Глава 19. «Мясной фарш», «Старый добрый Монти» и конец Абвера

Глава 19. «Мясной фарш», «Старый добрый Монти» и конец Абвера

Введение в заблуждение спецслужб противника, а в ряде случаев, следовательно, командования его вооруженных сил и даже правительства путем успешной операции по дезинформации (на языке спецслужб «дези») по праву считается для любой разведки одним из самых высших достижений. Разумеется, если данная информация сыграла важную, а то и решающую роль либо в ходе военных действий, либо в сфере политики.

В свою очередь, класс контрразведки определяется, в числе прочего, способностью отделять «дезу», сколь бы соблазнительной она ни казалась, от достоверных сведений.

Одна операция такого рода, которую провели союзники против немцев во Второй мировой войне, получила кодовое наименование «Minced Meat» («Минсдмит», что в переводе с английского означает «мясной фарш»). Когда читатель узнает, в чем заключалась операция, он согласится, что название – весьма цинично и безнравственно даже для столь невосприимчивых к моральным соображениям людей, каковыми является подавляющее большинство профессионалов разведки. Между тем, операция «Минсдмит» приобрела репутацию классической, она описана едва ли не во всех книгах, рассказывающих о разведках противоборствующих сторон в период Второй мировой войны.

Видимо, понимая малую аппетитность этого термина, автор ее идеи и конструктор самой операции коммандер Ивен Монтегю после войны описал ее во всех подробностях в книге, которой дал куда более пристойное название – «Человек, которого не было»[127].

…Весной 1943 года к испанскому побережью Кадисского залива, недалеко от города Ульва, приливом вынесло тело английского офицера, облаченного поверх униформы в оранжевый спасательный жилет. Видимо, офицер был жертвой катастрофы английского самолета, случившейся над Средиземным морем. Возможно, самолет был сбит немецким истребителем.

Тело погибшего обнаружил испанский местный рыбак, о чем и сообщил властям.

К запястью утопленника наручником с цепочкой был пристегнут небольшой плоский чемоданчик со сложным наборным замком. Такие чемоданчики позднее получили наименование «атташе-кейс», поскольку первыми их стали употреблять для переноски документов дипкурьеры (а затем и банковские служащие). Оно и понятно – такой кейс невозможно ни потерять, ни украсть. Разве что похитить вместе с курьером. В СССР чемоданчики таких размеров и формы вошли в моду в 80-е годы, заменив традиционные пузатые портфели. У нас их почему-то стали называть… «дипломатами».

Кейс вскрыли. Он доверху был набит документами. Один из них принадлежал к категории абсолютно секретных и стратегической важности. А именно: распоряжение Генерального штаба Великобритании командующему английскими войсками в Тунисе генералу[128] Гарольду Александеру (впоследствии фельдмаршалу и графу Александеру Тунисскому) с предписанием провести подготовительные мероприятия к готовящемуся вторжению союзных войск в Сардинию и Грецию. (На самом деле высадка войск планировалась и осуществлялась в обстановке абсолютной секретности в Сицилии.)

Судя по личным документам, труп курьера принадлежал некоему майору Мартину. Тело со всеми признаками нахождения в воде несколько дней, испанцы, естественно, захоронили на местном кладбище. А с документами, как найденными в кейсе, так и извлеченными из карманов офицера… ознакомили негласно немцев. Вернее, передали им фотографии каждого листа, каждого найденного предмета, ну и, разумеется, тела.

На этом и был построен расчет английской разведки: подбросить «дезу» не непосредственно немцам, а через вторые руки – дружественные испанские. Так оно выглядело куда более убедительно.

Итак, все, что было при майоре Мартине, благополучно достигло Берлина, где и было доставлено в кабинет Канариса. Незамедлительно с содержимым кейса было ознакомлено и ОКВ.

Документы были подвергнуты самой тщательной проверке как с точки зрения анализа их содержания (это было делом генералов из ОКВ), так и с позиций абвера – специалистами из оперативных и технических служб.

Итог операции «Мясной фарш» общеизвестен: дезинформация сработала. Немцы предприняли все меры по укреплению оборонительных сооружений и усилению резервными частями войск на побережье Сардинии и Греции. И поплатились за это: они растянули линию своей обороны по местам, где ожидали высадки союзных десантов, а с самой Сицилии увели почти все свои боевые корабли. При настоящей высадке в Сицилии союзники почти не встретили серьезного сопротивления и понесли минимальные потери.

Примечательно, что Ивен Монтегю был не профессиональным разведчиком, а юристом, поступившим на службу в военно-морскую разведку с началом войны. (Впоследствии он стал прокурором флота.)

Операция «Минсдмит», безусловно, означала серьезнейшее поражение абвера.

В данном случае представляет интерес тщательность подготовки операции, осуществленной военно-морской разведкой Великобритании, которая, кстати, на много лет старше «Сикрет Интеллидженс Сервис», созданной лишь в 1909 году, а потому имела гораздо более богатый опыт профессиональной деятельности. К тому же пользовалась большим авторитетом и обладала большими возможностями, нежели СИС.

Как осуществлялось превращение недавно скончавшегося безвестного гражданского молодого мужчины в «майора Мартина», описал в своей книге сам Ивен Монтегю. Вот что он подчеркнул особо:

«С самого начала личность «майора» Мартина представлялась нам реальной, и мы хотели, чтобы столь же реальным человеком он предстал и перед теми, к кому попадет в руки и кто будет подвергать его самого и его документы проверке. От того, насколько естественно он будет выглядеть, зависел успех всей операций. Нам было ясно, что немцы подвергнут тщательному контролю каждую деталь. Они постараются отыскать какую-нибудь оплошность, наша же цель – вселить в противника уверенность в подлинности случившегося, а следовательно, и попавшей в их руки информации. Позднее нам стало известно, что немцы действительно проверили даже соответствие даты и идущей на сцене постановки, указанных в двух театральных билетах, найденных в его карманах…

…Прежде всего мы решили, что наш «майор» – это человек, которому начальство доверяет полностью. Но ему должны быть присущи и небольшие недостатки чисто человеческого свойства: он, например, потерял свое удостоверение личности и просрочил пропуск в здание генерального штаба.

Исходя из этих соображений, мы и лепили его образ таким, каким он и должен был предстать перед немцами».

По легенде это был Вильям Мартин из Королевской морской пехоты, капитан на майорской должности, родившийся в 1907 году в Кардиффе (Уэльс) и приписанный к штабу общевойсковых операций. В кейсе, прикрепленном к его запястью наручником, кроме уже названного предписания генералу Александеру было командировочное предписание, из которого следовало, что майор[129] Мартин направлялся на самолете из Англии в штаб союзников в Северной Африке.

Как же «оживляли» поначалу абстрактный образ?

Майор – человек еще молодой, поэтому в его кармане оказался случайно сохранившийся пригласительный билет в ночной клуб. Он не скупился в расходах, а потому его траты несколько превысили личный банковский счет. Об этом свидетельствовало письмо из банка с просьбой погасить задолженность на сумму 78 фунтов стерлингов. У Мартина не было своего жилья в Лондоне, приезжая в столицу по делам службы, он останавливался в военной гостинице. Поэтому в бумажнике нашелся и счет за проживание с 18 по 23 апреля.

У майора была любимая девушка по имени Памела, или, сокращенно, Пам. Совсем недавно они обручились. Поэтому майор бережно хранил два письма от невесты и ее фотографию. В бумажнике нашелся и счет за покупку к помолвке кольца в известном ювелирном магазине Филиппса.

Фотография на самом деле принадлежала девушке, работавшей в штабе сухопутных войск и имевшей доступ к секретным документам. Впрочем, ей не сказали, для чего потребовалась ее фотография. Девушка, конечно, была не красавицей – кинематографическая внешность могла вызвать некое сомнение, но весьма миленькой.

Выяснялось, что ни сам Монтегю, ни его сослуживцы не в состоянии написать любовное письмо невесты к жениху. Пришлось обратиться за помощью к той же девушке. Она без особых усилий сочинила два очень искренних письма. В обоих письмах, кроме заверений в любви была масса бытовых подробностей, семейных новостей и прочей милой ерунды.

Девица не только сочинила текст обоих писем, но и собственноручно их переписала. Это тоже важная деталь: хорошие германские графологи легко отличили бы женский почерк от мужского.

Письмам придали такой вид, словно адресат их много раз перечитывал.

Кроме бумаг в карманы вложили несколько английских банкнот и потертый кожаный кошелек со звонкой мелочью. Сумму тоже продумали: она была не слишком большой – примерно такой, какую обычно носил при себе офицер для повседневных нужд.

Очень внимательно были подобраны знаки отличия, солдатский медальон, всякие мелкие предметы вроде перочинного ножика в кожаном футлярчике и расчески.

Затем «майора Мартина» (все эти дни тело, обложенное сухим льдом, хранилось в морге), поместили в герметический стальной контейнер и в обстановке абсолютной секретности погрузили на борт британской подводной лодки. С командира корабля и его подчиненных взяли обязательство хранить молчание. Экипажу сообщили, что в контейнере новое секретное метеорологическое оборудование.

Перед рассветом 30 апреля 1943 года субмарина всплыла на поверхность в зоне видимости испанского города Ульва. Офицеры на палубе вскрыли контейнер, облачили «майора Мартина» в оранжевый спасательный жилет (такие жилеты при полете над морем обязательно надевали пассажиры и члены экипажей британских военных самолетов), пристегнули к запястью кейс, зачитали традиционную отходную молитву (39-й псалом Псалтыря) и опустили тело в море, точно рассчитав, что через несколько часов его прибьет к берегу прибоем.

Для поддержания легенды англичане в очередном списке боевых потерь, которые регулярно публиковала лондонская «Times», поместила и фамилию майора Вильяма Мартина. Ранее в газетах было помещено объявление о катастрофе, которую потерпел в результате неисправности двигателя в районе Гибралтара английский военно-транспортный самолет.

Англичане потребовали, чтобы власти нейтральной Испании передали им все, что было найдено при погибшем офицере. В Лондоне специалисты военно-морской разведки установили, что кейс вскрывали и документы из него извлекали, следовательно, перефотографировали.

Премьер-министру Уинстону Черчиллю сообщили об этом всего двумя словами: «Фарш проглочен».

Что это действительно так, нашло подтверждение 10 июля, когда союзнические войска с необычной для десанта такого масштаба легкостью высадились в Сицилии.

Все участники операции «Минсдмит» были награждены. Коммандер Ивен Монтегю был удостоен Военного ордена Британской империи.

Все обстоятельства данной операции давно рассекречены. За исключением одного-единственного: из этических соображений никогда не будет названо подлинное имя и фамилия человека, после своей кончины ставшего «майором Мартином»…

Представляется странным, что немецкие спецслужбы, регулярно прибегавшие к такому испытанному методу тайной войны, как дезинформация, сами, и неоднократно, попадались на трюки этого рода (подчас весьма примитивные) своих противников. Даже тогда, когда имели возможность либо прямо изобличить «дезу», либо догадаться о ней, например, располагая абсолютно достоверными данными по этому поводу из других источников.

…В мае 1944 года в Гибралтаре приземлился личный самолет премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. На нем прибыло некое высокопоставленное лицо. Военный. Он пересек летное поле и сел в автомобиль, присланный за ним генерал-губернатором.

Прилетевший был не молод, но худощав и подтянут. Характерное лицо со впалыми щеками, крючковатым хищным носом, проницательными, глубоко посаженными глазами. И главное – знаменитый, лихо заломленный набок берет не оставлял ни малейших сомнений. Конечно же, это ОН!

Старый добрый Монти!

Так в британских вооруженных силах все, от рядовых до генералов, называли прославленного полководца фельдмаршала Бернарда Лоу Монтгомери (Монтгомери Аламейнского).

По дороге к дому генерал-губернатора Монти несколько раз высовывал голову из окна машины и легким взмахом руки отвечал на восторженные приветствия прохожих.

Монтгомери в Гибралтаре!

Его появление, разумеется, было замечено давно известным английской контрразведке немецким агентом. На это она и рассчитывала. Агент передал информацию своему оперативному офицеру, а тот дальше – в Берлин.

В Берлине прибытие Монтгомери расценили так, как и требовалось: не иначе, как для проведения личной инспекции перед вторжением союзных войск (возможно, даже под его командованием) на континент через территорию южной Франции, а то и Испании. А потому генералы в ОКВ пришли к выводу о необходимости сохранять в местах своей постоянной дислокации в южной Франции семи дивизий. Это очень не понравилось давнему оппоненту Монтгомери по сражениям в Северной Африке генерал-фельдмаршалу Эрвину Роммелю, который требовал усиления немецкой обороны на побережье Па-де-Кале.

И никому в Германии не могло прийти в голову, что восторженный прием в Гибралтаре был оказан не знаменитому фельдмаршалу, а его двойнику – капитану Майриху Эдварду Джеймсу, начальнику финансовой службы одной из британских воинских частей. Его случайно обнаружили спецслужбы, когда он, актер-любитель, исполнял роль Монтгомери в постановке армейского любительского театра.

Как писал английский военный журнал, «этот спектакль получил название «Операция фортитуд»[130], входившей составной частью в обширный план по дезинформации противника о предстоящей высадке союзных войск на европейский континент. Этот блеф был, пожалуй, самым масштабным за все время войны и сыграл важнейшую роль в подготовке и проведении самой операции. Его успех превысил даже самые оптимистические ожидания».

Появление лже-Монти было лишь одним из этапов общего плана дезинформации немцев, и это при том, что от агента «Цицерон» они уже знали об операции «Оверлорд» и могли, бросив все силы и своей разведки, и абвера, и СД, работать в главном направлении – выявить, вычислить, установить, угадать, на худой конец, точное место и дату десанта.

Для введения противника в заблуждение союзники использовали не один метод. В частности, они даже создали фиктивную американскую армейскую группу, откуда то и дело происходила утечка информации. Эта группа вроде бы должна была вторгнуться во Францию через самое узкое место пролива между островами и континентом – Па-де-Кале. С этой целью в Дувре была также развернута и проводила учения канадская пехотная дивизия. Немецкие наблюдатели, конечно, засекли ее появление (у солдат-канадцев была броская нарукавная нашивка в форме традиционного кленового листа).

В результате немцы были введены в заблуждение в отношении и места, и даты вторжения, их силы и средства в этой части Европы были рассредоточены на ложных направлениях. Широко разрекламированный «Атлантический вал» оказался на деле чистым блефом, о нем сегодня в некоторых коллекциях напоминает только медаль, которой награждали участников его «сооружения», – в основном стариков-пенсионеров, женщин и подростков, привлеченных к рытью примитивных окопов на побережье.

Между тем, место высадки было определено союзниками еще за год до знаменитого «Дня Д» – 6 июня 1944 года. В распоряжении немцев было около полугода, чтобы отслеживать по радиоперехватам и иным источникам каждое упоминание кодового наименования «Оверлорд». Этого сделано не было.

Союзники также успешно использовали для дезинформации радиообмен. В частности, специальные подразделения в Англии имитировали радиопереговоры командования воинских частей, якобы готовящихся к высадке десантов через Па-де-Кале. В мистификацию включилось несколько несуществующих американских соединений под общим командованием известного генерала Джорджа Паттона.

Применялись и иные средства. Например, в намеченном якобы районе погрузки десанта сосредотачивалась военная техника, изготовленная… из резины. Такой «танк» легко переносили с места на место два солдата. Немецкая авиа– и радиоразведка, естественно, засекли эти приготовления, о чем и было доложено высшему командованию вермахта.

Что и требовалось союзникам.

Если не роковую, то весьма серьезную роль в том, что вермахт попался на дезинформацию и не сумел оказать действенного сопротивления союзникам в «День Д» и последующие недели после открытия Второго фронта, сыграла абсолютно ненужная тогда реорганизация военных разведывательных и контрразведывательных органов Германии.

Фактически прекратила свое существование самая эффективная из немецких спецслужб – абвер. Можно констатировать парадоксальный факт: непомерные амбиции лично Гиммлера и РСХА приблизили и ускорили крах Третьего рейха.

Сказалась острая конкуренция, часто встречающаяся между спецслужбами одной и той же страны. Особенно остро эта конкуренция проявилась в нацистской Германии между РСХА и абвером. Сыграли свою роль и глубокая личная неприязнь, которую питали друг к другу Гиммлер со своим окружением и адмирал Канарис. РСХА и, в частности, гестапо всегда относились к армии в целом и к ее разведорганам с подозрением – иногда тщательно скрываемым, иногда явным.

Тот же Шелленберг, после Гейдриха, безусловно, самый умный человек в системе СС-СД, как руководитель внешней политической разведки не мог простить Канарису того авторитета, которым тот пользовался в военных кругах. (И это при том, что, в отличие от Гиммлера, Шелленберг относился к Канарису как к личности с симпатией и уважением.) Его не могло не задевать, что с точки зрения поставки «наверх» сугубо военной информации его Амт-VI ничего серьезного не совершил. Еще Гейдрих мечтал о том, чтобы заполучить контроль над абвером. При жизни обергруппенфюрера этого сделать не удалось. Но его преемники сумели добиться не только контроля, но и полного поглощения ведомства Канариса.

Шелленберг завидовал и тому, что адмирал лично обладал огромными связями в высших кругах ряда стран, некоторых из его друзей и хороших знакомых можно было справедливо полагать либо так называемыми «агентами влияния», либо надежными источниками информации, причем не только военной, но и важнейшей политической. Чего стоила, к примеру, его давнишняя и прочная дружба с каудильо Испании Франсиско Франко. К числу таких неформальных агентов принадлежал, в частности, человек, известный в литературе как «барон Ино». Вот что писал в этой связи самый компетентный биограф Канариса Карл Хайнц Абжаген:

«Это имя было наверняка псевдонимом. Как его звали в действительности, так же трудно с достоверностью установить, как и его происхождение. Во всяком случае, он не был немцем, и многое говорит о том, что его родиной была одна из областей, которые до 1913 года входили в состав Оттоманской империи. Внешне он был похож на завсегдатая, которые десятками встречались перед многочисленными кафе бульвара Монпарнас в Париже. Маленький, сухопарый, жгучий брюнет, подвижный, умеющий свободно говорить на полдюжине языков, Ино был везде дома – как в Берлине, так и в Париже, Стамбуле, Афинах, Мадриде или в Рио и Буэнос-Айресе. Его знания иностранных языков были обширными – от турецкого, немецкого и французского до испанского и португальского. Ино был руководителем заокеанской фирмы в Берлине. Через эту фирму осуществлялись всевозможные деловые и финансовые трансактации для разведки. Она также использовалась, чтобы замаскированно посылать доверенных из разведки под видом коммивояжеров и торговых агентов за границу. Канарис часто с согласия Ино использовал эту возможность, чтобы переправлять через германскую границу в безопасное место людей, преследуемых нацистами. В прошлом, в двадцатые годы, Ино осуществлял крупные коммерческие сделки за границей, особенно с правительствами стран, не имевших собственной военной промышленности, которые хотели модернизировать свои вооруженные силы. Зачастую это были, пожалуй, операции, при которых левая рука не должна была знать, что делает правая. Но действительно хорошими и успешными являются только такие сделки, в которых каждая сторона получает свое и никто не чувствует себя обманутым. Ино заключил, должно быть, много хороших в этом смысле сделок, потому что во всех странах, где он работал, у него остались многочисленные друзья на влиятельных постах. Поэтому он слышал много интересного. Его информация о политических событиях в целом ряде стран оказывалась поэтому часто удивительно хорошей. Канарис, который знал его уже давно, возможно, еще с периода своей службы в «мадридском тылу», очень доверял сообщениям Ино, а также ему самому. Возможно, он знал больше подробностей о происхождении Ино, но даже если этого и не было, то этот маленький живой человек уже потому был ему симпатичен, что он был не стандартен. Канарис по природе сам был игроком и конспиратором и поэтому особенно был рад людям, которые не соответствуют шаблону, которые были не только оригинальны, но и в каком-то роде не от мира сего, однако при условии, что эти люди были умными и изобретательными; простаки его не интересовали. Со временем между Канарисом и «бароном» завязались отношения истинной дружбы. Они даже обращались друг к другу на «ты»…

Ино любил Германию, однако был решительным противником национал-социализма, особенно методов террора против инакомыслящих и евреев. Он не скрывал своих мыслей и в доме Канариса. Когда однажды один из гостей, офицер разведки, удивился такой открытой критике и попытался слегка его предостеречь, Ино с уверенным видом положил на стол свой турецкий паспорт, чтобы показать, что ему как иностранцу не смогут запретить говорить. Но в 1939 г. ему стало слишком опасно жить в Берлине. Канарис тоже советовал ему переехать из Германии в безопасное место. При расставании – это было незадолго до начала войны – Канарис говорил, по словам Ино, с глубоким пессимизмом в отношении будущего. По словам Ино, Канарис сказал ему тогда, что Гитлер, «дилетант, мечтающий захватить весь мир», наверняка погубит Германию. Он спровоцирует войну, которая принесет гибель не только ему самому, но и Германии. Для себя Канарис уже принял решение. «Он будет, – сказал Ино, – работать во имя свержения Гитлера, хотя знает наверняка, что это скорее будет стоить ему жизни. Он убежден, что они никогда больше не увидятся».

Они действительно никогда больше не увиделись. И жизнь Канариса действительно оборвалась трагически. Он действительно видел и трезво понимал, что Гитлер несет гибель не только себе самому, но и Германии. Но лично он, шеф абвера, никогда не работал во имя свержения Гитлера. Он лишь знал, что другие работают в этом направлении, но сам реального участия ни в одном из заговоров не принимал. И его абвер никогда не являлся центром заговорщиков.

Впрочем, еще следует разобраться в самом этом термине – «заговорщики». Если судить по западным публикациям, таковых в Германии насчитывалось многие тысячи и на самых высоких постах, и в среде самых знаменитых людей – вплоть до любимца фюрера генерал-фельдмаршала Роммеля. На самом деле подавляющее большинство этих людей, хорошо, как и Канарис, понимающих трагедию, которая ждет Германию, предвидящих неминуемое поражение и крах Третьего рейха, ограничивалось пустыми разговорами в узком кругу доверенных собеседников. Реальных борцов, не только ненавидящих Гитлера и нацистский режим, но и предпринявших реальную попытку устранить тирана, таких, как полковник граф Штауффенберг, были единицы.

О наличии в рейхе довольно широкого круга «кухонных заговорщиков» было осведомлено и PCXА, более того, там тоже были люди, с ужасом предвидящие крах. Но они ничего не предпринимали против таких «тихих критиков» режима, потому что отлично понимали: эти люди никакой реальной опасности не представляли. Более того, видели, что все они на своих постах, и весьма ответственных, добросовестно служат рейху.

Но вернемся к «барону Ино». У Шелленберга не было, и в принципе быть не могло ни одного агента, подобного этому маленькому, странному, но весьма влиятельному человеку. Достаточно умный и уже опытный разведчик, Шелленберг понимал, что ни один серьезный человек за границей с рейхсфюрером СС или любым его представителем дела иметь не будет, тем более теперь, в конце 1943 года. Он должен довольствоваться только агентами вроде «Цицерона». Именно в этот период, когда ход войны с очевидностью оказался не в пользу Германии, СС и РСХА ощутили необходимость заполучить в свои руки каналы, которыми обладал абвер и лично Канарис, для установления собственных зондирующих контактов с Западом.

В литературе и кинематографе известные попытки Гиммлера установить такие контакты с помощью Шелленберга относят к ранней весне 1945 года, когда по любому раскладу они были совершенно бессмысленны. Ни англичане, ни американцы, твердо договорившиеся с Советским Союзом, что речь может идти лишь о безоговорочной капитуляции Германии, ни на какой сепаратный мир с немцами никогда бы не пошли. Американцы, ко всему прочему, были кровно заинтересованы в том, чтобы спустя оговоренный срок после капитуляции Германии СССР объявил войну Японии.

Учитывая информированность Гиммлера и Шелленберга об истинном положении дел на фронтах, они просто обязаны были задуматься о каких-то контактах с Западом не весной сорок пятого, а гораздо раньше. Уже в начале сорок четвертого, никак не позднее. К тому же они наверняка опасались, и не без оснований, что абвер и лично Канарис могут их в этом просто-напросто опередить. И дело Остера и Донаньи их в этом только лишний раз насторожило и убедило.

Гестапо весной 1943 года добилось увольнения из военной разведки и фактически посадило под домашний арест ближайшего помощника Канариса, начальника Центрального отдела абвера генерал-майора Ганса Остера и его ответственного сотрудника, советника Имперского верховного суда зондерфюрера-В (приравненного к званию майора) Ганса фон Донаньи. Они оба, а также некоторые их агенты оказались под сильным подозрением в злоупотреблении на грани измены служебным положением. (Впоследствии оба они были казнены.)

Наконец, Гиммлер стал умело внушать Гитлеру, что все последние неудачи вермахта на Восточном фронте объясняются исключительно плохой работой военной разведки в целом и ее руководителя адмирала Канариса в частности. Это объяснение как ничто другое устраивало Верховного главнокомандующего Адольфа Гитлера. После катастрофического поражения в Курской битве, потери Донбасса, Киева, иных значительных территорий, ранее захваченных вермахтом, фюрер не мог не ухватиться за соломинку, протянутую ему Гиммлером и Шелленбергом, чтобы оправдать хотя бы в собственных глазах неудачи на Восточном Фронте.

Так совпали интересы рейхсфюрера СС и просто фюрера.

Абвер был обречен.

Как часто бывает не только в большой политике, но и в быту, последний удар нанесло событие хоть и неприятное для Канариса, но, в сущности, малозначительное.

Мелкое предательство. Сотрудник абвера в Анкаре доктор Эрих Фермерен вместе с женой, урожденной графиней Платтенберг, сбежал к англичанам, и те незамедлительно переправили его на военном самолете в Каир. Свой поступок они объяснили… религиозными мотивами, непозволяющими им, дескать, продолжать служить Третьему рейху. С подобными оправданиями многим спецслужбам приходилось сталкиваться в аналогичных ситуациях и позднее. Непонятно, правда, почему эти религиозные чувства вспыхнули у них именно тогда, когда закат Третьего рейха им, находящимся вне влияния пропаганды доктора Геббельса, стал очевиден, а не тогда, когда богопротивный рейх одерживал одну победу за другой.

Разразился грандиозный дипломатический скандал, усугубленный тем обстоятельством, что фрау Фермерен приходилась родственницей послу Германии Францу фон Папену.

Гитлер пришел в неистовство. (Примечательно, что примерно в эти же дни уже к американцам сбежала секретарша штурмбаннфюрера Мойзиша, из-за чего рухнуло сотрудничество с «Цицероном», но об этом, естественно, Гиммлер Гитлеру не доложил.)

В результате 12 февраля 1944 года под грифом «Совершенно секретно» был издан приказ Гитлера за № 1/44. В первом пункте приказа фюрер объявил об учреждении единой немецкой разведывательной службы. Во втором пункте он возложил руководство объединенной разведывательной службой на рейхсфюрера СС.

Адмирала Канариса освободили от должности и отправили в отпуск. По истечении этих первых его за все годы войны каникул Канарис был назначен на малозначительную должность начальника штаба особого назначения, ответственного за ведение экономической и торговой войны. (Таковую фактически Германия уже ни с кем не вела.) Располагалось это ведомство в местечке Эйхе под Потсдамом.

Абвер-I и абвер-II были переданы в РСХА в качестве Управления военной разведки Militдrisches Amt (Mil Amt). Начальником нового управления был назначен бывший начальник абвера-I полковник Георг Хансен.

Разведка и контрразведка, функционирующие непосредственно в войсках, Гиммлера не интересовали. Их оставили в армии под общим руководством штаба оперативного командования вермахта под названием Frontauf-Kl?rungs – «фронтовая разведка».

Что же касается полковника Хансена, то с его назначением произошло нечто фантастическое: в его лице в РСХА теперь служил… самый настоящий участник антигитлеровского заговора!

Георг Хансен был одной из самых ярких фигур в абвере. Вышло так, что долгое время он пребывал в тени авторитета бывшего начальника абвера-I полковника Ганса Пикенброка. Последний фактически замещал Канариса по руководству аппаратом, предоставляя адмиралу возможность поддерживать контакты с высшим руководством вооруженных сил и государства. За три года Пикенброк всего один раз был в кабинете начальника Генерального штаба генерал-полковника Франца Гальдера. Тем не менее он несколько раз лично выполнял деликатные поручения адмирала. Так, за пять дней до вторжения в Норвегию именно он секретно встречался в Копенгагене о Видкуном Квислингом. Судя по всему, Пикенброк был единственным человеком в абвере, которого можно было считать личным другом Канариса. И это при том, что он всегда обращался к нему «ваше превосходительство», как это было принято при кайзере, а не «господин адмирал».

В 1943 году, в марте, Пикенброк добровольно оставил службу в абвере и отправился в действующую армию на Восточный Фронт в качестве командира полка, а затем и 208-й пехотной дивизии. Это была единственная возможность для честолюбивого офицера получить, наконец-то, желанное генеральское звание.

Хансен служил в разведке с 1937 года – в Генштабе, в отделе «Иностранные армии Запада», специализируясь на изучении вооруженных сил Великобритании и США. Затем был переведен в отдел «Иностранные армии Востока», где руководил рефератом, занимавшимся армиями балканских и ближневосточных стран. В 1942 году он был переведен на русский участок и стал известен тем, что поставлял верховному командованию исключительно объективную информацию о состоянии Красной Армии.

Хансен руководил абвером-I почти год после ухода Пикенброка и вплоть до смещения Канариса[131]. Тогда, оставаясь шефом абвера-I, он одновременно возглавлял и все ведомство в процессе его поглощения РСХА. Затем остался там в качестве руководителя Мил-Амт.

Хансен действительно принимал активное участие в подготовке покушения на Гитлера. 16 июля он встречался с некоторыми заговорщиками на квартире полковника Штауффенберга – того самого, кто через четыре дня подложил бомбу под стол в ставке Гитлера…

Вскоре после 20 июля Хансен был вызван к Кальтенбруннеру, прямо в кабинете шефа РСХА арестован и казнен через полтора месяца. Жена Хансена тогда ожидала рождения их пятого ребенка…

Адмирал Канарис долгие месяцы пребывал под сильным подозрением гестапо, но прямых свидетельств его участия в заговоре не было. Лишь много месяцев спустя фактически случайно были найдены дневники адмирала, спрятанные им, как он полагал, в «надежном месте». Можно только поражаться тому, что сверхосторожный разведчик не уничтожил компрометирующие его бумаги. Сказался немецкий менталитет – до конца дней бережно хранить даже самый малозначительный документ, вплоть до счетов из бакалейной лавки за много лет…

Из дневников адмирала явствовало, что он знал довольно много о заговоре и некоторых заговорщиках. И не донес об этом ни своему прямому начальнику генерал-фельдмаршалу Кейтелю, ни Гиммлеру.

Канарис был арестован, подвергнут пыткам и повешен 9 апреля 1945 года. Ровно за месяц до окончания Второй мировой войны в Европе.

В тот же день был казнен и генерал-майор Ганс Остен.

События 20 июля 1944 года подвели черту в истории абвера окончательно. Мил-Амт был ликвидирован. Его рефераты вместе с сотрудниками поделили между собой Амт-IV (гестапо) и Амт-VI (внешняя разведка СД).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.