Боевые рубежи

Боевые рубежи

Какова же, при такой силе оружия, дистанция эффективной стрельбы?

Так сразу и не ответишь. Смотря чем, по кому и с какой целью.

Сразу оговоримся: по назначению арбалеты (не только стрелы, но и оружие как таковое) бывают дальнобойные и бывают бронебойные. Первые нужны, чтобы с максимально возможного расстояния дать первый залп по несущейся на вас чингисханообразной орде, а потом успеть максимальное число раз повторить такие залпы, прежде чем противник доскачет на лучный выстрел. Тоже классическая китайская традиция полевого боя; против монголов эпохи Чингисхана она не сработала, но против них ничего и ни у кого не срабатывало – дело тут не только в оружии.

Стрелы у арбалетов этой школы (да, речь опять-таки о школе боя, а не о самом оружии) почти лучные. Сравнительно легки, серьезной брони им не пробивать, летят далеко. Километровый рубеж для них преодолим, но для слаженного залпа, даже первого, все-таки предпочитают дистанцию не более 700 м.

Тяжелый боевой арбалет Японии – наследник китайских. Интересно, что в подписи к этой зарисовке он называется «о-юми»: точно так же, как большой самурайский лук

(Для такой залповой стрельбы «по площадям» в китайской армии использовали и большие луки, натягиваемые точно так же: ноги на лук, руки на тетиву – и распрямление до полулежачего положения; только теперь из него же и следовал выстрел. В этом случае система «человек + лук» как бы представляла собой арбалет. Можно даже предположить, что китайские арбалеты появились как дальнейшее развитие этой мысли…)

Практиковалась в таких случаях и снайперская стрельба, причем ей обычно были обучены высшие командиры – и выцеливать они тоже стремились в основном себе подобных. Вот как выглядит в одной из китайских хроник эпизод успешной (увы, лишь временно) обороны от войск Чингисхана города Чженчжоу: «Как скоро монгольские войска, приближавшиеся к городу, были отбиты, то генерал Цю-ю, пользуясь этим, выступил сражаться у моста и из тугого арбалета убил одного предводителя. Тогда неприятельские войска несколько отступили».

Монголы широко использовали опыт китайских специалистов, особенно при осаде укреплений – но учиться военному делу умели и сами. В том числе даже использованию арбалетов, хотя это им, природным лучникам, как бы «не положено». Вот другой, абсолютно кошмарный эпизод времен все тех же войн, в котором даже не хочется сочувствовать осажденным: «…Обе армии переправились, осадили внешний город и, взяв его, приблизились к земляным воротам. Городское правительство, согнав старых и малолетних, топило из них сало, что называли „баллистами из человеческого сала“. Ужасно было и слышать о том. ‹…› Нючженьский генерал Фу-чжури Чжун-лосо вышел ночью из западных ворот с пятьюстами лучшими солдатами, несущими снопы соломы, верхние концы которой обмакнуты были в сало. Они намерены были зажечь укрепления обеих армий и осадные орудия, но монголы скоро приметили это и засели в потаенном месте с сотнею тугих арбалетов; как скоро появился огонь, то немедленно пущены были стрелы. Нючженьские солдаты обращены в бегство и очень многие ранены…». («Ган-му»).

Видимо, то «потаенное место» располагалось далеко, за пределами прицельной стрельбы из монгольских луков – а ближе не было удобного места для засады. Кстати, городские власти, видимо, сперва намеревались использовать в качестве средства доставки не солдат (которые, оказавшись в соотношении с врагом полтысячи против сотни, доблестно бросились бежать, едва в их рядах появились раненые), а дальнобойные стрелы больших станковых арбалетов: на это указывает название «баллисты из человеческого сала»…

Но о станковых арбалетах – в одной из следующих не глав, но книг. Это все же метательные машины, а не ручное метательное оружие!

…Арбалеты европейской традиции – скорее бронебойные. У них другая сверхзадача: гарантированно сразить хорошо бронированного противника на совсем не обязательно предельном расстоянии.

Вес боеприпасов при этом пугающий: 160 г – стрела, конечно, тяжелая, но довольно рядовая. Даже и 400 г в высшей степени не максимум. Максимум – под 800, но это уже для тех арбалетов, что на грани превращения в станковые (или во «флотские»). Довольно часто стрела лишена оперения, но баланс и конфигурация древка рассчитаны так, чтобы в полете она не кувыркалась.

Понятно, что дальние выстрелы имеет смысл рассматривать лишь для «легких» разновидностей этих стрел, которые обычно все-таки заметно массивнее самых «тяжелых» стрел боевого лука. Такие стрелы в большом количестве сохранились во многих музейных фондах и частных оружейных коллекциях, так что можно провести статистический анализ.

Длина их обычно колеблется в пределах 30–40 см, абсолютное большинство – ближе к 40. Вес, как правило, 50–80 г, в большинстве случаев укладываясь в «вилку» 60–75; крайне редко встречаются и 35 – 40-граммовые, но при этом все-таки боевые. Иногда контуры арбалетной стрелы рассчитаны так, чтобы она могла обходиться без оперения, порой такие стрелы имеют «обычное» оперение, как лучные: из маховых перьев хищных птиц. Но чаще всего для них использовались двойные или тройные «стабилизаторы» (перьями это назвать трудно) из… тончайших деревянных планок, вроде современной фанеры. Такой стабилизатор (иногда он бывал и кожаным) обладал необходимой жесткостью.

Есть отдельная категория «легких стрел для тяжелых арбалетов». Эти арбалеты в основном предназначались для стрельбы с городских укреплений, а не использования в полевых сражениях – но при этом они остаются ручным метательным оружием, ни в коем случае не «станковым», довольно часто из них стреляли вообще без опоры. Их легкие стрелы «в норме» бывают длиной 50–65 см, обычно все же не свыше 60, а весом 100–150 г (наиболее часто – 120–135 г); и это при том, что их всячески стараются облегчить – даже оперение обычно делают из бумаги. Это уже многовато для дальнего выстрела, даже при учете большей мощности арбалетной дуги, но ВСЕ боеприпасы тяжелых «застенных» арбалетов в любом случае рассчитаны на достаточно бронебойное попадание.

(А охотничьи стрелы на «среднегабаритную» дичь вроде оленя? Они, конечно, изящней, легче, короче? Чем «застенные» – да, а вот по сравнению с просто боевыми – совсем не так! Среднестатистическая длина – очень ненамного, но больше, зато вес – заметно больше, 80 – 100 г. Броню охотничьим боеприпасам не пробивать, на многие сотни метров европейские охотники, привычные к лесистым угодьям, тоже не стреляют. Зато «обессиливающая» рана для зверя должна быть куда более широкой, желательно еще и с повреждением кости. Поэтому охотничьи стрелы могут оснащаться довольно развесистыми наконечниками, в том числе и обратной стреловидности.

Стрелы же на мелкую дичь, обладающую ценной шкуркой или красивым оперением, порой и вовсе представляют собой «летающие дубинки», колотушки с утолщенной головной частью древка и массивным тупым набалдашником…)

Итак, если брать легкую, но не сверхлегкую боевую стрелу и просто сильный, а не рекордный по своим показателям арбалет, то весь полет такой стрелы при дальнем выстреле составит метров 600. Причем на 450 м даже просто хороший стрелок (а не замечательный на грани феноменальности, как в случае с луком) уверенно попадет в человека, без проблем пробивая кольчугу, кожаную броню, легкий щит – словом, то, что для дальнобойной лучной стрелы неуязвимо по определению. Одной из задач «доспешных» арбалетов при обороне городских стен была прицельная стрельба по орудийной обслуге: именно на таком расстоянии. Среднестатистическую пушку XV в., чтобы она нанесла хоть какой-то ущерб, следовало подвести гораздо ближе 400 м, но при этом неприятель уже издали попадал в зону досягаемости арбалетов…

Мощный компактный арбалет находит себе применение и в достаточно ближнем бою, хотя к XV в. ему приходится конкурировать не только с луком и холодным оружием, но и с первыми образцами аркебуз и даже чем-то вроде зажигательных гранат

Так что эфемерность «преимущества» даже сильнейших лучников перед арбалетчиками на дальней дистанции совершенно очевидна. Другое дело, что в полевых сражениях Столетней войны англичане сплошь и рядом вели перестрелку с арбалетчиками на двух-трех сотнях метров, «забивая» их скорострельностью и бо#льшим боезапасом. Но это уже из обширного списка примеров дебильного командования, регулярно проявляемых французской стороной. А вот при обороне (или штурме) крепостей даже это командование не смогло заставить арбалет уступить луку!

Кстати, чтоб не было иллюзий насчет бронебойности: рыцарь в по-настоящему высокоразвитых латах XV в. – очень сложная мишень даже и для стрелка с мощнейшим пехотным арбалетом. Согласно «натурным» экспериментам, проведенным английскими исследователями, средней силы арбалет пробивал латы на дистанции до 100 м, 2,5-сантиметровую дубовую доску – на вдвое более далеком расстоянии, а при стрельбе в упор пробивал доску 9 см толщиной. Но если действительно бить «по контуру», не выбирая уязвимых мест, то сотня ярдов и впрямь почти максимальный рубеж для пробивания кирасы.

А это значит, что при отражении конной атаки арбалетчик успеет дать лишь один гарантированно опасный выстрел, а перед этим еще один дальний, сомнительной смертоносности – ну, пусть менее сомнительной, чем у лука. Так что вопросы насчет полевых укреплений и взаимодействия с другими родами войск для арбалетчиков тоже крайне актуальны. В случае недебильного командования (бывало и такое) они успешно решались – и тогда арбалет действительно становился одним из козырей победы.

Дальняя стрельба по навесной траектории могла сорвать почти любую конную атаку – особенно если вблизи были установлены «противокопытные заграждения»

Посмотрим, как это получалось во время, например, Третьего крестового похода, когда даже арбалетное стремя было еще не такой уж общепризнанной новинкой, а натяжные устройства тогда хотя уже и появились, но представляли собой первые, простейшие варианты поясных крюков (несколько десятилетий назад этот вопрос еще был дискуссионен, теперь же ясно, что натяжные крюки в ту пору, конечно, возникли, однако оставались совсем уж новинкой, гораздо менее общепризнанной, чем стремя).

Когда правивший Кипром «малый император» Исаак Комнин (да, из тех самых Комнинов) в бою за гавань Лимасола попытался воспрепятствовать высадке войск Ричарда Львиное Сердце, он разместил на берегу многочисленные отряды конных лучников очень грамотно: если бы это происходило во время Первого крестового похода, когда роль арбалета в ходе таких операций еще не была толком определена – крестоносцев могло ожидать только поражение. Но на дворе уже 1187 г., так что по греческим всадникам еще на подходе, точнее, на «подплыве» была открыта плотная арбалетная стрельба: с бортов подходящих к берегу кораблей, со шлюпок… пехотинцы, идущие к берегу вброд, начинали стрелять еще по грудь в воде – правда, вряд ли они смогли бы в этих условиях перезарядить оружие, но один залп им сделать удавалось… Конные лучники, попав под такой обстрел (прицельный, «бронебойный», наносящий тяжелый урон!) на такой дистанции, когда они сами могли своих противников обстрелять не очень-то прицельно, практически без надежды пробить защитное вооружение – отступили с потерями, не использовав шанс «подловить» врага в единственно уязвимый момент, на высадке. Что определило исход не только этой битвы, но и всей войны за Кипр…

У сицилийских норманнов еще в эпоху раннего рыцарства тяжеловооруженная конница подкреплялась организованными отрядами стрелков – лучников и арбалетчиков

Ко времени расцвета рыцарства арбалет в конном бою имел не такие уж малые возможности!

В ходе сухопутной кампании 1191 г., являвшейся продолжением все того же похода (только уже с другим противником: не «какой-то там» Комнин, а сам грозный Салах-ад-дин), арбалетчики очень хорошо проявили себя в ходе марша на Аскелон. Этот эпизод обычно именуют, по завершающему событию, «битвой при Арсуфе», что вряд ли справедливо. Да, у самого Арсуфа стрельба из арбалетов тоже весьма способствовала победе крестоносцев, но гораздо важнее не этот «разовый» подвиг, а действия на длительном тяжелом марше. Салах-ад-дин сделал все для того, чтобы этот переход стал для крестоносцев мучительным этапом, способным подорвать их силы; но… не получилось. Прежде всего из-за арбалетчиков, бдительно охраняющих периметр тянущейся вдоль побережья армии, ее фланги и арьергард. Коронный номер восточной конницы – внезапные атаки легковооруженных лучников, мгновенно наносящих удар по слабому месту, без труда уходящих от погони, и так раз за разом, день за днем – оказался сорван арбалетными… ну, может, не залпами, но рассыпной прицельной стрельбой. Много большая скорострельность арабских, тюркских, курдских лучников и их высокая маневренность за счет «хода конем» ничего не решали: при попытке атаковать сарацины на изрядном расстоянии попадали под перекрестный «огонь» арбалетчиков, несли при этом, пожалуй, небольшие потери – но и навредить крестоносцам не могли.

Сыпать частый дождь стрел с большой дистанции (хоть на основной объект атаки, хоть на арбалетное прикрытие) особого смысла не имело, тем паче что даже при такой тактике можно было получить в ответ несколько редких, но весомых «возражений» в виде арбалетных болтов. Сконцентрировать значительные силы, целенаправленно подавить прикрытие и все-таки прорваться к крестоносному войску? Но это противоречит тому, для чего предназначаются подобные отряды: тревожащее, изнуряющее «пощипывание» малыми силами. А основные силы тем временем собираются под Арсуфом. Чтобы, не размениваясь на множество мелких поражений, потерпеть там сразу крупное…

И, словно бы «контрольная» проверка на следующий год – операция по высадке в гавани осажденного мусульманами города, тогда называвшегося Иоппе, а сейчас Яффа. Это была работа посложнее, чем в Лимасоле: на берегу – войска все того же Салах-ад-дина, которые мало того, что грамотно расположены, но еще и не обращаются в бегство под арбалетным обстрелом. Однако пехота сумела закрепиться на самом краю берега, выстроившись «зубчатым строем», каждая единица-«зубец» которого состояла из четырех человек: двое одоспешенных копейщиков с большими щитами (пехотные варианты тех, которые ввел в своем войске Мануил Комнин: «от плеч до ног») и два арбалетчика. Пригнувшись, сомкнув щиты и уперев их в землю, первая пара выставляла копья и держала оборону, арбалетчик, расположившись сзади, стрелял сквозь «амбразуру» между их головами, второму же арбалетчику полагалось стрелять лишь в случае гибели первого. Пока первый стрелок жив, второй за его спиной натягивает попеременно оба арбалета, подает своему напарнику перезаряженное оружие и принимает у него разряженное.

Мусульманская конница атаковала этот строй, понесла потери от арбалетных болтов и копейных ударов, сама причинила урон лучной стрельбой в упор и оружием ближнего боя – но… несмотря на многократное численное превосходство, почти сразу же откатилась, так и не смяв боевое построение христиан. А с кораблей тем временем высаживалось пополнение, сходу вступало в схватку – так что эта битва опять-таки завершилась в пользу крестоносцев. (Другое дело, что на том фактически и закончился Крестовый поход, все достигнутые успехи которого вскоре ушли в песок.)

Почему же всадники Салах-ад-дина так оплошали? На этот счет существуют разные мнения, в основном сводящиеся к тому, что численное преимущество было не таким уж и значительным. Но скорее всего дело в том, что конница, способная обстрелять (пускай даже с дальнейшим вступлением в отчаянную схватку) и конница, способная смять противника с налета, при первом же схождении – это две абсолютно различные воинские формации. Полностью совместить их не удавалось ни византийцам, ни чингизидам.

Применялись ли арбалетчики «с той стороны»? Одно время даже бытовала теория, что арбалет и пришел-то в Европу после первых Крестовых походов, будучи «позаимствован» у мусульман. Теперь ясно, что он никогда не исчезал с римских времен. Но ведь и мусульманские цивилизации – в каком-то смысле наследники той же римской Ойкумены, хотя и восточной ее части. Так что арбалеты они знали, даже и пулевые. Но… в основном это было охотничье оружие. Или уж станковые конструкции, устанавливаемые на стенах.

Во всяком случае, если речь идет об исламском мире эпохи Крестовых походов. В других мусульманских краях арбалет более заметен.

«Внизу те, кто бежал, думали только о бегстве; время пускать стрелы или вести бой ушло. Я сам стрелял с ворот из самострела; некоторые мои приближенные тоже метали стрелы. Из-за ударов стрел сверху враги не смогли пройти дальше и отступили… В этот день, стоя у ворот Шейх-задэ, я метко сразил стрелой из самострела лошадь одного начальника конной сотни; эта стрела ее убила».

Это все тот же наш знакомец Бабур. Есть у него и другие упоминания об арбалетах и арбалетчиках. Помните, мы обещали привести один «вырезанный» фрагмент из описания подвигов простого человека по имени Ислим Барлас, который «многое умел делать хорошо»? Так вот, в числе этого «многого» – стрельба из арбалета: «Из самострела силой в тридцать-сорок батманов он насквозь пробивал доску».

Так что даже для всаднических культур арбалет не чужд. Более того: они могут одаривать им и пехотную армию! Например, китайский арбалет шэнь бигун («сверхъестественно сильный станковый лук»), принятый на вооружение в китайских войсках XI в. после долгого «безарбалетного» периода, пришел в императорскую армию как раз от «всаднической» культуры тангутов: вассальный тангутский князек Ли Хун доработал свое племенное оружие с учетом общекитайской специфики и предъявил его на суд императора.

Отряд испанских арбалетчиков во время взятия Гранады: часть арбалетов оснащена композитными дугами из дерева и рога, оклеенными сухожильными или берестяными лентами; для других характерны мощные тисовые дуги

Столь же успешно арбалет применяется и не в спешенных, но в по-настоящему кавалерийских сражениях. Н. Перумова в свое время многие «знатоки» сильно критиковали за конных арбалетчиков, и он их действительно описал не без ошибок, но – были такие. Из них составлялись задние ряды рыцарского «копья» (надо ли объяснять, что в данном случае это не оружие, а подразделение, «боевая единица»?): передние состояли из конных латников. При сближении с аналогичным «копьем» врага арбалетчики успевали дать дальний залп по навесной траектории (низвергающиеся по крутой дуге стрелы были очень опасны для бригандин – их крепящиеся «внахлест» пластины гораздо лучше держали удар спереди, чем сверху, – и для вражеских коней, которые даже в эпоху лат довольно редко были закрыты броней целиком: круп обычно оставался не защищен), а потом… Потом им хватало времени перезарядить оружие – чаще при помощи «козьей ноги», чем реечного ворота, – и дать следующий выстрел уже в упор, как раз тогда, когда на галопе сшибались копейщики первой линии обоих «копий». Понятно, стреляли не в спину своим рыцарям, а в промежутки между ними или в грудь тому из врагов, кто, выбив «спарринг-партнера» из седла, прорвался сквозь линию.

Третий раз перезарядить оружие в таком бою не получалось: приходилось выхватывать меч, а арбалет «брать на ремень» за спину, парировать им вражеское копье – да, был такой прием, даже просто бросать. Но первые два выстрела (особенно – второй!) вполне окупали эту тактику. С теми, кто скажет, что вот тут-то кавалерийский лук более применим, даже при меньшей бронебойности, спорить не стану: может, и более – но навыков нет, а их так просто не приобретешь, они тянут за собой базовые атрибуты цивилизации. Однако в смертельные мгновения перед вторым выстрелом конные арбалетчики показывали высший класс каскадерских спецэффектов – порой даже через плечо назад стреляли, если враг успевал сманеврировать (не фокус и не гипербола – а прием из одного учебника воинского искусства XV в.)!

Между прочим, учтите: арбалеты для конного боя в среднем послабее пехотных – но стрельба на галопе заметно увеличивает энергию удара стрелы (разумеется, не меткость; и, столь же разумеется, при стрельбе вперед, а не через плечо). Совокупная скорость схождения летящих навстречу друг другу всадников – где-то 30 м/с, даже на реальном поле боя, а не специально оборудованном ристалище. Это лишь вдвое меньше скорости выброса нетяжелой стрелы из очень мощного арбалета. Следовательно, ударит она в полтора раза сильнее, чем при стрельбе с места. Неплохо!

Пластинчатая пружина арбалета способна дать фору и цилиндрической пружине сколько-то сопоставимой мощности, и упруго-растяжимым тросам «резинового боя». Ни один из них не способен передать стреле – или чему уж там – запасенную энергию со столь же малыми потерями. Впрочем, нет: как показали современные исследования, один все-таки способен. Это – плоская резиновая трубка, играющая роль одновременно и дуги, и тетивы. Сконструированный на такой базе «арбалет» (арбалет ли?) может быть не только силен, но и чрезвычайно компактен, однако требования высоких технологий тут в самом прямом смысле берут конструкторов за горло. Причем эти требования должны предъявляться не только к материалу «тетивы», но и к стреле. Хотя бы потому, что такая «тетива» наилучшим образом работает с очень легкой стрелой. А чтобы такая стрела сохраняла необходимую прочность (даже не для пробивания доспеха!), ее нужно делать, допустим, из тонкостенной титановой трубки. Самое то для Средневековья!

Если бы Терминатор не имел в распоряжении помпового ружья – ему очень пригодился бы китайский магазинный арбалет времен «опиумных войн»: с обоймой на десять стрел (а в сдвоенном варианте – и на двадцать, выстреливавшихся за те же десять выстрелов!)!

До столь высоких технологий дело не дошло, но на излете Средневековья появились новые конструкции. Некоторые из типов арбалета обзавелись чем-то вроде ствола (с боковыми прорезями для тетивы), другие сделались до изумления компактны. Самые маленькие «баллестрино», пулевые арбалетики XVI в. – размером с дамский пистолет: и в карман их можно спрятать, и даже в эту книгу вложить! Причем арбалетики это сравнительно мощные, со «встроенным» храповиком! На дистанции даже в немногие десятки метров из них разве что по воробьям стрелять, но вот на дистанции шпажного выпада такая пулька при попадании в глаз или в висок убить может (как и пулька из дамского пистолетика). Сказал бы, что шпага надежней – но не скажу: при чем тут надежность, ведь не для самообороны и не для терроризма предназначался такой баллестрино, а для тренировочной стрельбы по мелким пташкам и комнатным мишеням.

Но «карманный» сверхмалый арбалетик – это все же экзотическая крайность. А вот малый арбалет, который можно, полностью готовый к выстрелу, носить под полой плаща – реалии «городских джунглей» XVI–XVII вв.

В это же время европейские арбалеты перестают быть военным оружием. Последний раз в бою они употреблялись во время датско-шведских войн конца XVII в. Но то были слабые охотничьи образцы, которые датчане применяли, лишь компенсируя нехватку ружей. Примерно тогда же (последнее десятилетие XVII в.) арбалеты фигурируют в военных арсеналах «короля-солнца» – но боя им увидеть уже не довелось…

Правда, по некоторым сведеньям, уже Наполеон, убедившись в малой пригодности гладкоствольных ружей для «снайперской стрельбы» (а ружья нарезные в то время были дороги, очень малоскорострельны и тоже не страдали излишней меткостью), достаточно всерьез задумался о перевооружении арбалетами хотя бы части стрелков. Почему бы и нет, раз уж Веллингтон подумывал о возрождении английских луков…

Известны и магазинные арбалеты: да-да, не только современно-спортивные, а старинные, вроде бы боевые. Опять-таки Китай, где они применялись вплоть до «Боксерского восстания» включительно. Описывать не буду – взгляните на иллюстрацию; лишь одно уточнение: спускового крючка нет потому, что «качание» ручки обеспечивает сразу все – и натяжение тетивы, и подачу стрелы (иногда – двух стрел одновременно!), и выстрел. Дальность стрельбы, прицельность, пробивная сила – очень малы; а убойный эффект куда выше, чем может показаться, – стрелы почти всегда отравлялись! Но все равно единственный «адресат» такого арбалета – слабоподготовленный новобранец, с близкого расстояния ведущий огонь по густой толпе. Во время многолюдного безобразия, которое в старом Китае принимали за уличный, а порой даже осадный бой, применение этого оружия было самой что ни на есть реальностью; при любых других обстоятельствах – скверно продуманной фантастикой.

Впрочем, кроме «многозарядной» стрельбы, применялась и «залповая»: из одного оружия, пучком коротких стрел. Для китайских станковых, «артиллерийских» арбалетов это была распространенная норма, но и для ручного оружия – тоже не единичное исключение!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.