Глава 10 Чародей, ученый и священник

Глава 10

Чародей, ученый и священник

Жрец-учитель

1. МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

Стерильная чистота лаборатории ученого; яркие витражи под сумрачными сводами готического собора; бедная задняя комнатка, в которой перед хрустальными колбами сидит человек в тюрбане. Три разных помещения и три системы мышления кажутся столь же несовместимыми, как три угла треугольника.

До этого места нашей книги мы касались весьма конкретных сторон жизни Древнего Египта – что египтяне делали, какие у них были вещи, какими ремеслами они владели. Все это важно, но этим жизнь не ограничивается. Помимо повседневного мира – пищи и мебели, забавных историй и любовных писем, существует другой мир – мир идей и отношений. В культуре Древнего Египта о подобных абстракциях говорили редко; тем не менее они существовали, и не только в качестве художественных канонов и в том, какую форму придавали гончары своим горшкам. Египетская культура имела важные и вполне определенные культурные достижения. Хотя египтяне так же, как и мы, любили посидеть с кружкой пива, их взгляды на мироздание существенно отличались от наших; основное различие заключается в том, как и что они думали о трех категориях, которые мы обсуждаем, – магии, науке и религии.

Магия: использование средств, которые считаются сверхъестественными, для достижения или предотвращения результата, недостижимого при помощи обычных средств.

Наука: получение и накопление знаний, их формулирование и систематизация для получения общих истин или для осуществления каких-либо действий на основе знания общих законов.

Религия: личная убежденность в существовании или вера в существование сверхъестественных сил или высшей сущности, управляющих судьбой человека.

Всякое обсуждение полезно начинать с точных определений. Они точно фиксируют значение используемых терминов и не позволяют избежать разночтений. Но представим, что мы разговариваем со жрецом из Фив времен Восемнадцатой династии. Мы просим его рассказать нам о науке в Египте и, чтобы он понял, что мы имеем в виду, даем ему определение «науки» из словаря Вебстера.

Египетский жрец с приведенным нами определением не то чтобы не согласится – он просто не поймет, о чем мы говорим. Наши трудности начнутся с того, что у древних египтян нет слова «наука». Нет у них и слова «религия». Магия? Такое слово существовало, но под ним священник понимает не совсем то, что понимаем мы. Когда же мы примемся разъяснять ему разницу между «естественным» и «сверхъестественным», он просто разинет в изумлении рот и начнет озадаченно чесать свою бритую голову. А на наши слова об «организованной системе знаний, систематизированной и упорядоченной в соответствии с определенными законами», он может выдать нам лекцию о систематизированном египетском пантеоне и о ритуалах, используемых для воздействия на богов.

Это предмет чрезвычайной важности. Для египтян, как и для большинства древних народов, многие категории, которые мы считаем имеющими разную природу, не разделялись. Если человек обращался к египетскому врачу по поводу сломанной ноги, врач мог наложить шину, натереть кожу смесью меда и трав, произнести магическое заклинание и повесить на шею больному амулет как своего рода «религиозную медаль». Мы бы сказали, что он использовал несколько различных методов лечения, из которых только один можно назвать эффективным. Но египетский пациент пришел бы в негодование, если бы лекарь ограничился только наложением повязки.

Однако было бы слишком просто считать, что разница между египетским врачом и современным доктором медицины заключается лишь в том, что первый верил в магию. К самому слову «магия» надо относиться осторожно. Что оно означает для нас? В памяти возникает Свами Хассан с его тюрбаном и хрустальным шаром, находчивый маленький Мерлин из фильма Уолта Диснея, продавший душу дьяволу Фауст и бледная тень Елены. Магия… одно из самых многозначных слов, вызывающее сонм ассоциаций – от самых романтичных до самых жутких, от мерцания в лунном свете крыльев Титании и до старухи, с душераздирающими воплями сгорающей на костре инквизиции. Однако у первобытного человека при слове «магия» возникали совершенно иные ассоциации. И мы постараемся их представить в этой главе.

Однако сначала обратимся к другому проблематичному слову – «верить». Первобытный человек верил в магию. Искушенный читатель, знакомый с антропологией и этнологией, может счесть это утверждение очевидным и не стоящим упоминания. Он это уже прекрасно знает.

Искушенный читатель может полагать, что понимает веру первобытного человека в магию, однако, скорее всего, это не так. Одна из самых больших трудностей для историков, археологов и этнографов состоит в том, что они видят прошлое глазами современного человека. Конечно, невозможно забраться, как говорится, в шкуру другого человека и мыслить, как он. Даже книгу о культуре писать трудно, поскольку приходится разбивать на главы то, что составляет неделимую сущность жизни людей; рассказывая о них, мы вынуждены пользоваться нашими словами, каждое из которых вызывает современные ассоциации и означает понятия нашего мира. Разрешить эту проблему невозможно – поэтому нам постоянно следует помнить, что при описании чужой культуры мы как бы осуществляем перевод, многое при этом теряя.

Я обвинила своего искушенного читателя в том, что он на деле не понимает сути магических верований древних людей. Поясню свое утверждение примером.

Недавно в научном египтологическом журнале появилась статья одного египтолога о заговоре в гареме во времена Рамсеса III из Девятнадцатой династии. Одна из наложниц решила, что вместо законного наследника на трон должен взойти ее сын. Для достижения этой цели требовалось, чтобы старый фараон, Рамсес III, отправился к своему отцу-солнцу как можно скорее. Наложнице удалось заинтересовать своим проектом немалое число важных сановников, но по меньшей мере одного ей уговорить не удалось. Из-за неясности древних текстов мы не можем точно сказать, был ли Рамсес III и в самом деле убит заговорщиками или нет, однако законный наследник, ставший Рамсесом IV, вовремя обнаружил заговор и спас тем самым и свой трон, и свою шею. Заговорщиков предали суду и, вероятнее всего, казнили – текст с почти викторианской иносказательностью выражений, к которой прибегали иногда египтяне, упоминает лишь о том, что преступников «настиг их приговор».

Одна из частей этого текста для нас особенно интересна. Чтобы захватить власть и проникнуть во внутренние покои дворца, заговорщики составили заклинание «для околдовывания, для изгнания мыслей, для помрачения сознания, поскольку некоторые боги были сделаны из воска и некоторые люди тоже».

Объяснить эти слова разумнее всего предположением, что заговорщики использовали магию. Восковые фигурки как помощники мага в колдовстве известны во всем мире. Что касается заклинаний, то они были призваны лишить воли стражей закона и придворных фараона.

Несмотря на то что подобное объяснение вполне логично, автор упомянутой мною статьи высказал сомнение, что заговорщики вообще использовали магию. Для того чтобы защитить эту точку зрения, он приводит новый, ранее неизвестный перевод таких слов, как «околдовывать» и «бог». Древнеегипетский язык хорош для такого рода аргументов, поскольку его лексика до сих пор точно не определена, у известных слов появляются новые значения. Касаясь важных слов «сделаны из воска», автор статьи утверждает, что это – оборот речи, а не обозначение магических предметов. Любой, кто изучал когда-либо иностранные языки, возможно, сталкивался с раздражающим свойством предлогов означать в разных контекстах совершенно разные вещи. К примеру, английский предлог out off («из») в определенном контексте может иметь значение into («в»). Существа «из воска», по мысли автора статьи, это «мягкие», «уступчивые» существа.

Этот довод можно считать в известной мере основательным, хотя автор использует английскую метафору, существование которой в египетском языке не доказано. Если филолог пытается подправить существующий словарь, он должен подкрепить это аргументами более убедительными, чем то, что «жена Цезаря выше подозрений». Он не имеет права давать новое значение только ради того, чтобы подкрепить созданную им теорию. А теория состоит в следующем: «Заговорщики слишком рисковали, доверяя исход своего заговора магической процедуре».

Автор статьи о заговоре в гареме не «верит», что египтяне верили в магию. Он «знает», что они верили: египетская культура полна тому примеров. Однако едва дело доходит до конкретного случая, автор статьи отказывает египтянам в этой вере.

Я рассказываю об этом столь пространно не для того, чтобы перемыть косточки этому ученому, а для того, чтобы показать, что, если ученый способен на подобную ошибку, остальные тем более должны беречься от излишней самоуверенности. Я считаю, что в столь рискованной ситуации, в которой находились заговорщики, они не могли не использовать магию. Магия – это не забава и не последнее средство человека, неспособного добиться цели иными средствами. Магия – это орудие, и, возможно, орудие самое сильное и действенное.

Теперь давайте вернемся к определениям магии, науки и религии, приведенным нами в начале главы.

По определению словаря Вебстера, психология и пирамидология в равной степени могут считаться науками. На случай, если читатель не слышал термина «пирамидология», поясню, что речь идет об изучении мистического и пророческого смысла египетских пирамид. Никто из тех, кто читал труды пирамидологов (или пирамидалистов), не станет отрицать, что этот предмет хорошо систематизирован, имеет много (и даже слишком много) материала для исследований, признан (многими людьми) за достоверное знание и основан на том, что исследователи пирамидологии называют универсальными истинами.

Из этого можно сделать вывод, что с тремя нашими определениями что-то неладно. Используя их, нельзя провести четкое разграничение между обсуждаемыми нами тремя словами. Точно сказать, что такое магия, мы не можем. Попытаемся подойти к этой задаче иначе: будем брать категории по парам и попытаемся найти в каждой паре принципиальное различие.

Магия и наука не являют собой диаметральную противоположность. Более того, оба понятия содержат много общего – намного больше, чем обычно принято думать. На общие черты уже обратили внимание некоторые весьма видные антропологи. Как и наука, первобытная магия была попыткой сформулировать принципы, посредством которых воздействующие на человека силы могут быть поняты и использованы. Эти принципы приходилось строить на предположениях. Если эти предположения оказывались истинными, они становились наукой. В этом смысле магию можно назвать преддверием науки, поскольку первобытный человек был еще не способен определить, какие из его предположений истинные, а какие ложные.

Естественно, интерпретация магии как преддверия науки кое у кого вызовет возражения – но какая научная теория не вызывает их? Сомневающийся может сказать, что первобытный человек знал разницу между магией и рациональным мышлением достаточно хорошо. Когда житель одного из островов Тробриан сажает растение, он тщательно пропалывает его, поливает и защищает. При этом он использует и магию, но, как говорит доктор Бронислав Малиновски, он улыбнется, если вы предположите, что он выращивает урожай при помощи одной лишь магии, без воды, без прополки или без семян.

При всем моем восхищении доктором Малиновски я не думаю, что его пример удачен. Его островитянин наверняка улыбнулся бы и на предложение выращивать урожай без магии, только рациональными методами. Для людей, верящих в магию, она так же важна, как вода или семена.

Может быть высказано утверждение, что первобытный человек, использовавший примитивную науку – если можно ее так назвать, – прибегал к магии только в тех случаях, когда требовалось уберечься от действия непредсказуемых обстоятельств. Но магию не использовали при выращивании урожая только для того, чтобы защитить его от бурь, заклинание часто касалось всего процесса: «Пусть зерно растет!» Первобытный человек не знал естественных законов окружающего мира; в каком-то смысле вся его жизнь была сверхъестественной, диктуемой могущественными силами, грубо воздействующими на его слабое тело и на то немногое, чем он владел. Он делал все возможное – бросал в землю семена, поливал их водой, а затем, в качестве защитной меры, призывал магические силы. Когда урожай прорастал, это служило доказательством правильности выбранного способа действий – в том числе и заклинаний.

Одно из главных различий между магией и наукой лежит в степени верности тех утверждений, на которых зиждется и та и другая. Однако отличить истину от лжи не всегда просто. Лучшим путем определить, верно ли данное предположение, является его проверка на практике. Это странно звучит, но, когда магия работает, она перестает быть магией – она становится наукой. Гипноз, некогда считавшийся исключительным достоянием колдунов, в наше время потерял свой таинственный ореол и добился определенного уважения. С другой стороны, в арсенале заклинаний знахаря любого племени были средства, положившие начало врачебной практике. Эксперименты таких ученых, как доктор Рейн, в области экстрасенсорного восприятия могут иметь результатом появление нового раздела в науке. При той скорости, с которой доктор Рейн продвигается в своих исследованиях, ждать нам придется долго, но не следует думать, что современные научные догматы будут существовать всегда.

Давайте рассмотрим один гипотетический пример, который способен показать, как верны могут иногда оказаться ложные на первый взгляд убеждения. Представьте себе неандертальца, подругу которого утащил к себе другой неандерталец, более сильный и рослый. Даже пещерный человек достаточно разумен, чтобы не вступать в схватку с тем, кто способен стереть его в порошок. Однако наш пещерный человек скоро столкнется с результатами утраты. Теперь некому приносить ему хворост, некому зажарить кусок мяса на углях, тащить тяжести, когда племя меняет место охоты. Всеми этими женскими делами заниматься ему приходится самому. Это весьма его удручает. Выбрав место, где обидчик его не видит – чтобы поведение обиженного не было истолковано как вызов, – наш пещерный человек выплескивает свою злость. Он мечется взад и вперед и яростно ревет. Он размахивает своим копьем и мысленно поражает им своего врага; он разражается бранью. Устав от бурных действий и исчерпав запас ругательств, он утомленно опускается на землю и вытирает потный лоб. После этого он, без сомнения, чувствует себя намного спокойней. Кто не успокоится после такой великолепной разрядки? Представление, в котором наш неандерталец мысленно сокрушал своего противника, не сокрушимого для него никаким иным способом, имело немедленный практический результат. Оно приносило облегчение. Возможно, оно могло дать и кое-что еще. Предположим, после этого ненавистный соперник встречается нашему герою на охоте, и обиженный побеждает обидчика. Почему бы и нет? Жизнь была очень сложной в те далекие дни. Что теперь остается думать нашему герою? Обдумав события, он может сделать вывод, что его вспышка ярости, последующее чувство облегчения и победа в поединке связаны между собой. Он просто не мог не убить своего соперника! Когда он чувствовал облегчение, он уже знал: что-то случится – он ведь чувствовал себя так хорошо!

Это один из примеров, в которых магия и наука могут составить друг другу компанию. Последовательность событий не всегда причинно обоснована, хотя легко принять ее за таковую. Однажды часа в четыре утра я могу надеть свободно ниспадающее платье желтого цвета и стану танцевать на балконе. Часом или двумя позже встает солнце. Есть ли в этой последовательности причина и следствие? Ведь я определенно изображала восход солнца и цветом одеяния, и своими телодвижениями. Я ли вызвала это явление природы? Вы, мой интеллигентный читатель, только рассмеетесь в ответ на такой вопрос, но я знаю людей, способных в это поверить. В сложном современном мире многие вещи очень трудно разделить. Что побуждает двух людей влюбиться, зачать ребенка? Что вынуждает растение цвести, птицу летать, ребенка подхватить корь? В чем причина какой-нибудь войны или одной из симфоний Моцарта? Из-за чего мои герани завяли, а у соседа они цветут? Даже если мы назовем причину, она часто оказывается недостаточной. Можно объяснить болезнь ребенка тем, что он заразился, но можно носить в себе эти бациллы и не болеть – при природном иммунитете, переболев корью раньше или же по какой-то причине, нам неизвестной. Нет ничего удивительного, что иногда нельзя отделить истинные причины от ложных, а некоторые современные логики полагают, что все вообще взаимосвязано.

Но вернемся к нашему герою-неандертальцу, радующемуся своему успеху и переживающему свой триумф. Если он обладает достаточным воображением, чтобы увидеть связь между вспышкой раздражения и смертью своего врага, он усвоит и всю практическую полезность этой последовательности. Это же великое открытие! Если неандерталец благороден и человеколюбив, он поведает о своем открытии всем соплеменникам, чтобы и они могли использовать его по отношению к врагам и к мамонтам. Однако может оказаться, что наш неандерталец не столь человеколюбив. Скорее всего, он рассказал о происшедшем с ним на охоте, но объяснил это другим только тем, что обрел магическую силу и владеет ею один. После этого он может стать знахарем, шаманом или колдуном – первым в долгой череде служителей магии, которые бессчетное число лет жили доверчивостью своих ближних.

Мы уже установили факт, что порой отличить истинную причину явления от того, что причиной не является, нелегко. Истинная причина всегда должна иметь один и тот же результат. Неужели маги не замечали, что их заклинания нередко имеют разные последствия?

Нет, не замечали. Люди не видят тех вещей, которых не желают видеть. Их воображение избирательно. Успех запоминается, неудача забывается, точно так же, как удовольствие остается в памяти дольше и представляется более ярким, чем боль. К тому же маги были людьми выдающегося ума и редкого мастерства. Если бы это было не так, они считались бы магами не долго. Еще одно отличие магии от науки – зависимость ее эффективности от личности мага. Ученый, который работает над установлением причинных связей, может быть и неприятен своим коллегами, но его характер никак не повлияет на вирус рака – или на то, что в конечном счете вызывает рак. Однако хороший маг должен обладать выдающимися личными качествами или тем, что называют харизмой, способностью влиять на людей.

Нет другой профессии, в которой харизма играла бы столь важную роль, как в магии, если не брать в расчет политику. Возьмем медицину, которой в первобытном обществе занимались маги. «Психосоматическое» лечение всех недугов – от зубной боли до слепоты – современной медициной не используется, но представьте себе, какое воздействие оно оказывало со стороны яркого, властного человека, многократно усиленное собственной верой пациента в магические силы. Больной определенно должен был ощутить некоторое облегчение. «Да, доктор, я и в самом деле чувствую себя лучше!» Даже в наши дни поведение врача может и способствовать излечению, и мешать. В первобытной медицине на поведение целителя приходилось 90 процентов лечебного воздействия.

Умный шаман мог затеять и эксперименты с растениями и порошками, правильное использование которых могло бы увеличить число излеченных от болезни. Свой ум он мог применить и для расширения сферы магического воздействия. Он мог создать заговор для того, чтобы одолеть, искалечить или убить врага. Составление подобных заговоров было одной из самых важных областей применения искусства черной магии. Хорошо известно использование яда ведьмами, причем в сравнительно недавней европейской истории. Человек, который платит магу, доволен результатами; он не знает – или не хочет знать, что именно уложило его врага – грозное заклинание или мышьяк.

Опытный отравитель, таким образом, мог своими «заговорами» весьма успешно доводить до смерти многих. Разного рода добавления к заговорам делали успешной и любовную магию. Такие добавления были различными – от совета расчесать волосы до прямого шантажа. Даже в магии, связанной с погодой, где, казалось, все зависит от природы, некоторую роль играла и личность мага – шаман мог использовать свой выдающийся интеллект для наблюдения за феноменами, просто не замечаемыми его менее сообразительными современниками. Если он и не мог вызвать дождь своими заклинаниями, то вполне был в состоянии его предсказать – по облакам или помня о сезонных изменениях. Если его просили остановить солнечное затмение, все, что от него требовалось, это держать руки воздетыми к небу и произносить заклинания до тех пор, пока тень на солнце не пройдет мимо. Если все попытки мага в чем-то заканчивались неудачей, умный маг находил способ объяснить это враждебными действиями колдунов врага, неточностью исполнения ритуала помощниками – любой подобный аргумент, высказанный достаточно энергично, вполне убедителен. Поскольку я отношу себя к циникам, я склонна согласиться со многими антропологами, которые считают, что самыми почитаемыми магами были те, кто совершенно не верил в собственные заклинания. Честный человек, столкнувшись с неудачей, должен был признать, что причина неудачи ему неизвестна. В некоторых первобытных культурах при подобных признаниях он не долго бы прожил.

Одной из причин, благодаря которой маг пользовался авторитетом, было то, что магия и в самом деле работала. Она заставляла людей во что-то поверить, а поверив, они воплощали это в жизнь. Это звучит парадоксально, но на самом деле парадоксального здесь мало. Выраженные вслух враждебные намерения могли вызвать беспокойство и страх, несварение желудка на нервной почве и болезни. Проклятие могло убить – если жертва в него верила. С другой стороны, психологическая поддержка в виде защитного амулета увеличивала уверенность человека в собственных силах и, следовательно, оказывала определенный эффект. И потому нет ничего удивительного в том, что люди обычно верили в магию. Куда удивительнее, что мы в нее не верим.

Многие ли из нас понимают принцип работы такого привычного домашнего аппарата, как телефон? Мы знаем, что он работает в соответствии с законами науки, а не магии, потому что разные авторитеты от школьного учителя до научно-популярного журнала уверяют нас, что это так. Но если с будущей недели учитель и журнал начнут утверждать, что сообщение переносится бегающими из города в город по проводам маленькими феями, многие из нас примут это объяснение совершенно спокойно. И если авторитетные люди скажут нам, что человеческая кровь помогает зерновым расти лучше, кое-кто из нас отправится в поле, чтобы полить зерновые собственной кровью. Не верим в магию? Кто, мы? Мы верим всяким знахарям, которые сочиняют целые книги заговоров о «позитивном мышлении» и о том, как приобретать друзей и оказывать влияние на людей. Без сомнения, у подобного рода заговоров есть солидный психологический базис, но он был и у первобытной магии. Мы, современные люди, имеем научное мышление, но среди нас есть много таких, кто запрещает делать своим детям прививки и не позволяет делать себе переливание крови только на том основании, что это противоречит воле Бога, хотя я не могу припомнить, чтобы Бог когда-либо высказывал свое мнение на эту тему. И совсем уж иррационально выглядят теории о расовой чистоте и расовом превосходстве. Они находятся на том же уровне, что и поливание поля кровью. Большая часть из нас не имеет научного склада ума; нас нельзя даже назвать рациональными. Мы живем в интеллектуальном климате, который принимает «науку» за самый важный общий принцип, но мы верим в науку так же, как верили египтяне в магию. Мы не можем понять систему взглядов наших далеких предков не потому, что мы более рациональны, а потому, что используем совсем другую магию.

Если какая-то доля науки присутствует в магии, то есть доля магии и в некоторых религиях. Условно говоря, магия и религия различаются средствами, которые они применяют, дабы оказать влияние на сверхъестественные силы. Маги повелевают демонами; священники почитают богов и умоляют их о милости. И снова мы сталкиваемся с тем, что общепринятое определение оказывается неточным. Жрецы некоторых древних религий, похоже, переняли угрожающий тон, более приличествующий шаманам, чем смиренным почитателям бога: «Либо ты пошлешь дождь, Великий Дух, либо никаких тебе жертвоприношений!» Иногда первобытные маги призывали на помощь сверхъестественные существа, богов и демонов, но они могли использовать – и использовали – только те заговоры, которые не требовали посторонней помощи: считалось, что эти заговоры воздействуют прямо на объект, о котором идет речь, вроде случая с нашим пещерным человеком, ритуальные жесты и проклятия которого «убили» его врага. Сверхъестественные существа, вызываемые древними колдунами, обычно имели божественное, а не дьяволическое происхождение, так что профессии мага и жреца порой перекликались. В самом деле, представления о магии как о связанном с темными силами искусстве были довольно редкими до широкого распространения монотеистических религий. Боги этих религий оказались ревнивыми; их служители считали себя единственными законными посредниками между человеком и миром сверхъестественного. Однако египтяне мыслили не так узко – у них была богиня магии, и, как мы еще увидим, египтяне стремились обрести бессмертие, следуя не только морали – «тому, что желает бог», но и через заговоры, позволявшие избежать божественного суда, оценивающего душу, – или, по крайней мере, позволявшие оказать воздействие на этот суд.

В Древнем Египте магия и религия нередко были взаимосвязаны. Боги были первыми учеными – Тот, изобретатель чисел, Хнум, божественный гончар, а также научивший людей заниматься земледелием Осирис. А некоторые ученые, как, например, Имхотеп, стали богами. Религия и государство в Древнем Египте не были разделены, и умный человек служил храму и фараону, не чувствуя, что он работает в двух разных ведомствах. Архитекторы и врачи часто были и жрецами. Знаменитый «Дом жизни», пристроенный к некоторым храмам, если и не был, как это часто считают, университетом, но определенно – помещением для переписывания рукописей. Среди этих рукописей были и медицинские, а в «штате» «Дома жизни» имелись и врачи.

Колдун, ученый, жрец – эти три категории были близки одна другой. Если мы признаем это и будем помнить об искренней вере первобытного человека в те феномены, которые мы называем магическими, то получим ключ ко многим верованиям и взглядам древних египтян.

2. ЕГИПЕТСКАЯ МАГИЯ

Исходя из необходимости рассматривать Древний Египет в том же свете, в каком смотрели на мир египтяне, мы должны говорить о магии, по возможности используя египетские термины. Просто «несправедливо» пытаться создавать некую искусственную конструкцию под названием «египетская магия» и вместить в эту конструкцию все действия, которые могли бы отнести к этому понятию.

Что это были за действия? Они определенно включали в себя следующее: проклятия (в том числе вызывающие смерть); целительство, эротическую магию, заклинания для земледелия (в том числе влияющие на погоду), гадания, магию воскрешения. Поскольку египетская медицина была неотделима от магии, вопрос о лечебной магии мы рассмотрим в разделе, посвященном медицине. Возможно, необходимое количество сведений мы имеем о магии воскрешения умерших и создания для них счастливого загробного существования. Магией мы называем это лишь потому, что привыкли связывать вопрос о бессмертии с догмами иудейско-христианского вероучения.

Несмотря на то что в наших руках есть много материала на эту тему, не все категории представлены в Древнем Египте или представлены в виде намеков и случайных упоминаний. О магии, связанной с земледелием и погодой, мы знаем очень мало, и большую часть того, что нам все же известно, египтяне назвали бы религиозной магией, если бы у них существовало само слово «религия». Процветание страны и плодородие земли зависели не от дождей, а от ежегодных разливов Нила, чьи воды увлажняли и удобряли илом почву. Река сама по себе была богом по имени Хапи, а великий бог царства мертвых был связан не только с воскрешением мертвых, но и с регулярным появлением нового урожая. Крупнейшие государственные церемонии, проводимые фараоном или его представителями, прославляли этих богов для того, чтобы обеспечить ежегодные разливы, от которых зависел урожай. На основании того, что мы знаем о других обществах, я могу предположить, что феллахи Древнего Египта имели собственные магические церемонии, помогающие получить обильный урожай. Но точные сведения об этом до нас не дошли.

Заклинания, используемые для того, чтобы наслать проклятия на врага и погубить его, кажется, были чисто магическими, в них нет обращений к богам. Подобные заклинания писали на простых глиняных блюдах или на глиняных фигурках; эти блюда и фигурки потом разбивали. На множестве обнаруженных осколков сохранились имена правителей или названия различных городов Сирии и Нубии – видимо, то были, так сказать, проклятия официальные, налагаемые государством. На иных черепках встречаются имена египтян: «Амени умрет, учитель Сит-Бастет». Это, так сказать, личные проклятия. Со скрупулезностью, которую я хотела бы считать типично египетской, другой текст проклинает «каждое слово, каждую злую речь, каждый злой умысел, каждую злую мысль, каждое злое желание» и так далее; список весьма длинен. Для того чтобы наложить проклятие, надо было сделать две вещи: во-первых, совершить ритуальное действие, которое бы имитировало требуемый результат, – к примеру, блюдо «убивали», когда требовалось убить врага, а во-вторых, произнести заклинание, которое, в свою очередь, делилось на две части. Идентичность врага с разбиваемым предметом осуществлялась написанием на предмете имени врага; фраза «Он должен умереть» служила магическим нападением.

Некоторые из «магически-медицинских» текстов также содержат заговоры для уничтожения врага. Они гораздо сложнее, чем быстрый и простой способ, описанный выше: здесь самое главное словесный элемент. В медицинских текстах множество любовных заговоров; некоторые из обнаруженных мною довольно печальны и предназначены для того, чтобы заставить жену любить мужа. Такие заговоры оказывали действие только на жену или наложницу, их успешное применение зависело от того, состоит ли человек в близких отношениях с той, которую хотел бы приворожить. Любовные заговоры, вероятно, считались вполне законным занятием лекаря. В них часто обозначены названия средств, принимаемых внутрь или наружно. Были и любовные заклинания, призванные «превратить старого человека в молодого» или просто придать пожилому человеку моложавый вид – восстановить волосы, убрать морщины и тому подобное.

Нередко приводились доводы, что гадание (попытка предсказать будущее) и науки вроде астрологии не следует считать магией в полном смысле этого слова, поскольку магия подразумевает сознательное действие, попытку управлять тем, что должно произойти. Я думаю, эти доводы безосновательны. Все хотят знать свою судьбу именно для того, чтобы повлиять на нее. Июнь – несчастливый месяц? Не будем же ввязываться в сомнительное предприятие или даже останемся дома в постели. Карты Таро сказали, что высокий брюнет принесет заботы и горести? Будем общаться только с блондинами. Фаталисты, которые смиряются с нищетой, болезнями и невезением, не желая хоть как-то противиться предсказанным несчастьям, просто не обращаются к гадалкам.

Вопреки расхожему мнению, египтяне не были астрологами, они даже не имели концепции Зодиака, на котором, если я правильно понимаю, зиждется современная астрология. Однако у них существовали списки счастливых и несчастливых дней, весьма похожие на те, которые регулярно появляются в наших газетах и указывают, как нам следует вести себя в соответствии с гороскопом.

Египтяне делили день на три части и обозначали каждую часть либо знаком «хорошо», либо знаком «плохо». К примеру, на четвертый день месяца «паофи» мы получаем: «Плохо, хорошо, плохо. Ни при каких обстоятельствах не покидай в этот день свой дом. Родившийся в этот день умрет от чумы». Следующий день, пятый, весьма опасен: «Плохо, плохо, плохо. Ни при каких обстоятельствах не приближайся к женщине. В этот день мужчины должны приносить жертвы богам… Кто родился в этот день, умрет от занятий любовью». Возможно, многие сочли бы подобную смерть не столь уже плохой. Но еще лучшая судьба ожидала человека, родившегося в шестой день этого месяца: «Умереть ему суждено от пьянства».

Другим способом предсказания будущего было гадание по снам. Один из папирусов содержит толкования снов. Привожу некоторые из них:

Если человек во сне:

видит большого кота – хорошо, это к доброму урожаю;

ныряет в реку – хорошо; это означает очищение от всякого зла;

видит свое лицо в зеркале – плохо; это означает другую жену (!);

смотрит в глубокий колодец – плохо, это означает лишение имущества;

Эти толкования совершенно не совпадают с теориями профессора Фрейда. Возможно, египтяне не считали папирусы с толкованием снов настоящей магией; символические образы, которые возникали в снах, могли иметь для них так же мало смысла, как и наши сны для нас. Если мы хотим с уверенностью сказать, что именно египтяне считали подлинным колдовством, мы должны обратиться к их собственным описаниям. Существует древний папирус, который представляет нам прекрасную возможность для этого.

Главное действующее лицо этого рассказа – великий фараон Хуфу из Четвертой династии. Однажды он призвал к себе сыновей и попросил их развлечь его историями об удивительных событиях. Первый сын рассказал ему, как волшебник наказал свою неверную жену. Он вылепил из воска крокодила. Затем бросил изображение в реку, чтобы оно ожило и выросло до размеров настоящего крокодила. Когда любовник жены чародея пришел искупаться, крокодил схватил его. Неверная жена была сожжена.

Вторая рассказанная царевичами история описывает не менее искусного мага, который «свернул» воды озера, осушив тем самым дно – чтобы одна из женщин фараона могла достать украшение, которое уронила в воду. Однако оказалось, что самый великий маг живет во время правления Хуфу, и, когда младший сын сообщил фараону об этом человеке, Хуфу приказал, чтобы мага привели во дворец и чтобы он показал свое мастерство. Старик по имени Джеди предложил совершить истинное чудо: вернуть на место отрубленную голову. Хуфу велел привести преступника и проделать с ним обещанное. Но мудрец возразил: «Не человека, о владыка, мой господин!» – и использовал для фокуса гуся. Мне всегда нравилась эта история, потому что ее дух иной, чем во многих более поздних восточных сказках. Даже приговоренного преступника старый чародей отверг; магию запрещено применять к «скоту богов» – человеку.

Случай с крокодилом особенно интересен, поскольку это очень древний пример колдовства, доживший до наших дней. К тому же он подтверждает наше предположение, что восковые фигурки использовали заговорщики при попытке отнять власть у Рамсеса III. Талантливые «делатели чудес» в истории Хуфу не названы магами; в тексте их именуют «жрец-учитель». Люди с таким званием составляли класс храмовых жрецов, которые изучали священные тексты. Их считали мудрыми учеными, и они зачастую были весьма искусны в магии. Врачи тоже были в некоторой степени колдунами. Всем было известно, что болезнь вызывают либо демоны, либо души умерших, и врач должен знать, как с этим следует бороться. Но самый великий из всех магов, старый Джеди, не был ни жрецом, ни врачом. Он мог вернуть умершему жизнь, он знал число камер в святилище Тота, что было ключом к еще более могущественной магии, и он был способен предсказывать будущее. Знание искусства магии не было привилегией жреческой касты, существовала особая профессия чародея, а также титул, который дословно переводится как «человек-амулет». Такого человека порой включали в состав царской экспедиции, отправленной в пустыню за медью или камнем; мы можем допустить предположение, что этот человек снабжал всех участников амулетами, охранявшими от опасностей безводной пустыни.

Нет, магия не была игрушкой или придворной забавой. Лысые, морщинистые чиновники, платившие врачу за рецепт омоложения – возможно, для того, чтобы завоевать сердце глупенькой девочки, которую куда больше интересовали деньги, – не занимались играми. Магам платил и сам фараон, ибо магия могла служить орудием воздействия на другие государства, и вряд ли мы можем назвать это дипломатией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.