Глава 2

Глава 2

ТАЙНЫ ВОКРУГ НАЧАЛА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. БЫЛА ЛИ ЗАМЕШАНА СОВЕТСКАЯ СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА? ПРИМЕНЕНИЕ АБВЕРКОММАНДО В ХОДЕ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ ФРАНЦИИ В 1940 ГОДУ

О неделях, предшествовавших началу Второй мировой войны, в высшей степени интересных с политической точки зрения, уже написано немало книг. Свои комментарии по тем насыщенным событиями дням с обеих сторон дали и разные политики и военные, в том числе Черчилль и Сталин. Но все эти высказывания и попытки исторически разъяснить и истолковать процессы того периода не способны высветить одну жуткую тайну.

В период с 10–го по 22 августа 1939 года в Москве находилась особая миссия Великобритании и Франции. Обе делегации под руководством английского адмирала Дракса и французского генерала Дюмека вели переговоры с маршалом Ворошиловым. Они зондировали, готов ли Советский Союз и насколько далеко зайти в совместных с этими странами действиях, чтобы запугать Гитлера. С их точки зрения в последние месяцы он откровенно преследует цель снова присоединить к рейху Данциг и создать так называемый польский коридор, ведущий по бывшим восточнопрусским землям к Балтийскому морю. Фактически с лета 1939 года в германской прессе и на радио была развязана безобразная пропагандистская кампания против Польши. Отношения между Германией и Польшей были крайне напряженными.

Так обстоят дела, когда Дракс и Дюмек встречаются с Ворошиловым. При этом у последнего создается впечатление, что правительства союзнических стран пока еще твердо для себя не решили, вступят ли они в войну, если Германия нападет на Польшу. Хотя он докладывает Сталину эти соображения, тот предпринимает следующие меры: 19 августа сообщает на политбюро свою точку зрения о необходимости заключения пакта с Германией; 22–го – отсылает делегацию англичан и французов; 23–го – заключает с Германией пакт о ненападении.

В более поздних публикациях Сталин объяснял это свое решение вопреки мнениям генералов так:

«Мы были абсолютно убеждены, что Германия, если заключим союзнический договор с Францией и Великобританией, будет вынуждена отступиться от Польши. Так можно было бы избежать войны и последующее развитие событий при таком положении вещей приняло бы для нас угрожающий характер. С другой стороны, Германия, если мы принимаем ее предложение пакта о ненападении, обязательно нападает на Польшу, и тогда вмешательство Франции и Англии в эту войну становится неизбежным. В этом случае мы с выгодой можем ждать, когда очередь дойдет до нас. Потому наше решение вполне определенное: мы должны принять германское предложение и отослать французско – английскую миссию под каким – либо благовидным предлогом. Я повторяю, в наших интересах, если вспыхнет война между рейхом и англо – французским блоком. Для нас весьма существенно, чтобы война тянулась как можно дольше, пока обе группировки не исчерпают себя».

Почему Сталин тогда смог так точно предвидеть действие и последствия заключения пакта о ненападении с Германией? Отчего он с уверенностью рассчитывал на то, что Гитлер после подписания этого соглашения нападет на Польшу, а Франция и Великобритания в ответ на это вступят в войну против Германии?

Удивительно, как хладнокровное и страшное решение Сталина совпало с моментом, когда Гитлер еще надеялся, что страны – союзники ответят на немецкое нападение на Польшу всеми возможными политическими и дипломатическими средствами, однако не объявлением войны. Действовал ли Сталин, руководствуясь своим политическим чутьем, или же советская секретная служба так хорошо информировала его о намерениях руководящих лиц в упоминаемых странах, что он был совершенно уверен, принимая столь выгодное для своей страны решение?

Советская разведка, как установили органы абвера в ходе войны, уже тогда обладала чрезвычайно эффективной агентурной сетью в различных западноевропейских странах. Вполне возможно, она давала Сталину компетентные консультации по этому решающему вопросу. В том, что так могло и быть, говорит следующее.

Когда Риббентроп со своей делегацией 22–го и 23 августа 1939 года обсуждал в Москве процедуры пакта о ненападении, то после подписания договора их пригласили на небольшое торжество, во время которого был обмен тостами. Один из этих тостов Сталин почти ликующим голосом провозгласил сам: «Позвольте нам выпить за деловые качества господина Берии!» Берия – тогдашний шеф советской секретной службы. Этот тост Сталина не вписывается в протокол празднования по случаю подписания пакта о ненападении. Он мог соответственно означать как благодарность Берии, так и высокомерную насмешку в отношении немецкой делегации.

То решение Сталина представляется характерным для образа мыслей и позиции руководящих лиц в Советском Союзе. Глава государства, по его же собственным словам, знал наверняка, что от его решения зависит мир или мировая война. Он выбрал войну, так как она сулила выгоды для его страны. Никита Хрущев, будучи в то время премьер – министром Советского Союза, в 1959 году публично признал тогдашнее решение Сталина как верное и целесообразное. Этого на Западе забывать не должны.

Но что же обдумывал и планировал Гитлер в те дни? К чьим советам он прислушивался? Кого до конца он посвящал в свои замыслы? И когда, в какой момент он принял окончательное решение напасть на Польшу?

Эти вопросы скрыты за непроницаемой завесой тайны, которую исторические исследования до сих пор не в состоянии до конца приоткрыть. В любом случае Гитлер не советовался с адмиралом Канарисом, шефом своей разведки, так как ему не доверял. Не посвящал он и соответствующих командующих. Когда Гитлер 31 августа 1939 года в 17 часов отдал приказ к выполнению плана развертывания войск против Польши, фельдмаршал фон Рундштедт и начальник его штаба генерал фон Манштейн все еще полагали, что в действительности речь идет о блефе; ибо Гитлер уже однажды отдавал подобный приказ, а именно 25 августа в 15.25, но уже в 20.30 отменил его. За лето 1939 года он уже отдавал и другие распоряжения, в особенности о передислокации войск в непосредственной близости от польской границы, которые могли означать начало военных действий, но явно предназначались лишь для того, чтобы оказать на Польшу давление демонстрацией военной мощи.

Бросая взгляд в прошлое, с военной точки зрения, можно сделать вывод: кто, как Гитлер, не доверяет собственным генералам, которым предстоит вести войну, а шефу собственной разведслужбы перед началом войны не дает возможности доложить об оценке обстановки, поступает по отношению к самому себе крайне безрассудно, а по отношению к собственной стране в высшей степени безответственно.

Первоначальная фаза войны на Западе. Деятельность подотдела абвера в Трире с 1 сентября 1939 года по 9 мая 1940 года

Уже через несколько дней после начала польской кампании на Западе установилась позиционная война. Ее фронт простирался от пограничного треугольника у Перля на Мозеле, далее на юго – восток по Саарской области и Пфальцу до Рейна, а затем вдоль этой реки на юг до швейцарской границы.

Это была утомительная, ни на что не похожая война. Французы называли и называют ее «странной войной» – «drole de guerre». Союзные сухопутные войска не демонстрировали особого наступательного порыва. Немецкая сторона этому радовалась, поскольку тем временем ее основные силы вели бои в Польше.

После начала войны я мог продолжать свою контрразведывательную работу из Трира. По прямой до фронта было всего лишь 40 километров. Временами отзвуки канонады докатывались до бюро в пограничной комендатуре. Время от времени через город пролетали и французские самолеты, однако на этом этапе войны Трир оставался нетронутым.

Мне присвоили звание майора, и я получил в свое подчинение несколько офицеров запаса. Даус был произведен в зондерфюреры и оставался моим помощником.

Из – за разразившейся войны пассажирское сообщение между рейхом и граничащими на западе такими нейтральными странами, как Нидерланды, Бельгия и Люксембург, сильно сократилось. В Германию приезжало значительно меньше иностранцев. В результате контроль за ними существенно облегчился. С другой стороны названные страны усилили свои пограничные посты и основательнее проверяли выезжающих из Германии. Это осложнило мою работу. Чтобы успешно выполнять свою задачу – разведывать французскую секретную службу, устанавливать ее агентов и прежде всего выявлять замыслы, направляемые против рейха, – я был вынужден поддерживать с моими доверенными лицами, работающими из Бельгии и Люксембурга против Франции, скоротечные контакты. Кроме того, как и большинство служивших на западе рейха офицеров I и IIIf отделов, в связи с военным положением я получил новое неотложное задание.

Теперь почти ежедневно я получал зашифрованные телексы с разведывательными заданиями управления абвера. То в той, то в другой части Франции нужно было устанавливать, какие там расквартированы части. У меня имелся приказ всех надежных осведомителей бросить на западное направление, чтобы постоянно знать о дислокации сухопутных сил союзников. Особенно важны были места скопления войск.

Теперь окупалось то, что я изучил западные границы рейха как свои пять пальцев и с доверенными лицами еще в мирные годы разведал и облазил нелегальные переходы. Так что в сопровождении помощника Дауса я часто без труда нелегально пробирался в Люксембург и Бельгию и устраивал встречи с кураторами доверенных лиц Петером Бреннером и Фольмером – главными фигурами в тайной войне против западных секретных служб и вооруженных сил. Каждый независимо друг от друга имел множество ценных наблюдателей, которые, как и прежде, могли совершать разведывательные поездки по Франции.

В первые недели войны этих лазутчиков как можно чаще отправляли в поездки, и именно в те районы Франции, а иногда также и Бельгии, в которых по поручению службы абвера необходимо было разведать, какие дивизии противника там дислоцируются. При этом результаты наблюдений шпионов как можно быстрее должны приходить ко мне, а затем в службу абвера, так как противник в случае необходимости мог передислоцировать войска в совершенно новое место всего за несколько дней.

По этим причинам в сентябре 1939 года мы с Даусом почти каждую вторую ночь выезжали, чтобы встретиться с осведомителями на люксембургской или бельгийской территории, забрать у них донесения и передать им новые инструкции.

Данные осведомителей по Франции поначалу представлялись не особенно важными. Собственно говоря, они подтверждали лишь то, что службе абвера было и так известно о дислокации войск противника. В инспектируемых районах не обнаруживалось ничего, что могло бы свидетельствовать о подготовке крупного наступления противника.

Вечно усталые, как собаки, возвращались мы с Даусом из наших ночных экскурсий. Полученная информация тотчас же пересылалась по телетайпу в Берлин.

Даус, как мне казалось, до конца не осознавал всю важность сведений, собираемых нашими наблюдателями во Франции и Бельгии.

– Осмелюсь спросить, господин майор, – сказал он однажды, – отчего управление в Берлине придает такое большое значение тому, чтобы мы постоянно посылали наших людей на вражескую территорию, хотя мы уже многократно доносили, что в разведываемых районах ничего существенного не происходит?

Я невольно улыбнулся:

– Дорогой Даус, основные наши силы в настоящее время воюют в Польше. Донесения позволяют предполагать, что польская кампания закончится в ближайшие недели не в последнюю очередь потому, что несколько дней назад в кампанию против Польши с Востока вступили и армии Советского Союза. Понимаете, отчего такое значение теперь приобретает для нас Западный фронт? На нашем Западном фронте в целом стоят примерно 45 или 46 дивизий. Правда, большинство из них были сформированы совсем недавно и имеют ограниченную боеготовность. Танковых и моторизованных частей на Западном фронте нет вообще. Основная масса люфтваффе также задействована против Польши. А противник на Западе располагает свыше сотни французских дивизий.

В этой связи высшее руководство считает, что западные державы после начала польской кампании предпримут крупное наступление на рейх, чтобы уменьшить давление на своих атакованных на Востоке союзников. С этой вероятностью приходится считаться и сегодня. Тревожно лишь то, что до сих пор мы не смогли обнаружить присутствие во Франции английских войск[48]. Пока вермахт на Западном фронте не стал сильнее, чем в данный момент, крайне важно, чтобы наша служба своевременно обнаружила вероятную подготовку французских и английских частей к крупному наступлению на рейх. Только тогда мы сможем те немногочисленные соединения, которые имеются у нас в резерве, заранее сосредоточить в нужных направлениях и заблаговременно перебросить с Востока уже освободившиеся части. Потому большинство дислоцированных на границах офицеров I и IIIf отделов абвера, как и мы оба, трудятся не покладая рук днем и ночью, чтобы использовать все имеющиеся возможности для выяснения этого решающего вопроса. Я не имел права сказать вам об этом раньше, а теперь обязан попросить вас никому об этом не говорить, в том числе и нашим разведчикам Бреннеру и Фольмеру. Конечно, оба давно подтвердили свою надежность. Но мало ли что, Даус!

Перед наступлением на Западе

В первые месяцы 1940 года Гитлер снова отдавал приказы о выдвижении войск на исходные позиции для наступления, однако тут же отменял приказ. Но вдруг положение еще более осложнилось, правда, уже на другом театре. Проводилась комбинированная воздушно – сухопутно – морская операция против Дании и Норвегии. Хотя англичане вступили в бой, но германский вермахт после ожесточенных боев захватил обе страны. Это событие в Северной Европе явилось тревожным звонком вслед за угрозой западным державам. Многие немцы, среди них и офицеры, которые уже не верили в наступление на Западе, снова начали всерьез подумывать об этом.

Моя задача после оккупации Дании и Норвегии не изменилась. Однако значительное число служивших на Западе офицеров и других сотрудников абвера переводились в обе Скандинавские страны; там они должны будут, исходя из условий, взять на себя обязанности по разведке и контрразведке. Таким образом, мне теперь придется меньшими силами выполнять те же задачи.

Если теперь и ждали немецкого наступления на Западе, тем не менее приказ, развязавший там кампанию, все же оказался неожиданным. В течение апреля Гитлер снова несколько раз отдавал приказ о наступлении и отменял его. Казалось, все это опять указывало на его нерешительность.

Напряжение последних месяцев и сильное расстройство желудка серьезно ухудшило состояние моего здоровья. Войсковой врач настоятельно рекомендовал мне несколько дней абсолютного покоя и строгую диету, чтобы привести желудок в порядок. 7 мая я позвонил майору генштаба фон Уккерману, из I отдела 16–й армии, не будет ли возражений против краткосрочного отпуска.

Фон Уккерман ответил, что не возражает. «Думаю, – буквально сказал он, – в ближайшие дни не произойдет ничего существенного. Так что отправляйтесь в отпуск! Желаю скорейшего выздоровления! Правда, оставайтесь поблизости от Трира, чтобы с вами можно было связаться. При непредсказуемости некоторых наших руководящих инстанций в конце концов никогда не можешь знать точно, что произойдет завтра. Вы меня понимаете, не так ли?»

Я его понимал.

Абверкоммандо под началом Райле во время кампании на Западе

Утром 8 мая я выехал в Эйфель. Уже к полудню следующего дня я почувствовал себя настолько окрепшим, что даже предпринял небольшую прогулку. После обеда, лежа на закрытой террасе, я вдруг увидел автомобиль, бешено мчавшийся вверх по долине. Это был Даус. Самое позднее завтра к 3 часам утра подразделения абвера (личный состав был уже оповещен) должны стоять наготове в предписанном районе. Итак, на этот раз дело с наступлением было нешуточным. С помощью Дауса я собрал свои пожитки.

Местом сбора отряда служила одна из казарм Трира. Даус и я в полевой форме уже к 18 часам были на месте. В течение ближайших часов поодиночке или небольшими группами подходили и другие сотрудники отряда. Но только к полуночи все оказались в сборе, вооружены и распределены.

Мой отряд получил официальное наименование абверкоммандо ОКВ[49] IV. Три других отряда формировались севернее и в то же самое время готовились к выступлению в полосе ответственности других армий. Я имел приказ моими разведывательными группами абвера форсировать Мозель и Сюр в разных местах одновременно с передовыми отрядами 16–й армии. Из последних донесений отдела Ic 16–й армии прояснилось, что эта армия образует южное крыло наступающих сил и одновременно их фланговое прикрытие.

Я распорядился большинство подчиненных мне групп разделить для форсирования рек под Вассербиллигом и Эхтернахом, в то время как сам с оставшимися группами влился в авангард, который должен был переправляться через Мозель значительно южнее, а именно под Винхеринген – Вормельдингеном.

Марш в сомкнутых колоннах при погашенных фарах проходил медленно. Было около 3 утра, когда я с группами вступил в район сосредоточения по дороге в Винхеринген. Мотоциклист отряда доложил, что группы в полном составе сосредоточились на месте. И глубокая темнота, и гнетущая тишина снова сгустились над ждущими колоннами. Сознание, что наступательная операция против западных держав действительно разразится всего лишь через несколько часов, тяжелым грузом наваливалось на ожидающих.

Особенности нашего положения были таковы: мост у Винхерингена, по которому предстояло переправиться в Люксембург, находился в 20 километрах от германо – французского фронта и линии Мажино. Что делать, если враг откроет огонь по мосту? Глухая тишина, чем дольше длилось ожидание, становилась все зловещее.

Вдруг на востоке блеснул первый рассветный луч. Сначала смутные очертания, потом все более четкие контуры ожидавших колонн проступали из ландшафта. И вот лавина пришла в движение, не раздаются ни громкие команды, ни единого выстрела. Мост преодолен, все спокойно. Перед колоннами сонно лежала люксембургская земля, открывавшая теперь прямой путь к столице страны.

Тем временем совсем рассвело. Высоко в небе вдруг начался бой нескольких немецких и французских самолетов, но треск их пулеметов длился всего несколько секунд. После этого слышалось только урчание моторов грузовиков, спешащих обогнать колонны.

Применение абверкоммандо в Люксембурге

10 мая 1940–го. Яркое, безоблачное небо. Стремительным броском, нигде не останавливаясь, мой отряд входит в центр города Люксембурга. На подходящей площади делаем привал. Командирам подразделений я отдаю устное распоряжение:

– Господа! У вас уже имеются письменные инструкции с задачами по городу Люксембургу. Сегодня в первую очередь необходимо провести мероприятия, которые могли бы обезопасить наши проходящие части от предательских вылазок: розыск установленных нами вражеских агентов, до сих пор действовавших против нашей страны из Люксембурга.

При проведении операции учтите, что мы пока единственные немецкие солдаты в городе. Части, вместе с которыми мы вошли, в западном и юго – западном направлении будут продвигаться вперед, пока не войдут в контакт с противником.

Еще одно принципиальное замечание: во всех ситуациях я прошу сохранять корректность. При арестах незамедлительно подключается комиссар тайной военной полиции, доктор Моммзен, который будет постоянно находиться при штабе отряда.

Штаб отряда с двумя отделениями пока что оставался на месте, другие группы отправились работать, как если бы они были на германской территории при проведении учения. Все проходило спокойно и без суеты.

В сопровождении Дауса, Петера Бреннера и нескольких солдат я поехал в городскую тюрьму, чтобы освободить находившихся там под арестом наших нелегалов, схваченных и осужденных в Люксембурге в прошлые годы за разведывательную деятельность в пользу Германии. Начальник тюрьмы заявил протест, разумеется, я не мог его удовлетворить.

Радость освобожденных нелегальных агентов (шестерых мужчин и одной женщины, работавших на абвер) не поддается описанию. Только двое из них прежде были моими нелегалами, остальные работали на службы абвера в Кёльне и Мюнстере. Они оказались полезным подкреплением для моего отряда, поскольку хорошо знали страну и людей и помимо немецкого говорили на французском.

К двум освобожденным агентам после их ареста на допросах люксембургские полицейские применяли жестокие методы, а во время заключения издевались тюремщики. По этому поводу составили протокол. Но впоследствии дело против люксембургских чиновников никогда не возбуждалось, во всяком случае нашими освобожденными нелегалами. Фактически по результатам расследований речь шла о несущественных издевках.

Этот день 10 мая 1940 года передо мной, как командиром отряда в Люксембурге, поставил еще много других вопросов и потребовал быстрого принятия решений. Важное донесение прислал капитан запаса Бруннер, возглавлявший одну из 11 групп, а по гражданской профессии – адвокат. Он установил, что участок железной дороги Трир – Люксембург на люксембургской территории в целом ряде мест подготовлен к взрыву.

Бруннер основательно подошел к ситуации и в одной из люксембургских служб отыскал не только ключ к минным камерам, но и служебную переписку соответствующих ведомств о задачах и целях минирования. Из документов следовало, что люксембургские власти в этом деле действовали в тесном сотрудничестве с французскими службами.

Уже через полчаса я был в Мерше, расположенном в 17 километрах севернее столицы Люксембурга, у офицера транспортной службы 16–й армии и передавал ему добытые документы и ключ к минным камерам, указав как на необходимость принять срочные военные превентивные меры и меры по разминированию, а также на политическое значение переписки.

Два дня спустя с коротким визитом в Люксембурге появился адмирал Канарис в сопровождении полковников генштаба Пикенброка и фон Бентивеньи. Он был в хорошем расположении духа.

– Читал твои донесения, – сказал он. – Но ты допустил одну ошибку, сынок. Ящик с ключом к минным камерам и документацию о люксембургско – французском сотрудничестве тебе следовало привезти мне. А уж я бы сумел воспользоваться ими у Гитлера на пользу абвера и для признания твоих заслуг. А так, кто знает, доберутся ли когда – нибудь документы до Гитлера по каналам 16–й армии и группы армий «А».

– Я посчитал, что в первую очередь необходимо обеспечить безопасность участка дороги Трир – Люксембург, господин адмирал. Потому и передал ключ с документами в 16–ю армию.

– Ну ладно, продолжай в том же духе. И мои приветы нелегалам, которых ты успел освободить! До свидания!

Канарис, будучи в добродушном настроении, имел привычку обращаться на «ты» к офицерам абвера, которых хорошо знал по работе.

Но трое людей из французской конкурирующей фирмы, как узнал Петер Бреннер, ныне унтер – офицер при моем штабе, все же бежали из Люксембурга. Во всяком случае, группы, ворвавшись в квартиры трех французских коллег, уже никого не застали. При этом был захвачен один радиопередатчик. В целом с ними поддерживали отношения 22 человека. Четверо из них нам показались подозрительными. Речь шла о полицейских. Двое из них – те самые сотрудники уголовной полиции, что принимали участие в допросах освобожденных нами доверенных лиц. По свидетельству наших людей, они были особенно жесткими и антигермански настроенными. Но этого слишком мало, чтобы возбудить против них расследование и допросить их.

Их следовало взять под неусыпное наблюдение. Возможно, они захотят и теперь передавать врагу донесения о наших частях на этой территории. С уверенностью можно было предположить, что канал связи во Францию через линию фронта у них отсутствовал. Не имелось и почтовых голубей, как уже установили. Таким образом, у них оставались лишь две возможности: рация или канал через нейтральные страны. Итак, мы должны позаботиться о том, чтобы пеленгаторы нашей службы радиоперехвата основательно прочесали люксембургскую территорию. А во – вторых, уполномоченная военная цензура будет внимательно просматривать письма, отправляемые из Люксембурга в Швейцарию и Швецию. Другие обходные каналы для письменных донесений вряд ли стоило принимать во внимание. Третья мера заключалась в негласном наблюдении секретных агентов за подозреваемыми.

Тем самым в первый день наступления нашим отрядом было сделано все, что представлялось необходимым.

Применение абверкоммандо ОКВ IV в ходе кампании во Франции. Марш на Седан– Шарлевиль – Ирсон – Камбре – Аббевиль

Быстрее чем ожидалось абверкоммандо получил приказ от службы Ic АОК 16 по дальнейшему применению. Уже 16 мая 1940 года в первой половине дня я вместе с моим штабом в сопровождении девяти отделений абвера покинул столицу Люксембурга. Следующим объектом был Седан. У Арлона наша колонна без задержек вступила на бельгийскую территорию. Быстрым маршем мы двигались все дальше на Запад. Примерно к полудню достигли Бульона.

После короткого отдыха в этом городке двинулись дальше. До Седана уже было рукой подать, всего 13 километров. После того как мы пересекли границу Франции, свидетельства боевых действий стали встречаться все больше: разрушенные дома, дымящиеся руины, расстрелянные автомобили и разбившийся французский самолет. Мы расчистили завалы на дороге и сразу после полудня достигли Седана.

На первый взгляд город казался полностью покинутым и пустым. Фактически жители большей частью эвакуировались или бежали. Но в некоторых зданиях размещались раненые, французские и немецкие солдаты. Я тотчас распорядился установить, из каких они частей. Донесение о результатах опроса было срочно отправлено с мотоциклистом в отдел Ic АОК 16 и по радио передано в службу абвера. Впрочем, это были те же части, о которых мы еще две недели назад доносили в Берлин. Наши осведомители отлично сработали по меньшей мере в районе Седана. И все же других результатов отряду в Седане добиться не удалось. Административные здания и казармы оказались основательно очищенными.

Во второй половине дня улицы Седана ожили. Входили части с пополнениями для фронта. Появился и немецкий медперсонал. Потому я принял решение уже следующим утром продвигаться далее вперед, а именно до Шарлевиля, если боевые действия не воспрепятствуют этому продвижению.

17 мая 1940 года отряд снялся рано утром и поначалу без всяких происшествий выступил в направлении Шарлевиля. Но на половине пути надолго задержало препятствие: мины. Германские танковые части, за которыми я следовал, это место могли обойти. Отряд же, в основном на легковых автомобилях, был не в состоянии этого сделать. Нужно вызывать саперов для обезвреживания мин и расчистки препятствия. Прежде чем продолжить движение, мы осмотрели и обследовали расположенные неподалеку разрушенные укрепления линии Мажино. Не было обнаружено ничего существенного. И тем не менее из сохранившихся обрывков документов и записок мы установили, какими французскими частями оборонялись эти бункеры.

После трехчасовой задержки отряд смог продолжить движение и в полдень вошел в Шарлевиль, город, расположенный на Маасе, неподалеку от подножия Арденн. Напротив, отделенный только рекой, лежал город Мезьер, плотно забитый вражескими войсками.

Сотрудники отряда в Шарлевиле увидели пустынные улицы и необитаемые, частично разрушенные дома. Не видно было ни одного человека. В результате последовавших основательных розысков не удалось обнаружить ни немецких солдат, ни оставшихся местных жителей.

Мост через Маас в Мезьер был взорван. Его стальной каркас, лишенный какой – либо облицовки, высокой искривленной дугой дотягивался почти до другого берега, хотя и сильно перекрученный и опиравшийся на быки только на этом берегу. В Мезьер нам нужно обязательно попасть на предмет обследования секретных документов, потому я вместе с командиром группы, капитаном Бруннером, попытался переправиться по какой – то удивительной, почти гимнастической лесенке. Несколько солдат, не страдающих головокружением, последовали за нами и благополучно переправились через реку.

В Мезьере мы тщательно обыскали казармы и административные здания. Нигде ни души. Повстречали лишь двух больных брошенных лошадей: одна из них студила рану на ноге в водах Мааса. При обследовании зданий мы обнаружили пару свидетельств о частях, остававшихся последними в казармах Мезьера.

Ближе к вечеру квартирьеры отряда обнаружили большую, чистую гостиницу неподалеку от шарлевильского железнодорожного вокзала. Комнаты в ней и помещения ресторана оказались неповрежденными и в полном порядке. Важно, что в погребах отеля сохранились запасы отличной провизии и напитков. Бежавшие или эвакуировавшиеся хозяева ничего не успели забрать из своих сокровищ. Целый день отряд обходился без горячей пищи, даже крошки хлеба во рту не было. Ни у штаба, ни у отряда не имелось полевых кухонь. Отряд занимался самообеспечением, насколько это было возможно, или становился на довольствие в первой же ближайшей части. Но где теперь искать эту танковую часть, которая перед нами прошла через Шарлевиль?!

Выдача провизии и вина контролировалась, личный состав предупредили о возможности строгого наказания за злоупотребления. Как у начальника абверкоммандо, у меня были права наложения дисциплинарных взысканий на командира отдельного батальона.

Вскоре в нашем пристанище стало оживленно и уютно. Добрые французские вина делали свое дело. Вражеские самолеты, появившиеся поздним вечером и сбросившие бомбы в непосредственной близости на вокзал Шарлевиля, не смогли испортить общего настроения.

На следующий день выступили на рассвете – необходимо как можно быстрее снова войти в контакт с частями на фронте. Следующим пунктом был город Ирсон примерно в 50 километрах, расположенный по дороге Шарлевиль – Камбре. Во время марша повсюду виднелись свежие следы недавних боев: сожженные дома в деревнях, в полях беспризорные лошади, бездомные собаки и ревущие коровы с распухшим выменем, поскольку их никто не доит. На дороге картины, полные трагизма: колонны за колоннами беженцев из Седана, Шарлевиля и окрестностей. Буквально перед занятием этой местности немецкими войсками они добровольно пустились в бегство или стали эвакуироваться. Но в этот момент их обогнали как отступавшие французские войска, так и следовавшие за ними германские танковые и моторизованные соединения. С детьми и скарбом, на лошадях или машинах люди медленно ползли, измученные и молчаливые, в направлении Ирсон – Камбре. И куда они шли? На фронт? Их было нелегко убедить, что лучше и безопаснее всего им вернуться к родным очагам.

Ирсон также был пуст. Таким образом, у абверкоммандо снова была полная свобода выбора постоя.

Поиск секретной документации в городке оказался безрезультатным. Поэтому я решил оставить в Ирсоне в качестве резерва два отделения, а самому с несколькими группами двинуться в направлении Гиз – Сен – Кантеном, а остальную часть отряда под командой капитана Бургера отправить на Камбре. Однако и эти броски не дали существенных результатов. За Камбре и Сен – Кантеном еще шли бои. Правда, можно было точно установить, какие части противника сражались на этом участке.

Бои на линии Камбре – Сен – Кантен велись упорные и кровопролитные. На полях всюду валялись трупы солдат: вповалку друг на друге немцы, англичане и французы. Боевые действия вынуждали и друзей, и врагов оставлять своих погибших товарищей там, где они были убиты. Никто не заботился об этой армии павших, где друг и враг мирно покоились рядом.

Я с небольшим количеством моих солдат тоже был не в состоянии похоронить их. Мне не оставалось ничего иного, как собирать документы для донесения в соответствующие инстанции.

Вечером 18 мая все группы отряда сосредоточились в месте сбора в Ирсоне. Меня совершенно не удовлетворили результаты первых трех дней на французской территории. Поэтому я поразился радиограмме, переданной 19 мая службой абвера:

«Продолжайте! Донесения о частях противника, участвующих или участвовавших в боях на определенных участках, очень важны. Пикенброк».

20 мая из берлинского Центра пришла еще одна радиограмма, не менее неожиданная:

«Бельгийцы переводят нелегалов, содержавшихся до сих пор под арестом в Брюсселе, в направлении Аббевиля. Попытаться освободить любыми способами. Роледер».

Определившись с местонахождением, я прямо в ночь с 20–го на 21 мая выехал из Ирсона в сопровождении всего лишь одной группы под командованием обер – лейтенанта запаса Нибура. К Камбре подъехали еще в предрассветных сумерках. Из – за горизонта, казавшимся столь широким, дома сливались и были едва различимы. Проезжая через местечко, я обратил внимание, что весь транспорт немецких войск укрывался, плотно прижавшись к домам, а у каждого автомобиля выставлен двойной пост. Части явно находились в боевой готовности.

Я со своими людьми продолжил движение в направлении Арраса. Город должен быть взят еще вчера вечером. Через несколько километров подъехали к деревне Маркион. В предрассветных сумерках во многих местах виднелись кучки солдат, которые, скорчившись, прятались за домами. Что это, передовое подразделение?

На выезде из деревни под раскидистым деревом стоял генерал с несколькими офицерами. Я вышел из машины и отрапортовал:

– Майор Райле, начальник абверкоммандо ОКВ IV, следую со спецзаданием в Аббевиль.

– Вот как, у нас пропагандисты? – воскликнул генерал. – Мы ждем танковой атаки.

– Мы не пропагандисты, господин генерал. У меня приказ из службы абвера разыскать и освободить наших сотрудников, арестованных в Брюсселе и перевозимых в Аббевиль.

– Через Аррас вам не проехать. Город снова занят противником. Перед нами ни одной германской части. Лучше разворачивайтесь поживее, пока совсем не рассвело, чтобы понапрасну не попасть в передрягу.

– А есть ли где проезд на Ду, господин генерал?

– Кто сейчас скажет? Рискните.

Мы поискали и нашли дорогу на Ду и оттуда на Аббевиль. На протяжении более чем 100 километров пути мы встретили только одно немецкое подразделение численностью с роту. Проехав его, мы неожиданно натолкнулись на французскую колонну, разоружили ее и взяли солдат в плен. И больше ни одной живой души в окрестностях. Но дорога и примыкающие поля на некоторых участках были усеяны танками и грузовиками. Очевидно, всего несколько часов назад немецкие самолеты расстреляли английские колонны. В некоторых грузовиках за рулем или где их настигла смерть застыли мертвые солдаты. Разоружение ошеломленной французской колонны – двух офицеров и 80 рядовых – вылилось в задержку на несколько часов, поскольку пришлось долго ждать, пока не подошло немецкое подразделение, которому пленные были переданы.

Несмотря на эту проволочку, я с группой обер – лейте – нанта Нибура около полудня все же вошел в Аббевиль. Сразу же начались напряженные поиски тюрем и других зданий, в которых могли держать разыскиваемых нелегальных сотрудников. Но все поиски и розыски оказались тщетными. Позднее выяснилось, что разыскиваемых нелегалов как раз в это время отправили в Южную Францию. Их нашли там в конце французской кампании и освободили.

При обследовании административных зданий в Аббевиле я впервые во Франции натолкнулся на канцелярские шкафы, в которых оказались в полной сохранности документы по ведшейся вплоть до последнего дня корреспонденции военных и гражданских служб. Основательно загрузившись подборкой секретной документации, к вечеру тронулись в обратный путь в Ирсон. С этого момента у дешифровщиков, аналитиков и переводчиков отряда работы стало выше головы. Они отсортировывали важный материал от несущественного, перерабатывали фактическое содержание секретных документов для донесений и отобранную, но все же менее важную для оперативного руководства документацию отправляли на обработку в предназначенные для этого службы абвера в Висбадене. Пока аналитики, дешифровщики и переводчики корпели, группы абвера ежедневно добывали все новую и новую секретную документацию вражеских частей и служб в Гизе, Сен – Кантене, Камбре, Аррасе, Ду, Аббевиле и других городах, а также на полях сражений.

Эти успешные операции с 22–го по 31 мая 1940 года проводились в узкой захваченной полосе, которая тянулась по линии Седан – Шарлевиль до побережья Ла – Манша под Аббевилем и отрезала воюющие в Бельгии вражеские сухопутные войска от армий во Франции.

Но в эти дни судьба битвы еще не была решена. Вплоть до первых дней июня противник отчаянно пытался прорвать захваченный немецкими армиями плацдарм, чтобы восстановить сообщение между своими войсками во Франции и Бельгии. Подобные попытки прорыва предпринимались особенно в районах предмостных укреплений и оборонительных рубежей на Сомме у Аббевиля, Амьена и Перонны. Из – за этих контратак противника некоторые из подчиненных мне групп абвера оказывались втянутыми в боевые действия. С счастью, потери в них были немногочисленными.

1 июня 1940 года абверкоммандо в составе всех отделений подтянулось в южнобельгийский городок Абэла – Нёв. Солдаты отряда нуждались в краткосрочном отдыхе, чтобы восполнить снаряжение, в особенности транспорт. За прошедшие три недели – с начала наступления – личный состав отряда без передыху находился в деле и в большинстве случаев был вынужден ночевать в необитаемых и разрушенных зданиях или же в пути в своих машинах.

Абэла – Нёв война пощадила. Население местечка жило своей обычной жизнью. Для большинства моих солдат и офицеров встреча с мирным населением деревни стало огромным потрясением, так же, как и для меня самого. Мужчины и женщины местечка, жители страны, которая за несколько недель до того была наводнена немецкими войсками, приняли солдат отряда сдержанно и молчаливо, но в целом достаточно корректно и невраждебно.

По правде, за такое отношение местного населения благодарить следовало пастора Абэла – Нёв. С ним, умудренным, многоопытным и высокообразованным человеком, любили беседовать офицеры отряда. Но о войне при этом речь почти не заводили. Основные темы разговоров – общечеловеческие проблемы и великие мастера искусства и литературы. Как – то само собой получилось, что жители деревни и солдаты отряда стали вместе посещать службы в церкви общины, в то время как на севере страны еще не закончилось одно из самых значительных сражений кампании.

Солдаты абверкоммандо в полной мере наслаждались выпавшими днями отдыха. Одни преимущественно сидели на своих удобных квартирах, погрузившись в чтение припасенных с собой любимых книг; большинство же искали отдыха и разрядки на воле. Неподалеку от деревни у прозрачного ручейка имелись славные полянки, чтобы поваляться и помечтать. Кроме того, стояла прелестная погода.

Правда, передышка в Абэла – Нёв слишком быстро закончилась. Вечером 4 июня я получил из отдела Ic штаба 16–й армии от майора генштаба фон Уккермана устную информацию: «Дюнкерк сегодня пал. Кровопролитное сражение в Северной Бельгии в целом завершено. Перегруппировка войск для второго этапа кампании только что закончилась. Уже утром наши армии начинают новое крупное наступление. 16–я армия снова будет прикрывать фланг и потому продвинется мало, пока армии правого крыла не выдвинутся вперед. Оперативно и по времени многое будет зависеть от того, сумеет ли 4–я армия, как запланировано, с ходу форсировать Сомму на участке Амьен – Аббевиль и вдоль побережья быстро пройти на юг. И все – таки пройдет несколько суток, прежде чем дивизии нашей армии со всей мощью устремятся в направлении Вердена.

При условии, что управление абвера не ставит для вас никаких других задач, я предлагаю, чтобы вы послали свои группы в Дюнкерк, Кале, Булонь и Лилль. Хотя, к сожалению, нескольким сотням тысяч англичан и десяткам тысяч французов удалось уйти из Дюнкерка морем через Ла – Манш, зато трофеи в виде секретных документов ваши люди должны там найти в изобилии. Задавшие деру были на седьмом небе от счастья, что им удалось спасти свою шкуру.

Правда, для 16–й армии было бы несравненно важнее установить, какие части противника противостоят им, какие силы находятся на участке Верден – Мец– Нанси и, прежде всего, ведется ли и какая подготовка для контрудара командованием противника. Командующий нашей армией, генерал – полковник Буш, очень интересуется прояснением этого вопроса, только я сомневаюсь, что вам что – либо удастся там сделать».

Я не совсем разделял его мнение и возразил:

– Наш I отдел, как вам известно, располагает во Франции определенным числом нелегалов, проверенных еще в мирное время. Большинство из них имеют надежные каналы связи, некоторые снабжены даже радиопередатчиками. Правда, под вопросом, функционируют ли еще эти каналы. В любом случае нам следует проинформировать об этом службу абвера. Не знаете, сделано ли это?

– Думаю, пока что нет! При моем последнем разговоре с отделом Ic группы армий «А» не шло речи об уведомлении службы абвера.

– Тогда я советую послать в Берлин в управление абвера радиограмму следующего содержания: «Для командования 16–й армии срочно запрашиваются разведданные о дислокации и сосредоточении частей противника на участке Мец – Нанси – Верден – Вогезы».

– Согласен!

– Впрочем, я попытаюсь разведать этот участок, столь важный для вашей армии, по некоторым спецканалам.

В те дни, когда я вместе с моими сотрудниками и переводчиками старался внести ясность в эти вопросы, столь важные для военного командования, группы аб – веркоммандо действовали в полосе Дюнкерк – Кале– Булонь – Аррас – Лилль и захватывали там секретные документы вагонами.

При поиске и изъятии материалов абверкоммандо ограничивались наиболее важными документами военного, оборонительного и политического характера. В противоположность этому державы – победительницы после окончания войны искали в Германии в исследовательских центрах, патентных бюро и промышленности документацию экономического свойства. Пресса западных держав в 1945–1946 годах ликовала: изъяты богатейшие трофеи всех времен.

В последние недели кампании во Франции было обнаружено очень много и английских материалов. Войсковые штабы побросали их. Эти документы давали сведения по дивизиям противника, которые на первом этапе кампании противостояли нашим частям в Бельгии и Северо – Восточной Франции. Одновременно из них явствовало, что значительная часть этих дивизий была уничтожена или бежала в Великобританию; в этом отношении для германского военного командования имело значение, как с уверенностью можно заключить из материалов, что эти разбитые и обращенные в бегство дивизии противником на втором этапе кампании уже не могли быть введены в действие.

Тем временем германские наступательные операции разворачивались снова. Лучше всего развивало успех в направлении Руана правое крыло германского фронта, простиравшееся до Ла – Манша, несмотря на храброе сопротивление французских войск. Некоторые дивизии 4–й армии уже 9 июня вышли к Сене.

Абвер в Париже

20 июня 1940 года в сопровождении моего шофера я отправился в Париж. Верден и Шалон – сюр – Марн уже были позади. Шофер жал на педаль газа: я хотел как можно быстрее добраться до Парижа. Там меня ждали новые задачи.

Еще 18 июня я из Меца выехал в Верден, сдал там отделу Ic штаба 16–й армии отчет и затем в тот же день с большинством подчиненных мне групп абвера выехал в южном направлении. Моей следующей целью был Нанси. Абверкоммандо я приказал войти в этот город по возможности одновременно с боевыми частями. Нужно спешить, если отряд хочет заблаговременно войти в контакт с передовыми подразделениями армии.

Днем позднее, 19 июня, абверкоммандо вошел в Нанси через несколько часов после первых подразделений. Некоторое время спустя явился унтер – офицер, радист отряда, и передал мне следующую радиограмму из аппарата абвера: «Майор Райле переводится в службу абвера в Париже. Командование отрядом передать обер – лейтенанту Науману и немедленно убыть. Доложить начальнику по адресу Париж, 46, бульвар Распаи».

Едва я успел дочитать радиограмму, как появился обер – лейтенант Науман, которому я и передал командование отрядом.

И вот я уже на пути в Париж. Прощание с подчиненными мне до сих пор офицерами и солдатами далось мне тяжело. Но приказ есть приказ.

Наконец смутным силуэтом вынырнул из – за горизонта Париж. О том, что адмирал Канарис рассчитывал на продолжительное пребывание немецких войск во Франции, свидетельствовала организованная там уже на шестой или седьмой день оккупации города служба абвера.

Я сразу же доложил о себе знакомому мне по прежним годам полковнику Рудольфу, начальнику управления абвера в Париже. Рудольф, голубоглазый блондин под пятьдесят, крепкого телосложения и импозантный, был кадровым офицером еще в Первую мировую войну. Теперь же он считался одним из старейших сотрудников абвера. Коммуникабельный, ценящий юмор и острое словцо, по службе он не терпел никаких шуток. Немногословный, он ограничивался самым существенным и проверенным сотрудникам предоставлял большую свободу действий. Возможно, это было связано с некоторой склонностью к комфорту и с его убеждением лучше ничего не делать, чем сделать ненужное.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.