Стрела поет

Стрела поет

Срезень – тяжелая стрела, у которой вместо заостренного наконечника красуется вогнутое лезвие, формой напоминающее полумесяц. В полете такая стрела гудит наподобие шмеля, и звук этот, для земледельца знаменующий мирное начало лета, воину напоминает о смерти. Срезень с легкостью перерубает руку или ногу, но серповидное лезвие специально изогнуто по форме шеи. Именно в шею и ударила проклятая стрела Шамашкара. Сбоку ударила, так что не помогла даже завитая и умащенная маслом накладная борода.

С. Логинов «Свет в окошке», Москва, «Эксмо», 2003, с. 150–151.

«Вот он, наконечник-срезень, выемчатая лопатка в четыре пальца шириной, которым бьют неокольчуженного врага или крупного зверя на охоте. Он перекусывает при встрече кость, рубит, а не протыкает внутренности, а попади в плечо или руку – снесет напрочь, оправдывая свое название».

Г. Панченко «Число зверя», Харьков, «Рубикон», 1998, с. 180.

Эк нас обоих на срезни потянуло. У меня – правильней! Во-первых, срубить голову для лучного срезня – перебор по силе удара, а во-вторых – и по направлению: плоская лопатка такой стрелы ориентирована «поперек» земли (иные типы стрел в полете вращаются, как нарезные пули, но срезню – не положено). Вот арбалетный срезень на это способен, а болт с наконечником типа «ласточкин хвост» – тем более; и у них-то лезвие идет параллельно земле, т. е. поперек шеи. НО ЭТО НЕ БОЕВЫЕ СТРЕЛЫ! Во всяком случае, те, что экспонируются в одной из витрин Эрмитажа – откуда они, ей же богу, и перелетели прямиком на страницы «Света в окошке» (замечательный роман!). Охотничьи это стрелы, для стрельбы на близкой дистанции по могучему зверю. Кабана или оленя они валят не хуже жакана: рассекая ребра или лопатку, широко надрубая легкие…

Чтобы не хвастаться, сразу скажу: я и сам в этой своей повести малость преувеличил эффективность лучной стрельбы (обычно срезню не до перерубаний – ему бы чиркнуть вдоль тела, нанести длинную обессиливающую рану).

Итак, речь – о стрелковых боеприпасах доогнестрельной поры. Стрела – она, как правило, и в Африке стрела, потому любое «отклонение от нормы» сразу привлекает читательское (и писательское) внимание. Легче всего заработать дополнительные очки на нестандартных наконечниках. Ну, срезень. Ну, томар – дробяще-ломающий, притупленный и массивный, как зубило. Зазубрины невозвратных шипов… нет, это уже привычно. Угловатая огранка бронебойного острия… тоже привычно, пожалуй. Хотя – малоизвестная деталь: угол схождения к острию многих из подобных наконечников подобран такой, что твердое препятствие пробивается с наибольшим для него уроном (попади не в броню, а в кость – та треснет страшными брызгами оскольчатого перелома). Сопромат и высшую математику древние кузнецы не изучали – но и не на одной интуиции держались: экспериментального материала, конечно, хватало.

Отравленные стрелы? Заслуживают отдельного подраздела – хотя бы потому, что с ними тоже связано преизрядное количество ошибок. А впрочем, именно поэтому несколько слов о них можно сказать и прямо сейчас:

– Иногда отравляющего эффекта можно достичь и без яда. Например, бронзовый наконечник, оставшись в ране (а иные из них крепились на древке очень слабо, чтобы «сняться» при первой попытке вытаскивания), очень скоро, в тот же день начинает окисляться так, что спасти может или операция, или ампутация.

– Очень многие авторы как отравливают единожды стрелы своих героев, так и носят их потом (вместе с героями) в таком виде долго-долго: в походно-полевых условиях, да еще, как правило, в открытом колчане… Нет, носить-то их так и в самом деле можно, и рана от такой стрелы, пожалуй, будет заживать хуже, чем от совсем не отравленной. Но вот о сколько-нибудь быстром действии яда, проявляющемся прямо на поле боя, следует забыть. Разве что яд какой-то совсем магический или хотя бы «закреплен» от распада фэнтезийными средствами. Без них даже кураре очень скоро ослабнет. Он, кстати, чрезвычайно чувствителен к влажности – настолько, что в дождливо-туманный день лучше смазывать стрелу не просто перед охотой или боем, но прямо перед выстрелом: разумеется, если вы хотите, чтобы жертва именно свалилась как подкошенная даже от несмертельной раны… А вообще-то яд (и жидкий, и кашицеобразный) в походе надо носить не на наконечниках стрел, а во флаконе с притертой крышкой. Причем тот яд, который должен убивать, попадая в кровь, преспокойно можно пить: и тот же кураре, и змеиный яд при попадании в желудочно-кишечный тракт вполне безобидны.

– Изготовлением стрельных ядов могут заниматься не только туземные знахари, но и европейские алхимики. Кстати, стойкость таких ядов куда выше, чем биологических. Может, при попадании стрелы в руку или пятку они не свалят вот так сразу, за доли секунды (разве что именно в той пятке укрылась душа!) – но дело свое сделают, причем тоже очень быстро. Зато и «подзарядки» не требуют, т. к. высыхать на стрельных наконечниках могут без утраты боевых свойств. Соли свинца, сурьмы, меди, да и мышьяка, конечно; цианиды и роданиды (не обязательно калия – хоть той же меди)…

– Кстати, о несмертельных ранах. Если вы как автор озабочены вышесказанным (т. е. мгновенным поражающим эффектом), все-таки озаботьтесь ранить своего врага довольно глубоко, да еще и поближе к жизненно важным органам. Правда, можно сделать это совсем уж тонкой и легкой стрелой: например, стрелкой духового сарбакана, которая немногим толще велосипедной спицы. Но из того же сарбакана на месте кладут лишь мелкую дичь. Если же требуется проделать такое с опасным врагом (особенно – двуногим и вооруженным) – то бьют из засады, с минимальной дистанции, метров с шести, доставляя яд непосредственно в область сердца и легких или к «ключевым узлам» головы и шеи: да, на таком расстоянии человеческое тело пробивает и плевок.

Вернемся к более традиционным типам доогнестрельных боеприпасов. Арбалетную стрелу традиционно называют «болт», причем уже не только в англоязычной литературе. Об отличии болта от лучной стрелы достаточно говорилось в прошлых главах. Еще кое-что напоследок: болт, как правило, стандартизирован, он – один из первых предметов массового производства, в арсенальных хранилищах собраны тысячи максимально одинаковых готовых стрел, типовых наконечников, вымеренных и вывешенных заготовок для древков… Лучники тоже высоко ценят одинаковость своих боеприпасов, но если для современных спортсменов это прямо-таки свет в окошке, то для лучников-воинов старой школы характерен чуть иной подход. Да, все их стрелы должны быть подходящими для их лука, т. е. почти стандартными, но при этом каждую из них стрелок «узнает в лицо», а также по имени и по голосу! Ему твердо известно, чего от нее ждать, на какой дистанции, при каком ветре и влажности… Часть фантастических достижений таких лучников базируется именно на подобном знании! Для залповой стрельбы на пределе поражения, когда особой меткости все равно не достичь, – стрелы из запасных чехлов, «ширпотребовские», везомые в обозных телегах; а когда враг приблизился – свои, знакомые…

Мастер-изготовитель зажигательных болтов

Внешность обманчива: два крайних болта, самых устрашающих – охотничьи; а средние, довольно скромные – «легкие стрелы для тяжелых арбалетов», способные на 400 и более м. пробивать кольчуги

В прошлом разделе речь шла также об арбалетных пульках и дроби. Стреляющие этим арбалеты у оружиеведов традиционно называются баллестрами (или «баллестрино», если совсем уж малы). Их тоже много видов. Сам удивляюсь почему, но все они использовались ТОЛЬКО для охоты: от птиц до косули! Не было попыток ни стрелять ядрышками в бою (конечно, такой снаряд «тормозится» броней, плотью и даже воздухом куда больше, чем стрела, – но хоть в городских распрях, где расстояния малы, а доспехов нет, могли ведь они применяться!), ни забрасывать из них во вражеские укрепления уже известные типы зажигательных снарядов. Зажигательные стрелы – не то: они, конечно, применялись, но не для баллестров же…

Художественная литература такими ограничениями не связана – но, дорогие писатели: вводя в средневековые реалии «арбалетный гранатомет», будьте осторожны. Из чего-то ведь исходила наша реальность, пренебрегшая этим вариантом аж до… Первой мировой войны! Тогдашние арбалеты-гранатометы, учтите, были слишком громоздки для стрельбы с рук, а гранату они посылали на десятки метров. Может, в этом все дело: то, что подходит для окопной войны («мертвая зона» между ручным броском и минометным выстрелом!), не очень хорошо при штурме замка.

Ведь Китай пошел своим путем: ядрышки тамошних баллестров (свинцовые и керамические) использовались в «гражданских разборках». На войну их, правда, и там не пустили.

Стреляли такими снарядиками и из луков (со специально обустроенными тетивами), тоже на охоте по мелкой дичи. Но вот камнестрельный лук и в боях, кажется, применялся! Правда, не в «фэнтезийную» эпоху: наш Кавказ, эпоха Шамиля-первого (не Басаева) и Хаджи-Мурата. И вроде бы только для «тревожащего» огня по окнам-бойницам, позволяющего экономить ружейные пули. Но все-таки! Мелкий камушек такой лук, говорят, посылал на 200 м, вблизи же бил камнями размером с гусиное яйцо…

Лучная «пулька» на охоте употребляется для стрельбы по животным размерами от воробья до лисицы

(Это утверждение содержалось в нескольких моих журнальных статьях, три года назад оно вошло и в опубликованную книгу. Тем не менее придется его несколько откорректировать. После более внимательного анализа тех же первоисточников – старых публикаций, описывающих кавказские, горские межклановые войны – выяснилось, что на 200 м такой лук посылал довольно серьезные камни, при попадании способные контузить или даже убить. Но такая дистанция получалась при выстреле не с земли, а с… боевой площадки каменной родовой башни!)

Арбалетно-ружейная стрельба зажигательными болтами, которые на стрелы уже совсем не похожи…

Кроме того, стреляющие «ядрышком» луки были довольно широко распространены в Индии: как телохранительское оружие (это-то понятно) и… боевое (может быть, потому, что в таком климате многие сражаются без доспехов?)

А рогатка – со снабженной упором в предплечье рукоятью, с четырьмя резиновыми тяжами, со специальной скобой на «кармашке» для снаряда (металлический шарик), допускающей кулачный хват, – бьет на… 250 м! В США даже общенациональные чемпионаты проводятся; на них, безопасности ради, вместо цельнолитых шариков используются полые баллончики с водой (а если пренебречь безопасностью, то можно их и зажигательной смесью наполнить!). Так что не зря Лазарчук в «Ином небе» дал рогатку в руки главному герою, который не юный хулиган, а матерый диверсант!

Сапковский же в одном из романов «ведьмачьего» цикла решил применить боевые арбалеты, бьющие какими-то стрелопульками: неоперенными снарядиками размером с гвоздь, которые при попадании вонзаются так, что целиком исчезают в теле – видно только входное отверстие. При этом называются они «бельтами» (хотя это, кажется, вольность переводчика, имевшего в виду арбалетные болты). В принципе такое возможно – но опять-таки скорее для «гражданской самообороны» или разбойного нападения, а не для перестрелок на боевых дистанциях.

Стоп. Это уже идет обсуждение ситуаций, когда мало того, что лук не лук, но и стрела уже совсем не стрела. А чем еще все-таки может быть стрела, хотя бы формально оставаясь сама собой?

Может – копьем: тонким и сравнительно легким, но почти трехметровой длины. Причем это стрела лучная! Применялась и применяется она (в бассейне Амазонки) для стрельбы по… рыбе. «Рыбные» стрелы бывают и короткими, облегченными, но – для стрельбы по водной живности, держащейся совсем неглубоко. А эта трехметровая пика при стрельбе почти «в упор» (считая за таковой поверхность реки) мгновенно пронизывает водную толщу на глубину, близкую к длине своего древка, и прицельно накалывает добычу. Как там насчет перестрелки с себе подобными – трудно сказать, но для борьбы с монстрами этот вариант, наверно, приемлем. Не обязательно даже в воде: такой «гарпун» оптимально сохраняет точность и силу на малой, но коварной за счет сопротивления среды дистанции.

Может – «авиационной пулей» (точнее – чем-то вроде неразрывной бомбочки): острый, тяжелый, компактный стержень, не выстреливаемый, а сбрасываемый с большой высоты. В таком случае это скорее «кассетное» оружие, для него должны существовать некие обоймы, позволяющие осуществлять сброс десятков стрел одновременно. Во время детства боевой авиации эти устройства довольно широко использовались для работы по наземным целям. Может – артиллерийским снарядом. В эпоху самых-самых первых европейских пушек (ну, не только пушек: там было много причудливо-переходных конструкций, иные из которых вплотную приближались к ручному оружию) ядро еще не доказало своих преимуществ перед стрелой. Между прочим, в «артиллерийских» версиях осадных арбалетов оно таких преимуществ действительно не имело. Огнестрельное оружие все-таки вскоре от использования стрел отошло, но попробовать их успело. То как небольшие «летающие тараны» для стрельбы по станковым щитам и замковым воротам (а замковые стены и ядрам долгое время были недоступны: ситуация изменилась лишь на подступах к XVI веку!), то даже при ведении огня по живой силе, но огонь этот был весьма ближний и велся как минимум из-за полевых укреплений.

Амазонский индеец стреляет по… водяной черепахе! Нет, она не летит над его головой, но плывет примерно на метровой глубине метрах в десяти-пятнадцати от берега: просто стрела-копье должна обрушиться на нее отвесно (иначе при любых обстоятельствах вода помешает!) и с такой силой, что глубоко пробьет панцирь

Снарядом, выстреливаемым из мушкета, стрела тоже может быть. В московских арсеналах такие фиксируются уже при Петре. Например, опись 1690 г. обнаруживает «780 стрел скорострельных мушкетных».

Первая треть XIV в.: одно из самых ранних изображений европейской пушки. Как видим, стреляет она отнюдь не ядром! Любопытно, что пушкарь, судя по «гербовым» наплечникам – не простой ратник, но рыцарь

Такие стрелы не только в оружейных хранились. Годом раньше в следственном деле об одном из стрельцов появляется допросная запись: «…Как под Девичьим монастырем отведывали из мушкетов стрел железных, и в то время у него Оброски попортило руку».

(Почему все-таки эти стрелы называются «скорострельными»? Скорее всего это не указание на быстроту перезарядки: так в то время именовались… системы залпового огня. Например, «5 скорострельных ружей на 36 пуль каждое» – это 180 мушкетов на пяти станках.)

Какое-то отношение к этому имеют и «мушкетные гранаты». Сейчас-то ружейное гранатометание не представляет собой экзотики, а вот во время «стрел скорострельных мушкетных» это было нечто диковинное. Тем не менее именно тогда «гость» Петр Микляев, посланный за границу (в Голландию) для закупки оружия, сообщил своему московскому начальству, что в Германии появились новые мушкетные гранаты: «полет имеют на восемьдесят сажен». Многовато для того, что в ту пору могло именоваться «гранатой». Не исключено, что это какой-то аналог… «взрывающегося древка»: того, которое так и не приняли на вооружение в Англии.

Так что снарядом для подствольного (то есть скорее – ствольного) гранатомета стрела тоже может быть.

Может – ракетой. Собственно, даже классическая ракета сохраняет стреловидность, а в первые ракетные века довольно часто «сопла» просто крепили к древку мощной стрелы над оперением. Ближе к наконечнику крепилась дополнительная емкость, чаще уже не с «ракетной», а просто с зажигательной смесью. Иногда это даже была не какая-то особая смесь, а просмоленная пакля, как на лучно-арбалетных «огненных стрелах». Аналогична и дальность полета – сотни метров, не тысячи, – и наконечники: жуткие зазубрины предназначены совсем не для того, чтобы стрелу (или ракету) было тяжело вытащить из раны, да хоть бы и из деревянной стены. Эти зубцы позволяли «зажигалкам» удерживаться на крышах, причем не крепостных башен, а зданий внутренней застройки. Пущенные издали, по крутой дуге, они неприцельно падали на осажденный город и, если повезет (не осажденным!), зацеплялись этими зубцами достаточно надолго, чтобы пламя успевало перекинуться со стрелы на домовые кровли.

Бр-р-р, недостаточно рыцарственно для типовой фэнтези!

Европейские стрелы-ракеты из трактата 1555 г. Это их «лебединая песня»: уже и тогда существовали ракеты куда более современного облика!

Китайский трактат 1621 г.: стрелы-ракеты и детали устройства для залповой стрельбы. Дальность полета этих «огненных стрел» – 400 м: меньше, чем может обеспечить мощный лук. Точность, даже при залпе, тоже не слишком высока…

Использовались ли стрелы-ракеты в полевом бою? На Востоке случалось, хотя в общем-то для них требуется цель, по которой промахнуться не легче, чем по осажденному городу. Но – бывало. Огромные массы пехоты в тесном построении, место дислокации вражеской конницы (именно место дислокации отряда, а не отдельные всадники!)… И все равно противника удавалось скорее рассеять, чем перебить. Короче говоря, это оружие применимо в основном против армии, которая не столько хорошо умеет сражаться в плотном строю, сколько категорически не умеет сохранять боеспособность без такого строя.

Любопытно, что, судя по ряду китайско-корейских трактатов, активный интерес к таким «ракетострелам» (иногда – залповым, в духе «катюши»!) возобновляется, после долгой паузы, в XVI–XVII вв. Это очень напоминает поиск «асимметричного ответа» на вызов начинающей проникать в регион полноценной европейской артиллерии. В реальной истории «асимметричность» отнюдь не помогла сравнять шансы… И снова: стоп. Это вновь начинается уровень, за которым стрела перестает быть стрелой.

А как обстояло дело со стрелами в каменном веке? Арбалетов, ракет и прочего, понятно, не существует – только луки. Наконечники стрел – кремень и обсидиан (где есть). Как эти стрелы проявят себя против доспехов, если контакт с одоспешенным миром все-таки состоится? Случилось ведь это в Америке все того же XVI в.! «Выносим за скобки»: неметаллические доспехи и щиты там были, что-то вроде армий – тоже, так что конкистадоры, как и монголы, побеждали не только оружием как таковым.

Для деревянного щита, войлочной или кожаной брони обсидиановый наконечник, чтоб не искать других слов, страшен: за счет естественного микропильчатого края он «вгрызается» в цель лучше стального. Кольчугу (нет, не латы и даже не пластинчатый набор) он тоже пробьет без труда, но… лишь при попадании по нормали: при любых других углах попросту разобьется.

В общем-то это действительно и для европейских стрел с металлическими остриями, но не так критично. В индейской же Америке складывалась парадоксальная картина: облаченный в кольчугу идальго шутя выдерживает полсотни попаданий – а пятьдесят первая стрела, угодив под нужным углом, не то что слегка повреждает кольчатый доспех, но пронзает его, как бумагу. С понятным результатом… А ведь у конкистадоров зачастую и не было ничего, кроме кольчуг: имей они средства на латы – вообще остались бы дома!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.