15. Мученик

15. Мученик

Афганистан, Хост-30 декабря 2009 г.

За долю секунды Хумам аль-Балави исчез в невообразимо яркой вспышке. Капсюли-детонаторы вбросили в брикеты «Си-4» пучки энергии, достаточной для воспламенения зарядов, силы которых хватило бы, чтобы порвать не одну стальную балку. Температура в центре взрыва мигом взлетела до четырех с лишним тысяч градусов, и тут же все молекулы устремились вовне, образовав ударную волну, летящую со скоростью четыре с половиной тысячи метров в секунду.

Волна подняла в воздух автомобиль и, будто бетонной стеной, ударила по людям, вышибая барабанные перепонки и сплющивая легкие. Троих охранников, стоявших ближе всех, бросило назад; Дэна Парези, пролетевшего несколько десятков метров, ударило о грузовик. Над базой прогремел громовой раскат и сразу следом треск — это сотни стальных подшипниковых шариков прошибали стекло, металл и плоть.

Самые страшные повреждения тканям человеческого тела нанес стальной град. Те, кто находился в непосредственной близости и на линии прямой видимости от бомбиста — водитель и пять сотрудников: трое контрактников из охраны, Даррен Лабонте и Али бен Зеид, — были убиты на месте. Одиннадцать человек, стоявших по другую сторону «субару», пали, сраженные крошечными стальными шариками, пролетевшими выше и ниже машины, — впрочем, некоторые прошили ее насквозь. Эти шрапнелины в нескольких местах пробили даже железные ворота, до которых было метров шестьдесят.

Ранило всех, хотя тяжесть повреждений была разной. Дженнифер Мэтьюс получила тяжелые ранения, а человек, стоявший рядом с ней, почти не пострадал. Элизабет Хэнсон, на первый взгляд не задетая, вскочила и бросилась бежать по проходу между двумя зданиями, но вскоре упала.

Взрывом встряхнуло здания даже в полумиле, в самом дальнем конце территории, а его гром прокатился по горам, которые только что пересек Балави, и вернулся оттуда эхом. И воцарилась тишина, нарушаемая стуком падающих обломков.

Голова Балави, в момент взрыва взлетевшая вверх, ударилась о стену здания и приземлилась опять на ту же посыпанную гравием площадку. Кроме головы, ни одной узнаваемой части тела от него не осталось.

Одним из свидетелей взрыва стал некий сотрудник медицинской службы ЦРУ, которого пригласили на встречу с Балави, чтобы он посмотрел его ногу и оказал помощь, если будут какие-нибудь жалобы. Сбитый с ног ударной волной, он ненадолго потерял сознание, а очнувшись, обнаружил себя среди обломков и кровавой каши.

Сам раненый, он стал переползать от тела к телу, осматривая раны, щупая пульс и криком призывая помощь. Вскоре он наткнулся на стонущую Дженнифер Мэтьюс, которая лежала в полубессознательном состоянии с зияющими ранами на шее и ноге. Поодаль на земле простерлась Элизабет Хэнсон; из маленькой ранки на ее груди текла кровь.

В считанные секунды подоспела помощь: выскочив из зданий в том же дворе напротив, к раненым бросились служащие армейского спецназа, в котором многие хорошо подготовлены к оказанию помощи на поле боя; услышав взрыв, рванули со всех ног с автоматами и аптечками первой помощи наготове. Картина, которую они увидели, была поистине ужасной. Жертвы были раскиданы по двору и так завалены обломками, что даже на то, чтобы всех обнаружить, ушло несколько минут. Шестеро, включая водителя, были явно мертвы; у многих травмы, в том числе проникающие ранения головы, угрожали жизни. Медик из ЦРУ, пока солдаты накладывали повязки и жгуты, продолжал осматривать тяжелораненых. Если их срочно не прооперировать, пятерым жить осталось не больше часа, заключил он. Среди них были Мэтьюс и Хэнсон.

С расположенного рядом взлетного поля донесся вой запускаемого вертолетного двигателя. В Хосте случайно оказался Ми-17, вертолет русской постройки, принадлежащий Афганской армии; им и воспользовались. Полевой госпиталь мирового класса находился всего в нескольких милях к северу от Хоста, на американской армейской базе, известной как «Салерно», но добраться туда быстро можно было только на вертолете. Как часто прежде служащие ЦРУ вечером провожали глазами специально оборудованные «блэк хоуки», свозившие в «Салерно» раненных в перестрелках бойцов — и американцев, и афганцев, — собранных со всего Восточного Афганистана… На сей раз пополнить число раненых в госпитале придется им самим.

«Ми-семнадцатому» от взлета до базы «Салерно» пять минут. Это им еще повезло, думал медик из ЦРУ, помогая подтаскивать и загружать носилки в вертолет.

Но ведь и это может быть слишком долго!

В полевом госпитале армейской базы «Салерно» смена военврача капитана Джоша Элли подходила к концу, и тут пронесся слух, будто на базе ЦРУ случилось несчастье.

— На базе «Чапмен» прямое попадание реактивной мины, — пробегая по коридору, крикнул один из медиков. — Будем принимать пострадавших. Сколько их — неизвестно.

Элли, военврач-ветеран, успевший послужить в Ираке, вновь надел свое хирургическое облачение и уже мыл руки, когда начали доходить подробности. Согласно первым сообщениям, прямому попаданию мины подвергся спортзал, что сильно огорчило Элли, потому что зал фитнеса базы «Салерно» он посещал почти ежедневно. А по базе «Салерно», как и по соседней базе ЦРУ, тоже частенько постреливали ракетами.

Уже через несколько минут, узнав про бомбиста-смертника, врачи бросились готовить койки в реанимации как минимум на шесть пациентов. Технический персонал приник к окнам, слушая, не застрекочет ли приближающийся вертолет.

Первых раненых доставили в сумерках. Первичный торопливый осмотр и сортировку произвел один из врачей прямо на посадочной площадке, в двух шагах от госпиталя: надо было быстро распределить раненых по степеням тяжести состояния. Этот — вторая. А этот — третья. На языке, принятом в полевых госпиталях, «вторая» означает: очень тяжелая, угрожающая жизни рана. А «первая» — «безнадежен», вряд ли выживет.

Двоих ввезли в предоперационную. Доктор Элли начал одного из них опрашивать: мужчина был, хотя и тяжело ранен, в сознании, — но тут другой врач отозвал хирурга: взгляни, там случай еще более тяжелый.

— В грудь, проникающее! — выкрикнул тот доктор.

Элли кинулся смотреть. На операционном столе лежала девушка, блондинка в красной безрукавке и красных бусах. Лет двадцати пяти или даже меньше, без пульса. К ужасным ранам, с которыми привозили и американских солдат, и простых афганцев, Элли давно привык. За его плечами были сотни часов того, что он называл «работой мясника» — когда приходилось извлекать осколки раздробленных костей из культей оторванных противопехотной миной ног, но такую красивую, молоденькую и, вроде бы, совсем не искалеченную девушку он на своем столе видел впервые. Обнаружив на груди Элизабет Хэнсон отверстие величиной с горошину, Элли решил немедленно оперировать, чтобы выяснить степень внутренних повреждений. Быстро разрезав мышцы и ребра, пальцем нащупал аорту — главную, выходящую из сердца, артерию. Она оказалась пустой и плоской. В отчаянии он стал массировать сердце девушки, а ассистент ввел в грудную полость трубку. Трубка сразу наполнилась ярко-алой кровью — типичный признак массивного внутреннего кровотечения.

Тут доктор мог только руками развести. Один-единственный махонький кусочек металла — меньше шарика для игры в марблс — перебил вены и артерии прямо у сердца, оборвав девушке жизнь.

— Кто-нибудь знает, кто это? — громко спросил доктор Элли. Никто не ответил.

Думать времени не было. Доставили еще одну пациентку, на этот раз женщину постарше в брюках от рабочей формы, всю иссеченную шрапнелью. Как и Хэнсон, Дженнифер Мэтьюс перестала дышать еще во время доставки из Хоста, на борту вертолета, но Элли хотел попытаться ее спасти.

Быстро произвел осмотр. Шрапнелью у женщины вырвало большой кусок шеи. На ноге жгут, ниже которого сорвана кожа и мышцы, так что видна кость. Еще один маленький кусочек металла угодил ей в живот, есть признаки внутреннего кровотечения. Элли прижал женщине к груди ультразвуковой зонд, чтобы посмотреть сердце. Сердце не билось.

Такое он исправить не мог.

Неистовая борьба шла много часов без перерыва. Работая вдвоем с еще одним хирургом, Элли сшивал перебитые сосуды и ткани искромсанных ног. Со всей осторожностью извлек кусок металла, застрявший в мозгу молодого мужчины. Состояние остальных стабилизировали, загрузили их в вертолеты, и через час они были уже в пригороде Кабула, на военно-воздушной базе Баграм, где за них возьмутся уже другие доктора.

Когда разобрались с последним пострадавшим, был поздний вечер. Весь мокрый от пота — в операционной тридцатиградусная жара, да и адреналин, волнение, — Элли вышел на воздух посидеть несколько минут в холодке. Все еще продолжали привозить тела — тех сотрудников ЦРУ, которых взрывом убило на месте. Их отправят в морг базы «Салерно». В числе прочих останков, как ему сказали, привезли и несколько фрагментов тела Хумама аль-Балави — видимо, для анализа ДНК.

Чтобы смягчить пересохшее горло, Элли лизал мороженое. Обычно более девяноста процентов американских военнослужащих, живыми добравшихся до его операционной, в конце концов выздоравливают. Насколько доктор Элли был в курсе событий, тем вечером в Хосте каждый из множества факторов, подвластных человеческому контролю, сработал правильно — от оказанной на месте первой помощи и ожидавшего прямо там же вертолета вплоть до команды первоклассных хирургов всего в пяти минутах лёта от места взрыва. Все было сделано как надо, но и этого оказалось недостаточно.

Врач вновь стал думать о тех двух женщинах, которых ему не удалось спасти. Не военных. Имен он все еще не знал. Кто это — подсобницы? Журналистки? Каждый день приносит в его операционную новую дозу человеческого страдания, доктор Элли к нему притерпелся, привык на этом фоне работать. Но обычно война — драка мужчин с мужчинами. Такое и воспринимается иначе.

На посадку в это время заходили сразу несколько вертолетов. Элли встал и пошел работать.