Глава 10. ФАЛЬШИВЫЙ НОС

Глава 10. ФАЛЬШИВЫЙ НОС

Исполнением печальной миссии наши заботы не ограничивались. У нас на борту оставалось несколько тяжелораненых, нуждавшихся в срочной медицинской помощи, а еще и топливо заканчивалось. До Маддалены мы могли и не дотянуть, поэтому Корни принял решение идти в Бастию, расположенную на северо-востоке Корсики. Мы знали, что неделей раньше Бастия была освобождена силами Свободной Франции, и надеялись, что она окажется для нас открытой и там найдется подходящий госпиталь.

На следующий день после проведения церемонии погребения матроса в море мы подошли к старому порту Бастии.

Мы с радостью заметили, что в порт как раз входит 662-я (командир – Тим Блай, штурман – Гордон Сертис). На ней замигала сигнальная лампа, проинформировав нас, что 662-я прибыла сюда, чтобы подготовить портовые мощности. Наше неожиданное появление добавило срочности ее миссии.

Мы пришвартовались рядом с лодкой Тима, и экипаж приступил к уборке палубы. Матрос развернул шланг, и в палубу ударила тугая струя воды. Я уже слышал выражение «кровь текла по шпигатам», но до этого серого октябрьского утра оно оставалось для меня только словами. Теперь же я своими глазами видел капли и потеки крови на бортах и переборках, окрашивавшие воду в розовый цвет, и снова переживал события прошлой ночи. Экипаж 662-й молча следил за нашими действиями, а Тим и Гордон поднялись на борт, чтобы послушать рассказ о наших приключениях.

Мне предстояло отправиться в госпиталь и определить туда двух тяжелораненых матросов, которые нуждались в операции. Приложив немало усилий, я отыскал необходимое лечебное учреждение, но оказалось, что немцы оставили его в плачевном состоянии. Теперь здесь работали монахини, а из врачей был только один французский хирург, который и пытался справиться со всеми жертвами недавних боев за освобождение острова. Здесь катастрофически не хватало всего: воды, медикаментов, медицинского персонала и места – люди сидели и лежали везде.

Я шел по грязному, вонючему коридору и случайно заглянул в дверь одной из палат. У меня замерло сердце. Увиденное напомнило попавшуюся мне в одной из книг картину, изображавшую госпиталь периода Крымской войны до того, как в нем появилась Флоренс Найтингейл. Пациенты были оборванными и грязными, на кроватях не было белья – только тонкие одеяла. Здесь царила смерть и безнадежность. Могли ли мы отправить наших людей сюда?

Я нашел хирурга и на школьном французском как мог объяснил ему наши проблемы. Он распорядился, чтобы за нашими ранеными послали машину. Затем я подписал какой-то документ, разрешающий ему при необходимости оперировать. Больше я ничего не мог сделать.

В тот же вечер мы пришли навестить раненых и были потрясены их положением. Им обработали раны, но больше эти люди не получили никакого ухода. Они лежали грязные и прикрытые каким-то тряпьем в душной переполненной палате. Болдерсон, похоже, понимал, что умирает. Ему было очень больно, но он через силу улыбнулся и прошептал, обращаясь к Корни:

– Желаю удачи вам и 658-й, сэр. Я горжусь, что служил на ней.

Ночью он умер, а на 658-й в знак траура приспустили флаг. Чизвелл, которому ампутировали руку, вопреки ужасным условиям, быстро поправлялся и через несколько недель был отправлен домой. Раны Фредди Уорнера тоже обработали в госпитале, где он на некоторое время остался, главным образом ради того, чтобы следить за состоянием Чизвелла.

На следующий день мы бросили якорь рядом с обломками торгового судна в заливе Бастии и занялись необходимыми делами. Нам предстояло сделать очень много, прежде чем корабль снова сможет выйти в море на бой с противником, и в первую очередь тщательно осмотреть, почистить и смазать орудия. Но больше всего мы стремились к кратковременной передышке, чтобы в спокойной обстановке обдумать недавние события.

Трагическая гибель 636-й и случайная потеря хороших людей омрачала тот факт, что мы очень неплохо показали себя в схватке один на один с противником. Если бы не это, мы могли бы в полной мере ощутить гордость и удовольствие оттого, что в одиночку потопили два вражеских корабля, а значит, чуть-чуть приблизили окончательную победу над противником.

Мы все тяжело переживали случившееся, но больше всего это отразилось на Корни. Его вины в происшедшем не было. Наш сигнал заметили слишком поздно, орудие на 636-й слишком быстро открыло огонь, угол подхода и видимость затруднили идентификацию, а в довершение этой цепи случайностей наш огонь (в этом случае к несчастью) оказался слишком точным.

И хотя Корни никто не обвинял, было очевидно, что его одолевают мрачные мысли. Мы ничем не могли ему помочь. Он был командиром и с достоинством нес свою личную ношу. А на команду первый бой повлиял, в общем, благоприятно. Теперь люди чувствовали уверенность в себе и своих товарищах, осознали важность грамотной технической эксплуатации и своевременного обслуживания орудий, машин и механизмов. Больше никому не приходилось гадать, что будет в бою. Люди это точно знали и не испытывали страха. Каждый член команды почувствовал себя ценным звеном прочной цепи.

Днем позже мы вернулись на Маддалену и были тепло встречены командами других лодок и катеров. К нашим достижениям все отнеслись с восторгом, а к чувствам – с пониманием и уважением. Товарищи помогли нам развеять печаль и с оптимизмом взглянуть в будущее.

В отличие от портов, где мы до сих пор базировались, на Маддалену не заходили большие военные корабли. Изредка здесь случайно появлялся эсминец, но в целом это была база Береговых сил, субмарин и минных тральщиков. Персонал базы расположился в очень симпатичной вилле на берегу, все ее службы находились в удобных местах и, как и причалы, были хорошо защищены.

Организовав работу базы в Маддалене, коммандер Аллен отправился на север и принялся создавать базу в Бастии, стремясь поместить здесь все необходимое для оперативных нужд малого флота. Бастия, расположенная всего лишь в 30 милях от Эльбы, занимала очень выгодное географическое положение. Поэтому такая база быстро приобрела первостепенное значение, а база на Маддалене приобрела статус «тыловой», куда лодки заходили только для отдыха и текущего ремонта, а также для получения запасов продовольствия и боеприпасов.

Вскоре в Бастию прибыла 15-я американская флотилия патрульных торпедных катеров (РТ). Хотя их база размещалась в маленьком старом порту, а наша – в новой гавани, мы часто сталкивались и быстро установили дружеские отношения с американскими офицерами. Их патрульные торпедные катера были очень неплохи, но вот радары заставили нас позеленеть от зависти. При первой же возможности Корни напросился на один из катеров флотилии, чтобы увидеть радар в действии, – вернулся он переполненный впечатлениями.

Их радарная антенна не была направленной, как наша, а постоянно вращалась внутри купола, установленного на невысокой мачте. Экран был круглым, и на нем совершал круговые движения зеленый световой указатель – радиус. Любая цель на расстоянии до 10 миль была показана светящейся точкой. Его значение в трудных навигационных условиях невозможно было переоценить. На экране катер располагался в центре, и было ясно видно его положение относительно берегов вокруг.

Изобретение было чрезвычайно удачным. А поскольку мы почти сразу начали выходить в море смешанными группами, один или два американских катера РТ становились «глазами» двух-трех дог-ботов. Наши вероятные цели были небольшими судами, и их было удобнее атаковать артиллерией, чем торпедами. Поэтому только в сотрудничестве с нами американские катера оказывались максимально полезными. У американцев было немало отличных моряков, и, хотя мы нередко критиковали их за неэффективность, тем не менее, искренне радовались и никогда не отказывались от совместной работы. Один из их офицеров служил во флотилии патрульных торпедных катеров, описанной в книге «Они могли распространяться», посвященной отступлению с Филиппин после Пёрл-Харбора.

Миновал месяц отвратительной погоды и неприятных, скучных, ничем не примечательных патрулей, и мы наконец получили приказ участвовать в операции с «фальшивым носом» (такое обозначение нравилось нам значительно больше привычного «плаща и кинжала»). Мы с энтузиазмом включились в подготовку. К этому времени Пик уже командовал 655-й, а Тони и я выполняли свои новые обязанности на 658-й.

Мы впервые узнали о том, что избраны для выполнения специального задания, когда Корни был вызван на базу к Роберту Аллану. Там его познакомили с французским офицером (его звание соответствовало нашему лейтенанту-коммандеру), отвечавшим за группу из трех французских агентов, которым предстояла тайная высадка на Эльбе.

Уже на следующее утро француз доставил на борт своих людей и большое количество оборудования. Я долго и с неподдельным интересом следил за грудой ящиков, растущей на палубе, после чего отправился к Корни.

– А как это будет переправлено на берег? Им же нужен полноценный десантный корабль, а не 10-футовая шлюпка.

Все оборудование было перенесено в кают-компании, и агенты показали нам немало любопытного. У них были портативная рация, предназначенная как для передачи, так и для приема, надувная резиновая лодка, а также всевозможные винтовки и ножи.

Мы вместе изучили карту и отметили точку, в которой им необходимо высадиться на берег. Немцы равномерно разместили батареи и посты наблюдения на берегу, но, судя по данным разведки, существовала возможность незаметно подойти и высадить людей на небольшом песчаном пляже, скрытом от посторонних глаз мысом, носящим имя Понте-Занка.

Я тактично поднял вопрос о количестве их оборудования и заметил, что четыре человека с таким грузом могут оказаться неподъемными для нашей маленькой шлюпки. Почему бы не использовать две, а потом спрятать их на берегу?

Агенты не хотели и слышать об этом. Вероятно, они были правы, поскольку обнаружение шлюпок однозначно указывало бы на их высадку и повлекло за собой либо поимку, либо ужесточение мер безопасности на острове. Поимка агентов означала их смерть.

Мы вышли в море с группой лодок и катеров и для начала приступили к патрулированию северного побережья Эльбы. Ничего подозрительного не было замечено. Затем американские РТ, использовав свои радары, направили нас к точке высадки, причем настолько удачно, что мы вполне могли проделать весь остальной путь по счислению, ничуть не опасаясь высадить французов перед носом у немецких часовых.

Ночь была чернильно-черной, а низко плывущие облака снижали и без того не слишком хорошую видимость. В общем, условия для высадки были идеальными, если, конечно, мы сумеем найти нужное место.

В двух милях от берега мы остановились, и я пошел в корму, чтобы проследить за спуском шлюпки. Мы тщательно закрепили ее и начали буксировать за кормой, осторожно «подползая» к темневшему в отдалении берегу.

Проверив расстояние, Тони доложил:

– До берега 200 ярдов, сэр.

Мы подошли еще немного ближе и застопорили машины. Было очень тихо, только телеграф, казалось, клацал громче, чем обычно. Все говорили шепотом. На часах было 22.55 – время высадки агентов.

Спустили трап, Магуайр подвел к нему шлюпку. Я осмотрел четырех агентов, нагруженных как лошади, и уже в который раз с тоской подумал о незавидной участи нашей шлюпки. Мы обменялись торжественными рукопожатиями, после чего французский лейтенант-коммандер дал людям последние наставления. Он должен был отправиться на берег с ними и потом вернуть обратно шлюпку.

Французы начали спускаться по трапу. Естественное волнение делало их неловкими, и второй агент споткнулся, переступая банку, и повалился на один борт шлюпки, едва ее не перевернув. Уже находившийся в шлюпке агент вцепился обеими руками в планшир, чтобы не вывалиться в воду, уронив свою ценную поклажу. К счастью, за борт ничего не выпало.

Прежде чем второй агент устроился в шлюпке, начал спускаться третий. Возвестив о своем прибытии громким шепотом, он вытянул ногу и осторожно ступил на среднюю банку. Но лишь только он начал переносить свой вес, как шлюпка отодвинулась от трапа и очень медленно заскользила в ночь. Несчастный вцепился руками в трап, а ногами зацепился за банку и слегка попискивал от страха, в то время как его тело образовало почти горизонтальный мостик. Мы бросили другой трос и подтянули шлюпку вплотную к борту, дав, наконец, возможность неудачливому агенту очутиться в шлюпке целиком. Теперь все было нормально. Мы передали французам весла, они помахали нам на прощание и направились к берегу.

Шлюпка прошла всего лишь несколько ярдов, когда мы заметили, что два агента, спокойно сидевшие на кормовой банке, пытаются встать – очень необдуманное телодвижение на шлюпке. Морской офицер, сидевший на веслах, знал не понаслышке, что такое центр тяжести, и принялся успокаивать непоседливых агентов, но они продолжали активно двигаться, а шлюпка начала угрожающе раскачиваться. Мы видели, что оба ни в какую не желали садиться. В конце концов тот из двоих, что был крупнее, потерял равновесие и с шумом рухнул в воду. Шлюпка, из которой неожиданно убрали 12 стоунов[10] груза, резко накренилась на противоположный борт, и в нее начала поступать вода.

Ситуация не была безнадежной, но троим оставшимся в шлюпке следовало сохранять хладнокровие. Но нет, агент на носовой банке перегнулся через борт и попытался втащить своего насмерть перепуганного коллегу обратно. Очевидно, французы слишком часто нарушали законы равновесия, чтобы это могло остаться безнаказанным, и шлюпка перевернулась. Последовало секундное молчание, а затем ночная тишина взорвалась громкими воплями барахтающихся в воде людей. Первым делом мы пересчитали головы – их было четыре, хотя шума они создавали столько, словно их было минимум втрое больше.

Мы перебросили через борт сеть, после чего Тони прикрепил бросательный конец к спасательному жилету и бросил его пловцу, находившемуся дальше остальных. Затем Магуайр спустился на нижнюю ступеньку трапа и помог первому из французов вернуться на борт.

Никто даже не вспомнил, что мы находимся в какой-то сотне ярдов от вражеского берега. Голоса обезумевших французов и членов команды 658-й, подбадривающих пловцов на весьма сомнительном французском, разносились далеко вокруг. Двух агентов удалось выловить довольно быстро, но двое других окончательно потеряли головы от страха. Они ничего не предпринимали для собственного спасения, только бездумно бултыхались в воде и отчаянно голосили, причем преимущественно в верхнем регистре. Окажись поблизости немцы, они бы, вне всякого сомнения, решили, что началась высадка крупных сил союзников.

Один из французов, обратив к нам бледное лицо, принялся объяснять, что при падении сломал руку, но только договорить он не успел, угодив под струи сточных вод, льющиеся из трубы на борту корабля. После этого наш матрос Смит сжалился над беднягой, нырнул за ним и помог забраться на борт. Но теперь мы нигде не видели четвертого члена команды – французского моряка. Мы его отлично слышали (а кто бы не услышал?), но не видели. Потребовалось некоторое время, чтобы понять: он попал под острую скулу в носовой части корабля. При каждой волне несчастный получал чувствительный удар по голове. И снова Смит вызвался нырнуть. К этому времени Корни уже начал беспокоиться. Поднялся северный ветер, и нас несло к месту, где вполне могли располагаться береговые батареи. Но через несколько секунд Смит вынырнул, подталкивая перед собой последнего француза. Как только все искупавшиеся оказались на борту, Корни повел 658-ю прочь от берега.

Отойдя от берега на несколько миль, Корни сдал мне вахту и пошел в кают-компанию посмотреть, что поделывают французские агенты. Они уже высохли и переоделись, позаимствовав одежду у членов команды 658-й. Следует отдать им должное – они собирались все-таки высадиться на берег и продолжать операцию. Но двое из них определенно находились в состоянии шока и страдали от последствий чрезмерного употребления внутрь морской воды. Поэтому, поразмыслив, командир группы решил отправить на берег только одного человека, даже несмотря на потерю оборудования.

В полночь 658-я снова подошла к берегу. На этот раз использовали резиновую лодку, а вездесущий Смит снова вызвался поучаствовать – помочь французскому лейтенанту доставить агента на берег.

Мы напряженно ожидали возвращения лодки, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Но Смит греб настолько бесшумно, что лодка обнаружилась, только когда она вплотную подошла к борту. Корни с облегчением вздохнул.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.