Первые стрелы

Первые стрелы

Лук – оружие очень древнее. Безусловно, лучная стрельба обрела уровень высокого искусства еще в каменном веке. Столь же безусловно, что тогда же она начала применяться не только для охотничьих, но и для воинских дел.

Но чего-то в этом не хватает. И когда лучники-воины из хотя бы сравнительно развитых цивилизаций мерились силами (пускай даже и не в бою) со своими «традиционными», «первобытными» коллегами – в общем-то сразу становилось ясно, чей уровень мастерства выше.

Наверно, едва ли не первый образец лука как оружия совершенства – это лук колесничного бойца, родившийся в едва ли не древнейшей из цивилизаций, даже в эпоху колесниц и бронзы широко применявшей «каменные» технологии. В том числе и для оружия (уж для стрельных-то наконечников – почти без исключений). Речь, конечно, идет о Египте.

Тутанхамон в «виртуальном» бою против нубийцев или эфиопов. Дабы не умалять славы фараона, он изображен на колеснице один, без возничего (что, конечно, вряд ли), зато с четвероногими «стражами колесницы». Колесницы становятся «подвижными платформами» для метких лучников с дальнобойным оружием (хорошо видно: лук сложнной конструкции, с роговыми и сухожильными «добавками» к минимум двум слоям древесины), пехота развивает и закрепляет успех, вся остальная военная премудрость – приложение к этому.

Колесничный лук не просто очень силен. Он еще и сложен по конструкции, требует дорогих материалов при изготовлении и особых навыков при стрельбе. Словом, оружие элитного класса: даже в тех социумах, где умелые стрелки не редкость. Говоря о подобных луках и о тактике колесничного боя, вполне понимаешь значение термина «воинская аристократия». Современные реконструкции все это отыграть не позволяют: тут требуются не просто тренировки с детства (без такого лучник-воин вообще немыслим), но особые тренировки с раннего детства. Включающие кроме лучной стрельбы еще и управление колесницей (мало ли, что возница есть – а вдруг его убьют?), и привычку к длительному бою в тяжелых доспехах (на щит возницы не всегда можно рассчитывать, на дальнобойность собственного лука в реальной битве – тоже).

В общем и целом колесничный лук выполняет функции снайперской винтовки и… пулемета: оружие поддержки пехоты. В норме это предполагает форму боя именно «от пехоты»: облегчить ей наступление, вовремя сманеврировать, уходя за ее построения или появляясь перед ними (что сплошь и рядом приводит к появлению «расчлененных» боевых порядков, требующих развитой тактики), прикрыть их с тыла или фланга, прижать к своей пехоте вражеские колесницы…

Да, таков оптимальный рисунок сражения. Часто он подталкивает к ошибочным заключениям даже ведущих оружиеведов:

«…Психологический шок, вызываемый атакой колесниц, исключительно велик, но только в первое время. Как хорошо известно из тысячелетней военной практики, эффект лобовой конной атаки состоит именно (и только) в психологическом шоке, в результате которого противник должен был расстроить ряды и побежать еще до соприкосновения с конницей. Твердая духом, сплоченная масса пехотинцев всегда выстаивала против конной атаки, вынуждая конницу поворачивать, поскольку кони на копья и щиты не лезут. Если пешие воины, даже без панцирей, в плотном построении, огражденном стеной щитов, не побегут, они легко одолеют колесничный отряд, не имеющий должной защиты: перебить коней и воинов в повозках стрелами и метательными копьями несложно на вполне безопасном расстоянии».

М. В. Горелик, Оружие древнего Востока

Ох… Насчет «несложно перебить на вполне безопасном расстоянии» – СЛОЖНО: лук колесничного бойца сохраняет убойную силу даже на такой дистанции, на которой стрелы обычных лучников падают излетно, почти неприцельно [1]. Между прочим, сам-то он разит прицельно, даже когда колесничные кони несутся галопом. Помимо сверхтренированности этому помогают… амортизаторы: дно стрелковой колесницы представляет собой плотную сетку туго натянутых ремней – идеальные рессоры!

В каком-то смысле колесница – идеальная платформа для ведения лучной стрельбы. Но вот насчет того, что лобовая атака сводится ТОЛЬКО к шокотерапии… Да, и для тяжелой конницы (более поздней: времен изобретения не только седла, но и стремян), и для колесниц такое «врезание» в непоколебленные ряды стойкой пехоты – грозное испытание. Однако… Невозможность его подтверждает не «тысячелетняя военная практика», а спортивные эксперименты, поставленные в наше время. Однако в них принимали участие совсем иные лошади (да и всадники)…

Представьте себе, допустим, такой отчет о гипотетическом эксперименте: «…По данным британского бэренбайтинга, якобы проводившегося вплоть до XIX в., два мастифа в схватке примерно равны одному среднему медведю. Рост мастифа известен: в холке он составляет примерно 1,5 роста королевского пуделя. Однако при проведении опыта выяснилось, что три королевских пуделя на одного медведя средней величины не лезут, норовя вместо этого удалиться на безопасное расстояние, многократно превышающее, с их точки зрения, дальность полета метательного копья и даже стрелы. Следовательно, по данным кинологии, все сведения и о боях с медведями (бэренбайтинге), и об охоте на медведей являются не более чем легендой».

Ассирийцы сумели применять не только колесничных, но и конных стрелков – однако как-то еще не вполне: поводья лошади лучника держит «возничий». При таких обстоятельствах невозможно использовать главную выгоду стрельбы на всем скаку: выстрел в момент «полного отрыва лошади от земли», т. е. без тряски

Колесничный стрелок на «стационарной позиции»: задачи, которые решает его лук, столь важны, что это оправдывает существование серьезной группы поддержки

Нет, в реконструктора-оружиеведа я камень не кину (и стрелу не пущу): он стал жертвой чужой ошибки, совершенной реконструкторами-конниками. Но перед нами очередной пример того, насколько фантастичной представляется древняя реальность, если смотреть на нее сквозь современный перископ.

Одна из лучших зарисовок «колеснично-пехотного» взаимодействия явлена на достаточно известном изображении, найденном в гробнице Тутанхамона. (В качестве бонуса прикладывается еще и «колеснично-собачье» взаимодействие: довольно экзотический и не обязательный компонент.) Правда, сам фараон-подросток в боевом «прикиде» смотрится донельзя комично: как мальчишка в прадедовской буденовке. Нет, на рисунке-то все выглядит до крайности благородно, мужественно и, видимо, достоверно с точки зрения воинской тактики (кроме рабов с опахалами, торжественно шествующих за несущейся вскачь колесницей; что поделать – без них фараону «западло» позировать перед объективами папирусных телекамер!). Вот только на биографию самого Тутанхамона эти эпизоды решительно не проецируются. Видимо, парнишка играет в кого-то из собственных военачальников или знаменитых предков: одного из Тутмосов, а может быть, и родного дедушку, грозного Аменхотепа III (или еще более грозного прадедушку Аменхотепа II, обследовав мумию которого, египтологи безусловно поверили: слова хронистов о том, что «лук его не мог натянуть никто в войске» – не формула придворной лести!). Вот эти фараоны уж точно выезжали в бой на колесницах, возможно, и с боевыми псами, так сказать, «у стремени» – но они делали это отнюдь не «понарошку»!

Итак, объект атаки – разрозненная, неорганизованная пехота. Стрелы обгоняют псов, псы обгоняют колесницы, а организованная пехота египтян то ли следует позади, закрепляет успех, то ли, может быть, все-таки наносит основной удар (согласно диспозиции «от Тутанхамона» она почти вынесена за кадр, чтобы ярче оттенить гипотетический подвиг юного фараона; но это, разумеется, очередная условность).

В других древних цивилизациях, разумеется, дело могло обстоять иным образом. Для этого даже не требуется «выход» за пределы цивилизации: в грандиозных египетских сражениях при Мегило, при Кадеше и т. п. армии сражались с армиями (тем самым повышая потребность в колесничных бойцах как лучниках особого класса). Но, например, щитоносный строй Эллады автоматически оттеснил искусство стрельбы на задний план.

Эллины, случалось, умело использовали в пехоте сочетание тяжелых щитоносцев и легковооруженных метких стрелков. Но последние были из числа «варваров»: например, союзных скифских племен

Эллины, стрелки(ударение) менее чем средние, тетиву натягивали не к плечу или уху, а к груди! Даже осваивая (временами) сложные и мощные скифские луки, они по возможности сохраняли «традиционный» рисунок стрельбы. Из этого вытекало много практических следствий и минимум одно мифологическое: пресловутая «одногрудость» амазонок – это их, эллинская и мужская, историческая реконструкция. Аналог хоббитских игрищ по-древнегречески. Сначала – миф (в котором амазонки, похоже, выглядели не безупречными красавицами с дальнобойными луками, а… звероподобными демоницами с «оружием каменного века»!), потом – его реалистическое осмысление, подбор соответствующей (осмыслению, а не мифу!) тактики боя… попытка «примерить» ее на амазонскую стать… После чего античные ролевики тут же приходили к выводу: чтобы стрелять из лука доступным им способом, женщине придется пойти на очень существенные жертвы!

* * *

Римская статуэтка, изображающая легковооруженного конного лучника, сраженного стрелой (римская изобразительная традиция фактически не допускает показа гибели «своих», пускай даже только союзников – так что это, видимо, враг-варвар, а стрела выпущена с римской стороны). Такие изображения приходится буквально «под микроскопом» выискивать среди великого множества других, показывающих гибель от меча или копья.

«…Иногда местность, где стоит город, бывает очень сухая, если она защищена горами и скалами; тогда гарнизон, расположенный на холмах укреплений, находит источники вне своих стен, внизу и, прикрывая их со своих бойниц и башен стрелами, достигающими до этих источников, дает возможность водоносам свободно ходить к ним за водой. Если же источник находится вне полета стрелы, но все же расположен на том же склоне, как и город, между городом и источником следует возвести маленькое укрепленьице, которое называют „бургом“, поставить там баллисты и поместить стрелков, чтобы защитить воду от врагов»

Это уже подход не греческий, а римский. Римляне, как известно, – тоже лучники прескверные, но хотя бы «от ума» осознававшие необходимость иметь при армии некое количество умелых лучников. На поле боя легионеров крепко поддерживали стрелки из союзнических войск, для которых лук являлся «национальным оружием». Но во всех случаях это были легковооруженные отряды, вспомогательные по своему статусу и по реальному вкладу в победу (или поражение).

Тем более странно, что на гладиаторскую арену лучники (сигиттарии) выходили в ОЧЕНЬ тяжелом вооружении: в чешуйчатых «скафандрах» и закрытых шлемах! А ведь выступали они преимущественно утром, в «смену легковооруженных». Добро бы речь о всадниках шла (римляне еще до знакомства с парфянами имели представление о восточной кавалерии, сочетающей неплохую бронированность с искусством лучной стрельбы), так ведь нет – пехотинцы… Луки же у них, по восточному образцу, сложносоставные, потенциально очень мощные, но… почти игрушечного размера! И стрелы им под стать. Наверно, специально для того, чтобы доспех не пробить, даже на ближней дистанции, уступающей расстоянию броска дротиком. Или чтобы у сигиттария не возникло соблазна сделать снайперский выстрел в направлении трибун, а конкретно – «президентской» (шучу, но не совсем) ложи?

Может быть, перед нами «постановочные» перестрелки, где и определенные меры безопасности предусматриваются, и результат отчасти «договорной»? Как будто не похоже…

Но как, интересно, определялся победитель при стрельбе из этих мухобоек? Может быть, по количеству стрел, засевших во вражеской броне (отскочившие – не в счет)? По первой ране? По первой СЕРЬЕЗНОЙ ране, лишающей возможности сражаться? Но при подобном соотношении лука и доспеха, чего доброго, за все утро не управишься.

Или управишься? Лук, конечно, маленький – но очень гибкий, упругий, со «взрывным» распрямлением. На дистанции фактически рукопашного боя он может потягаться даже с полным доспехом.

Но это уже отдельная тема: лук и броня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.