Глава 4 Падение морских царей 1440–1370 гг. до н. э

Глава 4

Падение морских царей

1440–1370 гг. до н. э

Если старые морские волки в Швеции смотрели на воды Скагеррака и вспоминали Средиземноморье, их сыновья и внуки плавали под парусами и на веслах по Северной Атлантике и нередко заходили в Гибралтарский пролив. Они часто привозили послания и грузы для бывших товарищей по команде своих родителей, теперь осевших на островах Эгейского моря, на берегах Греции, в портовых городах Ливана и даже в самом Кноссе.

Портовый город Кносс, лежащий в трех милях к северу от фактической столицы и раскинувшийся вокруг дворца, был шумен и многолюден. Здесь можно было встретить людей со всего света, и светловолосые северяне уже не удивлялись, видя египтян и аморитов, греков и хеттов, испанцев, сицилийцев и ливийцев и даже чернокожих людей, прибывших из никому не известных земель, лежащих далеко на юге или востоке. Северян здесь считали материковыми греками, поскольку там вовсе не были необычными голубые глаза и светлые и золотисто-каштановые волосы. В конце концов, правители Греции сами были выходцами с севера и даже очень дальними родственниками скандинавов или, по крайней мере, таковыми себя считали.

В портовых городах всегда было много греков – моряков, купцов и коробейников, носильщиков и полуофициальных дипломатических агентов. «Настоящие» критяне удаленного от моря города всегда говорили, что портовый город скорее греческий, чем критский, и жаловались, что греческий язык с его новым простым алфавитом полностью вытесняет старый критский, беря на себя функцию письменного посредника между бизнесменами, владельцами складов и тальманами даже в столице.

Собственно Кносс оставался в основном критским. Он располагался в часе ходьбы от берега вверх по равнине. Говорили, что его местоположение было выбрано специально, чтобы защитить город от пиратских набегов в те далекие дни, когда Кносс не имел своего флота и был небольшим княжеством среди многих себе подобных. Теперь уже на протяжении трех веков цари Кносса правили всем Критом и получали дань, правда нерегулярно, от формальных вассалов, управлявших портовыми городами от Сицилии до Малой Азии. Кносс уже мог не опасаться пиратских нападений.

В городе, выросшем под стенами дворца, жили по большей части богатые люди. Они были владельцами судов, виноградников и оливковых рощ, высококлассными ремесленниками и предприимчивыми купцами. Красиво одетые мужчины и женщины неспешно прогуливались по мощенным камнями улицам. Их темные волосы и привлекательные, жизнерадостные лица выгодно подчеркивались яркими красками одежды.

Мужчины носили несколько увеличенную набедренную повязку – она завязывалась на поясе и немного не доходила до колен. Эта одежда превосходно гармонировала с длинными черными волосами и мускулистыми бронзовыми телами, хотя и не была столь милосердной к пожилым и тучным людям. Женский костюм, столь же традиционный, как и мужской, давал больше фантазии для кроя и цвета. От нереально узкой талии спадала до щиколоток юбка, украшенная оборками или складками, – по желанию ее обладательницы или согласно последней моде. Выше талии дамы были обнажены, если не считать блузки с короткими рукавами, которая завязывалась на талии, но выше была открыта, чтобы показать, вернее, выставить напоказ груди. Прически были сложными и более подверженными капризам моды. Украшения носили и мужчины, и женщины, причем в изобилии. Здесь, в центре мировой торговли, предметы роскоши с трех континентов были предназначены для демонстрации богатства их владельцев. Балтийский янтарь и йоркширский гагат, оправленные в ирландское золото, сверкали на фоне нубийской слоновой кости, дильмунского жемчуга, индийского карнелиана, афганского лазурита и нефрита, доставленного со сказочных земель Востока.

Дети, даже из богатых семейств, бегали голыми, если не считать амулета, дававшего им защиту богини-змеи, хранительницы пещер.

Мы расскажем историю жизни этих детишек, родившихся в 1440 г. до н. э.

Реконструкция (по сэру Артуру Эвансу, руководившему раскопками Кносса) мраморной бани царицы во дворце Кносса

Их беззаботное детство прошло в теплом, солнечном краю среди богатств земли богов. Очевидно, многие из них ходили в школу, в первую очередь те, кому предстояло заниматься торговлей или государственной службой. Но там они выучили только старый критский алфавит (или новый греческий алфавит в самых прогрессивных школах) и легенды о богах и героях – сказания о рождении Зевса в пещерах горы Ида, о быке, который перенес их предков на остров, о Дедале, который построил довольно хаотично спланированный дворец в Кноссе для царя Миноса. Их также учили арифметике – немного, но достаточно для занятия торговлей, а те, чьи отцы были архитекторами или землемерами, в старших классах изучали геометрию и объемный анализ. Но к этому времени они уже были подмастерьями, учились торговать, различать и оценивать драгоценные камни, подсчитывать фрахт и делать простые предсказания на печени принесенных в жертву животных.

В школьной программе этих ребят не было ничего похожего на историю или географию. В то время никому и в голову не приходило, что в школах следует давать знания о настоящем и прошлом.

Но, слушая своих родителей и их гостей, проезжавших через Кносс, дети многое узнавали о внешнем мире.

Особенно часто звучали названия двух стран (они и отпечатались наиболее четко в детской памяти) – Ахея на севере и Египет на юге.

Строго говоря, Ахея была не одной страной, а целым конгломератом. Она включала материковую часть Греции, целый ряд маленьких городов-государств, где каждый город владел примыкающей к нему территорией. Они были лояльны царю Микен и великому царю Кносса. Ахея также включала острова Эгейского моря и поселения на берегу Малой Азии, связанные расовыми узами с Микенами, а территориальными – с соседним царством Арцава, но на практике сохранявшие полную независимость действий, искусно стравливая одних с другими, а хеттов, самую могущественную силу Малой Азии, с обоими.

Египет, с другой стороны, был силой, стоящей над всеми силами, величайшей мировой империей. Дети очень рано узнали перечень египетских фараонов: Яхмос – освободитель, Аменхотеп, Тутмос – покорители Сирии, Хатшепсут – женщина-фараон, Тутмос Великий и теперь еще один Аменхотеп. К теперешнему царю, Аменхотепу II, люди испытывали смешанные чувства. В первые годы своего правления, за шесть или семь лет до рождения детей, о которых мы ведем речь, он жестоко подавил бунт в Сирии, продемонстрировав собственную отвагу, и в одной кампании восстановил границы царства своего великого отца Тутмоса. Его экспедиция расширила невольничий рынок в Кноссе, так же как и по всему Среднему Востоку. Но вместе с тем далеко не один критский торговый агент попал в его чересчур широко раскинутые сети, и потребовалось время, чтобы восстановить торговые связи. В 1439 г. до н. э., когда детям было всего год, Аменхотеп повторил то же самое еще раз. У него был отличный повод – мятеж в северной части Сирии до границы с Митанни, и он снова лишил всю Сирию и Ливан всего мало-мальски ценного, в том числе рабочей силы. Критские торговцы решили, что все это даже слишком хорошо, наблюдая, как рынок наполнялся рабами и добычей.

С тех пор Сирия не осмеливалась сказать даже слово против Египта, и, несмотря на все дипломатические ухищрения царей Митанни, пограничные камни Аменхотепа стояли на берегах Евфрата за камнями его отца и прадеда – Тутмоса III и Тутмоса I. Три камня стали ориентиром для караванов, доставляющих грузы вдоль Евфрата из Месопотамии в Алеппо, Угарит и на Крит. Но в последние годы у купцов, идущих этим маршрутом, появились другие заботы, помимо необходимости приносить дары шейхам, утверждающим, что представляют и Египет, и Митанни. На обоих концах торгового пути было неспокойно. Хурриты Митанни продвигали своего претендента на трон Алеппо, который не так давно был покорен хеттами, как уже однажды был захвачен Мурсили Великим. А Вавилон, сам великий Вавилон, который в свое время сдался Мурсили, снова пал.

Критяне очень редко посещали такие удаленные от моря территории, как Месопотамия, и для них Вавилон был олицетворением тайн и роскоши Востока. Этот город был царем Востока, так же как Кносс был царем Запада. Это был город легендарного Хаммурапи и столица старейшей цивилизации на земле. Люди часто считали, что даже Египет был не так стар, как земля Междуречья, а Крит, несмотря на свою тысячелетнюю историю, представлялся совсем молодым. Сто пятьдесят лет после того, как Мурсили положил конец династии Хаммурапи, Вавилония включала только южную часть Месопотамии от самого Вавилона до Персидского залива. К северу и востоку земля у подножия Персидских гор была занята людьми гор – касситами. А теперь караванщики доставили сообщение о том, что касситы во множестве спустились с гор и захватили Вавилон и все Вавилонское царство. Теперь на троне Хаммурапи восседал касситский царь. Владыка юга сдался горцам севера.

Для критян падение далекого города перед еще более далеким завоевателем с Востока имело небольшое практическое значение. И десятилетние дети вряд ли вообще задумывались, что произошло. Хотя для ахейцев портового города это было важно. Они поспешно возродили древнюю легенду о том, что их предки пять или шесть сотен лет назад жили на той же земле, к северу от Кавказа, что и предки касситских царей, и оттуда распространились как завоеватели по всей Европе и Среднему Востоку. Некоторое время они вели себя так, словно это они захватили Вавилон, и напускали на себя надменный вид, который скорее смешил, чем сердил менее дальновидных критян. Но, поскольку караваны продолжали без перерывов идти вдоль Евфрата, стало очевидно, что смена правителей в Месопотамии, по сути, ничего не изменила. Поэтому греки и критяне снова занялись привычными делами – они делали деньги и наслаждались жизнью.

В следующем году дети были заняты другими проблемами, касающимися их непосредственно. Они уже достигли половой зрелости и получили право быть посвященными в таинства критской религии. Они впервые посетили пещеры в горах, где правили боги и богини подземного мира. Дети принесли им свои первые дары и приняли одежду, ответственность и привилегии мужчин и женщин.

С огромным нетерпением дети ждали права участвовать в ежегодном празднике тавромахии. Это было самое зрелищное мероприятие всего года, посещаемое всеми, критянами и иностранцами, самим царем Миносом, придворными, послами и заезжими принцами. Когда жрецы и жрицы проводили предварительные обряды, собравшиеся люди нетерпеливо ждали. Потом, сопровождаемые бурей аплодисментов, по арене проходили тореадоры и команды атлетов. Наконец, под рев толпы на арену выпускали быков – крупных животных с хорошо развитыми рогами. Затем на арену выходили группы атлетов – юноши и девушки в набедренных повязках. Под крики и аплодисменты толпы акробаты соперничали друг с другом в отчаянных и блестяще выполненных трюках. Они дразнили быков, заставляя их атаковать, после чего в последний момент совершали замысловатые прыжки, освобождая им дорогу. Это был опасный спорт, и за день далеко не один акробат, переоценив свою силу и ловкость, попадал на рога быку.

Среди профессиональных тореадоров было много славных мужей, а самые известные артисты и вовсе считались народными героями. Их выступления ждали с нетерпением и потом месяцами обсуждали. Но были и артисты-любители, и многие отпрыски знатных семейств выскакивали на арену в перерывах между атлетами, чтобы, совершив один кувырок, удалиться с арены под вежливые аплодисменты. И среди профессионалов, и среди любителей было немало иноземцев. В первую очередь это были ахейцы из Греции, где этот спорт был известен уже на протяжении нескольких поколений. А в последние годы сборные команды с материка успешно соперничали в Кноссе с местными акробатами.

Толпа шумно и восторженно приветствовала лучшие команды, но одновременно не забывала и воздать почести быкам. Люди отмечали их бойцовский дух и ловкость, так же как и бойцовский дух и ловкость тореадоров. В конце концов, именно быки были главными действующими лицами в представлении, и апофеозом праздника был выбор главного быка, быка Миноса, Минотавра, который, доказав свою значимость, завоюет право быть принесенным в жертву на следующий день.

Быки и акробаты – излюбленная тема критских художников. На рисунке сцена с минойской печати, оригинал которой имеет поперечный размер всего 11/4 дюйма

И даже дети, впервые посетившие тавромахию, знали, почему лучший бык на Крите должен был приноситься в жертву Посейдону, богу моря. Они уже слышали во всех скандальных подробностях рассказ о том, как Посейдон отправил из моря быка для жертвоприношения, а царь Минос оставил его как производителя с плачевными результатами для собственных мужских качеств. Кровь морского быка текла во всех быках Крита, и, чтобы ярость властелина штормов и землетрясений не преследовала людей на суше и на море, лучший представитель породы ежегодно должен приноситься в жертву.

Таким образом, получив двойное удовлетворение от того, что умиротворен самый могущественный (по крайней мере, для морской нации) бог, и от зрелищного действа толпа разошлась по домам. Подростки вернулись к своим повседневным обязанностям, мечтая о стуке копыт и используя каждую свободную минуту, чтобы поиграть в быка и акробата, в последний момент ускользающего от смертоносных рогов.

Теперь для подростков время пошло быстрее. Юноши уже стали тайно встречаться с девушками, а главы семейств – друг с другом, чтобы обсудить вопросы о будущей свадьбе и приданом. Молодые люди нередко вступали в близкие отношения еще до свадьбы, поскольку критяне были людьми легкими, общительными и дружелюбными и старались баловать своих детей.

В некоторых семьях считалось разумным отправлять отпрысков на некоторое время на чужбину. Так молодые люди могли приобрести некоторый опыт и посмотреть мир, прежде чем остепениться, обзавестись женой и детьми и заняться семейным бизнесом. Юноши ехали с рекомендательными письмами к различным деловым партнерам в Египет, Библ и Угарит, в Трою, Микены и Милет. Деловые партнеры радостно приветствовали недорослей и при первой возможности отправляли их вместе со своими сыновьями в качестве гидов и с рекомендательными письмами к своим помощникам в долгую ознакомительную поездку, «чтобы почувствовать рынок».

Поэтому довольно много юных отпрысков богатых купцов с Крита, только что вышедших из подросткового возраста, оказалось в Египте в 1420 г. до н. э., когда умер Аменхотеп II. Они ничего не понимали в египетской политике и поэтому, скорее всего, даже не догадывались, почему ведется столько разговоров о восшествии на престол старшего сына Аменхотепа Тутмоса IV. Египетские хозяева объяснили гостям, что юный принц, конечно, является сыном предыдущего фараона, но не от его божественной супруги и сестры Меритамон, а от простой женщины – царицы Тиаа. Это критяне, в которых были сильны матриархальные традиции, еще могли понять. Но когда объяснения дошли до того, что восшествие Тутмоса на престол поддерживают жрецы бога солнца Ра в его городе недалеко от Мемфиса, но против этого возражают жрецы бога солнца Амона в Фивах, они сдались. Множество богов солнца было для них богохульством, а соперничество жрецов, борющихся за влияние на царя, было вообще за пределами их понимания. У юных критян, объяснили хозяева, просто нет соответствующей подготовки для осознания того, что соперничество жрецов есть возрождение вековой конкурентной борьбы между Северным и Южным Египтом, между двумя столицами – Мемфисом и Фивами. И они отправили гостей осмотреть пирамиды.

Последние произвели на критян сильное впечатление. Грандиозные монументы, воздвигнутые в столь далекой древности, что разум отказывался это осознать. Ведь пирамиды были старше, чем начало критской истории. Двенадцать веков смотрит на них, сказал гид, двенадцать веков постоянно развивающейся цивилизации, и половину из них столицей Египта был Мемфис, расположенный на другом берегу Нила. И еще гид повел туристов посмотреть на раскопки – бригады рабочих выкапывали Сфинкса, занесенного песком. Раскопки велись по приказу нового фараона, поскольку именно здесь, в тени полузанесенного песком колосса, юному принцу явился Ра и пообещал ему египетский трон, если тот, в свою очередь, освободит Сфинкса от покрывшего его песка. Просьба бога солнца была выполнена, и теперь Тутмос ожидал обещанной награды. Это интересно, в один голос заявили критские туристы, про себя думая, что жертвоприношение быка – лучший способ обеспечить себе благосклонность богов, чем археологические раскопки в условиях такой жары.

Тем не менее, вернувшись в Кносс, они сохранили в душе восхищение Египтом, а контакты, которые они там завязали, оказались удивительно полезными для бизнеса. Точно так же отнюдь не лишними стали связи, которые удалось завязать юношам, отправившимся на острова Эгейского моря или совершившим поездку по сирийскому побережью. Правда, последним пришлось поспешно вернуться из-за очередного мятежа, поднятого в Сирии против союза с Египтом. Тутмос, так же как его отец и дед, лично возглавил военную кампанию против бунтовщиков, и на некоторое время Сирия стала неблагополучным местом для визитов – впрочем, для жизни тоже.

Молодые жители Кносса возвратились из поездок, многие из них заключили выгодные браки и начали обзаводиться детьми и заниматься бизнесом.

Шли годы, наполненные миром и процветанием. И каждый год проводились праздники тавромахии. И только из Греции доходили не слишком приятные вести, да и то они были связаны с разногласиями внутри царских фамилий и между ними. Некогда независимые города-государства теперь были склонны объединиться в союз равных и выдвинуть одного из своих членов в качестве главы. Пусть, например, один год это будет Аттика, другой – Микены… Мудрые критяне понимали, что им будет трудно сохранить союз, потому что ахейцы не отличаются миролюбием, любят богатую добычу и успели обзавестись немалым флотом.

Новости из Египта приходили регулярно. Сообщали, что Тутмос наконец урегулировал спорный вопрос о границе вдоль Евфрата, причем сделал для этого действительно революционный шаг – объявил своей невестой принцессу Митанни, чтобы скрепить сделку. Смешение божественной крови фараона и крови простой смертной, к тому же чужеземки, не было одобрено египтянами, и, само собой разумеется, новой принцессе не был дарован божественный статус и даже регентство. А в 1412 г. до н. э., еще до того, как критянам, за жизнью которых мы наблюдаем, исполнилось тридцать лет, пришли новости о смерти Тутмоса после всего лишь восьми лет правления и о восшествии на трон его сына от официальной божественной супруги и сестры Мутемуйи. Сын стал очередным Аменхотепом и на этот раз полностью законным правителем с обеих сторон. Поэтому его восшествие на престол было мирным и сопровождалось не более чем демонстративным шоу сил в Судане и официальным визитом – с армией, разумеется – в Сирию. И еще одна принцесса Митанни исчезла в гареме нового фараона.

В период наивысшего процветания Крита художники острова имели полную свободу самовыражения – ничего подобного во втором тысячелетии до н. э. больше не было. Эта яркая сцена воспроизведена с критской печати

Аменхотеп III и его энергичная супруга, царица Тия, начали возводить серию величественных зданий в Фивах, самое впечатляющее из которых – новый храм Амона. «Друзья по переписке» из Нижнего Египта добавляли к этим новостям весьма раздраженные замечания, что, судя по всему, соперничество двух богов – Амона и Ра – решилось в пользу божества Верхнего Египта, хотя фараон придерживался весьма широких религиозных взглядов. А его супруга даже построила небольшую часовню для не слишком ясной формы солнечного божества – Атона, бога солнечного диска. Но Тия вообще оказалась личностью во многих отношениях скандальной. Она была объявлена божественной супругой, хотя не только не являлась сестрой Аменхотепа, но даже не была его родственницей. Поговаривали, что у нее вообще сирийские корни. В общем, прежний порядок действительно менялся.

Но все это было хорошо для торговли, и критские купцы получали хорошие доходы, плавая с ливанским кедром на юг. Прибрежные города Сирии, Ливана и Палестины быстро вернули себе статус процветающих в те годы. Оттепель в отношениях между двумя великими державами – Египтом и Митанни – принесла мир маленьким государствам между Синаем и Евфратом. Географическое положение больше не обязывало их непременно становиться союзниками одной из держав и страдать от репрессивных экспедиций другой. Теперь они могли сосредоточить усилия на развитии национальной торговли. Последующие годы мира, в процессе которых покровительствующий искусствам и любящий роскошь фараон правил своей страной, можно сравнить только с периодом процветания при царице Хатшепсут, имевшим место восьмьюдесятью годами ранее.

Это процветание конечно же было очень выгодно критянам. На Кипре, вдоль побережья Леванта и в самом Египте они открыли новые отделения своих торговых домов или расширили существующие. Оттуда богатства рекой текли в Кносс. Никогда еще город и дворец не были такими богатыми. Никогда еще праздники не были такими пышными. На Крит потянулись иноземцы, пожелавшие обеспечить себе место под солнцем. Среди них было много ахейцев из материковой Греции.

Праздник тавромахии в том году был как никогда великолепным. Из Греции для участия в нем прибыло много команд тореадоров, приехали и ахейские правители со своими свитами, чтобы посмотреть на церемонию. Среди них самым внушительным был принц Тезей из Аттики, который отличился прекрасным любительским выступлением на арене против особого быка, самого Минотавра. Горожане Кносса разошлись по домам усталые, но очень довольные, с нетерпением ожидая назначенного на следующий день жертвоприношения.

Увлеченность критян морем проявлялась не в изображении кораблей, которых на удивление мало, а в изготовлении изумительных ваз, разрисованных всевозможными рыбами, морскими растениями и кораллами. Эта ваза из восточной части Крита – из Гурнии

Ночью они были разбужены криками на улицах, лязгом оружия, шумом пламени. Выскочив на улицы, полуодетые и еще не вполне проснувшиеся горожане увидели, что стоящий на склоне над городом дворец Миноса охвачен пламенем. Да и в самом городе были пожары, а небольшие группы вооруженных людей со своими командирами во главе целеустремленно бежали по улицам к домам богатых горожан, казармам стражников и выходам из города.

В ту ночь длинных ножей многие горожане Кносса лишились жизни. Они были убиты, сопротивляясь оккупации и разграблению своих домов, или сгорели в одном из быстро распространявшихся пожаров. Еще больше людей было поймано и заключено под стражу, когда они бежали по улицам. Те, кто сумел выбраться из города, укрылись в окружающих город горах. Очень многих жителей Кносса, в первую очередь купцов, занимавшихся северной торговлей, никто не тронул, напротив, к их домам выставили охрану, чтобы не допустить разграбления.

Только с рассветом следующего дня стало ясно, что произошло. Только тогда уцелевшие люди увидели, что город контролируют вооруженные ахейцы. Среди них было много обитателей греческой колонии в портовом городе. А среди командиров узнавали ахейских тореадоров и других лиц, сопровождавших заезжих греческих принцев.

Когда рассвело, оккупация города приняла более упорядоченный характер, и в полдень пленных отвели на арену, где накануне было представление. Там в присутствии вооруженных людей, контролировавших проходы, и лучников на балконах ахейские герольды объявили о включении Крита в ахейский союз. А чтобы придать этому объявлению особую значимость, принц Тезей лично принес в жертву богу моря быка Миноса.

В последующие дни оккупация принимала все более организованный характер. Город Кносс, на землю которого ни разу не ступала нога противника и который в течение трех веков не знал даже местных столкновений, подвергся такому же методичному разграблению и порабощению, как многие города материка. На телегах и вьючных ослах сокровища, скопленные за половину тысячелетия мирной торговли, вывозились по дороге к морю. С ними шли колонны пленных, бледных и молчаливых. Их ждало рабство, от которого никто и нигде не был гарантирован, но ни один житель Кносса и не мыслил когда-нибудь его испытать.

Не все жители города были порабощены. Даже среди тех, кто не сумел скрыться в горах, было много людей, сумевших договориться с оккупантами и выкупить себя и свои семьи спрятанными сокровищами или долговыми расписками на крупные суммы, инвестированные в других странах. Кроме того, были мясники и пекари, возчики и садовники, служба которых была необходима оккупантам. К тому же существовали старики, которых продавать в рабство просто не было смысла. Часть жителей избежала рабства без видимых причин. И через некоторое время стало очевидно, что неожиданный захват города вовсе не был неожиданным для части населения. Существовала пятая колонна, в которую входили даже некоторые очень богатые критяне, активно помогавшая принцу Тезею и его людям. Говорили, что и во дворце были предатели. А когда Тезей через неделю отплыл домой в сопровождении нагруженного добычей захваченного флота, внешний вид и настроение уехавшей вместе с ним принцессы Ариадны, дочери погибшего царя, показали, что она вовсе не была несчастной пленницей.

С отъездом Тезея шок, охвативший остров при известии о событиях в Кноссе, начал проходить. На Крите остался сильный гарнизон, которым командовал родившийся на Крите ахеец королевской крови, назначенный Тезеем местным царем. Ему подчинились другие города и деревни Крита – чтобы не было хуже. Ахейский принц, подчинивший город, не обращал внимания на жителей Кносса, которые постепенно начали возвращаться в город и строить жизнь заново.

Но торговая сила Кносса была основательно подорвана. Гигантские склады стояли пустыми, военный флот ушел, а с ним и торговые моряки, в это время находившиеся в гавани. Капитал, который позволил бы возродить торговую империю, исчез, да и уверенность – непременная основа торговли – сгорела в пламени. В течение следующих месяцев много маленьких лодок незаметно отошли от берегов Крита. Они увозили с острова уцелевших представителей и сохранившееся имущество знаменитых торговых домов Кносса.

Эти люди отправились туда, где у них были зарубежные активы. Одни – на Кипр или в южные портовые города Малой Азии, другие – в города дельты Нила. Но в основном критяне ехали в Ливан и Палестину. Там были отделения их торговых домов и партнеры, там оставались суда, которые было жизненно важно перехватить раньше, чем они выйдут в море и возьмут курс на Крит – к новым хозяевам Кносса.

В следующие годы беженцы построили для себя новую жизнь у подножия Ливанских гор, отправляя свои суда из Библа, Тира и Сидона, как раньше из Кносса. Они медленно восстанавливали потерянные состояния и одновременно закладывали основы нового периода торгового процветания Леванта.

Они столкнулись с конкуренцией. Еще до разрушения Кносса торговцы из эгейских портов стали серьезными соперниками критян. И беженцы ни минуты не сомневались в том, что основной причиной предательского нападения на Кносс было именно желание устранить конкурентов. Хотя, конечно, нельзя сбрасывать со счетов сопротивление политическому господству и жажду наживы. Теперь по всему Средиземноморью, от Испании до Кипра, суда из Микен и других эгейских портов, и среди них суда из нового эгейского Кносса, везли оливковое масло, вино и всевозможные греческие товары на рынки, ранее бывшие монополией критян. Ахейцы вовсе не собирались останавливаться на достигнутом. Они уже подумывали о торговле в Черном море, на побережье Атлантики и в северной части Европы.

Между этими захватчиками торговых путей и беженцами-критянами, разбросанными по всему Восточному Средиземноморью, с течением лет так и не наступило примирение. Многие беженцы потеряли на Крите свои семьи и до сих пор не знали, что стало с их близкими. Их жены, сыновья и дочери могли погибнуть той страшной ночью длинных ножей, но могли и до сих пор влачить где-то ужасную участь рабов. Поэтому о мире между критянами и ахейцами и речи не шло.

Но постепенно беженцы построили новую жизнь. На ливанском побережье они выучили семитский язык аморитов и почти забыли свой собственный, хотя и временами встречались, чтобы вспомнить свою утраченную родину. Они уже начали стареть, эти критяне, родившиеся в 1440 г. до н. э., а их дети, уже сами ставшие взрослыми, лишь смутно помнили о ночном бегстве из горящего города. Многие дети беженцев уже даже не считали себя критянами, находя большее удовлетворение в слиянии со своей новой страной, чем в бесплодных сожалениях о едва им знакомой родине, куда они и не надеялись вернуться.

Кроме того, в Сирии было немало насущных проблем, требующих постоянного внимания. Египетский фараон Аменхотеп не так давно с большой пышностью отметил тридцать четвертую годовщину своего царствования. Но он был старым человеком и явно сдавал. Севернее новый царь по имени Суппилулиума взошел на трон хеттов. Он укрепил фортификационные сооружения своей столицы Хаттусаса, и его армия уже имела стычки с хурритами Митанни. Ближе к дому ситуация была еще серьезнее. Воодушевленный явной слабостью египетского фараона, один из сирийских принцев по имени Азиру поднял мятеж и теперь грабил соседние вассальные государства. Хотя между ним и побережьем лежали Ливанские горы, сохранялась опасность, что мятеж распространится на прибрежные города. Купцы зрелого возраста, помнившие, как легко разорвались их торговые связи пятьдесят и более лет назад, когда отец и дед старого фараона вознамерились мстить восставшим городам Леванта, а теперь видевшие возможность повторения, делали все от них зависящее, чтобы убедить своих правителей избежать разрыва с Египтом. Впрочем, их правители не имели особого желания после сорока лет необременительной и весьма выгодной вассальной зависимости вмешиваться в политические авантюры и слали срочные послания Аменхотепу, подчеркивая свою лояльность и прося о помощи.

Аменхотеп, несмотря на слабеющие силы, откликнулся на их просьбы. Хотя он был слишком стар и болен, чтобы лично возглавить войска, что было обязанностью и привилегией фараона, он отправил в Сирию армию, которая без единого сражения вытеснила Азиру в пустыню. Старые беженцы Библа и других прибрежных городов вздохнули с облегчением.

Спустя два года пришло сообщение о смерти старого фараона, и его сын стал очередным Аменхотепом – четвертым по счету. Новому фараону было одиннадцать лет.

Наступил 1377 г. до н. э. Старшему поколению критских беженцев было уже далеко за шестьдесят. Они чаще вспоминали прошлое, чем думали о будущем. Мысленно они возвращались в золотые годы своей юности, когда на Крите был мир, а Кносс был центром мировой торговли. Мир на морях пал вместе с Кноссом, и представлялось в высшей степени сомнительным, что Египет сможет сохранить мир на земле. Годы шли, и самая консервативная часть жителей Леванта лелеяла надежду, что юный фараон, повзрослев, сохранит прежний дух династии и путем демонстрации силы в Сирии подтвердит господство в ней Египта, устрашив врагов, которые угрожали и внутри, и извне. Через некоторое время стало ясно, что юный Аменхотеп находится под влиянием матери – царицы Тии, и даже пошли слухи, что он у себя дома ввязался в ссору со жречеством.

Беженцам с Крита было под семьдесят, когда пришли вести, что принц Азиру возобновил грабежи, а армия Суппилулиумы находится в Ямхаде, у ворот Сирии. За свою долгую жизнь эти люди видели, как царь Востока и царь Запада, Вавилон и Кносс, пали перед врагом с севера, и вот теперь появился новый враг. И конечно, великий Египет сможет сдержать врага, который неумолимо прокладывает себе путь на юг.

Изображение летучей рыбы с минойской фрески из Филакопи на Эгейском острове Мелос

Обычно считается, что за историей о Тезее, сыне афинского царя, который добровольно вызвался присоединиться к юношам и девушкам, ежегодно отправляемым для принесения в жертву Минотавру, получеловеку-полубыку, жившему в лабиринте Кносса, лежит некоторая историческая правда. Впоследствии Ариадна, дочь царя Кносса, помогла юноше убить Минотавра и сбежать вместе с ней с Крита. Возможно, эта история в какой-то степени отражает подтвержденное археологами завоевание Крита ахейцами Греции около 1400 г. до н. э. Было много попыток совместить археологические свидетельства и легенду в более или менее убедительную историю, и настоящая глава представляет собой не что иное, как еще одну подобную попытку. А о событиях в Египте, Сирии и Месопотамии, с другой стороны, есть довольно много неопровержимых исторических материалов.

Система письма, используемая завоевавшими Кносс греками, была не той, которую мы знаем сегодня и которая зовется минойской. Ее недавно расшифровал Майкл Вентрис. Это не алфавит, а слоговое письмо, но язык, который записывался этим письмом, безусловно, греческий. Долго считалось, что греческие таблички, написанные минойским письмом Б, предшествовали в Кноссе греческому завоеванию города. Недавно это утверждение было оспорено, но в любом случае никто и никогда не выдвигал предположения о том, что правители Кносса до его завоевания греками говорили по-гречески.

Минойское линейное письмо Б развилось как упрощенная форма минойского линейного письма А. Расшифровка минойской письменности А продолжается. С уверенностью можно утверждать только одно: язык, записывавшийся при помощи минойского письма А, не греческий. Вероятно, это язык, на котором говорили на Крите до завоевания греками. Здесь он назван старым критским.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.