ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО РАТАЙЧАКА

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО РАТАЙЧАКА

Граждане судьи! Тяжело говорить о всех преступлениях, совершенных каждым из нас, — участников троцкистской контрреволюционной организации. Особенно тяжело говорить сейчас, после исчерпывающей и правильной характеристики, данной государственным обвинителем всем действиям, совершенным этой контрреволюционной организацией, всеми сидящими здесь на скамье подсудимых и каждым в отдельности.

На следствии я дал исчерпывающие и искренние показания о всей той работе, которая проведена людьми по моим заданиям. Я указал всех известных мне участников этой подлой организации для того, чтобы не оставить никаких хвостов или остатков, не оставить людей, которые хотя бы в малейшей мере были заражены гнилью этого троцкистского болота. Я не занимался никогда, до связи с троцкистской организацией, ни шпионажем, ни авантюризмом. Связав свою судьбу с этой контрреволюционной организацией, я стал агентом Троцкого, стал агентом фашизма. Грань здесь поставить очень трудно, ибо грани между агентами Троцкого и агентами фашизма нет.

Я провел целый ряд актов, и по моим заданиям их проводили люди, связанные со мною, чудовищных актов преступлений против партии, против советской власти, против советского народа. Уже в 1935 году стало совершенно ясным, что вся эта борьба не есть борьба против руководителей партии и правительства, не есть борьба за изменение политики партии и правительства, это есть борьба, самая настоящая борьба со всем русским народом, строящим свою новую жизнь. Мы нашими руками фактически разрушали то, что создавалось честными строителями социализма. Мы подрывали, разрушали то, что русский народ создавал в течение многолетней жестокой борьбы за изменение жизни, за строительство социализма в Советском Союзе. Совершенно ясно стало, что эта борьба совершенно никчемна, и что наши действия, преступные контрреволюционные действия, ни в коей мере не могут изменить борьбу честных трудящихся Советского Союза за завершение социалистического строительства.

Каждый наш акт, совершенный на том или другом предприятии, вызывал лишь новый энтузиазм в рабочем коллективе, каждый совершенный акт вызывал новую реакцию в работе предприятий, приводил к новым достижениям. Я в 1935 году фактически прекратил всякую активную работу в этой контрреволюционной организации. Но этого мало. Освободившись от своих соучастников, перестав фактически проводить активную борьбу с партией и правительством и с народом, я не нашел в себе достаточно мужества для того, чтобы рассказать, вскрыть всю грязь и всю контрреволюционную работу, для того, чтобы с ней раз навсегда покончить. Я искал выхода, чтобы самому уйти от всякой связи с людьми, которые были связаны со мной и с которыми я был связан. Повторяю, что этого мало, — до дня ареста я об участниках своей организации и своих преступлениях не рассказал.

Моя вина, также как и многих из нас, сидящих на скамье подсудимых, усугубляется тем, что я занимал довольно ответственный пост, руководящий пост в одной из наиболее важных отраслей промышленности. Моя вина усугубляется еще и тем, что я пользовался несомненно и постоянно исключительным доверием со стороны нашего наркома тяжелой промышленности, со стороны партии и правительства. Я должен, естественно, как человек, занимавший ответственное положение, нести большую ответственность, чем рядовой член или участник всех этих преступлений.

Я хочу только, граждане судьи, сказать — я еще не окончательно потерянный человек. Я еще способен к труду, и если суд найдет возможным сохранить мою жизнь, дать возможность честным трудом искупить вину перед Советской страной, работать над тем, чтобы в какой-то мере искупить все те преступления, которые мною совершены, я искренне и честно заявляю, что смогу честным трудом в значительной мере свою вину искупить. Об этом я и прошу суд.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.