Часть 5 КРАХ СССР

Часть 5

КРАХ СССР

Ельцин — президент

Весной 1991 г. Советский Союз очевидным образом покатился под гору. Развязанные Горбачевым силы вышли из-под контроля, советская экономика оказалась на грани коллапса. «Горбачев, — полагает Мэтлок, — стал мечтать о чуде. О том, чтобы его друзья из развитых индустриальных стран собрались вместе и организовали массивную международную помощь. Ведь потратили же они на спасение маленького Кувейта огромные суммы. И России они обещали почти неограниченную помощь. Даже 20–30 млрд. долл. было бы незначительной суммой — ведь он завершением «холодной войны» спас им гораздо больше». (Стандартная цифра спасенного благодаря окончанию холодной войны — 3 триллиона долларов в ценах 1991 г.)

Мэтлок не переставал удивляться «поверхностности и легкой переменчивости российской политики: на протяжении месяцев российский Верховный Совет и Съезд народных депутатов отказывались установить в РСФСР президентство; всего лишь шесть недель назад Ельцин находился под суровой угрозой лишения поста председателя парламента. Но вот теперь общественное мнение двинулось в его пользу столь стремительно, что даже скептики в его окружении были вынуждены своими избирателями поддержать его»⁹³. Ельцин прекратил забастовку шахтеров, длившуюся уже два месяца, обещанием высвободить их из-под власти Министерства угольной промышленности. Словно они были кому-то нужны еще. Словно частный владелец шахты будет о них заботиться рачительнее.

Избрание Ельциным в качестве партнера (на пост вице-президента) генерала Руцкого было хитрым шагом — военная каста, офицеры, презиравшие Ельцина, одобрили выбор смелого летчика (оказавшегося слабым политиком).

В мемуарах Мэтлока видно, сколь скрупулезно американская сторона наблюдала за политической ареной Советского Союза. Посол пишет, что «мы были в контакте с политиками в Москве, которые следовали демократическим ценностям»⁹⁴. Представим себе советское посольство в Вашингтоне, которое знало бы всех оппозиционеров в отношении легальной американской власти, находилось с ними в контакте и не было бы немедленно выслано из США.

57 процентов голосовавших в РСФСР за Ельцина как за российского президента едва ли разделяли пафос раскольника: «Великая Россия встает с колен». Россия весной 1991 г. стояла на коленях? Перед кем? И патриарх благословил изворотливого коммунистического перебежчика, воспользовавшегося смятением народа и его неукротимым желанием найти, наконец, своего вождя. Подлинно смутное наступило время. Не без гордости один из разрушителей — Гавриил Попов говорит в эти недели: «Нам, демократам, удалось дезорганизовать страну» — слова, которые цитирует американский посол в своих мемуарах, в главе с характерным названием «Блеф слепца».

11 мая 1991 г. — впервые со времени войны в Заливе — Горбачев говорил по телефону с Бушем. Тому заранее был известен предмет разговора — советский вождь стал попрошайкой. Горби просил кредиты; Буш объяснял, что молчание телефона еще не означает его отказа: в Москву отправляется делегация ответственных американцев, они проанализируют ситуацию в советском сельском хозяйстве.

В то же время — 25 мая 1991 г. шесть республик — три прибалтийские, Грузия, Армения и Молдова собрались в Кишиневе, чтобы скоординировать свои действия в русле, противоположном горбачевскому, разбирая государство по частям.

В тот самый день, когда Горбачев, получая в Осло Нобелевскую премию мира, взмолился об экономической помощи, вице-президент США Дэн Куэйл заявил в интервью, что ни о какой массированной экономической помощи речи быть не может⁹⁵. И это в ходе военной самоликвидации СССР в Европе!

Чувства Горбачева отразились в его нобелевской речи: «Если перестройка потерпит крах, перспектива вхождения в новый, мирный период истории развеется на все обозримое будущее». Советский Союз имеет «все основания надеяться на крупномасштабную помощь».

Распад страны

Все смотрели на Украину: что победит в ней, славянское братство или сепаратистский искус. В конце мая 1991 г. — не без сложной борьбы — сторонник «обновленного союза» Леонид Кравчук, ставя теперь на националистов, преодолел влияние более дисциплинированных, но теряющих влияние коммунистов, фактически лишившихся поддержки в Москве.

В России же демократы завладели крупными городами. Гавриил Попов получил 60 процентов голосов в Москве, а в Ленинграде за Анатолия Собчака проголосовали 70 процентов горожан, пожелавших переименовать свой город. Ельцин, как уже говорилось, получил в российской Федерации 57 процентов голосов, и 12 июня 1991 г. стал первым избранным президентом Российской Федерации.

Их политические противники тоже впали в ожесточение. 17 июня Председатель Совета Министров Павлов потребовал экстренных полномочий для себя. Павлов был категорически против политики получения западных займов — что являлось коньком Горбачева. Павлова поддерживал силовой триумвират Пуго — Крючков — Язов. Все они обвинили Горбачева в сознательном манкировании своими конституционными обязанностями по защите страны от капиталистического Запада. Крючков утверждал, что западные разведывательные службы в течение многих лет расширяют свое влияние в среде либеральной интеллигенции и политических реформаторов. Западные службы, утверждал Крючков, платят огромные суммы за статьи, интервью, книги, лекционные туры по Западу для своей креатуры, для своих агентов влияния. Шеварднадзе и Ельцин особенно успешно воспользовались этими возможностями. Агенты влияния проникли на важные позиции в Кремль, где они выполняли планы своих покровителей, «направленные на крушение советского общества и подрыв социалистической экономики». Западные державы приготовились «демилитаризовать и даже оккупировать» Советский Союз.

Крючков сказал, что он показал документальные данные Горбачеву, но тот отказался их даже рассматривать.

Даже Шеварднадзе, очистивший посольство республики Чад под созданный им частный аналитический центр, обвинил американцев — и в том числе госсекретаря Бейкера — в том, что они «провокационно» привязывают программы помощи к советским уступкам во внутренней и оборонной политике. «Если вы говорите, «отпустите прибалтийские республики, и вы получите пятьдесят миллиардов долларов, реакционные силы и военные скажут, «Вот оно! Давайте-ка покончим со всем этим экспериментом!» Шеварднадзе настаивал: «Если вы, американцы, настаиваете на выдвижении выгодных вам условий, реакционеры изгонят нас из власти. И тогда вам придется иметь дело с грозным диктатором, и вы закончите тем, что будете тратить на оборону то, о чем просит вас сегодня президент Горбачев»⁹⁶.

* * *

Горбачев не поддержал амбиции своего премьера, и покорные депутаты Верховного Совета СССР не пошли против президента (264 против 24) — хотя Горбачев и смягчил противостояние словами, что «все это входит в концепцию перестройки». Глава КГБ Крючков назвал «подлинных друзей перестройки — Запад, ведомый ЦРУ, пытается подорвать СССР под видом поддержки перестройки»^9?.

26 июня ОМОН осуществил рейд на вильнюсский телефонный центр. Снова встал вопрос о роли Горбачева. 1 июля девять деятелей-перестроечников — Шеварднадзе, Яковлев, Руцкой, Силаев, Вольский, Попов, Собчак, Шаталин и Петраков призвали демократические силы к единству, а страну к реформированию. Были обсуждены планы конференции демократических сил в сентябре для создания «Движения за демократические реформы»⁹⁸. Представитель Горбачева Игнатенко подчеркнул позитивное отношение к этой инициативе президента Горбачева. И Ельцин одобрил эту идею…

Никогда советско-американские отношения не были более тесными, а контакты на самом высоком уровне более частыми, чем в конце весны — начале лета 1991 г. Война в Заливе закончилась, и американская дипломатия снова повернулась во всю ширь к советскому контрпартнеру. Министры иностранных дел встречались чуть ли не еженедельно, президенты постоянно разговаривали друг с другом по телефону, американский посол беспрестанно встречался с советскими и российскими политиками. Все, кто хотел покинуть СССР, сделали это (признают сами американцы) без препятствий.

Горбачев исполнил свое обещание, данное Бушу в Хельсинки, усилить двустороннее сотрудничество после окончания войны с Ираком. Видя медленное сползание Горбачева в политическую бездну, администрация Буша как бы испытывает своего рода благодарность в отношении «самоотверженного» Горбачева. А тот старается изо всех сил; он дает обязательства не останавливать прибалтов в их выходе из Союза.

5 июля 1991 г. Верховный суд России одобрил проект Союзного договора. А 12 июля Верховный Совет СССР сделал то же самое. Все союзные Верховные Советы (за исключением Украины) приняли решение в пользу Союзного Договора. Леонид Кравчук вроде бы поддерживал эту идею, но сам потихоньку от нее удалялся. Он явно боялся поссориться с украинским национальным движением «Рух».

А макроэкономика шла (вернее, падала) своим путем. В ходе голосований 1 и 5 июля Верховный Совет СССР высказался за денационализацию трех четвертей советской промышленности. Советский Союз 16 июля 1991 г. попросил о членстве в Международном валютном фонде, в Международном банке реконструкции и развития (Мировой банк), в Международной ассоциации по развитию.

Шла своей дорогой и эволюция Коммунистической партии Советского Союза. 25–26 июля пленум ЦК КПСС обсудил новую, реформистскую платформу партии, одобренную Горбачевым. Был отмечен факт выхода за год из партии четырех миллионов членов.

Используя отход народных масс от потерявшей силу и привлекательность идеологии, Ельцин запретил (20 июля) деятельность партийных организаций на государственных предприятиях России. Обратите внимание, читатель, Горбачев смолчал, когда был нанесен удар по этой основе его политической мощи. Он, генеральный секретарь ЦК КПСС, поддерживал свою партию до тех пор, пока она возносила его к политическим высотам вплоть до президентских. А затем ушел в сторону, оставив «свое стадо» на политическое заклание. Надо ли удивляться, что и его рать стала безразличной к самонадеянному полководцу, она не бросится его спасать, когда в отчаянном декабре 1991 г. он наконец-то провозгласит святые слова о том, что «Родина в опасности».

Ельцинская Россия последовательно крушила Союз. 29 июля 1991 г. Ельцин подписал двусторонний договор с Литвой как с «суверенной республикой». Со времен того Смутного времени, Шуйского и перебежчиков к полякам Россия не знала столь безразличных к себе людей. Два «боярина» на этот раз рассчитывали обмануть историю и проснуться на безусловной вершине власти — Горбачев и Ельцин. Они полагали, что на данном историческом участке им лучше держаться вместе. Они объявили о четырех общих лозунгах: демократизация, экономические реформы, сохранение союза, новое мышление. Словеса лукавые. Обоих интересовала только власть.

Канун

Итак, Горбачев сказал Павлову, что испрашиваемые главой кабинета министров полномочия даются только президенту. Требование особых полномочий было поддержано министром обороны Язовым, председателем КГБ Крючковым, министром внутренних дел Пуго. Но Горбачев был в своей прежней манере, осененный неистребимой верой, что трудности развеются, так или иначе. Он и не пытался встать на сторону своих четырех наиболее важных министров. У наблюдателей сложилось впечатление, что министры находятся в тайном сговоре со своим президентом (который, как назначил их на их высокие посты, так и волен был уволить их).

Однако американцы не верили в сговор, они знали, насколько ревнив Горбачев в отношении посягательств на верховную власть. Они не верили, что Горбачев по собственной воле собирается резко увеличить полномочия своего премьер-министра.

Американские дипломаты бросились к своим советским информантам для разъяснения ситуации. Политики, дипломаты и журналисты приглашались в квартиры американцев, в рестораны, в резиденцию посла. Мэтлок пригласил в Спасо-хауз нескольких политических деятелей, включая мэра Москвы Попова. (Только что избранный президентом Ельцин находился с визитом в Соединенных Штатах.).

Демократический мэр Москвы Попов, нарушив этикет, задержался с прибытием в Спасо-хауз и прибыл в московскую резиденцию американского посла в час дня. Он принял поздравления с избранием, но пить ничего не стал. Слуга принес в библиотеку кофе. Попов был явно взволнован, он ждал, когда слуга затворит дверь и, не прекращая разговор, взял лист бумаги и написал на нем заглавными русскими буквами: «ОРГАНИЗОВАН ЗАГОВОР С ЦЕЛЬЮ СВЕРЖЕНИЯ ГОРБАЧЕВА. МЫ ДОЛЖНЫ СВЯЗАТЬСЯ С БОРИСОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ». Он вручил бумагу Мэтлоку. Не меняя тембра голоса, Мэтлок написал на том же листе бумаги: «Я ПОШЛЮ СООБЩЕНИЕ. НО КТО СТОИТ ЗА ЗАГОВОРОМ?» Попов взглянул на слова посла и начертал: «ПАВЛОВ, КРЮЧКОВ, ЯЗОВ, ЛУКЬЯНОВ». После этого Попов порвал бумагу на мелкие части и быстро отбыл.

Мэтлок быстро написал сообщение, поместил его в конверт и отправил с нарочным своему заместителю Джиму Коллинзу с приказом немедленно переслать сообщение в Вашингтон самым быстрым и надежным способом. Оно отправилось наиболее совершенной американской системой STU-3 Лоуренсу Иглбергеру, а от того — в Берлин к гостившему там государственному секретарю Джеймсу Бейкеру, затем к помощнику президента по национальной безопасности Бренту Скаукрофту и, наконец, к президенту Джорджу Бушу-старшему. До встречи Буша с Ельциным оставалось несколько часов. Заполдень в Спасо-хаузе зазвенел звонок специального телефона. Заместитель госсекретаря Роберт Киммит сказал Мэтлоку, что Ельцин получит сообщение, но президент приказывает своему послу немедленно навестить Горбачева и предупредить его. Мэтлок просил никому не сообщать источник его информации. Условились не сообщать Горбачеву об источнике, предупредившем его об опасности.

В это время Бейкер и Бессмертных проводили совместную пресс-конференцию в саду резиденции американского посла в Берлине. Как только Бессмертных покинул помещение, Деннис Росс прочитал телеграмму, отвел Бейкера в сторону и показал ему текст. Бейкер воспринял предупреждение Попова серьезно — у того, как у мэра Москвы, были обширные связи в партии, КГБ, среди военных. Американцы оказались в непростом положении. Если четко следовать просьбе Попова, нужно было спешно искать Ельцина. Но не лучше ли предупредить Горбачева прежде всего? А как? Бейкер полагал, что лучше всего через посла Бессмертных. Буш также считал, что нужно оповестить Горбачева по дипломатическим каналам.

Бейкер позвонил Бессмертных: «У меня к вам есть нечто срочное». Сумев обойти своих телохранителей, Бессмертных прибыл к Бейкеру на посольской, а не министерской машине в отель «Интерконтиненталь». Мэтлок считает, что в данной ситуации «и президент, и госсекретарь» действовали наивно и по-любительски. «Каждому, имеющему элементарные знания о советской системе, должно было быть ясно, что Бессмертных не мог предупредить Горбачева. Все советские официальные коммуникации контролировались КГБ, а одним из главных заговорщиков в данном случае был сам шеф КГБ… Предупреждать Бессмертных было вершиной глупости. Как мог Бессмертных, не имея конкретных доказательств, обвинять ближайшего коллегу по кабинету министров?»⁹⁹. Бейкер был беспечен, а президент Буш неосторожен. Когда он звонил по телефону Горбачеву, то «доложил», что Ельцин «не сделал ничего нелояльного в Вашингтоне». Эта телефонная линия контролировалась КГБ.

А в Москве Мэтлок позвонил Черняеву, указывая на экстренную важность того, с чем он готов прийти к Горбачеву. Через несколько минут из Кремля последовало сообщение, что посол Мэтлок может прибыть немедленно — и пусть поспешит, Горбачев собирается отбывать. В кабинет президента СССР Мэтлок зашел вместе с Черняевым, который, пребывая в легком настроении, представил его как «товарища посла». Большим диссонансом всему этому был переход к столь грозным предупреждениям. Все сели за длинный стол кабинета, к которому посол, собственно, уже привык. Мэтлок сидел лицом к окну, Горбачев и Черняев — напротив.

Мэтлок начал заготовленную короткую речь. «Господин президент, президент Буш попросил меня уведомить вас о недавно полученном нами докладе, который очень обеспокоил нас, хотя мы еще не нашли ему подтверждения. Доклад основан более чем на слухах, но менее чем на определенной информации. Речь идет о том, что предпринимаются усилия по вашему свержению, это может произойти в любое время даже на этой неделе»¹⁰⁰.

Горбачев покачал головой, усмехнулся, затем снова стал серьезным. «Скажите президенту Бушу, что я тронут. В течение некоторого времени я чувствовал, что мы просто партнеры, но сейчас он доказал свою дружбу. Спасибо за его заботу. Он сделал то, что должен сделать друг. Но скажите ему, чтобы он не беспокоился. Я держу все в руках. Вы увидите это завтра». Мэтлок сказал ему, что рад узнать, что предостережения не имеют под собой оснований. «Как я уже сказал, мы не можем в настоящее время подтвердить свои слова, хотя дело кажется серьезным и стоящим внимания».

Дальнейшее Горбачев посвятил тому, что он любил более всего — нескончаемому монологу. Да, ходят слухи о возможности свержения правительства. Времена неспокойные. Павлов — компетентный экономист, но неопытный политик, и еще учится на своем посту. Он уже осознал сделанную им ошибку. Наметилось движение к консенсусу. Подходы к примирению найдены даже с Ельциным. Союзный договор будет подписан вскоре, а затем состоится визит в Лондон на встречу «большой семерки». Это первый шаг по пути в мировую экономику. Общество своим голосованием за Ельцина выразило желание экономических реформ, но никто в обществе не желает политического противостояния.

При этом Горбачев признал, что у него есть противники, как в обществе, так и в парламенте. Часть этих противников входит во фракцию «Союз». Многие из них несдержанны на язык. Горбачев предполагал, что именно они послужили источником для американцев. Горбачев в очередной раз повторял, что «держит ситуацию под контролем».

Буш «неосторожно» обмолвился об источнике. Заметим, что эту ошибку сделал прежний глава ЦРУ. Когда Горбачев встретил Попова во время визита Буша в Москву, он указал на него пальцем и строго спросил: «Почему вы рассказываете сказки американцам?» — чем вызвал потрясение мэра.

С точки зрения Мэтлока, высшие государственные лица США допустили ошибки, а Горбачев при этом «вел себя как сомнамбула». Министр Бессмертных возвратился в Москву 21 июня 1991 г. и на следующий день шествовал рядом с Горбачевым при возложении венков к могиле Неизвестного Солдата. В течение нескольких секунд он рассказал Горбачеву о своей беседе в Берлине с Бейкером и спросил, получил ли президент его предупреждение? Горбачев заверил, что имел «соответствующую беседу». Горбачев при этом задал вопрос, говорил ли Бейкер об определенной дате? Бессмертных ответил, что нет, но что речь шла о событиях, «которые могут произойти в любое время».

Лондонский саммит

Заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс накануне саммита сказал, что Соединенные Штаты уже не имеют соперников в экономической, политической, военной и культурной сферах. «Сегодня никто не оспаривает реальность существования лишь одной сверхдержавы и ее лидерства в мире»¹⁰¹. Историк Гартхоф полагает, что, сказанные в Канаде, эти слова были «недипломатичными в отношении Советского Союза и очень сомнительны для американского официального лица»¹⁰².

В середине июня 1991 г. хозяин встречи — британский премьер Джон Мейджор пригласил Горбачева встретиться с семью западными лидерами в качестве гостя, после окончания формальных заседаний, а не в качестве официального члена группы «семи». Это означает, что Горбачева сдал не только президент Буш, но и хозяева встречи англичане, а также президент Миттеран и канцлер Коль. «Группа семи утерла нос Горбачеву»¹⁰³.

Мэтлок все же спросил Горбачева, столько мечтавшего о полнокровном участии в «клубе восьми», как он себя чувствует перед лондонской встречей. Посол ожидал потока обид. Ничего подобного. «Горбачев ответил, что чувствует себя очень хорошо: программа, которую он получил, сверстана весьма умело, он ожидает очень важные дискуссии, некоторые критические по важности решения».

Нет сомнений в том, что, пожертвовав стольким в пользу Запада, Горбачев хотел быть принятым на встрече G-7 как равный среди равных. Этого не получилось — в каких бы эмпиреях ни витал наш герой. Мировая пресса писала, что Горбачев прибыл в Лондон со шляпой в руке, с протянутой рукой, просящий западной помощи. Сформировался, мол, новый тип: «Нищий коммунист». Горбачев немало усилий потратил, чтобы не обращать внимания на обидные образы.

Еще до формального начала встречи президент Буш постарался предупредить своего советского партнера не просить о крупномасштабной помощи — в форме ли стабилизационного фонда рубля, реструктуризации общего советского долга, займов на закупки западных потребительских товаров. В начале июня 1991 г. в Кремль было послано специальное письмо на этот счет.

Эд Хьюэтт встретился с Андреем Кокошиным из Института США и Канады, готовившим президента к Лондону: «Андрей, ради бога, не просите денег». Настроение президента менялось. Накануне поездки Горбачев говорил помощникам, что, наверное, не следует ехать вообще; он не хочет, чтобы его «учили как школьника» Все это, в конечном счете, заставляло Горбачева «ощетиниться» и «двигаться вперед», вопреки всем предупреждениям. Уже накануне встречи Горбачев все же попросил экономической помощи. За день до начала встречи он выдвинул просьбу о членстве СССР в Международном валютном фонде. (Между прочим, Горбачев знал об отрицательном отношении к этому американцев, но, как часто бывало с ним, пошелнапролом¹⁰⁴).

Решающей видится встреча Горбачева с Бушем в полдень 17 июля 1991 г. Горбачев, судя по всему, решил «обязать» президента Буша уступками в сфере стратегических вооружений. Последние детали Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ) были согласованы как раз к тому моменту, когда бронированный лимузин ЗиЛ-117 въехал в Винфилд-Хауз — резиденцию американского посла в Лондоне, где остановился президент Буш. (Теперь было ясно, что визит американского президента в Москву состоится — решено главное.) А дальнейшее американские специалисты живописуют как накат бестактности Горбачева. Да, он был мил еще несколько минут назад, когда уступал в стратегической сфере, но теперь становился бестактным, потому что принял позу просителя, да еще готового к укорам и обидам.

* * *

Заметки за ланчем делал Черняев: «Я знаю, что президент Соединенных Штатов — серьезный человек. Он думает о политической приложимости своих решений, и не склонен к импровизациям. Что касается политики в области безопасности, мы уже совершили немало. В то же время у меня сложилось впечатление, что мой друг, президент Соединенных Штатов, еще не пришел к окончательному ответу на вопрос: Каким Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз? Пока мы не получим ответа на этот вопрос, многие проблемы в наших отношениях невозможно будет прояснить». В этом пункте Черняев отмечает гримасу неудовольствия на лице Буша, кровь прилила к лицу американского президента.

Горбачев стал видеться как слон в посудной лавке. Но остановить Горбачева было уже невозможно.

«Итак, я спрашиваю: чего Джордж Буш желает от меня? Если мои коллеги по «семерке» говорят мне при встрече, что им нравится то, что я делаю, и они хотят помочь мне, но вначале я должен сам решить свои собственные задачи, я обязан сказать им, что мы решаем общие задачи. Не странно ли, что сто миллиардов долларов было истрачено на решение регионального конфликта. На эти программы деньги нашли. Но вот перед нами проект трансформации всего Советского Союза, придания ему совершенно нового качества, введение его в мировую экономику с тем, чтобы он перестал быть разрушительной силой и источником угроз. Не было еще задачи более великой и важной!»

Буш ответил, что поставленный Горбачевым вопрос неясен. Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз «демократическим государством, ориентированным на рыночную экономику». В этом месте Черняев отмечает чрезвычайную холодность Буша. Он говорит, что, видимо недостаточно четко изложил свое понимание насущных проблем. Не все в США разделяют благорасположение к СССР. Но США не хотят коллапса Советского Союза. И ясно, что Буш задет и разозлен. Он уже смотрел на Горбачева почти как на политического покойника, а тот щебетал, словно лично сам не ослабил свою страну. По возвращении в Вашингтон Буш сказал о Горбачеве: «Он потерял связь с реальностью»¹⁰⁵.

Что же касается Горбачева, то он словно просыпается от долгого сна, Мэтлок немало рассуждает о том, как то, что казалось Горбачеву «глубокой дружбой, в большинстве решающих случаев являлось разочаровывающим эпизодом»¹⁰⁶. По мнению Черняева, в Лондоне Горбачев испытал подлинно глубокое разочарование¹⁰⁷. Чем объяснить все это? По мнению Мэтлока, Горбачев «психологически не был способен выразить свои глубокие, возможно полуосознанные желания, а если бы смог — то подписал бы себе смертный приговор».

Во время встреч с другими лидерами «семерки» Горбачев слышал многократно, что он сделал много хорошего для Запада, но это вовсе не основание для того, чтобы надеяться на поток денег, поддерживающий рубль и наполняющий полки советских магазинов товарами.

Выступая как бы от лица Горбачева, Мэтлок признает: «Я взял на себя советских военных руководителей и заставлял их — иногда обманывая — делать то, что мне казалось необходимым. Я отказался использовать угрозу применения силы в Восточной Европе. Я создал философию, утверждающую, что окончание «холодной войны» в наших интересах. Я не заметил того, чтобы американский президент очень уж помог мне в этом»¹⁰⁸. Более того, признает Мэтлок, «в 1991 г. Буш искал причины не помогать Советскому Союзу. Горбачев ощутил это нежелание».

Суммируем. Историческим фактом является, что в час отчаяния Горбачева «великолепная семерка» западных государств не создала пакета общей помощи, а в МВФ Советскому Союзу был предоставлен только статус специального ассоциативного членства. Такова была благодарность Запада на еще дымящихся останках Восточного блока: 1 июля 1991 г. Варшавский Договор был по всеобщему согласию распущен. Советские войска завершили выход из Чехословакии и Венгрии, вывод войск из ГДР и Польши шел своим ходом. Советские войска покидали даже Монголию.

* * *

Горбачев покинул Лондон обиженным и уязвленным. На эту тему Скаукрофт говорил Бушу: «Горбачев приехал собирать то, что он — совершенно очевидно — чувствовал, что мы должны ему, но он не смог представить свое дело убедительным образом. Складывается впечатление, что он не понимает сложности проблемы»¹⁰⁹. На что Буш ответил: «Он всегда был наилучшим продавцом самого себя, он умело себя подавал. Но не в этот раз». Так Горбачев, при всей гибкости хребта, не сумел добиться своего в столь желанном для него приобщении к «группе семи».

Еще до саммита американцы предлагали помочь в конверсии военных отраслей промышленности. Президент Буш именно это предложил Горбачеву в Лондоне летом 1991 года. Взамен он обещал помочь в реструктурировании советского долга. Если он хотел политически «убить» Горбачева, то, похоже, это ему удалось. Клеймо предателя на Руси позорно не в меньшей степени, чем в США или Британии…

Через неделю после встречи Горбачева с Бушем в Лондоне советский лидер пригласил к себе помощника Черняева в комнату Президиума в Большом Кремлевском дворце. Там официант готовил кофе. Президент: «Оставь нас!..» Тот вышел. «Пришла информация. Буш после завтрака в Лондоне — помнишь? — сказал своим: Горбачев устал, нервничает, не владеет ситуацией, не уверен в себе, поэтому и подозревает меня в неверности… Надо, мол, переключаться на Ельцина»¹¹⁰.

Буш в Москве

Самолет американского президента приземлился во Внуково-2 вечером 29 июля 1991 г. Буш впервые был в Москве в качестве президента. В аэропорту его встречал вице-президент Геннадий Янаев.

Горбачев, Ельцин и президент Казахстана Назарбаев разрешали одно из главных противоречий нового федерального проекта — корреляцию полномочий между центром и республиками по поводу налогообложения. Компромисс был достигнут в три часа ночи, за несколько часов до первой официальной встречи Горбачева с Бушем. Казалось, это доброе предзнаменование для сохранения страны. Но когда президент Горбачев пригласил — жест доброй воли — Ельцина и Назарбаева втроем встретить американского президента, Ельцин отказался. В конечном счете, после первоначальной встречи с глазу на глаз Горбачев и Буш встретили в Кремле председателя Совета Министров Павлова, министра иностранных дел Бессмертных, министра обороны Язова и президента Казахстана Нурсултана Назарбаева.

Еще в Лондоне Горбачев и Буш договорились встретиться в «советском Кемп-Дэвиде», вдали от городского шума. Главный разговор предстоял Ново-Огарево, когда-то построенном Хрущевым в качестве загородной резиденции. Съехались утром. Бейкер и Скаукрофт, Бессмертных и Черняев, Палаженко и Дима (американский переводчик, русский по происхождению). Буш шел пешком от дома, который ему отвели на новоогаревской территории. У главного здания его уже ждали Горбачев, Раиса Максимовна и другие. День провели сидя в плетеных креслах на солнечной веранде. Здесь Буш пообещал быть на стороне Горбачева в русском раздрае¹¹¹.

Но венцом визита президента Буша в СССР должно было быть подписание Договора о стратегических наступательных вооружениях (СНВ-1) — итог десяти лет советско-американских переговоров о сокращении стратегических вооружений.

Напомним, что переговоры по разрешению оставшихся трудностей в подходе к подписанию Договора об ограничении стратегических вооружений (СНВ) возобновились 19 апреля 1991 г. Американский исследователь Раймонд Гартхоф уверенно оценивает советский подход: «Советская решимость согласовать оставшиеся проблемы была очевидной»¹¹². Особенно глубокой проработке проблемы СНВ подверглись во время встреч Бессмертных и Бейкера в середине марта и средине мая 1991 г. в Каире, телефонного разговора Буша и Горбачева 27 мая и дипломатических встреч в Лиссабоне, Женеве и Берлине в июне 1991 г. К концу июня, к визиту в СССР президента Буша неразрешенными остались три вопроса: 1) как фиксировать телеметрически атомные подземные испытания; 2) как засчитывать численность раздельных боеголовок; 3) какие типы модифицированного оружия считать новыми¹¹³.

* * *

Утром 30 июля 1991 г. Буш и Горбачев традиционно встретились в Екатерининском зале Кремля. Было ощутимо, что недовольство встречей «семерки» в Лондоне еще живет в Горбачеве: «Вы привыкли произносить все эти прекрасные слова о том, как сильно вы желаете нам помочь. Но когда речь заходит о конкретных делах, вам что-то постоянно мешает»¹¹⁴. Горбачева обидело то, что «большая семерка» предложил Советскому Союзу только «статус особой ассоциации» в Международном валютном фонде. Что это означает? Это звучит как гражданство второго сорта. Как «первоклассная держава № 2» Советский Союз имеет право, полагал Горбачев, на полнокровное членство.

Буш, зная, что экономическая помощь Соединенных Штатов Советскому Союзу невелика, постарался подсластить горькую пилюлю. Так, он объявил в Москве, что Соединенные Штаты собираются ратифицировать двусторонние торговые соглашения и предоставить Советскому Союзу статус наибольшего благоприятствования в торговле. Президенты согласились, что реформирование столь огромной страны, как СССР, представляет собой невероятную по сложности задачу¹¹⁵.

Американские специалисты отметили, что команда Буша «держалась скромно, и Буш был чрезвычайно осторожен в выдвижении новых предложений, которые шли за пределы гарантирования недискриминационного статуса Международного валютного фонда — обещание чего было сделано уже год назад. Подлинного западного пакета предложений с американским лидерством в их реализации, не обнаружилось»¹¹⁶.

Госсекретарь Бейкер предложил разместить в Советском Союзе американских добровольцев «Корпуса мира». Это было одно из немногих предложений, с порога отвергнутых советской стороной как заведомо унизительное. (Пока американцам удалось уговорить в этом отношении только растерявшуюся Монголию. Пройдет время, и Ельцин с Кравчуком пригласят добровольцев «Корпуса мира» в Россию и Украину).

Горбачев на встрече всячески стремился сократить список запрещенных для экспорта в СССР товаров, подпадающих под контрольный список КОКОМ. Горбачев не переставал повторять, что соображения безопасности для Запада потеряли прежний смысл. Буш, не склонный к развязыванию гордиева узла, стремился не давать конкретных обещаний. Все же был подписан ряд двусторонних соглашений, таких, как безопасность авиационных полетов, взаимопомощь в случае несчастных происшествий. Среди региональных конфликтов не был решен вопрос о помощи обеих сторон противоборствующим силам в Афганистане. Буш стремился вытолкнуть СССР из Кубы¹¹⁷. Оба президента осудили проявления насилия в Югославии, решили вдвоем председательствовать на Конференции по Ближнему Востоку. Буш поблагодарил Горбачева за помощь в войне с Ираком.

Буш отметил, что его сотрудничество с Горбачевым уже привело к местным выборам в Намибии, Анголе, Никарагуа; подобные же надежды возникли в отношении Камбоджи и Афганистана. Бейкер и Шеварднадзе подписали соглашение о сотрудничестве в Сальвадоре и Гватемале.

Неожиданным для Горбачева ударом в спину было заявление президента Буша по поводу Дальнего Востока, связанное с пожеланиями к советской стороне «удовлетворить требования Японии — которые мы поддерживаем — относительно возврата Японии Северных территорий… Этот спор затрудняет ваше возвращение, вашу интеграцию в мировую экономику»¹¹⁸.

Это было беспрецедентное американское вмешательство в проблему, которую сами же американцы и создали, подписав в 1951 г. односторонне американо-японский мирный договор. Раймонд Гартхоф полагает, что это было «неумно и никому не оказало помощи. Позиция Японии во всем этом вопросе не была безупречной»¹¹⁹.

Президент Буш явно не ощущал, что преступает грань, когда обращение с Советским Союзом становилось неотличимым от отношения к побежденной стране. Он явно игнорировал советского союзника в войне против Японии, не заботясь о мнении советского народа, видевшего данную проблему отличным от японцев способом.

* * *

Помимо Кубы и островов Южнокурильской гряды, оставалось три препятствия в американо-советских отношениях, и все они касались проблем внутренней эволюции СССР:

1) прибалтийские республики (конгресс признал их независимость);

2) военные расходы Советского Союза. «Для вашей военной системы наступило время перейти на мирные рельсы. Наступило время сократить военные расходы». Американский президент предложил помощь «в конвертации вашей военно-индустриальной мощи в производительную, направленную на мирные цели»¹²⁰. Строго говоря, Горбачев, находясь под давлением американцев, уже двигался в этом направлении в 1990–1991 гг.

3) Пути развития советской экономики и общества. Президент Буш: «Главный вызов — наиболее существенный фактор в формировании нового партнерства между нашими нациями — остается исход эксперимента, ныне производимого с советской экономикой — и советским обществом». Не чувствуя ни малейшего стеснения, американский президент живописал, как «моя страна может помочь этой новой советской революции»¹²¹. Если это не вмешательство во внутренние дела суверенной страны, то что это?

Не будет ошибкой сказать, что, в отличие от прежних лет, центр политической гравитации, безусловно, переместился во внутреннюю сферу. Но ведь «государство, которое возглавлял Горбачев, распадалось на глазах»¹²². Горбачев уже не мог говорить ни о чем более.

СНВ-1

Мэтлок полагал, что «недавние политические победы поспособствуют мутации Ельцина, прекращению его заведомо вызывающих действий. Этого, однако, не случилось. Он продолжал демонстрировать свое высокомерие и многозначительность: заставил Буша ждать почти десять минут, продлил запланированное время встречи намного больше. Он сказал Бушу, что сразу же после подписания союзного договора США и Россия сумеют развить тесные двусторонние отношения. А затем сияющий российский президент пошел к прессе и объявил, что очень рассчитывает на улучшение российско-американских отношений».

На государственном обеде у Горбачева — в зале Святого Владимира — Ельцин послал свою вперед жену одну, затем дождался прибытия Барбары Буш и пытался эскортировать ее к столу, словно это он был хозяином в доме. Барбара Буш со «стальной» улыбкой вынесла это испытание.

Этим российский лидер старался привлечь к себе внимание и поставить в ложное положение Горбачева. Советский президент никогда еще не выглядел столь жалким. Он прямо говорил о возможности гражданской войны на манер начинающейся югославской. Он уже видел опасность украинской сецессии.

Коронным элементом встречи в Москве было подписание Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений — (СНВ) — в том же Владимирском зале. Договор СНВ-1 представлял собой весьма объемистый документ в 700 страниц. Наибольшему сокращению подвергались быстродействующие ракетные системы. На реализацию СНВ-1 отводилось семь лет. Обе стороны договорились продолжить переговоры по сокращению стратегических вооружений уже весной текущего года в Москве.

Советская сторона желала знать, когда дело дойдет до сокращения тактического ядерного оружия, но руководство Соединенных Штатов довольно жестко отвергло подобные идеи. Подобным же жестким образом американская сторона ответила Горбачеву и по другому важному вопросу — о прекращении подземных испытаний. Ответ был краток: американская сторона не готова рассматривать этот вопрос¹²³.

Киев

Резко ослабленная позиция Горбачева на внутреннем фронте и общая слабость Советского Союза изменили стиль американского поведения. Американцев попросту стали «читать лекции» советскому руководству по проблемам внешней политики и внутренних реформ. «Советское низкопоклонство на Ближнем Востоке и в Югославии, избыточные уступки СССР на переговорах СНВ и в других случаях — были причиной политического ослабления Горбачева»¹²⁴.

Такие деятели позднесоветской дипломатии, как Шеварднадзе, демонстрировали олимпийское спокойствие. «Сейчас, я думаю, у нас нет особых проблем, и наши отношения развиваются естественным образом. Воздействия на советско-американские отношения оказывает внутриполитическое состояние дел»¹²⁵.

Как будто внешнеполитический раздрай не повлиял на внутреннее состояние общества. «Критики и так атаковали Горбачева каклакея Буша»¹²⁶.

Как ни суди, а после двух дней пребывания в Москве президент Буш сделал еще один несомненно одобрительный жест силам, раскалывавшим Союз. Речь идет о визите в Киев. Горбачев был шокирован желанием Буша посетить Киев. Горбачев через советского поверенного в делах в Вашингтоне пытался отложить визит президента Буша на Украину. Американцам пришлось приложить все силы, и через министра Бессмертных уговорить Горбачева не создавать скандал. Взамен президент Буш попросил составителей своих речей выбросить все, что может взвинтить Горбачева, что может быть истолковано как поддержка противостоящих ему сил.

Полет в столицу Украины длился два часа. Советские пассажиры огромного американского «Боинга 747» были приписаны к отдельным салонам. Обед был на уровне, и все отметили несколько скотчей, которыми сопроводил полет его номинальный глава с советской стороны Геннадий Янаев. Выступая в роли радушного хозяина, Джордж Буш показал Янаеву «электронную начинку» своего самолета. Комментарии Янаева были лапидарными: «Очень интересно». О вещах более сложных он предпочитал не говорить. Буш вспоминал оценку, данную Янаеву Центральным разведывательным управлением: аппаратчик старого закала; маловероятно, что может играть важную или независимую роль в политической жизни нового периода.

* * *

Буш был в Киеве очень тепло принят — отражение нового самовосприятия республики — как суверенной и при этом ожидающей поддержки и финансовой помощи Соединенных Штатов. Буш и его окружение уже имели возможность встречаться с украинскими националистами. Тех возмущал определенный артикль при названии страны: the Ukraine. Это им напоминало колониальные названия — the Gambia, the Lebanon. Выведенный из себя Скаукрофт спросил ревнителей словесной чистоты, а как относительно the Netherlands? В конце концов, как тогда трактовать the United States? Те же муки владели иррациональными националистами при определении прибыть на Украину. Они считали, что так могут говорить лишь москали. А как насчет шевченковского «…поховайте на Вкраини милой»?

После посадки кортеж с Бушем проехал из аэропорта Борисполь в центр Киева. На всем пути киевляне стояли плотной толпой и с цветами. Буш вспоминал места, где он проводил избирательную кампанию — Питтсбург, Кливленд, Детройт, Чикаго — где жило много украинских эмигрантов. Как и боялся Горбачев, в Киеве был ощутим контраст с Москвой, где публика уже привыкла к высоким лицам, и где зарубежные радетели перестройки уже не вызывали оваций. Выпустивший демона национализма из сосуда народной мудрости, Горбачев мог полюбоваться делом рук своих на многочисленных плакатах украинского национализма: «Если быть частью империи так хорошо, то почему Америка покинула империю?», «У Москвы 15 колоний» и т. п.

В центре Киева президент Буш встретил председателя украинского парламента Леонида Кравчука, вступившего на националистическую стезю, когда наступил подходящий момент. Кравчук жаловался, что треть урожая плодородной Украины не доходит до украинского потребителя. К Янаеву украинское начальство относилось (по американской оценке) как к «председателю всесоюзной ассоциации прокаженных». На обеде рабочими языками были английский и украинский. На Янаева было больно смотреть.

Общая картина не требовала дополнительных разъяснений. Президент Буш видел, в каком критическом состоянии находится «его друг Михаил», и он приказал своим «тайным писателям» внести в текст своей киевской речи обороты, которые порадовали бы Горбачева. Ключевыми были следующие произнесенные Бушем слова: «Свобода это совсем не то же самое, что независимость… Американцы не поддержат тех, кто желает независимости для того, чтобы заменить далекую тиранию местным деспотизмом…Те, кто исповедует самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти, не получит поддержки Америки». Буш восхвалил Горбачева и призвал подписать договор 9+1¹²⁷. Многие в зале были шокированы словами американского президента. Это было совсем не то, чего они ожидали.

Напомним, что американская дипломатия (и разведка) уже три года находилась в тесном контакте с украинским движением «Рух» — поддержку которой стимулировал сам Горбачев. «Лидеры «Руха» получали приглашение посетить Соединенные Штаты чаще чем любая другая украинская организация, хотя «Рух» получил менее четверти голосов во время выборов на Украине. Поездка президента Буша в Киев венчала эти американские усилия.

С другой стороны, если бы Горбачев оставил в 1980-е годы «Рух» один на один с Компартией Украины, от «Руха» мало что осталось бы. Тогдашний глава украинской компартии Щербицкий выступал категорически против националистов. Но благодарности за это от Горбачева он, естественно, и не дождался — более того: его, как консерватора, вывели из центрального Политбюро. Заменивший его Кравчук еще покажет свое истинное лицо.

Что же касается визита президента Буша, то, как пишет спустя некоторое время, американский историк Раймонд Гартхоф, «в ретроспективе ясно, что для Буша было бы лучше не ездить на Украину»¹²⁸. Впервые с начала семнадцатого века глава великой державы навещал Украину, относясь к ее руководителям как к независимым правителям и обращаясь к присутствующим на украинском языке. Буш настаивал, чтобы все руководители крупных фракций присутствовали на его выступлении. Мэтлока обеспокоил союз номенклатуры с националистами. Такой союз мог «дать независимость и государственность быстрее, но в результате появится страна без внутренней связанности, что поставит под удар и единство большого союза»¹²⁹.

Из Киева Буш вылетел прямо в штат Мэн, где намеревался провести месяц. В представляемых ему ежедневно «Обзорах положения в СССР» за 17 августа было выделено мнение Александра Яковлева о «влиятельной группе сталинистов», готовой взять в свои руки власть. Обзор завершался так: «Существует растущая опасность того, что традиционалисты пожелают спровоцировать ситуацию, которая оправдает использование силы для восстановления порядка»¹³⁰.

Смена фаворитов

Ослабление власти Горбачева становилось все более ощутимым. На относительно небольшой завтрак в Кремле наряду с Бушем Горбачев пригласил Ельцина, Назарбаева, Павлова, Бессмертных, Моисеева. Черняева и Болдина.

Советский президент надеялся, что это удовлетворит желание Буша увидеть Ельцина. В последний момент Ельцин, однако, отклонил приглашение Горбачева, заметив при этом, что предпочел бы принять Буша у себя. Инаугурация Ельцина прошла всего несколько недель назад. Теперь Ельцин занимал те помещения в Кремле, которые были горбачевскими в бытности того Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Именно здесь — а не в российском Белом доме — был принят президент Буш после указанного завтрака.

Американская дипломатия, которую в данном случае олицетворял Джордж Буш, уже начинала искать путь сближения с Ельциным, обещавшим значительно больше, чем слабеющий Горбачев: полный развал страны, оставлявший Соединенные Штаты единственной сверхдержавой мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.