Глава 8 Неожиданный результат

Глава 8

Неожиданный результат

Временная потеря продукции предприятия в Веморке была первым прямым ощутимым ударом по ядерной программе в Германии.

К концу года во всех остальных направлениях исследований немцам удалось добиться впечатляющих успехов: они успешно провели важнейший эксперимент на промежуточном реакторе; им удалось определить пути преодоления ряда важных технических проблем; наконец, в Германии были созданы производственные мощности для получения урана. До сих пор не было достигнуто значительных результатов по получению атомного взрывного устройства, однако некоторым небольшим коллективам ученых, в частности группе из Вены, удалось определить значения важнейших ядерных констант. Так, венские ученые вычислили значение эффективного сечения для реакции деления урана-235 под воздействием быстрых нейтронов.

И все же вера в успешный ход программы в целом зависела в основном от успешного проведения экспериментов в ядерном реакторе. Теперь же, когда временно прекратились поставки тяжелой воды, немецкие ученые смогли в полной мере осознать, насколько ограничивается ход программы этой зависимостью от поступлений важнейшего материала из Норвегии. После многократных инспекций норвежского предприятия немецкие физики рассчитывали на получение с модернизированного завода в Веморке до четырех тонн тяжелой воды в год. Доктор Вирц после поездки в Рьюкан в ноябре 1942 года сообщил, что начиная с октября 1943 года в Германию будет поступать тяжелая вода с предприятия в Захейме. В конце ноября доктор Вирц рассмотрел возможность получения тяжелой воды с других предприятий, расположенных на оккупированной территории Европы. В результате он пришел к выводу, что, кроме Веморка, в качестве источника этого ценнейшего материала могут рассматриваться еще только две электростанции в Италии, одна из которых была расположена в окрестностях Мерано, а вторая в Котроне. Обе эти электростанции использовали менее приспособленные для производства тяжелой воды технологии электролиза. К тому же общее производство энергии там составляло 68 тысяч киловатт, половину возможностей электростанции в Веморке. Профессор Гартек обратился к военным с просьбой направить в Мерано группу специалистов в области ядерной физики. Путешествуя инкогнито, эти эксперты должны были сравнить эффективность применявшейся там технологии Фаузера с реакцией электролиза Пехкранца, который использовался на заводе в Веморке. Гартек предложил доводить концентрацию тяжелой воды в Италии до 1 процента, после чего отправлять материал в Германию для его дальнейшей концентрации до 100 процентов. По мнению профессора, такой порядок работы был бы более экономичным. Весной 1943 года Гартек и профессор Эсау лично посетили электростанцию в Мерано. Здесь Гартек с сожалением убедился, что его коллега почти не верит в перспективы германской атомной программы.

К концу марта германское военное ведомство стало обнаруживать все более явное нежелание финансировать атомную программу. В частности, там отказались выплатить даже обещанные начальником управления вооружений генералом Леебом на текущий финансовый год два миллиона рейхсмарок. Исследовательскую группу доктора Дибнера было решено передать в подчинение профессора Эсау, однако сам Дибнер и его персонал сохранили доступ в принадлежавшую военным лабораторию в Готтове. Дибнер и Берке переехали из здания управления вооружений на Харденбергштрассе, 10 в Национальное бюро стандартизации, которым руководил профессор Эсау. Теперь их непосредственным руководителем стал доктор Бете, человек весьма посредственный, тем не менее возглавлявший радиологический отдел бюро.

Перед Имперским исследовательским советом стояла задача заново искать источники финансирования всей программы. Совет рекомендовал профессору Эсау составить на будущий год бюджет на сумму два миллиона рейхсмарок, что тот и сделал. Вскоре эта сумма была утверждена Герингом. Запрошенные профессором Эсау на 1943–1944 годы два миллиона рейхсмарок распределялись следующим образом:

эксперименты на урановом реакторе, включая в основном затраты на получение металлического урана, – 40 тысяч;

тяжелая вода, в первую очередь затраты на организацию опытного производства в Германии – 560 тысяч;

выделение изотопов урана, в первую очередь строительство 10 двойных ультрацентрифуг – 600 тысяч;

исследования в области получения люминесцентных красителей для ВВС – 40 тысяч;

исследования в области радиационной защиты – 70 тысяч;

дополнительные расходы на получение источников нейтронов высокого напряжения – 50 тысяч;

химические реагенты, предотвращающие окисление урана и побочные химические реакции, – 80 тысяч;

непредвиденные дополнительные расходы – 200 тысяч.

Бюджет Эсау предусматривал выделение самых больших средств (600 тысяч рейхсмарок) на строительство 10 двойных ультрацентрифуг, предназначенных для обогащения урана-235. Первый эксперимент с «вибрационным потоком» с применением ксенона прошел в Киле в середине января. 2 марта в машине впервые был использован гексафторид урана. В результате эксперимента удалось добиться обогащения до 7 процентов. Через восемь дней после этого гамбургская группа официально предложила перейти к серийному производству таких машин, одновременно представив военным списки требуемых механизмов и материалов. Поскольку это произошло сразу же после диверсии британских агентов в Веморке, предложение было немедленно одобрено.

До 17 апреля последствия диверсии в Веморке так и не были преодолены в полном объеме. Выступая через несколько недель на очередной конференции, профессор Эсау поспешил заверить присутствующих, что ущерб, причиненный в результате диверсии в Веморке, не является катастрофическим, поскольку его последствия были преодолены относительно быстро. Кроме того, в ближайшее время в Норвегии вступят в строй еще два небольших предприятия, выпускающих ту же продукцию, – в Захейме и Нотоддене. Однако после этого профессор счел нужным добавить: «Однако, принимая во внимание обстановку в Норвегии, нельзя исключать возможность повтора таких актов саботажа, несмотря на все принимаемые нами меры безопасности. Поэтому в самое ближайшее время необходимо организовать дублирование всех основных производственных процессов, выполняющихся в Норвегии на предприятии «И.Г. Фарбен». В самое ближайшее время при выведении из строя цеха высокой концентрации в Норвегии произведенную в Норвегии тяжелую воду низкой концентрации можно будет отправлять в Германию для завершения технологического процесса». По словам Эсау, даже следуя самым пессимистичным прогнозам и предположив, что электростанция в Веморке будет полностью разрушена, предприятие «Leuna» могло рассчитывать на получение «сырья» из других источников: в обстановке строжайшей секретности по инициативе профессора Гартека велись переговоры с представителями предприятия Монтекатини в Мерано о поставках в Германию низкоконцентрированной тяжелой воды. «В любом случае, – продолжал Эсау, – в нашем распоряжении находится достаточное количество тяжелой воды для проведения экспериментов».

Конечно, такие слова были опасным преувеличением: возможно, именно эта убежденность профессора Эсау была причиной того, что до конца 1943 года так и не был окончательно решен вопрос массового производства для нужд Германии тяжелой воды низкой концентрации. А в 1944 году, когда Эсау покинул свой пост, решать эту проблему было уже поздно.

Годом раньше, при проведении эксперимента на реакторе «L–IV» Гейзенберг и Допель были вынуждены помещать порошок урана в алюминиевую сферу с относительно толстыми стенами. Возможно, из-за этого ученые не смогли точно определить интенсивность роста числа нейтронов. Четкое решение относительно того, как избежать применения в реакторе любых дополнительных материалов, предложил доктор Дибнер, к тому времени работавший в прямом подчинении профессора Эсау. Эта догадка пришла к нему, когда он сам проводил свой первый эксперимент с металлическим ураном. В 1942 году предприятие номер 1 компании «Degussa» во Франкфурте получило для плавки и формовки около тонны урана. Дибнер предложил часть этого металла изготовить в виде небольших кубиков. Однако к тому времени все, чем располагали ученые, были урановые пластины толщиной около одного сантиметра, изготовленные для экспериментов в Берлине. Теоретически было рассчитано, что идеальный размер стороны такого кубика составлял 6,5 сантиметра. Однако Дибнеру пришлось делать кубики с размером сторон 5 сантиметров; как ему объяснили коллеги, такие размеры позволяли оптимально нарезать пластины, величина которых составляла 19 ^х 11 сантиметров.

Доктор Дибнер относился к таким рабочим трениям в ученой среде, когда поневоле приходится выполнять чьи-то распоряжения, вполне философски. Недостаток своего влияния как теоретика он восполнял талантами экспериментатора. Например, ему удалось убедить коллег заморозить тяжелую воду, в которой слоями в форме гигантских сот предполагалось размещать кубики урана. Это позволяло не использовать в реакторе дополнительные материалы, такие как алюминий. Этот необычный, но перспективный эксперимент с тяжелым льдом был проведен в лаборатории низких температур имперского института химических технологий при Национальном бюро стандартов. В сферическую форму поместили 232 килограмма кубиков урана и 210 килограммов замороженной тяжелой воды. Эту форму, в свою очередь, разместили в шаре из твердого парафина диаметром 75 сантиметров.

Эксперимент был сложным, и, если бы ученые заранее сознавали все трудности, с которыми им придется столкнуться, они, возможно, предпочли бы отказаться от него и провести испытания по более простой схеме. Много сложностей вызывала необходимость поддерживать в реакторе температуру 12 градусов ниже нуля. Кроме того, использование в качестве замедлителя тяжелого льда делало невозможным при необходимости менять геометрическое расположение ячеек урана для улучшения характеристик реактора. И все же ученые были вознаграждены за свои труды: им удалось достичь невиданного доселе показателя роста нейтронов. Например, результаты эксперимента намного превосходили достигнутые в Лейпциге на реакторе «L–IV». Даже сами ученые группы Дибнера были изумлены «неожиданно чрезвычайно благоприятными результатами», полученными при относительно небольших размерах реактора. Очевидным выводом из эксперимента было то, что применение урановых ячеек из кубиков, по крайней мере, не уступало, а может быть, и превосходило принятое прежде распределение урана и замедлителя горизонтальными слоями.

Ученые приступили к подготовке двух последующих экспериментов, целью которых было попытаться определить, как изменение размера реактора, притом что все прочие факторы останутся постоянными, повлияет на рост нейтронов. Первый эксперимент планировалось провести в реакторе того же размера, но при нормальной температуре. Для следующего эксперимента размеры реактора предполагалось увеличить вдвое. Группа Дибнера планировала свести к минимуму применение дополнительных материалов, закрепив кубики урана внутри реактора на выполненных из специального сплава нитях. «Не было ни малейших сомнений в том, что увеличение размеров реактора должно было непременно привести к достижению критической массы, – писал впоследствии сам Дибнер, – проблема состояла лишь в достаточном увеличении количества урана и тяжелой воды».

По понятной причине профессор Гейзенберг не желал достойно оценить результаты, полученные группой Дибнера, и признать использование урана в кубиках оптимальным. На состоявшейся через несколько дней после проведения эксперимента в Берлине конференции Гейзенберг снова подчеркивал значение конструкции реактора, примененной им и профессором Допелем в прошлом году в Лейпциге. При этом он свел роль эксперимента Дибнера к «внесению некоторых изменений в тот реактор», что «привело к получению аналогичных результатов». Профессор «забыл» упомянуть важнейшее отличие реактора Дибнера от конструкции Допеля. Гейзенберг не был склонен проводить эксперименты с изменением геометрии расположения урана внутри реактора, которые запланировали его Берлинский институт и институт профессора Боте в Гейдельберге с целью проверить усовершенствования, предложенные группой доктора Дибнера. Ради провозглашенной Гейзенбергом логичности и последовательности реактор, на котором ученые текущим летом планировали продолжить эксперименты, должен был, как прежде, использовать уран в пластинах, один уровень которого отделялся от другого тяжелой водой.

Кроме того, Гейзенберг не выказывал ни малейших сомнений в том, что после достижения критической массы реактор сам по себе придет в температурное равновесие. Сейчас, однако, известно, что, если после достижения критической массы не использовать кадмиевый регулятор, последствия для реактора будут катастрофическими.

Такова была оценка, данная профессором Гейзенбергом эксперименту с тяжелым льдом на Берлинской конференции по ядерной физике, созванной Германской академией исследований по аэронавтике 6 мая 1943 года. Это учреждение пользовалось высоким авторитетом в ученой среде, однако его репутация в правительственных кругах была весьма посредственной. Всего месяц назад президент физического общества Карл Рамзауэр с трибуны этого заведения подверг критике правительство рейха за его неспособность организовать исследования в области ядерной физики в военное время.

Выло неудивительно, что, когда большинство ведущих физиков получили приглашение на конференцию, где должны были отчитаться о ходе своих работ, их формальный лидер профессор Эсау демонстративно попытался уклониться от участия в ее работе. Официальные власти попытались сорвать работу конференции: фельдмаршал Мильх на тот же самый день назначил собственную конференцию, которая тоже должна была состояться в Берлине. Это привело к тому, что в работе конференции, посвященной вопросам ядерной физики, снова приняло участие лишь небольшое число военных и политических руководителей страны. Отто Ган сделал общий доклад о проблемах деления ядра атома и о важности их решения для будущего; профессор Клузиус описал различные способы выделения изотопа урана-235; профессор Воте перечислил преимущества, связанные с разработкой в лабораториях Германии циклотронов и бетатронов.

Профессор Гейзенберг в очередной раз сделал сообщение о перспективах создания ядерного оружия и в доходчивой форме рассказал о принципах создания урановой бомбы. С помощью слайдов он продемонстрировал, что может произойти при «успешном выделении достаточного количества урана-235». Коротко говоря, значительно вырастет популяция нейтронов при полном отсутствии их поглощения, и, если величина кусочка урана окажется достаточной для того, чтобы рост нейтронов внутри его превысил число нейтронов, отраженных от его поверхности, в течение долей секунды общее число полученных нейтронов будет таким огромным, что большая часть урана подвергнется атомному делению. При этом за те же доли секунды произойдет выделение огромного количества энергии. В связи с этим Гейзенберг подчеркнул особую важность проведенного год назад профессором Гартеком эксперимента с использованием ультрацентрифуги, а также других, более ранних экспериментов по обогащению урана-235.

Для участников конференции большой неудачей было отсутствие на ней большинства из приглашенных важных гостей. Президент академии распорядился подготовить отчет с целью ознакомить отсутствовавших гостей с проблемами, обсуждавшимися на конференции. Этот совершенно секретный документ объемом 80 страниц с прекрасными схемами и фотографиями, а также последними данными о достижениях немецкой ядерной физики был уже готов к отправке по заранее отобранным адресам, что вызвало ужас в Имперском исследовательском совете, а также министерстве вооружений. По приказу министра Шпеера все копии отчета были уничтожены.

К весне 1943 года стало ясно, что германская наука ничего не выиграла в результате реорганизации Имперского исследовательского совета. Отношение ученых к войне было в лучшем случае двойственным. Они старались любыми способами дистанцироваться от правящей партии, и их вклад в достижение победы в войне был менее значительным, чем вклад ученых любой другой страны. К тому же быть физиком в нацистской Германии было совсем не просто. Большинство современных фундаментальных теорий в этой науке были созданы евреями, поэтому эти теории считались «декадентскими». В разное время в различных учреждениях рейха пытались найти способ применения теории Альберта Эйнштейна, не признавая его авторства. Как немецкие физики могли надеяться овладеть атомной энергией, если партия официально не признавала теории относительности Эйнштейна? Одни из них, такие как сын политика доктор фон Вайцзеккер, не хотели ссориться с партией; другие, как смельчак фон Лауэ, были более откровенны. Так, например, когда профессор Ментцель резко отчитал фон Лауэ за то, что, будучи в Швеции, он сослался на эту теорию, забыв добавить, что «германская наука откровенно дистанцирует себя от нее», фон Вайцзеккер посоветовал своему коллеге ответить, что теория была в основном разработана учеными-арийцами Лоренцем и Пуанкаре задолго до Эйнштейна. Фон Лауэ отказался следовать дружескому совету и отправил в научный журнал статью, в которой писал о теории откровенно дерзким тоном. «Таков будет мой ответ», – написал он фон Вайцзеккеру.

Ученые старались быть осторожными и избегать провокаций. В каждый институт были внедрены осведомители службы безопасности. В начале 1943 года руководитель Института физики в Гамбурге написал в СС донос на профессора Гартека, и тому пришлось затратить массу времени на то, чтобы опровергнуть выдвинутое против него вымышленное обвинение. Наконец, когда в концентрационный лагерь в Голландии были помещены родители-евреи знаменитого американского физика голландского происхождения доктора Сэмюэла Гаудсмита, друзья семьи обратились за помощью к профессорам фон Лауэ и Гейзенбергу. Гаудсмит был физиком, открывшим магнитные свойства электрона; он всегда поддерживал дружеские отношения со своими коллегами в Германии. Летом 1939 года Гейзенберг даже был у него в гостях в США. Но что теперь мог сделать Гейзенберг? Даже несмотря на то, что его родители были искренними друзьями родителей Гиммлера, он не решался начать действовать. Фон Лауэ отнесся с сочувствием к посреднику в Голландии, но забыл подписать соответствующее письмо. Гейзенберг написал письмо, в котором заверял, что доктор Гаудсмит активно симпатизировал Германии и что будет очень жаль, если его родители в Голландии «по каким-то непонятным мне причинам» пострадают. В любом случае уже было слишком поздно действовать: за пять дней до того, как Гейзенберг решился написать письмо, слепая мать доктора Гаудсмита и его отец, которому в тот день исполнилось семьдесят лет, были умерщвлены в концлагере.

Ученые, имеющие хорошие связи в партии, открыто высказывали критические замечания по поводу организации исследований. В частности, профессор Вернер Озенберг, работавший над проектом в интересах ВМС, постоянно жаловался Герингу на то, что профессор Ментцель был «ни на что не годным руководителем», на то, что в университетах царили «путаница и хаос». Озенберг был слабым ученым, но хорошим администратором; он поддерживал тесные связи в нацистской партии и аппарате СС. Имея смутное представление о ядерной физике, в апреле 1943 года он тем не менее выступил инициатором проведения расследования по ходу работ в этой отрасли. В рамках этого расследования 7 апреля 1943 года сотрудник СС из Готенхафена навестил в Данциге профессора Генри Альберса и спросил его мнение относительно слухов о ведущихся в Америке работах над атомной бомбой. Как было сказано на предыдущих страницах этой книги, лаборатория Альберса работала над созданием летучих органических соединений урана для замены газообразного гексафторида урана. Эти соединения предполагалось использовать при выделении изотопов урана. Результат этого визита записан в меморандуме, датированном 8 мая 1943 года, то есть написанном через два дня после завершения большой конференции в Берлине. Этот документ хранился в папке Озенберга. В нем говорилось:

«ОБ УРАНОВОЙ БОМБЕ

По данным разведки, в настоящее время в США ведутся работы по производству урановых бомб. Для того чтобы технически обосновать возможность создания такого оружия, управление вооружений создало исследовательскую группу, в состав которой вошло около 50 ученых (в основном физики и несколько химиков).

В частности, профессору Альберсу была поставлена задача произвести определенное количество сырья, необходимого для получения очищенного урана-235. Профессор Альберс и еще двое ученых работали над этой проблемой в течение одиннадцати месяцев. Исходя из характера работы и наличия лабораторного оборудования следует, что сроки выполнения работ могли быть сокращены до двух месяцев при условии привлечения к ним дополнительно от 12 до 14 ученых.

Помимо Альберса, над данной проблемой работают некоторые другие коллективы ученых. Для ее решения они располагают примерно аналогичными средствами».

То, что на Геринга произвели впечатление организаторские способности Озенберга, видно из того, что в конце июня 1943 года профессору было поручено создать в исследовательском совете группу планирования, которая, вероятно, должна была покончить с царившей там неразберихой.

К началу 1943 года в Лондон поступила еще одна информация относительно хода работ над атомной программой в Германии. В Англии уже долго думали над тем, как эвакуировать из оккупированной немцами Дании профессора Нильса Бора, который мог бы внести значительный вклад в разработку атомного проекта союзников. 25 января 1943 года профессор Чедвик написал Бору письмо, в котором предложил ему политическое убежище в Англии, если Бор того пожелает. Это письмо Бор получил контрабандой, с использованием шпионской технологии микрофотографии. Бор конечно же сразу догадался о том, что именно стоит за этим предложением. Тем не менее в своем ответе, переданном тем же способом по тому же каналу, он заявил, что, несмотря на несомненную важность этой проблемы для будущего, в настоящее время он не видит перспектив ее практического осуществления. И все же через несколько недель Бор был вынужден изменить свою точку зрения. До него дошли слухи о производстве большого количества тяжелой воды и металлического урана, которые могли быть использованы для изготовления атомной бомбы. Поэтому профессор поспешил воспользоваться уже испытанным каналом связи для того, чтобы поставить профессора Чедвика в известность о ходе таких работ. В то же время он выразил свое собственное мнение о том, что лично ему кажется невозможным получение достаточного количества урана-235, поэтому он не очень-то верит этим слухам.

Новый сигнал о ядерной угрозе из Германии пришел к руководителям проекта «Tube Alloys» («Сплавы для труб») вовремя. К тому времени значительно ухудшились отношения в этой области с американскими коллегами. К тому же в течение последних нескольких месяцев премьер-министр Черчилль успел исчерпать все аргументы относительно необходимости совместной работы союзников над атомным оружием. Заместитель директора программы «Tube Alloys» Майкл Перрин позже вспоминал, что им все чаще приходилось отвечать на вопросы людей: «Почему вы думаете, что мы должны пойти на этот огромный расход средств, людских и других ресурсов?»

Эта кампания давления на ученых началась в первые недели апреля 1943 года. 7 апреля 1943 года Перрин встретился с консультантом премьер– министра по научным вопросам лордом Червеллом. В тот же день Червелл составил отчет на имя Черчилля, в котором доступным языком описывал ход программы союзников по созданию атомной бомбы. На пяти страницах он вновь коснулся основных принципов использования атомной энергии: существовало две линии исследований, обе связанные с применением легкого изотопа урана-235, содержащегося в тяжелом уране, выделение которого представлялось ученым довольно сложной задачей. Для получения нового взрывчатого вещества было необходимо от 5 до 18 килограммов урана-235. Этого количества было достаточно для получения взрывного устройства мощностью до 40 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Другим путем было использование в атомной бомбе элемента, образующегося в результате взаимодействия урана-235 и тяжелого урана (известного в наши дни как плутоний). Как писал лорд Червелл, «в этом случае нет необходимости выделять легкий уран, однако требуется много тонн тяжелой воды. Эффективность этого метода все еще находится под вопросом… Немцы, – писал он далее, – возможно, располагают одной или двумя тоннами тяжелой воды, полученной из Норвегии, но, как нам известно, они заинтересованы в организации производства этого вещества на собственной территории». Затем он проинформировал Черчилля, что тяжелую воду в больших количествах можно получать только на гидроэлектростанциях, поскольку для ее производства необходимы значительные затраты энергии. «На предприятии в Норвегии, ныне выведенном из строя, было произведено около 1,5 тонны. Производительность предприятия в Канаде, снабжающего американцев, оценивается примерно в четыре тонны в год. Раньше предполагалось, что нам понадобится до 15 тонн этого материала, однако некоторые новые идеи позволяют думать, что можно будет ограничиться примерно пятью тоннами». Червелл сообщил премьер-министру, что британские ученые отстают с созданием собственной технологии по производству тяжелой воды, однако проведенные ими лабораторные испытания позволяют надеяться, что новый метод будет гораздо более экономичным по сравнению с существующими. Очевидно, премьер-министру пришла в голову мысль, что и немцы работают над решением данной проблемы, поскольку после того, как ознакомился с блестящим отчетом лорда Червелла, он предложил организовать встречу с участием Червелла, Андерсона и министра иностранных дел. 11 апреля он написал Червеллу:

«Я рекомендовал бы Вам встретиться с начальником штаба ВВС и обсудить с ним возможность начала возведения в Германии собственного крупного предприятия. Разведка ВВС, несомненно, сумела бы засечь начало строительства на территории Германии объекта такого масштаба».

Кроме того, премьер-министр попросил Червелла после встречи с руководителями воздушной разведки сразу же прибыть к нему вместе с начальником штаба ВВС для проведения совместного совещания.

На следующий день Червелл пригласил к себе Перрина и доктора Р. Джонса, руководителя научного отдела разведки ВВС. Кроме того, на встрече присутствовал и непосредственный руководитель Перрина Уоллас Акерс. Червелл передал присутствующим вопрос премьер-министра о том, имеются ли свидетельства о том, что в Германии возводятся крупные предприятия в рамках атомной программы. Сославшись на данные разведки, Перрин заверил его в обратном. Джонс выглядел несколько более озабоченным, поскольку именно начиная с этой недели стали поступать сообщения из Германии о разработках там нового секретного оружия. Речь шла о ракетах «Фау», прежние слухи о которых неожиданно материализовались в реальную угрозу. Следующим вечером 13 апреля в здании на Даунинг-стрит, 10 состоялась запланированная встреча между премьер– министром Черчиллем, лордом Червеллом, министром иностранных дел Иденом и Андерсоном. Черчилля заверили в том, что британская разведка принимает все меры для того, чтобы раскрыть предпринимаемые противником шаги в области создания атомного оружия.

На первый взгляд может показаться странным, что теперь в данном направлении работали сразу два разведывательных ведомства: офицеры проекта «Tube Alloys» во главе с капитаном 3-го ранга Уэлшем и научный отдел разведки ВВС под руководством Джонса. «При этом, – вспоминал один из офицеров разведки, – Джонс и Уэлш вовсе не потеряли дружеского отношения друг к другу». Вот уже почти десять лет Джонс работал в области научного шпионажа. В свою очередь, Уэлш «обладал некоторыми научными знаниями, некоторыми навыками в области разведки и несомненной общей проницательностью». Ему приходилось заниматься вопросами ядерного проекта противника в основном из-за важности для разведки союзников любой информации из Норвегии.

Шло время, Перрину пришлось посвятить себя вопросам высшей дипломатии и вплотную заняться вопросами взаимодействия в области создания ядерного оружия с американскими союзниками. Джонс с его гипертрофированным чувством патриотизма посвятил себя «почти открытой войне» с капитаном 3-го ранга Уэлшем. Здесь Джонс находился в заранее невыгодном положении, поскольку большая часть разведывательных данных о том, что происходило в Германии, продолжала поступать из стран Скандинавии, то есть он полностью зависел от Уэлша. Через майора Лейфа Тронстада был установлен контакт с работавшим в Осло норвежским физиком профессором Вергеландом и с еще одним молодым норвежским ученым Холе (которого Тронстад обычно называл «мой молодой друг»), проживавшим в Стокгольме. Через Вергеланда англичанам удавалось добывать поступавшие из Германии, в основном от редактора журнала «Naturwissenschaften» доктора Пауля Росбауда, очень важные сведения. Благодаря последнему союзники располагали информацией обо всех мало-мальски заметных ученых в Германии. До конца войны Росбауд пользовался полным доверием в германской научной среде.

В то время как Перрин и Уэлш были обеспокоены прямой угрозой создания в Германии атомной бомбы, их американские коллеги были обеспокоены и другой возможной угрозой, связанной с реализацией германского атомного проекта: даже если немцам не удастся создать атомную бомбу, они могли бы воспользоваться атомным реактором для широкого производства радиоактивных материалов, способных использоваться в качестве отравляющих газов. В конце весны 1943 года генерал Л. Гровс специально исследовал эту проблему, а в мае он обратился с просьбой к председателю Американского комитета по военно-научным исследованиям доктору Джеймсу Конанту с просьбой подготовить подробный доклад на эту тему. 1 июля Конант писал ему:

«Вполне вероятно, что с помощью автономных ядерных реакторов противник сможет производить значительные количества радиоактивных материалов с различными периодами полураспада, начиная с величин порядка двадцати дней».

Далее он добавил, что, возможно, уже с будущего года немцы, используя тяжелую воду, смогут производить такие материалы в количествах, эквивалентных примерно одному миллиону граммов радия в неделю. Конечно, и сам противник столкнется со сложностями в обращении с подобными материалами, однако с помощью только недельной продукции радиоактивных материалов, эквивалентной одной тонне радия, при ее распылении на площади 5 квадратных километров потребуется полная эвакуация этой территории; при этом значительная часть населения будет «выведена из строя».

Конант предупреждал, что вероятный ход событий может вынудить немцев распылить над неким городом, например Лондоном, радиоактивные материалы в концентрации, достаточной для заражения от половины до нескольких квадратных миль. В этом случае понадобится срочная эвакуация населения такого города. Далее генерал Гровс с облегчением прочитал: «Если немцами будет проведена атака с использованием радиоактивных материалов, можно с большой долей уверенности утверждать, что это произойдет не на территории США, а в Великобритании».

Конечно, в британцев эта оценка не вселяла оптимизма. Месяц спустя Джон Андерсон обсуждал этот вопрос с Конантом в клубе «Космос» в Вашингтоне. Во время беседы он напомнил Конанту о его меморандуме, в котором тот рассматривал возможность распыления радиоактивных отравляющих веществ над Англией. Далее Андерсон заявил, что Британия, в силу своей уязвимой позиции, жизненно заинтересована в успешной реализации атомного проекта. По словам Андерсона, последние новости из Норвегии свидетельствуют о том, что в Германии все еще не разработана собственная эффективная технология производства тяжелой воды. Британские ученые в этой связи считали наиболее перспективными три технологических способа получения тяжелой воды: фракционная перегонка обычной воды; реакция каталитического обмена с применением электролитического водорода; фракционная перегонка жидкого водорода. Первый способ (разработанный в Гамбурге профессором Гартеком), по мнению Андерсона, был лучшим из перечисленных, но требовал привлечения сразу многих предприятий. Об этом недостатке в свое время говорил и профессор Гартек. Вторую технологию немцы применяли на предприятии в Веморке, и англичане знали об этом. Третий способ (разработанный профессором Клузиусом) не был еще достаточно изучен. Англичан беспокоил тот факт, что, согласно их предварительным расчетам, использование этой технологии обеспечивало увеличение производительности в пять раз. Если немцы знали об этом и шли тем же путем, это грозило серьезными проблемами жителям острова.

Последствия применения немцами продуктов радиоактивного распада над территорией Великобритании оценил в своем отчете и один из офицеров медицинского исследовательского совета; в этом документе он обратил особое внимание на генетические последствия, которые могут быть вызваны радиацией. В отчете отмечалось, что при получении человеком определенной дозы, даже если она была получена в течение довольно долгого периода времени, его организм подвергнется мутации. Это приведет к генетическому ослаблению расы во втором и третьем поколениях. Согласно официальным данным, вероятно, это было единственным упоминанием возможности генетических изменений в результате применения радиоактивных материалов.

И это упоминание было связано не с результатами применения атомной бомбы союзниками против гражданского населения враждебной страны, а с опасениями радиоактивной атаки против Великобритании.

Немецкими учеными были проведены гораздо более тщательные исследования генетических последствий радиации, вызванной нейтронами или радиоактивными веществами. С 1943 года до конца войны несколько исследовательских институтов, в первую очередь генетический отдел Института имени кайзера Вильгельма в Вухе, близ Берлина, получили от уполномоченного по вопросам ядерной физики и военного ведомства задания на проведение соответствующих работ. Примерно через год после войны в немецких архивах было найдено письмо в адрес уполномоченного от профессора Института биофизики Б. Раевски. В письме говорилось, что профессор и его сотрудники, помимо прочего, изучали «биологический эффект корпускулярного излучения, включая нейтроны, при его применении в качестве оружия». Данный документ можно рассматривать как попытку принять меры предосторожности на случай, если союзники применят подобное оружие. Можно предположить, что немцы были так же не склонны применять в войне радиоактивные отравляющие вещества, как и обычные ядовитые газы.

С момента, когда американский проект «Манхэттен» передали под контроль армии США, был сделал огромный шаг вперед. В распоряжении ученых были оборудование для обогащения урана методом газовой диффузии и электромагнитным способом; вот-вот должен был начать работу первый экспериментальный графитовый реактор; в Ханфорде строились реакторы для получения плутония. Параллельно велись исследования в области применения реакторов на тяжелой воде, но к практическим экспериментам в этой области пока не приступали. Несмотря на это, близилось завершение строительства четырех предприятий по производству тяжелой воды, три из которых располагались на территории США. В лаборатории Нью-Мексико была собрана большая группа ученых под руководством доктора Роберта Оппенгеймера для непосредственной разработки и производства американской атомной бомбы.

Когда англичане узнали об огромных успехах их американских коллег, то, принимая во внимание наличие явной угрозы из Германии, они приняли решение свернуть работы над созданием атомного оружия в Великобритании. Англия направила своих ученых и инженеров в США для оказания содействия ходу работ над американской атомной программой на всех уровнях и для ускорения производства первой атомной бомбы. Этот решительный шаг не был вызван соображениями чистого альтруизма: американцы были теперь настолько впереди, что британская сторона могла только выиграть, отправив многочисленную команду своих экспертов во все звенья американского проекта. К концу 1943 года подобные работы в Великобритании были фактически прекращены.

В течение лета в Германии продолжали множиться слухи о чудо-оружии, над созданием которого работали ученые страны. В составленных офицерами службы безопасности рапортах о моральном состоянии немецких солдат и населения приводились длинные списки, в которых фигурировали «гигантские орудия», «стратосферные пушки», снаряды, летящие с помощью сжатого воздуха, ракеты и огромные бомбардировщики. Как было написано в одном из таких рапортов, датированном 1 июля 1943 года, «ширятся слухи о бомбе нового типа, такой огромной, что самолет одновременно способен поднять только одну такую бомбу. Дюжины таких бомб, созданных на основе законов атомной физики, будет достаточно для разрушения большого города с миллионным населением…». В июле эти слухи с помощью сотрудников британской разведки достигли Лондона. В одном таком похожем на сказку рапорте речь шла о ракете, которая имела теоретический радиус действия до 800 километров, а практический – до 500 километров. Вес ракеты составлял 40 тонн. Уже были проведены испытания, в ходе которых ракета преодолела расстояние 270 километров. В первой трети двадцатиметрового корпуса ракеты должно было размещаться взрывчатое вещество, «основанное на принципах деления атома». Такие ракеты уже были сфотографированы в Пенемюнде, на острове Узедом. Этот остров фигурировал и как место, где собирались ракеты.

Должно быть, у немцев также создавалась туманная, зачастую преувеличивавшая реальные успехи картина о ходе работ в области ядерной физики в стане врага. В мае 1943 года на Берлинской конференции профессор Гейзенберг заявил, что «другие страны, в особенности США, тратят огромные средства на исследования в этой области». Профессор Эсау, в то время уполномоченный по вопросам ядерной физики, составил отчетный доклад по итогам работы за первые полгода; 8 июля профессор Ментцель переслал этот доклад в штаб Геринга с собственными комментариями:

«Даже если в результате этих исследований мы не получим новых источников энергии или взрывчатых веществ, по крайней мере, мы сможем быть спокойными за то, что враг не сможет преподнести нам никаких сюрпризов в этой области».

Несмотря на то что по плану завод в Веморке должен был ремонтироваться до середины апреля, как считал профессор Эсау, возобновления поступления оттуда тяжелой воды, пока в ограниченных количествах, можно было ожидать не раньше, чем в конце июня. В июне производство тяжелой воды в Веморке составило 199 килограммов; при этом на одном из этапов производства удалось вновь наладить технологии обменного процесса. Однако в июле был произведен всего 141 килограмм. Это было связано с тем, что 24 июля американские бомбардировщики атаковали принадлежавший компании «Norwegian Hydro» завод по производству удобрений в Херойя. Поскольку завод в Херойя представлял собой основной источник сырья для предприятия по производству синтетического аммония в Рьюкане, а из Рьюкана, в свою очередь, по трубопроводу поступал водород на электростанцию в Веморке, последнее предприятие было вынуждено также снизить выпуск продукции.

Для рейхскомиссариата в Норвегии такое положение дел было нетерпимым. Они потребовали спустить излишки водорода прямо в воздух, поскольку отремонтированный завод тяжелой воды должен был продолжать работать любой ценой. В течение августа 1943 года удалось внедрить на предприятии последующие этапы технологии реакции обмена. Это означало, что общая годовая производительность завода к декабрю должна была составить три тонны. На свой страх и риск генеральный директор «Norwegian Hydro» Вьарн Эриксен отменил прежний приказ о выпуске в воздух излишков водорода. Кроме того, находясь в Осло, он заявил, что будет рекомендовать совету директоров полностью прекратить выпуск тяжелой воды, поскольку это провоцирует налеты на предприятие авиации союзников. Не дрогнув перед угрозами со стороны немецких властей, Эриксен настоял перед советом директоров на этом решении, пригрозив в противном случае уйти в отставку. Однако до того, как состоялось голосование, он был арестован и отправлен в Германию, где просидел в тюрьме до конца войны. В то время арест Эриксена связывали с его обструкционизмом, но, возможно, это было просто совпадением, поскольку как раз в то время немцы осуществляли массовые аресты бывших офицеров норвежской армии.

Причины беспокойства среди населения Норвегии объяснить довольно просто: люди видели, как после диверсии в Веморке немцы принимали повышенные меры безопасности, и сделали из этого свои заключения. Они видели, как вокруг Веморка вдруг выросли заграждения из колючей проволоки, минные поля и пулеметные гнезда, и соответственно реагировали на это. Явно напуганные протестами населения, германские власти согласились в будущем не настаивать на наращивании производства тяжелой воды в Веморке. Ее объемы будут ограничены количеством отходов при производстве аммония.

По мере того как союзники усиливали свои бомбардировки территории Германии, множились трудности в ходе атомной программы: как только какая-то группа ученых принимала решение перейти к некоему важному эксперименту, ее лаборатории вдруг оказывались уничтоженными. Случалось, что их работа приостанавливалась в связи с программой по эвакуации важнейших объектов из крупных городов на западе страны. Тем летом проект обогащения урана-235 с помощью ультрацентрифуги переживал и ряд технических трудностей: были проблемы с утечками через соединительные детали, дважды взрывался на испытаниях роторный барабан. В июле 1943 года лаборатория была свернута и эвакуирована во Фрайбург на юге Германии. Это произошло после того, как английская авиация провела серию воздушных налетов на Киль и Гамбург. Работы были приостановлены на много недель.

Похожая судьба постигла и другой способ выделения изотопа урана-235 методом «изотопных шлюзов», предложенный молодым берлинским физиком доктором Багге. Работая с прототипом машины, Багге использовал вместо урана серебро. В окончательном варианте машины Багге должен был использоваться гексафторид урана, что также предполагало многочисленные технические проблемы. 28 июня Багге, наконец, получил из Геттингена известие о том, что с помощью его машины удалось добиться обогащения легкого изотопа серебра на 3–5 процентов. Практические результаты были непостижимым образом лучше предварительных теоретических расчетов.

Компании «Bamag-Meguin» поручили собрать второй образец машины. Однако, если первый прототип получал «молекулярный луч» при нагревании до газообразного состояния рабочего металла серебра, вторая модель, по замыслу доктора Багге, должна была работать с газообразными веществами. Сборка новой машины началась 5 августа; теперь Багге помогал квалифицированный инженер компании «Bamag-Meguin» доктор Зиберт. Затем положение вдруг изменилось в худшую сторону: в конце 1943 года начались массированные бомбардировки Берлина авиацией союзников. С целью избежать катастрофы, подобной произошедшей в Гамбурге, власти отдали приказ большому количеству важнейших учреждений покинуть столицу Третьего рейха. В течение августа и сентября Багге занимался организацией эвакуации примерно одной трети оборудования и сотрудников Института физики из Берлин-Далема в городок Хехинген на юге Германии.

К зиме, когда Берлин начал содрогаться под бомбами союзников, здание института в Далеме было странно опустевшим. Гейзенберг не уехал в эвакуацию, поскольку ему был необходим доступ к высоковольтному ускорителю частиц. Кроме того, вместе с профессором Боте он планировал начать новую серию на реакторе, установленном в специально построенном бункере. В Берлине остались и Багге, и Вирц. И все же распыление лабораторий и персонала, наступившая в связи с этим необходимость совершать частые утомительные поездки из одного края Германии в другой, несомненно, самым пагубным образом сказались на германской науке.

Однако были и другие факторы, непреодолимым барьером вставшие перед германским атомным проектом. К числу самых значительных из них относится упрямство и неуступчивость некоторых наиболее именитых немецких ученых. В середине октября это стало явно видно на состоявшейся в Национальном бюро по стандартам в Берлине трехдневной научной конференции под председательством профессора Эсау. Об этом красноречиво свидетельствовал тот факт, что из 44 выступивших на конференции ученых ни один не принадлежал к ближайшему окружению профессора Гейзенберга. При этом все остальные директора Института физики имени кайзера Вильгельма (Ган, Боте и Раевски) выступали с докладами. Доктор Эрих Багге писал по этому поводу:

«Выступал на встрече расширенного состава уранового клуба с сообщением об обогащении легких изотопов серебра методом изотопного шлюза. (В присутствии Эсау, Витцеля, представителя из министерства Шпеера и прочих.) Конференция проходила в Бюро стандартов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.