установлено нахождение после перелета» и пр. А если решение и есть, то искать его надо где-то совсем в других местах и документах. Например, в протоколах партсобраний коммунистов 46-го истребительного авиаполка.

Полк этот – один из лучших, в будущем – 68-й Гвардейский (не думайте, уважаемый читатель, что я специально искал и, наконец, нашел какую-то особо разгильдяйскую часть). Протоколы партсобраний – это толстый «гроссбух», сотни страниц, исписанных каллиграфическим почерком. (319) Сейчас он уже рассекречен – впрочем, ничего, связанного с «военной тайной» в прямом смысле этого слова, я в этих протоколах и не нашел. Очень подробно, со всеми деталями и подробностями, товарищи коммунисты обсуждают свой политморсос (политико-моральное состояние). Не только обсуждают, но и по-партийному прямо осуждают имеющиеся недостатки.

ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ ПАРТБЮРО 46-го ИАП

от 5 января 1940 г.

Слушали: Персональное дело т. Тараненко (все фамилии мною изменены, любые совпадения с реальными людьми случайны. – М.С.)

В ходе обсуждения выступили:

т. Николаев: «Я считаю, что т. Тараненко заблудился, и партийное бюро требует от него, чтобы он показал – где живет его знакомая. Тараненко не сказал нам всю правду по поводу его знакомств»

т. Гаврилов: «Тараненко не подумал, что он стоит на краю пропасти – коммунист получил пригласительный билет в конверте на банкет, где незнакомые люди!»

т. Гришин: «Партия воспитала т. Тараненко и дала ему очень много, но т. Тараненко забыл, что ему много дали, и сейчас он начинает терять достоинство коммуниста. Тараненко забывает, что приглашением на банкет он мог быть вовлечен в контрреволюционную разведку по его оплошности. Тараненко, опираясь на советские законы, прикрывает свои непартийные действия».

т. Евдокимов: «Когда сообщили, что Тараненко расходится с женой, то я не поверил. Тараненко нашел место, где разводиться – на Западной Украине, где каждый козырь для врагов! И еще – Тараненко поступил не как коммунист, обманывая свою жену».

т. Шерстнев: «Почему т. Тараненко до Народных Зборов рвался домой? А потому, что у Вас на избирательном округе была секретарша! Вы провожали ее во Львов, поэтому Вы не даете жене деньги в течение 3 месяцев; это не по-коммунистически. Вы прикрываетесь законами, а прожили с ней 8–9 лет! Вам надо было сказать партийному бюро, что Вы в нее влюбились».

т. Дронов: «Мы говорим, а Тараненко даже и не думает ни о чем! Он считает, мол, «вы говорите, а мне – что хотите говорите!» Тараненко сейчас окончательно оторвался от партии».

т. Тихонов: «Тараненко, опираясь на законы, слепо их понимает. Для нас, коммунистов, есть один закон – Устав партии. Тараненко, как коммунист, потерял классовую бдительность, поэтому мы должны на этом заострить всю парторганизацию».

Постановили:

– за бытовое разложение, выразившееся в связи с женщиной, имея жену, и послужившей причиной, толкающей т. Тараненко к разводу;

– за притупление классовой бдительности, выраженное в посещении банкета под Новый год;

– за неискренность, выраженную в том, что, имея связь с девушкой неизвестного социального происхождения, отец которой прибыл с территории [Польши, но использование этого слова было с сентября 1939 г. запрещено. – М.С.], занятой немцами в период оккупации, т. Тараненко скрыл это от партбюро.

ОБЪЯВИТЬ т. Тараненко выговор с занесением в личное дело.

ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ ПАРТБЮРО 46-го ИАП

от 20 мая 1941 г.

Повестка дня:

1. Снятие взыскания с т. Константинова, вынесенного в августе 1940 г. за пьянку.

2. Разбор дела кандидата в члены ВКП(б) т. Шувалова за пьянку в г. Львов.

3. Разбор дела т. Сенченко за пьянку при перебазировании в Млынов.

Протокол от 20 мая с разбором трех пьянок (занимает он пять страниц убористым почерком) – последний перед началом войны. Следующее заседание парткома состоялось 2 июля 1941 г. Полк к тому времени был уже наголову разгромлен, потерял всю боевую матчасть, а личный состав отправлен в глубокий тыл (г. Ростов) на переучивание и получение новых самолетов ЛаГГ-3.

Первое после начала войны заседание партбюро состоялось 2 июля 1941 г. В повестке заседания всего два вопроса: «О выделении боевого актива» и «О выделении агитаторов». Сам протокол занимает лишь полстраницы машинописи, причем большую часть текста составляет перечень фамилий активистов (14 фамилий) и агитаторов (13 фамилий). Никакие другие вопросы, кроме подбора агитаторов, у партбюро разгромленного полка внимания не вызвали.

Что это? Безразличие? Въевшаяся в кость привычка «не высовываться»? Ожидание руководящих указаний? Скажут воспеть подвиги – воспоем; скажут осудить предателей и трусов – осудим. Что угодно – только скажите, что именно…

Совместим ли такой «политморсос» с тем типом личности, с таким складом характера, который только и может превратить груду мертвого железа в истребительный авиаполк?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.