Мотор и привидение Проспект Буденного, 16

Мотор и привидение

Проспект Буденного, 16

Вокруг Семеновской заставы издавна сложилась Семеновская слобода, где главным стал Слободской проезд. В 1922 году его переименовали в проспект Буденного в честь бесстрашного революционного маршала-военачальника. С 1912 года здесь размещались корпуса завода (сначала совместного российско-французского, а потом и российского), который теперь носит название «Салют» имени М. Фрунзе (опять же советского военачальника) и имеет адрес – проспект Буденного, 16.

Завод этот изначально выпускал продукцию самых высоких технологий своего времени – авиационные двигатели-моторы. А вот именовался довольно сказочно – завод «Гном». В 1912 году он был филиалом французской фирмы «Гном-Рон». И поначалу двигатели здесь лишь собирались, а все детали поставляли из Франции. Но вот только они постоянно задерживались в пути, а частенько оказывались вообще некачественными. Их приходилось «доводить до ума» уже на самом «Гноме» вручную.

И тогда инженер-рижанин Федор Федорович (по-иному – Теодор Теодорович и даже Генрихович) Калеп в 1911 году изготовил на базе моторов «Гном» собственный авиационный мотор К-60. Через пару лет усовершенствовал его. Да так удачно, что все летчики отметили, что его моторы, установленные на самолеты, обладали более высокими эксплуатационными качествами, чем французские. Так началась история авиационных двигателей и моторов России. Но в апреле 1913 года первый российский конструктор авиадвигателей умер в самом расцвете сил. Ему всего-то было 47 лет. И вот в цехах «Гнома» стали поговаривать – не успокоился конструктор, является приглядеть за производством. Конечно, это было большое допущение. Ведь на самом деле Калеп большую часть работы провел на заводе «Мотор» в Риге, где был совладельцем и директором. На московском же заводе его двигатели только доделывались, сравниваясь с французскими. Но, видно, рабочим было приятно утверждать, что конструктор и после смерти печется о своем детище. Ну не нравилось им французское руководство. Хотелось погордиться своим, российским мотором.

После революции завод стал «Салютом», но продукция его по-прежнему ценилась невероятно высоко. Развивающемуся производству понадобились новые площади. И чего далеко ходить? Прямо рядом находилась территория старого Семеновского кладбища. Правда, о нем имелась историческая память. Образовалось оно как раз после насыпи земляного Камер-Коллежского вала – тогда было решено вынести за его кольцо московские кладбища. Вот и у Семеновской заставы быстро соорудили погост. В основном хоронили здесь служивый люд – солдат и младших офицеров, поскольку недалеко был Лефортовский военный госпиталь. После Отечественной войны 1812 года сюда свезли найденные по Москве тела французских захватчиков. Уже в ХХ веке скорбные ряды пополнились теми, кто был убит во время революции 1905 года – рабочими Красной Пресни. Ну а там подоспела Первая мировая война и Октябрьская революция. И все внесли свой вклад в пополнение Семеновского кладбища.

Однако власти мало когда отличались почтением «к отеческим гробам». Так что в 1930-х годах часть территории кладбища (вдоль улицы Семеновский Вал) решено было отдать под промышленные площади завода «Салют». Весной 1935 года на кладбищенских воротах вывесили объявление о том, что некрополь закрыт и захоронения запрещены. Кое-как сровняв могилы с землей, на их месте спешно возвели новые цеха и ангары. И в одном из них разместился опытный цех для испытания авиационных двигателей. И началось непонятное.

Рабочие, остающиеся в ночную смену, стали жаловаться на… непонятно как возникающий липкий страх, головокружение и боль, на то, что они чувствуют чье-то постороннее и пугающее присутствие. Дошло до того, что люди стали отказываться выходить в ночную смену и пересказывали друг другу леденящие душу истории о встречах с… призраком.

– А потому, – шептались рабочие, – что цех этот построили прямо на костях. Кладбище было тут. Вот покойники и мстят. Не любят они, когда их тревожат!

Правда, в «органах» подумали иначе. Какие призраки, когда вокруг полно иностранных шпионов, жаждущих выведать и украсть технические секреты Страны Советов?! Да и собственных вредителей в стране масса. Небось гримируются под призраков и пытаются сорвать работу по испытанию новых двигателей.

Происходящим заинтересовался НКВД. Решено было поручить разведку опытному товарищу – коммунисту со стажем и потомственному рабочему, который, кстати, в 1920-х годах и сам работал в ЧК, – Ивану Сергеевичу Храпову. В датах данные несколько расходятся. Есть записи, что расследование начали в декабре 1939 года, а есть – что весной 1941-го. Скорее всего, просто дело двигалось медленно, потому что то, что выяснялось, не лезло ни в какие ворота. Понятно, что о ТАКОМ просто боялись доложить начальству.

Храпова перевели в испытательный цех, он познакомился с рабочими и стал выходить дежурить в ночную смену. Поначалу ничего подозрительного не происходило, но вот на испытание поступила новая модель мотора. В первый же день, проходя по цеху, внимательный Храпов услышал сдавленный и испуганный вскрик. Молодой парень, стоявший у испытательного стенда, вдруг побелел и мелко затрясся.

– Что такое? – метнулся к нему Храпов.

Но парень уже пришел в себя. Протер глаза и прошептал:

– Ничего… так… показалось…

Через пару часов подключили мотор на другом испытательном стенде. Но только он начал работать и подошедший рабочий попытался увеличить мощность, как мотор взревел, а испытатель схватился за горло.

Подбежавший Храпов подхватил рабочего, пытаясь узнать, что происходит. И тот, путаясь, сказал, что, едва он собрался запустить мотор на большую мощность, некто невидимый схватил его за горло.

К вечеру запустили мотор на третьем испытательном стенде. И снова, едва рабочий на стенде попытался увеличить мощность, его тоже некто невидимый схватил за горло, пытаясь помешать испытаниям. Это был уже явный саботаж и, конечно, вредительство.

Храпов распорядился, чтобы испытания проводили на одном стенде. Бегать по всему цеху было не ко времени. А вредителя следовало схватить за руку с поличным. Но странные случаи прекратились.

Однако ночью произошло новое ЧП. Храпов остался в цеху с одним мотористом. Подошла полночь. Глаза у старого рабочего стали закрываться, и тут вдруг он услышал дикий грохот двигателя, за ним… полное молчание. Но как двигатель мог замолчать?! Храпов с трудом разлепил веки и увидел невероятную картину: стенд работал вхолостую, а у стены дрались двое – моторист ночной смены и некто… белесый, почти прозрачный. Невысокая фигура, седые волосы и такие же усы. И этот призрак пытался оттолкнуть моториста от испытательного стенда, на котором вхолостую крутился мотор.

Храпов кинулся к мотористу на помощь. Нужно оттолкнуть постороннего «белесого», а потом и скрутить этого врага народа. Ясно же, что это проникший в цех вредитель, а может, и шпион. Вот только руки Храпова прошли сквозь белесую фигуру. И сам призрак растворился в воздухе.

И в этот миг двигатель, взвыв на стенде, вдруг задымил. И моторист, и Храпов вздрогнули в диком испуге – если бы этот мотор запустили на полную мощность, он бы взорвался. И тогда покалечил бы и Храпова, и рабочего. Выходит, призрак, не дав этого сделать, спас им жизнь. Он что же, понимал, что мотор неисправен и взорвется?!

Наутро Храпов доложил все пришедшему человеку из «органов». Тот, конечно, выслушал. Но только плечами пожал. С одной стороны, не доверять заслуженному рабочему-чекисту и коммунисту со стажем у него не было оснований. С другой – мало ли чего может примерещиться человеку в возрасте – хоть сто раз заслуженному…

Конечно, Храпов почувствовал, что веры ему нет. Потому сам пошел по начальству и предложил перепроверить сборку и комплектацию моторов новой серии. Выяснилось поразительное – моторы с браком. Много дней и ночей думал потом старый рабочий – а ведь призрак не просто так бродил по испытательному цеху и не давал рабочим включать неисправные моторы на полную мощность. А ну как они бы включили их все? И людей и цех разнесло бы вдребезги…

А однажды в заводской многотиражке старик наткнулся на статейку о «пионере моторостроения» и увидел размытую фотографию с подписью «Федор Калеп». Ахнул да и кинулся к мотористу, с которым дежурил у стенда в ту роковую ночь. Моторист поглядел и присвистнул:

– Гляди-ка, он!

– Никому не сказывай! – зашептал старик Храпов. – Молчи! Не поверят. Затаскают еще…

Выходит, правду сказывали старые рабочие про то, что инженер и после смерти контролировал выпуск своих двигателей. Вот и ограждал людей от смерти.

Неправда это, что ушедшие всегда пытаются напакостить живым. Чаще они как раз пытаются уберечь тех, кто остался. Особенно те, кто при жизни были хорошими людьми. Потому и прорываются из своего времени в наше. А как иначе? Все мы – москвичи. И время у нас одно – московское.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.