Глава 4 Саксония, Бавария и Вюртемберг

Глава 4

Саксония, Бавария и Вюртемберг

Если не учитывать различные внешние вмешательства в естественный ход событий и посмотреть, как все складывалось исторически, станет ясно, что положение, которое занимала родовая аристократия в офицерском корпусе, было характерно для исконных прусских земель к востоку от Эльбы, где сложилась особая социальная структура. На юге и на западе империи ситуация была иной, за исключением Саксонии. Условия формирования саксонского офицерского корпуса были очень похожи на то, что происходило в Пруссии. В XVIII и начале XIX века саксонское офицерство полностью состояло из дворян. В кадетский корпус, который долгие годы оставался единственным источником офицерских кадров, допускались только сыновья дворян. И лишь когда французская революция 1830 года распространилась до Саксонии, кадетская академия лишилась своего аристократического характера. Тогда был издан приказ о допуске юношей из буржуазных семей в учебные учреждения, готовившие кадры для офицерского корпуса. Так, в 1831 году в Саксонии в такие заведения наряду с двадцатью дворянами были приняты шесть буржуа. На следующий год обучались уже семнадцать дворян и одиннадцать буржуа, в 1833 году это соотношение составляло девятнадцать к восьми, а в 1834 году – двадцать два к четырем, не учитывая так называемых «добровольцев», которые были выходцами из буржуазных семей. Таким образом, преобладание дворян среди саксонских офицеров было не столь разительным, но все же весьма отчетливым, и до конца 70-х годов положение не менялось, что можно увидеть из списка саксонских офицеров (без данных по военным врачам).

Начиная с раздела Саксонии Венским конгрессом в 1815 году количество дворян в офицерском корпусе практически не менялось в течение десятилетий. В 60-х годах, вследствие шедших в те годы войн, количество офицеров-буржуа на какое-то время превысило количество дворян, но в 80-х они снова оказались в большинстве. Когда возникла потребность в резком увеличении численности армии, то именно буржуазия предоставила новые кадры для офицерского корпуса, и с тех пор более четырех пятых саксонского офицерства составляли выходцы из буржуазных семей.

В Баварии дело обстояло совершенно по-другому. Это государство обладало второй по величине армией в федерации и сохранило остатки независимости, но объединенная армия развивалась по тем же основным направлениям, что и прусская. Социальное происхождение баварских офицеров отражало типичные тенденции для Южной Германии в целом.

Если мы начнем с периода, непосредственно следующего за Тридцатилетней войной, которая стала поворотным пунктом в военном развитии не только Пруссии, но и всей Европы, первое, что мы обнаружим, – это то, что в Баварии среди офицеров было гораздо меньше дворян, чем в Пруссии. Лишь высшее командование действительно состояло из дворян, и в значительной степени это были иностранцы – преимущественно итальянцы и французы. И в XIX и начале XX века итальянские и французские фамилии все еще часто встречались в списках баварских офицеров. Лейтенанты, унтер-офицеры и корнеты набирались не только из дворян, но также из хорошо себя зарекомендовавших унтер-офицеров: алебардщиков и копейщиков. Разумеется, не было ничего необычного в том, что молодые офицеры благородного происхождения быстрее получали повышение, чем те, кто прослужил дольше. В целом повышение рассматривали скорее как знак благосклонности, чем как награду за заслуги, по крайней мере во времена курфюрста Фердинанда Мариа (1651—1679). И даже сам курфюрст Максимилиан II Эммануэль в начале Войны за испанское наследство жаловался, что вся баварская знать представлена в его армии лишь десятком имен.

В подобных обстоятельствах на социальное происхождение курсантов обращали гораздо меньше внимания, чем в Пруссии. Счастье, если вообще удавалось набрать требуемое количество людей, обладающих командирскими способностями, и поэтому существовало несколько путей, чтобы стать офицером. Рядовые солдаты и унтер-офицеры могли получить офицерский чин за особые заслуги; можно было пойти в армию добровольцем в расчете на повышение; можно было получить назначение как знак особой милости курфюрста; и можно было перейти из армий других государств. Тщательное исследование показало, что вторым по частоте после последнего упомянутого метода было присвоение офицерских званий тем, кто пробивался из рядовых. Увеличение количества добровольцев, поступавших на службу в надежде на повышение, носило лишь временный характер, и таким путем шли в основном сыновья офицеров и чиновников или юноши из респектабельных семей, как дворянских (преимущественно иностранных), так и буржуазных. Воспитанный в армии с таким пестрым офицерским составом, генерал фон Мейндрес, должно быть, очень удивился, когда в 1751 году курфюрст Максимилиан III Иосиф послал его в Берлин, чтобы собрать сведения о прусской армии, и он увидел, насколько прусское офицерство однородно по своему социальному составу.

Основным результатом этой поездки стало учреждение в 1756 году в Мюнхене Баварского кадетского корпуса по образцу Прусского. Прошло еще полвека, прежде чем это учебное заведение действительно стало готовить кадры для баварского офицерского корпуса, как в Пруссии и Саксонии. В 1778 году курфюрст Максимилиан III Иосиф умер, и его преемник Карл-Теодор Палатинат объединил баварские земли, которые до этого были разделены веками. Исконная Бавария на Дунае осталась равнодушна к этому достижению, и кадетскому училищу в Мюнхене почти не уделялось внимания. По словам генерала Газы, инспектора инфантерии, оно «больше походило на богадельню», и в результате воинские подразделения «бесчестил всякий сброд», поскольку в училище принимали даже сыновей кучеров, копейщиков, алебардщиков, секретарей и членов муниципального совета, если у них была протекция. Такое высказывание свидетельствует не только о высокомерии его автора – аристократа, но и о значительном преобладании буржуазии среди кадетов, а также демонстрирует широту спектра их социального происхождения. Тем не менее в 1791 году в училище было 84 кадета-буржуа, но также и 34 дворянина; в 1797 (так же как, по случайному совпадению, и в 1802 году) был 61 буржуа и 55 дворян. Соотношение практически равное. Но как бы то ни было, социальный состав кадетского училища, которое в то время переименовали в академию, не оказал эффективного влияния на баварское офицерство. В последние десятилетия XVIII века это заведение приобрело чисто академический характер и перестало выполнять функцию подготовки армейских кадров.

Действительно важным для армии был тот факт, что, как только власть курфюрста Карла-Теодора распространилась на всю Баварию, он объявил о своем намерении поднять социальный уровень своих офицеров. 22 июля 1778 года был издан рескрипт, предписывающий «не принимать на службу кадетов, которые не были бы сыновьями землевладельцев или офицеров или по меньшей мере не происходили бы из хороших семей». Этот короткий, но многозначительный рскрипт вдвойне важен, поскольку не только освещал существовавшую до этого практику, но и придавал решающее значение социальному происхождению в целом. Более того, он уравнивал сыновей из дворянских семей с сыновьями офицеров и представителями других высших, но не дворянских классов и выражал пожелание, чтобы офицеры набирались только из этих социальных групп.

Племянник и преемник Карла-Теодора – Максимилиан IV Иосиф (впоследствии король Максимилиан-Иосиф I) продолжил эту политику социальной дискриминации, хотя она противоречила, по крайней пере в принципе, реформам, предпринятым его министром, графом Монтжеласом. За несколько лет до того, как Штейн и Харденберг смогли начать аналогичную работу в Пруссии, граф Монтжелас лишил структуру баварского государства ее феодального характера, отменил сословные привилегии, унифицировал и наладил внутреннее управление, национализировал систему образования и так далее. Параллельно проводилась реформа армии, но этим курфюрст занимался лично. С помощью полковника барона фон Вернека он в 1885 году вновь открыл Баварский кадетский корпус, но на совершенно новой основе. Единственной функцией этого учреждения становится подготовка молодых офицеров. Этой цели был подчинен весь учебный процесс, и отныне, кроме совсем уж исключительных случаев, офицером сможет стать лишь тот, кто прошел полный курс обучения и подготовки в кадетском корпусе.

При общем количестве офицеров в 900 человек нормальные потери в год составляли около тридцати человек.

При таких потребностях численный состав кадетского корпуса был установлен в 210 кадетов, и, чтобы добиться такой численности, пришлось воспользоваться благотворительными возможностями учреждения – пожертвованиями и стипендиями. Для родителей, чьи сыновья зачислялись в кадетский корпус, это был повод для гордости, поскольку прием ограничивался: а) сыновьями баварских дворян, б) сыновьями заслуженных офицеров на баварской службе, в) сыновьями советников и других гражданских служащих такого же ранга. Очевидно, это были все те же три категории, что указывались в рескрипте Карла-Теодора двадцатью семью годами раньше, в то время, когда, как мы видели, в Пруссии офицеры отбирались полностью на феодальной основе. Однако эти три категории не могли обеспечить достаточное количество рекрутов для Баварского кадетского корпуса, и в 1828 году при короле Людвиге I его социальная база была расширена. В нее были включены юноши из семей, не попадающих в эти три категории, и даже иностранцы, если они удовлетворяли остальным требованиям. Одновременно с этим количество учащихся было уменьшено до 150.

В результате социальный слой, из которого могли набираться кадеты, а впоследствии офицеры, был расширен практически до бесконечности, и революционеры 1848 года совершенно безосновательно обвиняли кадетский корпус в том, что он служит интересам правящих классов за счет всего общества. Эти нападки частично объяснялись тем, что идеологией революции было общегерманское демократическое движение, но некоторым основанием для них служило предпочтение, которое оказывалось представителям этих трех классов при приеме в кадетский корпус. Революция 1848 года оказалась бессильна изменить сложившуюся ситуацию, но и внутри этих трех привилегированных классов большинство вакансий также заполнялось сыновьями офицеров. Вплоть до 1901 года сыновья высокопоставленных чиновников почти не поступали, дети учителей и им подобных категорий граждан были представлены в весьма незначительных количествах, и едва ли возможно было найти там сыновей крестьян и ремесленников.

Однако мы должны на время вернуться к событиям 1848 года. Увеличение армии, произошедшее в том же году, автоматически привело к тому, что кадетский корпус больше не мог поставлять необходимое количество офицеров, и поэтому он все в меньшей степени определял социальный состав баварского офицерства. В то же время революция 1848 года также оказала свое влияние – отчасти кратковременное, отчасти долгосрочное – на положение дел в данном вопросе. Краткосрочный эффект заключался в том, что множество унтер-офицеров было произведено в лейтенанты. Тем не менее революционный подъем схлынул, и по совету комиссии, которая была специально создана в военном министерстве, эту брешь в старой системе вскоре залатали. И к 1859 году только офицеры 7-го Баварского пехотного полка придерживались мнения, что «в современных условиях, несомненно, при присвоении офицерских званий следует отдавать предпочтение хорошо зарекомендовавшим себя унтер-офицерам, а не студентам и другой гражданской молодежи». Командование не одобрило аргументацию, выдвинутую этими офицерами. Все от командира полка (буржуа по происхождению) до военного министерства настаивали на строгом соблюдении «правил и предписаний, применимых для мирного и любого другого времени». Еще одним прямым результатом революции стало присвоение 8 мая 1848 года младших офицерских званий 89 гражданским лицам в связи с «острой необходимостью», и более того, этим людям сказали, что «их назначение подразумевает, что со временем они ничем не будут отличаться от остальных армейских офицеров», на что король по настоятельным просьбам военного министра Людера в конце концов согласился. (Параллель с этими необычными ограниченными назначениями в Баварии можно усмотреть в повышении младших офицеров в 1866 году «для продолжения военных действий».) Наконец, необходимо упомянуть еще одно событие, явившееся прямым следствием революции 1848 года и оказавшее скорее симптоматическое, чем численное воздействие на подготовку офицеров. Речь идет о Мюнхенском пажеском корпусе, в котором обучались сыновья баварской верховной знати. До 1848 года юноши, закончившие это учебное заведение, а также сыновья бывших монарших семейств сразу же принимались в армию младшими офицерами без предварительного обучения военному делу. Такой обычай сохранился с феодальных времен, и в Баварии после реформ Монтжеласа он выглядел анахронизмом, но король Людвиг I упорно не желал его отменять. Военный министр Людер придерживался более современных и прагматичных взглядов, и в августе 1849 года, когда должен был состояться очередной выпуск «пажей», он энергично – и успешно – выступил против обычая, шедшего вразрез с духом времени и военными потребностями государства, прямо назвав его вопиющим злоупотреблением. Его возражения основывались, главным образом, на убеждении, что даже самым опытным, талантливым и авторитетным офицерам необходимо время, чтобы завоевать доверие солдат и тем самым сделать их невосприимчивыми к подстрекательствам, которые раздаются за их спиной. «Поэтому к выдаче офицерских патентов в армии Вашего Величества, – говорилось далее в его докладной записке королю Максимилиану II от 10 августа, – нельзя больше относиться исключительно как милости, оказанной молодым людям, претендующим на звание офицера и не доказавшим личной службой в армии, что они способны командовать войсками Вашего Величества. Многие люди ошибочно полагают, что командовать солдатами легко и больших знаний для этого не нужно, но на самом деле это не так». Под «многими людьми», очевидно, понимался сам король.

Наука и искусство конечно же были королю Максимилиану гораздо ближе, чем армия, однако этот неприятный, но справедливый упрек в недостатке интереса можно с тем же успехом адресовать его непосредственному предшественнику и тем, кто наследовал ему на баварском престоле. Тем не менее в столь важном вопросе Максимилиан все-таки уступил. Он демонстративно отменил свое ошибочное решение и одобрил предложение, согласно которому молодые люди благородного происхождения должны были начинать свою армейскую карьеру унтер-офицерами. Первоначально предполагалось, что это затронет только выпуск текущего года, но такая практика стала постоянной. Кстати сказать, за весь XIX век лишь чуть больше половины выпускников пажеского корпуса поступило на военную службу, остальные (49%) выбрали себе другие профессии. Все остальные молодые люди, будь то дворяне или буржуа и даже сыновья заслуженных генералов, вынуждены были начинать военную карьеру (если они не заканчивали пажеского или кадетского корпуса) в качестве рядовых солдат и так называемых «полковых кадетов»; повышение они получали лишь после того, как проходили всю необходимую военную подготовку. «Это правило дало великолепные результаты, – писал королю военный министр Пранк 28 июня 1862 года. – Юноши из самых знатных и уважаемых семейств начинали свою службу рядовыми или кадетами. Согласно указаниям Вашего Величества это правило нарушалось только для сыновей министра почт князя Таксиса и имперского канцлера князя Эттинген-Валлерштейна, а также, совсем уж недавно, для старшего сына графа Эрбаха, как наследника поместья».

Но после реформирования всей баварской армии и преобразования ее по прусскому образцу в 1868 году, фактически сразу после основания империи, даже такие редкие исключения делать перестали. Прусская модель оказала влияние не только на организацию армии, но и, даже в большей степени, на дух офицеров, правда исключительно в военной области. Социальный состав баварского офицерства, моральный климат и мировоззрение, характерные для их среды, остались неизменными, поскольку к тому времени армия уже давно была буржуазной, и выражалось это не только в количественном составе офицерства, но и в образе мыслей, свойственном стране и народу. В баварской армии соотношение дворянства и выходцев из буржуазии было следующим:

Таким образом, начиная с самого раннего времени, для которого существуют достоверные статистические данные, основную массу баварских офицеров составляли представители буржуазии, и за столетие их количество возросло с простого большинства до соотношения шесть к одному. Следует отметить, что в Баварии, в отличие от Пруссии, эти пропорции сохранялись для всех чинов. Для сравнения можно взять 1883 год, когда в армии было в пять раз больше офицеров-буржуа, чем дворян. В 1883—1884 годах в Баварском военном училище было 87 унтер-офицеров из буржуазных семей и 17 из дворянских, что дает то же самое соотношение, 5:1. Совпадают ли эти соотношения в другие года, установить не удалось, поскольку по ним нет сведений, но данные за 1883 год тем не менее можно использовать для сравнения с соответствующими показателями для Пруссии.

Однако с другой стороны, чем большим становилось преобладание буржуазии в XIX веке (а возможно, и раньше), тем важнее детально проанализировать социальные корни баварского офицерства. По отношению к Баварии, особенно в сравнении с Саксонией и Пруссией, вопрос заключался не в том, были ли офицеры дворянами или нет, – здесь наибольшее значение имеет то, к какому социальному слою принадлежали семьи молодых офицеров, кто были их отцы. К счастью, в нашем распоряжении имеются полковые дневники и личные дела офицеров (некоторые из них были заведены еще в первой половине XIX века), из которых мы можем почерпнуть точные данные. Далее будут приведены краткие сведения по конкретным полкам, которые могут дать нам более ясную картину социального происхождения баварских офицеров.

Будет рассмотрено положение в пехотных гвардейских полках, квартировавших в Мюнхене, поскольку они более или менее соответствуют прусским гвардейцам. Зная количество рекрутов, попадавших в полк каждый год, начиная с 1814 года, можно выделить несколько периодов, различающихся по социальному составу офицеров полка:

1-й период: 1814—1846. Всего: 131 дворянин и 98 буржуа. Из них: 77 сыновей офицеров, 90 сыновей крупных чиновников, 7 – землевладельцев, 6 – камергеров, 4 – адвокатов, докторов и т. д. Получается, что 193 человека принадлежали к высшим классам, против 35 из других слоев общества – от учителей и аптекарей до фермеров и даже прислуги.

2-й период: 1847—1880. Необходимо помнить, что эти годы включают революцию 1848 года и войны 1866 и 1870—1871 годов. За этот период в полк вступил 141 дворянин и 193 буржуа, т. е. офицеров буржуазного происхождения было большинство. Из них: сыновей офицеров – 103 человека, 118 сыновей крупных чиновников, 16 – землевладельцев, 3 – фабрикантов (которых совсем не было в первый период), 6 – князей и камергеров, 26 – докторов, юристов и священников. Получается: 272 человека из высших слоев общества против 66 из всех остальных.

3-й период: 1881—1891 (до того года, когда были впервые опубликованы печатные списки). На службу поступило сорок восемь дворян и лишь семь буржуа, поэтому практически все новое пополнение принадлежало к высшим слоям, а именно: 29 сыновей офицеров, 20 – высокопоставленных чиновников, сын князя, сын землевладельца и сын врача. Вероятно, сюда же следует отнести и двух сыновей, чьи отцы располагали независимыми средствами.

Изучение социальных корней баварского офицерского корпуса в XIX веке (по этому вопросу у нас имеется точная информация) позволяет сделать следующие выводы: в течение всего столетия, вплоть до Первой мировой войны, большинство офицеров были сыновьями военных или крупных чиновников, причем последние были с самого начала более многочисленными, чем первые. К этому следует добавить незначительное количество сыновей врачей, юристов, священников, землевладельцев, фабрикантов и т. п. Оставшееся количество – от четверти до трети – набиралось из низших слоев общества. Что удивляет, по сравнению с Пруссией и Саксонией, – так это то, что в Баварии общественный слой, откуда происходили будущие офицеры (за исключением дворянства), оставался неизменным в течение всего периода, в то время как в Пруссии (опять же оставляя в стороне дворянство) он претерпел весьма существенные изменения. Также стоит отметить, что доля сыновей высокопоставленных гражданских служащих в Баварии была всегда выше, чем в Пруссии, в то время как доля сыновей военных была почти такой же. Сыновья землевладельцев (в отличие от Пруссии и Саксонии) были представлены незначительно, и то же самое можно сказать о сыновьях фабрикантов и промышленников – в то время крупных землевладельцев, торговцев и промышленников в Баварии было совсем немного.

Поэтому не стоит автоматически воспринимать появление коммерсантов, рантье и т. п. в графе «общественное положение отца» в личных делах офицеров как знак принадлежности к «высшему слою». Однако для Пруссии у нас было бы гораздо больше оснований сделать такой вывод. Более того, в этих списках есть множество таких профессий, для которых весьма непросто определить верхние и нижние социальные границы – трудность заключается в самой природе социологического теста, поскольку его критерии меняются в зависимости от времени и места. Тем не менее имеющиеся данные позволяют в большинстве случаев с уверенностью определить социальное происхождение каждого конкретного офицера. И поэтому, несмотря на некоторую неопределенность в том, что касается точного отнесения офицера к тому или иному классу, нет сомнений, что по сравнению с Пруссией классы, которые я бы обозначил как «средний» и «низший», составляли большую часть баварского офицерства на протяжении XVIII и XIX веков.

Отличие Баварии от Пруссии и Саксонии в том, что касается соотношения между дворянами и буржуа среди офицеров, и в том, как это соотношение менялось, не нуждается в дополнительном подтверждении. С этим же связано стремление дворянства «закрепить за собой» отдельные полки. Это типичное для Пруссии явление также существовало и в Баварии, но масштабы его были несравненно малы. В 1911 году было лишь три подразделения, которые можно было бы назвать «заповедником знати», – это гвардейский пехотный полк, 1-й полк тяжелой кавалерии (оба были расквартированы в Мюнхене) и 1-й уланский полк, расположенный в Бамберге.

Данные о процентном соотношении дворян среди высших офицеров различных родов войск баварской армии на май 1904 и 1911 годов выглядят следующим образом:

Отсюда видно, какую незначительную роль играло наследственное дворянство в баварском офицерском корпусе.

Положение в Вюртемберге было почти такое же, как в Баварии. Но, хотя юг Германии населяли три различных народа (баварцы, швабы и франки) и на протяжении нескольких веков эта область была политически более разобщенной, чем, например, северо-восток, здешнее общество было гораздо более однородно как в культурном отношении, так и по своей социальной структуре, что нашло свое отражение и в социальном составе офицерского корпуса. Надо признать, что относительно Вюртемберга мы гораздо хуже осведомлены о том, каков был род занятий отцов офицеров, чем относительно Баварии, поскольку у нас гораздо меньше заслуживающих доверия источников, но, тем не менее, полковые дневники могут дать нам определенную подсказку. Что касается последних десятилетий перед Первой мировой войной, то тут можно с уверенностью сказать, что в Вюртемберге офицеры набирались из тех же социальных слоев, что и в Баварии, и принадлежали в основном к средним и низшим классам общества. Но во второй половине XVIII и в начале XIX века доля дворянства была выше, чем в Баварии, – вероятно, по причинам религиозного свойства.

«Устав пехотных полков Вюртемберга» от 1 января 1754 года содержит следующие рекомендации по набору офицеров: «Когда кто-либо из офицеров покидает полк, командир должен рекомендовать Его Высочеству Принцу младшего офицера дворянского происхождения, заслуживающего повышения. Командир несет ответственность, если окажется, что младший офицер не обладает всеми качествами, которые приличествуют офицеру. Нельзя рекомендовать младших офицеров, прослуживших в полку менее трех лет. Если младшего офицера недворянского происхождения отличают исключительные достоинства и образцовое поведение, он обладает приятной внешностью и прослужил в полку не менее двенадцати лет, его можно рекомендовать Его Высочеству Принцу для произведения во вторые лейтенанты». Помимо этого, в Вюртемберге того времени не было никакого другого способа получить офицерскую должность. Офицеры не имели почти никакого образования и были либо выходцами из низов, либо из кавалерского корпуса, который, как правило, был присоединен к гвардейскому корпусу. В Вюртемберге первая попытка давать офицерам специализированное военное образование была предпринята с учреждением Высшей военной школы, которой в 1782 году император присвоил статус университета.

В XIX веке обычные младшие офицеры-сверхсрочники получали лейтенантские звания лишь в исключительных случаях, в периоды, когда потребность в офицерах резко возрастала, например, в 1859 году, когда проводилась мобилизация в связи с войной между Францией и Италией, с одной стороны, и Австрией – с другой. В случаях, когда возникала срочная потребность в младших офицерах, в эти звания производили кадетов, еще не закончивших курса обучения, а также после ускоренной подготовки и студентов. Но чтобы получить повышение, бывшие младшие офицеры должны были сдать экзамены по военным и общеобразовательным предметам. Через десять или двадцать лет после Франко-прусской войны эти «старые вояки» все еще служили прекрасными инструкторами по строевой подготовке в армии Вюртемберга. Тем не менее для достижения одинакового социального уровня и более сплоченного «корпоративного духа» в офицерской среде было необходимо поднять и стандартизировать общий образовательный уровень кандидатов на офицерские должности. Осуществлению этих пожеланий немало способствовало возобновление притока офицеров-буржуа в пехотные полки, где они составляли подавляющее большинство.

Очевидно, что в начале XIX века в пехоте Вюртемберга было значительное количество офицеров-буржуа. Этот вывод можно сделать на основании данных о социальном составе офицерства 3-го Вюртембергского пехотного полка – одного из старейших. На начало турецкой кампании 1716 года положение было следующим: штабные офицеры – все четверо дворяне; капитаны – восемь буржуа, шестеро дворян; лейтенанты – одиннадцать буржуа, семеро дворян; унтер-офицеры – четверо буржуа и семеро дворян, т. е. в целом 28 дворян и 23 буржуа. В более или менее неизменном виде такие пропорции сохранялись на протяжении нескольких десятилетий, но дворяне всегда занимали более высокие посты, и только среди низших чинов буржуа могли составлять большинство. В 80-х годах XVII века, когда в Пруссии почти все офицеры были дворянами, этот Вюртембергский полк тоже почти полностью стал «дворянским». Но такое положение было лишь временным, и к 1794 году появляется десять офицеров (четверо из них капитаны) с буржуазными фамилиями.

Наполеоновские войны в начале XIX века и последовавший за ними период военной стагнации не принесли никаких существенных изменений. Лишь немногие представители буржуазии смогли подняться выше звания капитана и дослужиться до более ответственных должностей, подразумевавших более высокую оплату. Но во время войны 1866 года и Франко-прусской войны 1870—1871 годов в полку уже было значительное количество капитанов-буржуа, и с тех пор офицеры-буржуа всегда имели численное превосходство над дворянами. Насколько мы можем судить по имеющимся у нас данным, такие же тенденции наблюдались во 2-м Вюртембергском пехотном полку, а также в пехотных полках, организованных в XIX веке, и в полевой артиллерии. Единственное исключение – 1-й Вюртембергский гренадерский полк, который выполнял функцию личной охраны и являлся старейшим пехотным полком в Вюртемберге. Конечно, во время войны 1870—1871 годов среди его офицеров три четверти составляли буржуа, но уже в 90-х годах их было лишь две пятых. Лишь в некоторых кавалерийских полках, как, например, 26-м драгунском, 20-м уланском и, в меньшей степени, 19-м уланском («дунайские казаки»), эта тенденция к преобладанию дворянства была заметна более отчетливо. Плутократия, преимущественно из северных областей Германии, главным образом из Гамбурга, напротив, сосредоточилась в 25-м драгунском полку «конных бакалейщиков». Все это, однако, не приводило к такой крайней ситуации, как в Пруссии, хотя начиная с 1870 года в вюртембергские полки поступало множество пруссаков. Как бы то ни было, в Вюртемберге, где общая атмосфера в корне отличалась от старой Пруссии, дворянство не оказывало какого-либо формирующего воздействия на армию.

Точно так же среди германских военно-морских офицеров, обладавших определенными знаниями об окружающем мире, дворянство не преобладало ни количественно, ни психологически. И в 80-х, и в 1914 году дворяне на флоте были гораздо менее заметны, чем в сухопутных войсках. Не существовало кораблей, где дворяне составляли бы большинство среди офицеров, и это особенно удивительно, поскольку Вильгельм II демонстративно оказывал большее расположение флоту, и в то же время в армии он поддерживал совсем другую тенденцию. В этом можно усмотреть влияние людей, с которыми император консультировался почти каждый день, – глав военного и военно-морского кабинетов, но более всего это показывает, какую большую роль в обществе играли традиции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.