Глава 13. 1 мая 1945 года на командном пункте В. И. Чуйкова

Глава 13. 1 мая 1945 года на командном пункте В. И. Чуйкова

Узнав о появлении Х. Кребса в расположении советских войск, Г. К. Жуков приказал генералу армии В. Д. Соколовскому прибыть «на командный пункт В. И. Чуйкова для переговоров с немецким генералом». Одновременно Жуков связался по телефону со Сталиным, который приказал: «Передайте Соколовскому. Никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, – не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад».

Жуков далее писал о звонке Соколовского «около 5 часов утра». По словам генерала армии, Кребс ссылался на отсутствие у него полномочий для переговоров о капитуляции. Соколовский также сообщал: «Кребс добивается перемирия якобы для того, чтобы собрать в Берлине правительство Дёница. Думаю, нам следует послать их к чертовой бабушке, если они сейчас же не согласятся на безоговорочную капитуляцию».

По словам Жукова, он поддержал Соколовского, добавив: «Передай, что, если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться». Далее Жуков писал: «В назначенное время ответа от Геббельса и Бормана не последовало. В 10 часов 40 минут наши войска открыли ураганный огонь по остаткам особого сектора обороны центра города».

Наиболее полное описание переговоров с Кребсом содержится в книге Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова «Конец Третьего рейха». Им были посвящены более 30 страниц в главах «Визит Кребса» и «Берлинский Первомай». Маршал подчеркивал, что свидетелями переговоров стали писатель Всеволод Вишневский, поэт Евгений Долматовский, композитор Матвей Блантер. Переговоры стенографировались. Помимо начальника генерального штаба сухопутных сил Германии Кребса в переговорах с немецкой стороны принял участие полковник генерального штаба фон Дуфвинг, выполнявший на переговорах обязанности адъютанта Кребса, а также немецкий переводчик.

Из рассказа В. И. Чуйкова, подкрепленного стенографическими записями, складывается иное впечатление о переговорах на его командном пункте, чем из воспоминаний Г. К. Жукова. Если из воспоминаний Жукова можно придти к выводу, будто визит Кребса был кратким, а Сталин вообще запретил вести какие-то переговоры, то иные выводы можно сделать из рассказа Чуйкова. Во-первых, он сообщал, что переговоры шли почти 10 часов и Кребс покинул командный пункт Чуйкова лишь в 13.08. Во-вторых, Чуйков рассказал об установлении телефонной связи между германской рейхсканцелярией и командным пунктом Чуйкова. (Этот факт был впоследствии отражен в киноэпопее «Освобождение».) В-третьих, на протяжении переговоров с Кребсом Чуйкову и Соколовскому не раз звонили некие вышестоящие лица. А ими могли быть Г. К. Жуков или И. В. Сталин. Возможно, что Сталин, сначала сказавший о недопустимости каких-либо переговоров, затем разрешил их продолжение.

Камнем преткновения на переговорах стало нежелание новых вождей рейха пойти на капитуляцию без согласия Дёница. Для этого были известные основания.

Находившийся в Плёне гросс-адмирал получал скудную информацию о том, что происходило в бункере рейхсканцелярии в последние дни. Лишь через три часа после самоубийства Адольфа Гитлера и его жены 30 апреля в 18.35 Борман направил радиограмму Дёницу: «Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас в качестве своего преемника. Вам высланы письменные указания. Немедленно примите меры, необходимые в этой ситуации».

Никаких сообщений об уходе Гитлера из жизни гросс-адмирал не получил и мог считать, что высшая власть в Германии по-прежнему принадлежит фюреру. По этой причине он отправил в Берлин ответ, в котором выражал свою преданность Гитлеру. Ему Дёниц адресовал свое послание: «Если по воле Судьбы… мне суждено править рейхом в качестве вашего преемника, я приложу все силы, чтобы исход этой войны был достоин героической борьбы немецкого народа».

Сокрытие информации о самоубийстве Гитлера было вызвано тем, что Геббельс и Борман опасались Гиммлера, который находился в Плёне, где был и Дёниц. Очевидно, что, скрывая информацию о смерти Гитлера, его наследники считали, что пока Гиммлер считает фюрера живым, шеф СС не решится захватить власть. Не спешили они и обнародовать «Политическое завещание» Гитлера, в соответствии с которым Гиммлер был исключен из партии и лишен всякой власти. Скорее всего, они опасались, что преждевременная огласка лишь ускорит действия Гиммлера. Руководитель всесильной эсэсовской организации мог объявить переданное радиограммой «Политическое завещание» Гитлера фальшивкой, Геббельса и Бормана – изменниками, а то и убийцами Гитлера. Геббельс и Борман вряд ли сомневались в том, что Гиммлер мог поставить Дёница под свой контроль или даже объявить себя главой Третьего рейха.

У Геббельса, Бормана и их сторонников оставалось лишь «Политическое завещание» Гитлера для обоснования правомочности своего положения. Ссылаясь на гитлеровское завещание, Геббельс, Борман и их сторонники подчеркивали, что лишь они правомочны вести переговоры о капитуляции. Поэтому первыми, кто за пределами бункера узнали содержание политического завещания Гитлера, стали советские военачальники, а затем Сталин и другие советские руководители.

Кребс говорил Чуйкову: «Полная и действительная капитуляция может быть решена легальным правительством. Если у Геббельса не будет договоренности с вами, то что получится? Вы должны легальное правительство предпочесть правительству предателя Гиммлера. Вопрос войны уже предрешен. Результат должен решаться с правительством, указанным фюрером».

На это Чуйков сказал: «Объявите волю вашего фюрера войскам».

В ответ Кребс, «волнуясь, уже почти кричит по-русски: «Изменник и предатель Гиммлер может уничтожить членов нового правительства!»»

Прибывший на командный пункт Соколовский, ссылаясь на Жукова, предложил Кребсу публично «объявить Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам». Заметно оживляясь, Кребс ответил: «Очень умный совет. Это можно сейчас же сделать. Конечно, с разрешения доктора Геббельса. Я снова прошу послать к нему моего адъютанта».

Чуйков: «Надо передать Геббельсу, что до капитуляции не может быть нового правительства».

Кребс: «Сделаем паузу. Создадим правительство…»

Чуйков: «После полной капитуляции».

Кребс: «Нет».

Соколовский: «У вас есть Геббельс и другие – и вы сможете объявить капитуляцию».

Кребс: «Только с разрешения Дёница, а он вне Берлина. Мы могли бы послать Бормана к Дёницу, как только объявим паузу. У меня нет ни самолета, ни радио».

Чуйков: «Сложите оружие, потом будем говорить о дальнейшем».

Кребс: «Нет, это невозможно. Мы просим перемирия в Берлине».

Чуйков: «У вас есть коды, шифры и так далее?»

Кребс: «Они у Гиммлера». (Чуйков писал: «Мы с Соколовским невольно переглядываемся.) «Если вы разрешите паузу, мы придем к соглашению».

Было принято решение отправить полковника Дуфвинга к Геббельсу. Чуйков позвонил начальнику штаба и приказал обеспечить переход полковника и одновременно связать наш батальон на переднем крае с немецким батальоном и таким образом установить связь Геббельса с армейским командным пунктом.

После ухода фон Дуфвинга беседа с Кребсом продолжалась. Генерал говорил: «Я думаю, уверен, что есть только один вождь, который не хочет уничтожения Германии. Это – Сталин. Он говорил, что Советский Союз невозможно уничтожить и также нельзя уничтожить Германию. Это нам ясно, но мы боимся англо-американских планов уничтожения Германии. Если они будут свободны в отношении нас – это ужасно…»

Соколовский: «А Гиммлер?»

Кребс: «Разрешите говорить прямо? Гиммлер думает, что германские войска еще могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам это ясно, совершенно ясно!»

В 9.45 утра раздался звонок. Чуйков писал: «Советское правительство дает окончательный ответ: капитуляция общая или капитуляция Берлина. В случае отказа – в 10 часов 45 минут мы начинаем новую артиллерийскую обработку города. Говорю об этом Кребсу. – Я не имею полномочий, – отвечает он. – Надо воевать дальше, и кончится все страшно. Капитуляция Берлина – тоже невозможна. Геббельс не может дать согласия без Дёница. Это большое несчастье».

Соколовский: «Мы не пойдем на перемирие или на сепаратные переговоры, Почему Геббельс сам не может принять решение?»

Кребс (снова и снова): «Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать все организованно».

Соколовский: «Пусть Геббельс объявит…»

Кребс (перебивая): «Но Дёниц – беспартийный. Легче решать ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв».

Соколовский: «Капитулируйте и объявите о новом правительстве. Мы вам дадим для этого рацию в Берлине. Вы свяжитесь и с правительствами наших союзников».

Кребс: «Да, Геббельсу, пожалуй, придется на это решиться. Может быть, можно мне поехать к нему?»

Соколовский: «Можете ехать. Мы говорим вам всё напрямую. У вас положение безвыходное: даже нет связи между Геббельсом и Дёницем. А после капитуляции Берлина мы дадим вам самолет или автомашину и установим радиосвязь».

Кребс: «Нас не арестуют? Все военные, которые руководят капитуляцией, останутся на свободе? Или мы будем считаться пленными?»

Соколовский: «Мы не знаем, каковы будут решения союзных правительств».

Кребс: «Я снова повторяю свой вопрос: что нас ждет после капитуляции?»

Соколовский: «Мы гарантируем членам нового временного правительства право снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три союзных правительства и, повторяю, вам сообщат».

Кребс: «Мне надо узнать, что думает доктор Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина».

Тем временем началась артиллерийская подготовка. Пролетели советские самолеты. В это время вернулся полковник фон Дуфвинг с переводчиком. Чуйков писал, что переводчик был очень взволнован. Он говорил: «Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять, мы парламентеры». Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу Принц-Альберт-штрассе он был обстрелян с немецкой стороны. Его ранило в голову. Я стал кричать, чтобы не стреляли. Сам пошел с кабелем. Полковник фон Дуфвинг снял шинель и оружие и направился с белым флагом вперед. Обстрел продолжался. Ранило несколько русских солдат и офицера – командира роты: они стояли неподалеку, ожидая связи. Но ее нет до сих пор. Со стороны русских она включена, а с нашей стороны – нет. Вероятно, боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение».

«Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно, – распорядился Кребс. – Кто стрелял?»

«Должно быть, снайпер. Русский майор, очевидно, умрет. Жаль…»

Кребс оставался на командном пункте Чуйкова. Присутствовавших покормили завтраком. Во время завтрака Кребс вспоминал, как был на первомайском параде 1941 года в качестве помощника военного атташе. Он и Чуйков обменялись репликами, которые затем были использованы в фильме «Падение Берлина».

Кребс: «Первое мая у вас – большой праздник».

Чуйков: «А как же нам не праздновать сегодня – конец войны и русские в Берлине».

Наконец, была установлена телефонная связь с рейхсканцелярией. Кребс зачитал Геббельсу советские условия капитуляции:

«1. Капитуляция Берлина.

2. Всем капитулирующим сдать оружие.

3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.

4. Раненым обеспечивается помощь.

5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио».

Кроме того, Кребс сообщил Геббельсу, что по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс потребовал возвращения Кребса, чтобы обсудить с ним все эти условия.

На прощание Кребсу было сказано: «Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер – изменник и заявить трем правительствам – СССР, США и Англии – о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даем вам право сообщить список лиц, которые вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства».

Кребс: «Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будет рассматриваться как список военнопленных?»

Ответ: «Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список членов правительства, право связи с Дёницем. Но всё это после капитуляции».

Кребс: «С целью образования общего легального правительства Германии?»

Ответ: «Только для заявления и связи с правительствами государств нашей коалиции. Их дело решать, как будет дальше».

Кребс: «Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?» Получив положительный ответ, Кребс, по словам Чуйкова, «заверил, что постарается обо всем быстро договориться. 13 часов 08 минут. Кребс ушел».

Весьма знаменательным является рассказ Чуйкова о том, как, попрощавшись, Кребс дважды возвращался «уже с лестницы: сперва он позабыл перчатки, которые положил на подоконнике вместе с фуражкой; однако, фуражку-то он надел, а вот перчатки не взял. Второй раз Кребс вернулся под предлогом, что забыл полевую сумку, которой у него вообще не было. Он уверял, что принес в ней документы от Геббельса и Бормана, хотя – я хорошо это помню – доставал бумаги из бокового кармана».

Чуйков так объяснял поведение Кребса: «По глазам и поведению было видно – генерал колебался: идти ему обратно в пекло или первому сдаться на милость победителя. Возможно, ждал, что мы объявим его пленником, с чем он, возможно, охотно согласился бы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.