Глава 1

Глава 1

КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ РАБОТА ГЕРМАНСКОГО АБВЕРА В 1935–1939 ГОДАХ

Над Эйфелем[43] яркий майский день. Я сижу на открытой террасе ресторанчика в Килльтале и любуюсь пейзажем. Передо мной ручей, который, сверкая на солнце, журча и тараторя, живописными извивами устремляется к Мозелю. Лиственные леса по обе стороны долины весело шумят свежей весенней зеленью. Кукует кукушка, снова и снова подающая голос, приветствуя чудесный день. И больше ни звука, стоит мирная тишина. Ничто не напоминает о том, что всего в каких – нибудь 50 километрах, в треугольнике, где сходятся границы трех стран – Франции, Люксембурга и Германии, – начинается Западный фронт, который тянется оттуда по границе Саарской области и Пфальца в юго – восточном направлении и затем вдоль Рейна на юг до Швейцарии.

Я в штатском. Годы интенсивного труда позади. Первые месяцы с начала войны оказались для меня особенно напряженными. Некоторое количество тайных операций на фронте, в Люксембурге и Бельгии были мной не только разработаны, но и проведены лично. Теперь я надеюсь на небольшой отдых и разрядку в Килльтале. Но не тут – то было. Мой помощник, зондерфюрер Даус, приезжает за мной. Наконец – то отдан приказ о наступлении на Западе.

Никогда, даже в своих самых смелых мечтах, я не предполагал, что стану солдатом и буду заниматься разведкой и контрразведкой. В западнопрусской земле Кульмер мои родители имели крупное поместье. Грянувшая Первая мировая война в один миг разрушила мое безоблачное детство.

В 1914 году, еще гимназистом, я добровольцем вступил в пехотный полк. После короткой подготовки попал на войну и основательно познакомился с ней на Восточном и Западном фронте. Дважды был ранен. Домой вернулся в звании лейтенанта запаса. Но вскоре после этого, в начале 1920 года, земля Кульмер снова стала польской. И потому мне пришлось покинуть мою старую родину. В Данциге я нашел место в полиции. За сравнительно короткое время дослужился до чина комиссара уголовной полиции, криминальрата и начальника уголовной полиции Данцига. В 1933 году к власти пришли национал – социалисты, вскоре и у меня начались разногласия с членами партии. В результате я перешел в вермахт.

1 октября 1934 года, после короткого обучения, в звании капитана я был назначен в только что созданный штаб корпуса IX AK[44] и поступил в распоряжение отдела Ic (AO) к подполковнику Гофману, который в качестве начальника отдела Ic штаба корпуса, как тогда было принято, одновременно был и начальником отделения абвера в IX военном округе. Здесь я познакомился с различными направлениями военной контрразведки и несколько месяцев спустя стал сотрудником контрразведки этого округа. Я неоднократно принимал участие в деловых совещаниях в Берлине, проводимых полковником Роледером, руководителем рабочей группы по контрразведке заграничной службы абвера. Там я впервые встретился с шефом службы, адмиралом Канарисом. Ему больше приходилась по душе сфера деятельности отдела IIIf, как тогда называлась контрразведка. Он терпеливо выслушивал доклады офицеров отдела IIIf о своей работе. Но мог и вспылить, если предлагались пути и средства, бывшие ему не по нутру. По этой причине в один из дней 1935 года он начал обсуждать широко освещавшееся тогда в прессе дело польского ротмистра Сосновского, арестованного в 1934 году в Берлине за шпионаж.

Сосновский, офицер польской разведки, незадолго до того прибыл в Берлин под видом обеспеченного гражданского лица. Он искал доступ и сумел войти в доверие к семействам, в которых были дочери, служившие в военном министерстве. Он вступил с ними в любовную связь. Каждая верила, что Сосновский женится на ней, поскольку тот не скупился на соответствующие намеки и обещания.

Но ротмистр использовал эти отношения лишь для шантажа. Среди прочего он распорядился заснять любовные сцены с ними, чтобы в случае необходимости серьезнейшим образом скомпрометировать этих женщин. Затем Сосновский начал шантажировать их и потребовал, чтобы они приносили ему секретные документы со службы в военном ведомстве. Поэтому двух из них за измену родине приговорили к смертной казни через повешение; третья получила длительный срок лишения свободы.

По этому поводу Канарис заявил: «Кто из моих офицеров будет работать подобными методами, сразу вылетит! Против такого я применю всю власть».

В целом в 1935 году в немецкой военной контрразведке служило всего около 40 офицеров. В ходе войны число их возросло до нескольких сотен.

После занятия Рейнской области в марте 1936 года меня в качестве «авангарда» отдела IIIf перевели в Трир, и моей зоной разведки стала вся Франция. Важнейшей задачей, так называемой высшей целью, было: тайными путями проникнуть в деятельность тех французских служб, которые непрерывно засылали шпионов в Германию. Число арестованных на ее территории агентов, шпионивших в пользу Франции, в последнее время возрастало из месяца в месяц, но все же не было ясности, в каком объеме французские спецслужбы действуют в германском рейхе и какую угрозу они представляют военным объектам.

Хотя теперь я и был облечен доверием, мне стоило задуматься над тем, что я недостаточно знал территорию и людей в Рейнской приграничной области. Кроме того, в моем распоряжении находились всего лишь один сотрудник и одна машинистка. У меня не было даже шофера, так что помимо прочих трудностей мне еще предстояло самому водить машину в моих многочисленных разъездах. Итак, задачи передо мной стояли не из легких.

1936–1937 годы. Первые попытки дезинформации спецслужб противника

Но разве мне не нужно завоевывать доверие, добиваться поддержки запланированных мной операций? В первую очередь это зависело от того, удастся ли привлечь на свою сторону местные власти, учреждения которых располагались на границе между Аахеном и Саарбрюккеном. К ним относились начальники отделений тайной государственной полиции[45] в Трире, Саарбрюккене и Аахене, а также начальники таможенных пунктов и местные полицейские власти. Всех по служебным каналам известили, что я из Трира руковожу деятельностью отделения IIIf. Но какой от этого был прок, если упомянутые местные начальники, в подчинении у которых находились сотни чиновников на границе, не пожелали бы сотрудничать, если их не интересовала контрразведка и если они, вполне возможно, дали понять своим подчиненным, что для них была бы нежелательна поддержка работы отдела IIIf; все это сказалось бы весьма плохо на моей деятельности.

Подобной позиции прежде всего следовало ожидать от начальника гестапо, хотя тогда еще существовали договоренности адмирала Канариса с РСХА, чтобы офицеры абвера в контрразведывательных целях имели право подключать сотрудников гестапо в качестве кураторов – осведомителей. Офицеру абвера в таких случаях вменялось в обязанность лишь устно, в общих чертах, ввести в курс дела вышестоящее начальство привлекаемых сотрудников.

Но местные власти сверх ожидания проявили заинтересованность и принципиальную готовность оказывать содействие. Начальники отделений тайной государственной полиции в Трире и Саарбрюккене не были исключением. Они также помогали отделению IIIf в чем только было возможно. С их помощью я вступил в контакт с некоторыми надежными сотрудниками на границе, которые согласились подыскивать полезных для отделения людей. Подобранный местными руководителями персонал состоял из мужчин 30–40 лет, в большинстве случаев бывших унтер – офицеров, уже давно служивших на соответствующих пограничных переходах и хорошо информированных о людских перемещениях через границу в обе стороны. Они были распределены на шести пограничных пунктах и могли моментально выдавать справки по немцам и иностранцам, в последнее время совершавшим очень частые поездки во Францию, Германию и Люксембург.

Привлеченные чиновники работали совершенно независимо. Ни один из них не знал о тайной деятельности другого. Каждый, будь то полицейский или таможенник, уже обладал соответствующей накопленной информацией и сразу понимал, о чем идет речь. Один из них, по имени Клейнерт, в первой же беседе со мной заявил: «На границе я хожу вместе с одним французским таможенником, он лотарингец и, по – моему, его легко подкупить. Мне кажется, он довольно ограничен. Когда мы встречаемся с ним на границе, вечно выкладывает мне все, что у него на душе. У него очень низкое жалованье, а ему не терпится жениться на одной девушке с претензиями. Уверен, он польстится на деньги».

Шесть сотрудников, или разыскников, как их назвали, в последующие годы проявили себя компетентными, скрытными и ценными сотрудниками для разведывательной деятельности в области контршпионажа. Самыми энергичными были сотрудники пограничной охраны Глокке и Герман, а также упомянутый таможенник Клейнерт. Уже в первые месяцы сотрудничества я получил от них массу ориентировок, в том числе указания на лиц, которые, возможно, представляли или могли представлять интерес для контрразведки.

Прежде чем приступить к разработке ориентировок, вербовке людей, которые должны были работать на германскую контрразведку во Франции или Люксембурге, мне предстояло самому осмотреться в Люксембурге и Бельгии. Особенно необходимой я считал поездку в Люксембург. По моему мнению, оттуда, скорее всего, можно было бы подобраться к отделениям французских секретных служб в Меце, Лонгви и Диденгофе.

Расположенная на Эльтце столица произвела на меня впечатление. Укрепленный верхний город с замком и кафедральным собором напоминал о том важном значении, которое Люксембург имел в средневековье.

В целях безопасности я совершал эту поездку без сопровождающих. Когда сотруднику секретной службы для выезда за границу необходимы маскировка и легенда, одному пробираться гораздо легче, нежели в компании нескольких человек.

Богатый край, в особенности благодаря наличию руд и песчаников на юге страны. Этот район, так называемый бассейн Рюмелинг – Эша и Диффердинген – Родинген с горными и металлургическими предприятиями с точки зрения моей задачи представлял особый интерес, поскольку был тесно связан с лотарингским промышленным районом. Ежедневно сотни люксембуржцев трудились на французской территории. С другой стороны, и французы работали на люксембургских предприятиях. Население Люксембурга говорило по – немецки, корни у них в основном мозель – франконские, однако особого расположения к немцам оно явно не испытывало. «Пруссаки», как в большинстве случаев именовались немцы, очевидно, не пользовались любовью, а кое – где их даже ненавидели. К французам и франкоговорящему населению, несомненно, относились любезнее. Разве это не наводило на размышления?

Результаты поездки в Люксембург в основном же разочаровали. Поэтому я колебался, устанавливать ли там контакты с названными мне доверенными. И вдруг объявился один из случайно рекомендованных в Трире людей…

Сын крестьянина, Петер Бреннер, около 30 лет, массивный, светловолосый, сильный, предприимчивый, с крупной головой и примечательными чертами лица. Его родители давно владели большим хутором, расположенным примерно в 20 километрах от Люксембурга. Все члены семьи сохранили германское гражданство и пользовались репутацией добропорядочных немцев.

Мне удалось так устроить, что я переговорил с Петером Бреннером без свидетелей. Он, сияя от радости, согласился на сотрудничество. Обстоятельная беседа с ним показала, что он оценивает ситуацию в герцогстве Люксембург как более благоприятную, нежели мне показалось. Бреннер объяснил, что в «карликовом» государстве все же существует определенное число немцев, на которых можно положиться как на патриотов. Сверх того, немалое число коренных люксембуржцев с антигерманскими и профранцузскими настроениями вообще не находили понимания среди большей части населения. Отношение к Германии резко ухудшилось лишь в последние годы. Эмигранты, покинувшие страну из – за мер, предпринятых против евреев, и перебравшиеся в Люксембург, умело раздували эффективную противогерманскую пропаганду.

У Петера Бреннера был обширный круг друзей и знакомых в Люксембурге. Некоторые из них совершали по работе частые поездки во Францию. Человек с такими связями мне был весьма кстати для создания агентурной сети в Люксембурге, Бельгии и Франции.

У него к тому же имелось достаточно времени для тайной деятельности, поскольку он был холостяком и не слишком занят на хуторе своих еще довольно крепких родителей. В его распоряжении находился тяжелый мотоцикл, следовательно, можно рассчитывать на его мобильность.

Но, к сожалению, все же имелось и слабое место. Дело в том, что Бреннер – член НСДАП – в кругу друзей и знакомых слыл ярым национал – социалистом. Потому предполагалось, что люксембургские власти уже обратили на него внимание и установили тайную слежку.

При использовании Бреннера следовало заранее принять это во внимание. А потому я настрого предписал ему две вещи: во – первых, никто не должен ничего знать о его связи с немецкой секретной службой, даже родители и братья; во – вторых, по своему почину он никогда не должен никого (даже своего лучшего друга) вербовать в абвер. Сотрудничество с Бреннером уже через несколько месяцев принесло свои первые плоды. Среди прочего удалось установить двух сотрудников французской секретной службы, которые – замаскировавшись под виноторговцев – жили в Люксембурге и оттуда действовали против Германии.

Далее для абвера были важны ориентировки, данные Бреннером на людей, которых, с его точки зрения, можно было с успехом привлечь для работы в немецкой контрразведке. Бреннер умел не только давать подробные сведения по этим лицам, но в то же время, сам себя при этом не афишируя, незаметно создавал такую ситуацию, которая облегчала мне или уполномоченному мной лицу проводить вербовку.

Среди вербуемых были не только немецкие, но и люксембургские, бельгийские и французские граждане. Постепенно образовывалась сеть разыскников, понимаемая германской разведкой как система надежных опорных пунктов, с помощью которых должен будет нанесен дальнейший и решающий удар по французской секретной службе. Подобная агентурная сеть создавалась абвером с 1936–го по 1939 год как основа для последующих операций службы разведки. Осведомители – это глаза и уши контрразведки – содействовали планомерной разведке так называемых Е – и GV – каналов.

Благодаря работе проверенных разыскников в Меце, например, я был в состоянии следить за местным отделением Второго бюро, чтобы выяснить: точное расположение отделов бюро и финансовое положение, семейное положение, привычки и слабости сотрудников этого отделения французской секретной службы. Такая разведка в конце концов была нацелена на то, чтобы подкупом или каким – либо иным способом завербовать сотрудников Второго бюро в Меце. Если это удавалось и завербованный честно информировал о служебных делах на своем рабочем месте, то возникал так называемый канал Е, по которому удавалось внедряться в службы противника.

Дело Фукса

Когда осенью 1936 года я начал работу над созданием этих каналов Е, то, без каких – либо усилий с моей стороны, вдруг появился один интересный канал GV4.

С унтер – офицером окружного военного комиссариата Фуксом в Ганновере пытался установить контакт французский агент. В вермахте существовали инструкции относительно того, как солдату следовало себя вести, если его попытается завербовать иностранная разведка. Фукс был соответствующим образом проинструктирован и повел себя правильно: не отверг предложения вербовщика, но сделал вид, что пошел на них, сильно колеблясь. Он заявил, что ему нужно точно знать, чего от него хотят, чтобы решиться, не слишком ли это для него опасно. Агент возразил, что о собственной безопасности ему следует беспокоиться самому. Впрочем, для него – бравого унтер – офицера – выполнить поручения французского заказчика окажется просто детской игрой.

И всего – то потребуется снять копии или фотографии некоторой письменной документации окружного комиссариата. А за доставку такого материала по учету призывников для вермахта и формирования новых частей ему заплатили бы тысячи рейхсмарок. На это унтер – офицер ответил, что ему хотелось бы осмотреться на службе и установить, удастся ли подобраться к требуемым секретным документам. Затем он договорился с агентом о новой встрече через пару дней.

Унтер – офицер незамедлительно доложил об обстоятельствах дела по службе, начальство в свою очередь тотчас же уведомило соответствующую службу абвера при штабе корпуса в Касселе.

При следующей встрече унтер – офицер, в соответствии с указаниями абвера, заявил агенту: в принципе он согласен, но прежде чем станет добывать секретные документы, ему необходимо лично переговорить с французским заказчиком. При этом разговор шел не только о цене, но и о гарантиях на право жительства и работы во Франции, если в Германии он окажется под подозрением и ему придется бежать. Унтер – офицер Фукс так хорошо и убедительно играл свою роль, что агент французской секретной службы простился, пообещав все передать своему заказчику и вернуться через одну – две недели.

Тем временем к делу подключился я и подробно обсудил с унтер – офицером его последующее поведение. Фукс производил хорошее впечатление. Сомневаться в его искренности не было причин. У меня даже не возникало сомнений, можно ли его отпустить за границу, если французский заказчик предложит ему встречу за пределами рейха.

Когда Фукс в оговоренное с противником время прибыл на вокзал в Люксембурге, его сразу же встретил уже знакомый агент и провел к французскому заказчику, который ждал его в здании вокзала. Даус и я наблюдали за этой встречей и сумели скрытно заснять момент представления и обмена приветствиями. Прекрасно выглядевший французский хозяин был крупным, представительным брюнетом, видимо офицер. Этого не мог скрыть даже его элегантный костюм. Позднее абвер по снятым нами с Даусом фотографиям установил, что он является сотрудником Второго бюро в Меце.

После поездки унтер – офицер Фукс подробно сообщил о беседе, состоявшейся у него с французским хозяином, пообещавшим ему высокое вознаграждение за доставку необходимой секретной документации, и гарантировал ему, что тот, само собой разумеется, в случае опасности сможет перебраться во Францию.

По заданиям, полученным унтер – офицером Фуксом в Люксембурге, было видно, что французская разведка остро интересуется структурой и оснащением германского вермахта во всех деталях.

В последующие месяцы унтер – офицер Фукс неоднократно выезжал в Люксембург, чтобы передать французскому хозяину микропленки с секретной служебной документацией. Но отснятые документы были фальшивкой, подготовленной штабом корпуса в Касселе специально для данного дела с целью дезинформации французской разведки. Абвер в Берлине проверил дезинформацию. Весь материал, будь то подлинные документы или дезинформация, который собирались подкинуть по каналам GV иностранной разведке, прежде должен был проходить экспертизу и разрешение в отделе IIID абвера.

Французский хозяин держал свое слово. Унтер – офицер Фукс за каждый добытый лист получил по тысяче марок. К сожалению, эту контригру удалось вести лишь восемь месяцев. Предположительно, с какого – то времени французская разведка раскусила фальсификацию получаемых документов, и тогда поездки унтер – офицера в Люксембург стали небезопасными. Но даже если эта контригра велась всего чуть больше полугода, все равно она дала важные сведения о намерениях и целях, а потом и о методах работы, сотрудниках и агентах французской разведки.

Подобные GV – каналы, которые также обозначались термином «контригра», в последующие годы стали наиболее распространенным инструментом, который абвер использовал против вражеских разведок на Востоке и Западе. Контригра – одно из лучших средств длительного контакта с разведкой противника и выявления вынашиваемых против рейха планов и шпионских атак. Разумеется, при этом случалось, что и офицер отдела IIIf попадал впросак и вербовал агента противника, полагая, будто приобрел надежного осведомителя. И все же подобные случаи были редки, как позднее в ходе войны выяснилось при обработке захваченной секретной документации. С другой стороны, если германскому абверу с 1935–го по 1939 год и потом во время войны и удалось с успехом провести множество контр – игр, то, несомненно, в основном благодаря только что народившейся германской контрразведке, вплоть до самого начала войны действовавшей неприметно и с большой предосторожностью под руководством сравнительно небольшого круга офицеров. Противник же раскрывал ее замыслы лишь спустя годы.

Внедрение в службы противника как высшая цель: дело Флобера

С помощью агентурной сети против французской разведки в Люксембурге и Бельгии удалось запустить множество контригр в течение всего нескольких месяцев. Отныне большинство агентов – осведомителей получило задание отыскивать в первую очередь таких сотрудников французских секретных служб, которых, предположительно, можно было подкупить. Требовалась вербовка нескольких руководящих сотрудников французской разведки, если абвер хотел иметь достаточное представление об организации, оснащении, методах работы и постановках задач этого противника.

Удалось и это, а именно: в самом первом деле уже в начале 1937 года. Когда я однажды встречался с моим люксембургским куратором агентуры осведомителей Петером Бреннером, он сказал:

– Господин доктор, у меня есть для вас одна интересная ориентировка. Недавно от одного моего друга я узнал, что комиссар Сюрте Рене Флобер из Лонгви часто ездит в Люксембург и там крепко поддает. От другого друга, он живет в Эше и хорошо знает Лонгви – у него там свое дело, – я знаю, что Флобер сильно задолжал. Он пьет и тратит много денег на женщин.

(Агенты – осведомители перед войной в целях маскировки обращались к офицерам абвера в гражданском «господин доктор».)

Сначала я думал подослать Флоберу женщину (что сделать было несложно), которую мы могли бы посвятить во все и использовать против комиссара. Но в конце концов мне, памятуя об отношении к этому Канариса, идея показалась столь неприемлемой, что я стал искать другой путь.

Как это часто и бывает, и в данном случае помогла самая простая идея. Я навел справки, в какой компании Флобер совершает свои хмельные турпоездки. Одним из его собутыльников был некий люксембургский коммерсант по имени Шнейдер, также любитель выпить, уже довольно сильно подорвавший свое дело. Я обсудил с Бреннером, который лично знал Шнейдера, положение вещей и спросил его:

– А где и при каких обстоятельствах можно выйти на Шнейдера? Вербовка Флобера могла бы дать весьма ценные сведения, поэтому я сам хотел бы заняться этим делом и попробовать вербовку. Вы же, Петер, при этом не должны ни коем образом светиться. Если я вступлю в переговоры со Шнейдером, а позднее и с Флобером, оба они не должны даже подозревать, что вы имеете к этому отношение. Люксембургский регион для проведения вербовки вызывает у меня сомнения. Итак, через одного из своих людей вам следует попытаться выяснить, не наезжает ли Шнейдер время от времени в Германию и с кем он ездит или встречается там.

– Хорошо, господин доктор, – сказал Бреннер, – думаю, вскоре мне будет известно гораздо больше. Иногда Шнейдер по делам ездит в Кёльн. Вот тут мы и попробуем.

Уже через восемь дней Петер Бреннер разыскал в Кёльне коммерсанта, с которым Шнейдер обычно встречался. Мне оставалось только позвонить коммерсанту в Кёльн, чтобы узнать, когда он ждет Шнейдера. В телефонном разговоре, который, естественно, велся под вымышленным именем, как бы случайно всплыл объяснимый коммерческими интересами вопрос о Шнейдере.

Теперь я знал, к какой отрасли принадлежала кёльнская фирма и какие дела она вела с коммерсантом. Через одного из своих доверенных лиц я распорядился найти какую – нибудь из фирм, которая интересуется подобной коммерцией. После непродолжительных поисков такая фирма была обнаружена в Кобленце. Повезло, что уполномоченный агент – осведомитель так быстро нашел профилирующее немецкое предприятие, занимавшееся импортом сельхозпродукции из Люксембурга; ибо подобная торговля велась лишь в сравнительно небольших объемах. Вообще торговый оборот между Германией и Люксембургом в те времена был незначительным. В больших объемах из Люксембурга в Германию ввозилась исключительно железная руда.

В сопровождении Дауса я встретился со Шнейдером в одном винном погребке в Кёльне. Мы отрекомендовались торговыми представителями, желающими от имени одной немецкой фирмы, с которой он мог бы вести те же самые дела, что и со своим кёльнским деловым партнером, установить со Шнейдером контакт. Теплая атмосфера переговоров подогревалась изысканными винами. Шнейдер очень быстро заинтересовался как сделкой, так и вином и предложил Даусу и мне обычные комиссионные в случае, если сделка состоится. Но я, совершенно сразив его, заявил, что мы отказались бы от комиссионных, если бы он познакомил нас с комиссаром Сюрте Флобером. Шнейдер быстро просчитал ситуацию и в задумчивости замолчал. Через некоторое время он пожелал знать, было ли сделанное ему коммерческое предложение серьезным. Я подтвердил и дал ему понять, что на обещанной сделке не только он, но и вместе с ним Флобер мог бы недурно заработать. Чтобы развеять возможные сомнения Шнейдера относительно того, с кем он имеет дело, я предъявил ему свое служебное удостоверение, но так, чтобы он не смог прочесть, на чье имя оно выдано.

Перспектива заработать вдвойне против обычного быстро развеяла сомнения Шнейдера. Он, не смущаясь, выдал всю информацию о характере и недостатках Флобера, сказав, что тот из – за долгов в сильно стесненном положении. Кредиторы преследуют его. Если бы ему дать достаточный задаток и пообещать за поставку полезных сведений платить столько, чтобы он смог покрыть все свои долги, от него можно получить много ценного материала. Также Шнейдер (ловкий, хитрый парень) изъявил готовность при первой же возможности переговорить об этом с Флобером.

Не стоило сомневаться, что он сдержит обещание в смысле наших договоренностей. Поэтому я передал Шнейдеру тысячу рейхсмарок, которые тот должен был вручить Флоберу в качестве задатка. Кроме того, сам он получил пятьсот марок как компенсацию за поездку. Но попытку вербовки Шнейдер должен был провести не на французской территории, а лишь при подходящих обстоятельствах в Люксембурге. Он уехал, пообещав сделать все, чтобы склонить Флобера.

Уже примерно через две недели Шнейдер дал знать, что в ближайшие дни прибудет в Германию для обсуждения одного важного дела. Это сообщение пришло по конспиративному адресу, предназначенному исключительно Шнейдеру.

Все превзошло мои ожидания. Флобер без колебаний пошел на предложение и со вздохом облегчения принял тысячу марок, обмененную на французскую валюту, заявив, что для него это просто спасение. Кредиторы его так осаждали, что возникла опасность лишиться службы. Также Флобер передал Шнейдеру конвертик с просьбой, как можно скорее передать его немецкому заинтересованному лицу и подвигнуть того в ближайшее время выплатить еще несколько тысяч марок, чтобы он смог удовлетворить наиболее назойливых кредиторов. В хорошо прошитом пакетике находилось 25 фотокопий секретных документов французской Сюрте насьональ. В них говорилось о предписаниях вышестоящих инстанций учреждению Флобера, далее о двух делах, находящихся в производстве, в соответствии с которыми во Франции множество лиц находились в разработке по подозрению в шпионаже против Франции в пользу Германии.

Без всякого сомнения, это был подлинный секретный материал, который для службы абвера, по – видимому, был бы очень полезен. Теперь вопрос заключался только в том, передал ли его Флобер без ведома своего вышестоящего начальства, то есть стал ли он уже предателем своей страны или же доложил о попытке вербовки Шнейдера и получил задание якобы пойти на предложение и дать материал. В таком случае французская разведка, вероятно, исходила из того, чтобы заманить немецкого заказчика на встречу с Флобером в Люксембург и там провалить его. Люксембургское правительство приняло закон, позволяющий арестовывать и осуждать любого представителя иностранной разведки, действующего на территории Люксембурга, даже если он ничего не предпринимал против самого государства.

Подобную возможность при развитии контакта следовало учитывать. Если я уже охотно контактировал с Флобером, чтобы выведать у него подробности о методах и целях работы французской секретной службы против Германии, то в Люксембург я мог выехать лишь будучи совершенно уверенным, что исключена провокация французской контрразведки. С другой стороны, я не мог позволить Флоберу приехать в Германию. Опасность, что при пересечении немецкой границы его выследят агенты французской секретной службы, была слишком велика.

Я передал Шнейдеру для Флобера в качестве платы еще тысячу марок и сказал ему, что материал пока будет проверяться. Возможно, после окончательной проверки можно будет выплатить более солидную сумму. Впрочем, германские заказчики придают большое значение дальнейшим поставкам секретной документации, им точно известно, что Флобер имеет доступ к более важным документам.

Когда я с моим помощником Даусом, участвовавшим в переговорах, возвращался в Трир, он сказал:

– Мои поздравления, господин Райле! Товарищи в Берлине просто ахнут, получив этот подлинный материал. Я даже не мог и предположить, что наша служба имеет так много подобных источников. Впрочем, я удивлен, как Шнейдер соглашался со всем, что бы вы ему ни говорили. Он даже удовлетворился вознаграждением Флоберу всего в тысячу марок.

– Благодарю, дружище Даус! Я тоже считаю, что, обработав полученный от Флобера материал, мы получим ценные сведения по разведывательной работе Франции против Германии. Ведь наша служба только складывается и у нее пока еще не столь много каналов получения подлинных документов из органов французской разведки. Теперь мы явно создали так называемый канал Е, с помощью которого глубоко заглянем в организацию и деятельность французской разведки, если сумеем им воспользоваться. Само собой разумеется, поставленная Флобером документация стоит гораздо больше тысячи марок. Просто подсчитать, сколько денег нам пришлось бы потратить на наших разыскников, которые хотя и незаменимы и даже при наличии разных каналов поступления документов остаются весьма ценными, однако весь этот секретный материал тоже не появляется из воздуха. Кроме того, было бы неверным передавать ему более тысячи марок. Флобер ни в коем случае не должен иметь на руках крупные суммы. При его пристрастии к алкоголю и женщинам следует опасаться, что он в результате своего пьянства, оргий и швыряния деньгами привлечет к себе внимание, окажется под наблюдением и будет арестован. Тогда мы лишимся ценного источника. Поэтому его следует держать на коротком поводке. Понятно, Даус?

– Ясно, господин Райле, но как – то не до конца. Уж больно сурово.

– В подобных делах, к сожалению, мы не можем поступать по своему вкусу, Даус. Наоборот, мы обязаны холодно и объективно взвешивать, как можно добиться наибольшей выгоды для нашей страны. Впрочем, я решил выдавать не более тысячи марок еще и по тем соображениям, что Флобер пока довольно долго не будет поставлять самый важный секретный материал, который ему доступен. Он дал лишь кое – что на пробу, чтобы посмотреть, сколько денег Шнейдер ему за это привезет. Но и одна тысяча марок для человека столь стесненного, как Флобер, это все же немаленькие деньги. Не забывайте, Даус, ваш месячный оклад не превышает пятисот марок! Но если Флобер даже ожидал и большего и был разочарован, он все равно станет поставлять информацию, потому что деньги ему нужны позарез.

– Ваш холодный расчет теперь вполне понятен, господин Райле. Но у меня еще вопрос относительно позиции Шнейдера. Отчего он беспрекословно соглашался на все ваши условия и задания и даже не пытался серьезно протестовать, когда вы высказали предположение, что его друг Флобер может играть двойную игру?

– Я представляю себе дело так: Флобер и Шнейдер – два бедных, достойных сожаления мошенника. Ради того, чтобы заполучить денежки, они пойдут на любое опасное дело, на предательство. Но такие люди и всех остальных считают проходимцами. Сверх того, Шнейдеру из моих высказываний стало ясно, что его будущее зависит от нас в гораздо большей степени, чем он полагал вначале. Ведь от тех методов, какими мы продолжаем развивать контакт, многое зависит и для него, причем не только деньги, но в случае чего и его свобода. Если мы допустим ошибку, возможно, за это поплатится и он. Поэтому мой намек на то, что Флобер мог вступить в сговор со своим вышестоящим начальством, заставил Шнейдера задуматься. Вероятно, на него также произвело сильное впечатление, что мы столь усиленно печемся о его безопасности. Понимание этих обстоятельств его привязывает к нам так же сильно, как и перспективы без особых усилий хорошо зарабатывать.

Эта оценка вскоре подтвердилась. Уже через две недели Шнейдер появился с новой порцией секретных документов, и хотя в дальнейшем за поставки я выплачивал сравнительно небольшие суммы, тем не менее тот регулярно каждые три – четыре недели привозил новые фотокопии документов с места службы Флобера. Этот секретный материал Сюрте насьональ был для германского абвера крайне важен. Одного немецкого нелегала, ведшего во Франции разведку, удалось своевременно отозвать из Франции и спасти от ареста, когда из документов Флобера стало ясно, что французские секретные службы обратили на него пристальное внимание.

Теперь я убедился, что Флобер действует без ведома своего начальства и пошел на широкомасштабную государственную измену. Подобного рода важная документация могла сделать невозможной применение французской контрразведки в качестве материала для контригры против германского абвера. Компетентные офицеры берлинского Центра были того же мнения. Тем не менее еще раз возникло серьезное подозрение, не стоит ли все же за материалами Флобера французская контрразведка.

Однажды Шнейдер перевез фотокопии документов, которые содержали полное изложение структуры и задач «Surveillance du territoire»[46] помимо данных о руководителях этой секретной службы. Речь шла о новой отрасли французской контрразведки, созданной всего один – два года назад. Хотя служба абвера в Берлине о ней уже слышала, но пока еще не добыла никаких более детальных данных. Центру казалось невероятным, чтобы какой – то комиссар Сюрте в Лонгви имел доступ к столь важным секретным документам. Поэтому эта поставка Флобера сначала считалась материалом для игры западного противника, французской контрразведки. Однако повторная проверка всего поставленного Флобером секретного материала окончательно убедила отдел абвера в Берлине в том, что в его лице мы обрели подлинный, чрезвычайно важный источник.

Тогда я решил, что настало время самому встретиться с Флобером и в ходе беседы с ним обсудить вопросы, возникшие при обработке материалов. Кроме того, я хотел попытаться использовать Флобера для работы по французской военной секретной службе – так называемого Второго бюро. Именно эта французская служба навербовала толпу агентов, обучила и заслала в Германию, чтобы вести разведку против вермахта и выявлять секретные сооружения оборонного значения. Несомненно, Флобер был знаком с офицерами Второго бюро, работавшими с приграничной французской территории против Германии. Он наверняка мог дать о них детальную информацию, об их деятельности, замыслах и агентах.

Чтобы не подвергать Флобера опасности, встречу следовало провести на люксембургской территории, в удаленном от посторонних глаз местечке, лучше всего в Эхтернахе. Шнейдер получил задание организовать эту встречу в день, удобный для Флобера. А верный Петер Бреннер с двумя другими проверенными людьми должен был незаметно опекать и прикрывать встречу. Ресторанчик, где мы встречались, находился неподалеку от пограничной реки Сюр. Шел август 1937 года. В случае предательства можно было попытаться переплыть на германский берег.

Но встреча прошла по плану и без каких – либо помех. Флобер делал вид, будто он очень рад лично увидеть и переговорить со своим немецким другом, как он выразился. Я проговорил с ним много часов в присутствии моего помощника Дауса. Флобер услужливо отвечал на любой вопрос. Он нисколько не смутился, получив поручение шпионить против Второго бюро, хотя именно ему было приказано прикрывать и защищать эту французскую секретную службу. Но ввиду этого нового задания он затребовал больше денег, чем прежде. Не оставалось ничего иного, как согласиться. Впрочем, такое решение не оказалось для меня трудным, поскольку благодаря Флоберу появились перспективы получить новые данные. Кроме того, он мне убедительно рассказал, что у него все еще имеются внушительные долги.

Флобер был пошлым предателем. Хотя и француз по рождению, он продавал все, что знал о тайнах французских служб и о чем мог разузнать. Что при этом он наносил своей стране тяжелейший ущерб, похоже, не трогало его ни в малейшей степени. Выглядел он при этом как и любой человек, но лишь его беспокойно бегающие глаза выдавали это аморальное, опустившееся существо. За деньги он готов был сделать все, что я от него потребую.

На обратном пути, на родину, Даус облегченно воскликнул:

– Ну и парень! Да он насквозь пропах выпивкой и бабами! Слава богу, что мы вырвались из этого гадючника! Понимаю, что вам пришлось обращаться с ним как с джентльменом исключительно из – за того, что парень рассказал нам о чрезвычайно важных вещах. А он принял все за чистую монету и расцвел от радости. Даже я, сопровождая вас уже полтора года, с трудом сумел заметить, как вы сдерживаетесь, чтобы оставаться вежливым и изображать из себя снисходительного шефа.

– Вы правильно подметили. Я обязан так держаться. Для меня это не трудно. А вот добиться нужно, чтобы Флобер после встречи уехал с чувством, будто мы те, на кого можно положиться. Те, кто держит свои обещания, понимает его положение и разделяет его тревоги. На самом же деле я беспокоюсь, как бы он совсем не потерял голову, не попал у себя под наблюдение. Вот тогда он будет для нас потерян.

– Это я понимаю, господин Райле. Такого человека, как он, который при каждой встрече предает агентов французской секретной службы и хладнокровно выдает их на расправу, не так – то просто найти. Но меня вот что настораживает. Пока что он назвал нам только немцев, завербованных Вторым бюро. Они у себя же на родине ведут шпионаж на Францию.

– Но ведь и мы поступаем точно так же, дорогой Даус! Мы пытаемся, как вы сами видите на примере Флобера, во Франции завербовать французов. Немцы во Франции вряд ли дадут тот же результат, какого мы добились с помощью Флобера. Само собой, вы же знаете, что здесь мы ведем разведку с помощью местного населения и разных иностранцев, если только они каким – либо образом могут быть нам полезными. Но как и мы постоянно стремимся во Франции завербовать французов, так и французские службы для шпионажа в Германии ищут в первую очередь немцев. Уверен, Флобер точно так же отдаст нам на расправу и французов, если у него будут веские к тому доказательства. Во время разговора у меня сложилось впечатление, что он не только совершенно аморален, но и корыстолюбив.

Но кое – что все – таки смущало меня. Отдел абвера только что прислал мне статистический обзор числа уголовных дел о государственной измене, которые в прошлом году вел имперский суд в Лейпциге. Эта статистика показывала, что количество государственных измен по сравнению с предыдущими 1934–м и 1935 годами неизмеримо выросло. Тем самым страны потенциального противника рейха в последние годы удвоили, если не утроили объем своей шпионской деятельности. При этом дело касалось не только Франции, но почти всех соседних стран, однако больше всего – Польши и Чехословакии. Все они занимаются усиленным и профессиональным шпионажем против нас, тогда как наша служба была еще совсем малочисленной и находилась только в становлении. Офицеров отдела IIIf на западных границах рейха можно пересчитать по пальцам. Иными словами: наши ограниченные силы необходимо компенсировать удвоенным напряжением.

Машина, которой управлял я, неслась по прямому отрезку дороги от Битбурга в Трир. Некоторое время можно было слышать лишь шум мотора. Затем Даус спросил:

– Чем вы объясняете это, господин Райле? Как же так получается, что наши соседи оказывают нам столь пристальное враждебное внимание?

– Мне не хотелось бы говорить на эту тему, дорогой Даус, – отвечал я. – Но как добрый товарищ, я все же должен дать ответ. Когда мы сегодня по дороге в Эхтернах пересекли мост через Сюр и подъехали к люксембургскому посту паспортного контроля, не обратили ли вы внимание, что чиновники, проверив наши паспорта, спрашивали, из какой мы местности?

– Да, верно, только что общего имеет этот вопрос с тем, что соседние страны с некоторых пор стали у нас активнее шпионить, нежели прежде?

– Люксембургские чиновники, дорогой Даус, хотели выяснить, не евреи ли мы. Все говорит о том, что они поджидают евреев, выезжающих из Германии.

– Но это просто смешно, господин Райле! Меня принять за какого – нибудь еврея!

– Я считаю дело совсем не смешным, а весьма серьезным. В определенных обстоятельствах меня можно принять за еврея. Но вы сами убедились, что у люксембургских пограничников были сомнения и на ваш счет, и это при вашем – то росте и несмотря на то, что вы блондин.

– Так что же стоит за вопросом люксембургских чиновников?

– Смотрите, Даус! За последние годы в результате принятых имперским правительством мер выехало множество евреев, они разъехались и в соседние страны, и по всему миру. Германию они покинули отнюдь не друзьями и теперь используют все свои влиятельные связи, чтобы настраивать и возбуждать общественное мнение против Германии и в особенности против национал – социализма. Теперь они весьма умело используют тот факт, что в последние годы выросла мощь нашего вермахта. К сожалению, здесь абвер пока что не очень преуспел. Короче, есть утверждение – Гитлер вооружается для войны. Воздействие этой пропаганды уже чувствовалось, когда я полтора года назад делал свою первую ознакомительную поездку по приграничным странам. Правда, тогда я пока еще не видел серьезной угрозы войны. Конечно, кое – что происходящее внутри страны, с политической точки зрения, мне не нравилось. Но к счастью, абвер не имеет никакого отношения к внутренней политике. Кроме того, мое спецзадание носит исключительно оборонный характер. От меня требуется лишь одно: напрячь все свои силы, чтобы как можно раньше распознавать и предупреждать посягательства на Германию, в особенности на обороноспособность страны и безопасность наших солдат.

В свете этой задачи я уже неоднократно писал полковнику Роледеру, начальнику отдела IIIf абвера, и настоятельно просил подкрепления. Мне дополнительно нужны были хотя бы один офицер – помощник и еще одна машинистка. Однако Роледер не в состоянии прислать требуемые кадры. В те годы выяснилось, что немцы в целом не очень – то расположены к секретным службам. Большинство офицеров, участников Первой мировой войны, призванных тогда из запаса, предпочитали службу в войсках. Мало кто добровольно шел в абвер.

В течение 1937 года я получал от различных агентов сообщения и секретные материалы из Франции, но Флобер оставался моим самым ценным и высокопродуктивным поставщиком. Ему удалось подружиться с офицерами Второго бюро, так что теперь он, кроме документов с собственной службы, смог поставлять и информацию о деятельности французской военной секретной службы.

Так подошел 1938 год. До тех пор я еще не знал ни срывов, ни неудач. Все мои замыслы, казалось бы, без сучка без задоринки воплощались по плану, тогда как офицеры – соседи по абверу уже повторно теряли своих сотрудников – осведомителей в результате арестов во Франции, Бельгии и Люксембурге. И вот однажды все – таки появился Петер Бреннер с роковой вестью, будто бы Флобера арестовали. Информация подтвердилась. Флобера за измену родине осудили к многолетнему заключению. (Если мне не изменяет память, приговор гласил 20 лет тюрьмы.) Но заключение для него продлилось всего два года. Для миллионов людей ужасное несчастье, Вторая мировая война принесла Флоберу свободу: он был освобожден вошедшими во Францию немецкими частями.

– Вот не повезло, вот свинство! – разозлился Даус, узнав об аресте Флобера. – И что теперь?

Прежде всего следовало оградить Шнейдера от ареста. К счастью, он последовал моему совету и в последнее время больше не появлялся во Франции. Теперь как можно быстрее его нужно перебросить в Германию, устроить жилье и работу.

Этим занялись уже на следующий день. Итак, Шнейдер был в безопасности, в результате ареста Флобера исчез ценный источник. Но еще хуже: французская секретная служба в результате этого обратила внимание на нашу столь опасную для нее активность. Флобер был слишком нестойким и мягким, чтобы противостоять методам допросов нашего противника. Следовательно, уже в ближайшее время нужно было ожидать мощного ответного удара французских секретных служб.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.