Легенда о побеждающей армии
Легенда о побеждающей армии
Как бы ни сильна была позиция, но она неминуемо падет, если дух обороняющих ее войск подорван.
Генерал Врангель
В 2014 году в России торжественно отмечали 100-летие начала Первой мировой войны. Великой войны, или Второй отечественной (первая была с Наполеоном, если кто-то вдруг запамятовал), как называли те события современники. Справедливые названия, точные, емкие. Для Русской Императорской армии и русского общества те события таковыми и были. По крайней мере, в августе 1914 года. Потом отношение к войне изменялось в зависимости об обстановки на фронте, и мы тут не исключение. Точно так же было и в других воюющих странах. В дни успеха все громогласно выражают свой восторг и демонстрируют всяческую поддержку армии. Каждый второй мечтает об офицерских погонах и видит себя кавалером многочисленных орденов – как отечественных, так и иностранных. В дни поражений у всех внезапно наблюдается припадок пацифизма. И поднимать роту или эскадрон в атаку под шквальным огнем противника уже не спешат даже в семейных разговорах за обедом. Так было, и так будет. Человеческую природу не обманешь.
Юбилей тех событий удался на славу. Говорю без всякой иронии. Это действительно было знаковое событие. Правильное во всех смыслах. Потомки чтили память предков. Открывались памятники, мемориальные доски, ремонтировались погосты в России и в местах многочисленного рассеяния бывших георгиевских кавалеров, которые после революции и Гражданской войны оказались русскими без России. Выступали лидеры страны, политики, политологи и общественные деятели.
Разумеется, не остались в стороне и историки. Это вообще был их звездный час. Никогда до этого о Первой мировой войне не говорили так подробно, охотно и регулярно. Произносилось много правильных слов: для нас действительно эта война во многом сегодня неизвестная; мы действительно долгие годы не чтили героев своей армии; подвиг русского солдата, разумеется, нуждается в увековечении. Нам есть чем гордиться – чего стоят Луцкий прорыв и крепость Осовец. Два этих словосочетания прочно ассоциируются со стойкостью и мужеством русской армии. Таких примеров в мировой истории немного – раз, два – и обчелся. А большая часть из этих самых примеров – русские. Наши. Родные. Они внушали трепет и гордость современникам и вызывают глубокое уважение у потомков.
Книжные магазины Москвы были моментально завалены литературой по данной теме. Издатели постарались на славу. Они долго готовились, и результат был впечатляющим. Монографии, публицистика, сборники документов, репринтные переиздания, переводы классических западных работ и современные исследования – на любой вкус. Часами обводишь взглядом эти батареи книг и теряешься. Многое интересно, но чтобы прочитать все это, потребуются многие годы или даже десятилетия. Мне хорошо: я знаю о тех событиях, скажем так, побольше рядового обывателя. Даже богатую фразу «Петровская бригада штурмует деревню Свинюхи» могу употребить на зависть окружающим. А остальным как быть? Что выбрать и по какому принципу? Ориентироваться на громкий заголовок или на яркую обложку? Взять книгу потолще, чтобы руки обрывала в метро во время чтения, или, напротив, потоньше, чтобы в кармане пальто умещалась? Купить дорогое издание на хорошей бумаге и с качественными фотографиями или ограничиться обычным? Много вопросов читалось в глазах людей в книжных магазинах у стендов «100 лет Первой мировой войне».
Каюсь, мне было интересно наблюдать за этим со стороны. Я знаю, что подглядывать неэтично, но ведь тут и профессиональный интерес! Что выберут – серьезную литературу или конспирологическую? Последней, как обычно, великое множество. Это и понятно – удивительных людей в стране много, и у каждого своя теория. Ею он и норовит поделиться с доверчивыми читателями. Как правило, в Интернете. Но многие не лишены тщеславия. Им обязательно нужно выпустить книгу потолще и заголовок дать побойчее. И книга найдет своего читателя. А тот будет потом делиться со всеми знакомыми открывшимся ему знанием.
Ждать пришлось не очень долго. Буквально минут через десять я услышал заветное: «Украли у нас победу! Побеждала ведь наша армия в той войне. И если бы не проклятые большевики…» Поправил я очки и внимательно посмотрел на говорившего. Обычный молодой человек. И девушка, внимавшая ему, была самой обычной. Влюбленными глазами она смотрела на спутника. Только слова те про украденную победу и побеждающую армию были не рядовыми. До 2014 года слышать подобное мне лично не доводилось. Хотя я не сомневался, что рано или поздно кто-нибудь это скажет.
Обыватель привык жить «послезнанием» и аберрацией памяти. Каждый второй искренне полагает, что все и всегда все делали неправильно, а вот он бы справился. Причем на любом поприще – от управления государством в годы войны до решения проблемы окрыленного кровососущего гнуса. И не просто справился бы, а сделал бы это с блеском. Ему рукоплескали бы миллионы сограждан, и на телевидение позвали бы поделиться опытом. Тем более что это могучее послезнание плотно базируется на искренней убежденности в том, что все события прошлого были в той или иной степени сколком с Великой Отечественной войны. Иначе говоря, если мы в 1944 году уверенно наступали, то и в 1917 году должны были победоносно двигаться на запад. И если в 1944 году немцам пришлось очень кисло, то и в 1917 году им было весьма несладко под могучими ударами русского оружия.
Подогреваются подобные знания обычно странными документальными фильмами, в которых эксперты все как на подбор: хищный блеск глаз, взъерошенные волосы, не самая складная речь, в которой превалируют почему-то отсылы к житиям святых, в земле Российской воссиявших. Я не спорю, все эти подробности крайне интересны и, быть может, очень важны, но они никак не приближают нас к пониманию того, что происходило на фронте в 1917 году.
И вот именно из подобного рода медийной продукции обыватель почему-то решил, что у нас украли победу.
Даже вполне здравомыслящие люди, ранее не замеченные в бездумном повторении околесицы, в задумчивости говорили мне: «Нет, в 1917 году мы бы, конечно, не победили, но вот в 1918 году – вполне».
И не французы, а мы бы принимали капитуляцию немцев. Ах, как это было бы красиво! Полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов на белом коне перед государем императором. Рота, на караул! Оркестр, марш!..
Согласимся, звучит очень красиво. Убедительно. Любой взор затуманит подобная картина. Прямо хоть полотно монументальное для музея создавай. Можно так и назвать: «Государь император и полковник Кутепов». Школьников водить к нему и рассказывать. Впечатлительные девушки будут утирать украдкой романтические слезы, внимая рассказам экскурсоводов. Вот только что рассказывать-то? Что в апреле 1917 года никакого государя уже давно не было и красть у нас в тот момент было нечего, кроме неудач, на которые никто не покушался? Вряд ли кому-то это интересно будет слушать. Хочется ведь красивой легенды об украденной победе…
Вообще, крайне интересно проследить, как менялось с годами в нашем общественном сознании представление о положении на фронте в 1917 году. Сначала это была эластичная линия обороны, которая выравнивалась под могучими ударами нашей армии. Потом – все готово к победоносному наступлению славных героев. Далее – опять не самая удачная кампания для русской армии. Затем – очередная вопиющая бездарность немощных генералов, которых давно пора было гнать с постов и судить. Следом – кровавая империалистическая бойня, в которую мы непонятно зачем ввязались. После – никаких побед у нас не было в принципе. И наконец – украли у русской армии великую победу! Именно так выглядят апрель и май 1917 года в рассуждениях обывателя за прошедшие 100 лет. И если все оценки в принципе имеют хоть какое-то отношение к реальной истории и хоть как-то базируются на подлинных фактах, то последняя – звучит. Я бы даже сказал, гремит. Только и нужно запомнить: украли негодяи великую победу! Даже сознавать этот факт от вас не требуется. Лишь повторяйте всюду с умным видом, ссылаясь на авторитетное мнение генерала Деникина, написавшего по этому поводу в своих воспоминаниях: «Приведение войск к присяге повсюду прошло спокойно, но идиллических ожиданий начальников не оправдало: ни подъема, ни успокоения в смятенные умы не внесло».
Но мы перед тем, как нести дальше в массы эту только что открытую нам могучую истину, откашляемся скромно, протрем очки платочком и скромно зададим простой вопрос: любезнейший друг, а за каким же лешим тогда потребовалось русскому командованию создавать батальоны смерти, включая женские? И замолчим в ожидании ответа. Ждать только, боюсь, придется долго. Обычно вопрос об ударных батальонах заставляет замолкнуть глашатаев украденных побед. Он отправляет их в глубокий нокдаун, который не в силах прервать даже презрительный и пронзительный женский крик с галерки: «Соберись, тряпка!» Этот вопрос отвратителен им, как чеснок для вампира. В их глазах будет читаться паника, потому что объяснить появление в русской армии каких-то неведомых батальонов смерти, да еще и женских, в тот самый момент, когда крадут победу, очень непросто. И на жития святых, в земле Российской воссиявших, не сошлешься, потому что те ничего по этому поводу не говорили и заветов потомкам не оставили.
Я подозреваю, что многие действительно никогда не слышали про эти самые ударные батальоны. Не самая известная страница нашей истории. В годы советской власти о них отзывались всегда с непередаваемой злобой. Ведь именно ударные батальоны стали главным костяком контрреволюции, а Корниловский ударный полк – самой прославленной частью Белого движения. Поводов вспоминать об этих людях с теплотой у советского агитпропа не было. В современной России ситуация стала меняться в лучшую сторону. Не так давно при поддержке Российского военно-исторического общества вышел фильм «Батальон» о женщинах-ударницах. Были переизданы некоторые классические работы по этой теме, издававшиеся еще русской эмиграцией. Но круг потребителей этой литературы ограничивается лишь серьезно увлекающимися историей. Поэтому давайте начнем с главного.
Весной 1917 года началось формирование особых воинских частей, состоявших только из добровольцев, готовых личным примером вдохновить армию продолжать войну до победы. Ударные батальоны (как мужские, так и женские) стали использовать не только для прорыва обороны неприятеля, но и для усмирения воинских мятежей собственной армии и иной раз как заградительные отряды. Но главное даже не это.
Ударные батальоны получили свою форму. Уникальную. Привлекательную. Устрашающую.
Красно-черные погоны. Красный цвет символизировал кровь, пролитую ими за Родину. Черный – готовность к смерти за Россию. На кокарде красовался череп с костями. Он же был на нашивках.
Внешний вид соответствовал поставленной перед ударниками задаче – своим примером, своим презрением к гибели на поле боя и верности Родине вдохновлять остальную армию. И люди в ударных батальонах подобрались под стать этой задаче: самые стойкие, самые доблестные, не знающие страха в принципе и готовые в любую секунду не раздумывая отдать Родине самое дорогое, что у них есть, – свою жизнь.
Корниловский ударный полк.
Одна из самых стойких частей русской армии
Взять хотя бы будущую легенду всей Гражданской войны – генерал-майора Скоблина. Весной 1917 года он одним из первых шести офицеров откликнулся на зов генерала Корнилова и вступил в ударный отряд. Штабс-капитану Скоблину было тогда 23 года. К этому времени он успел стать одним из самых молодых георгиевских кавалеров в истории Русской Императорской армии и получить золотое георгиевское оружие за храбрость. Получил он его не за усиленную охрану собственного продовольственного пайка при свете луны, а за то, что личным примером и своей какой-то совершенно запредельной храбростью и невероятным презрением к смерти увлекал людей в атаку на вражеские позиции. Скоблин тогда выглядел сильно моложе своего возраста, и потому многие сомневались: как мог этот мальчишка быть представленным к такому высокому ордену? Штабс-капитан не расставался с приказом о своем награждении, демонстрируя его любопытствующим старшим офицерам.
Туркул А.В. Самый страшный солдат Гражданской войны
Под стать ему был его ровесник – другая будущая легенда Белого движения, генерал-майор Туркул. Сохранилось описание его подвига: «Командуя штурмовым батальоном и наступая по совершенно открытой местности, под сильнейшим артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем все время находясь впереди батальона, воодушевляя и увлекая за собой своих подчиненных могучим натиском, первым прорвал сильно укрепленную позицию противника. Туркул впереди своего батальона смял его жестокой штыковой схваткой и продолжал преследовать». Вы понимаете, насколько это был лихой рубака? Вы оценили бесстрашие и военную доблесть этого блестящего русского офицера?
А теперь я задам очередной пустяковый вопрос. Зачем нужно собирать подобных штабс-капитанов со всего фронта в отдельные части? Ведь в результате оголятся другие участки театра военных действий. Не будет в дивизии такого вот Туркула – и неизвестно, сможет ли она успешно наступать. Кто даст гарантию, что не побежит под шквальным огнем неприятеля? Не найдется своего штабс-капитана Скоблина – и непонятно, кто будет своим примером заряжать молодых и необстрелянных еще солдат. На кого, как не на их ровесника, но уже георгиевского кавалера и образцового офицера, они должны равняться?
Но командиры дивизий и армий не возражали. Не возмущались. Отставкой не грозили. Надо – значит надо. Приказ исполним. И собираются Скоблины и Туркулы вместе в ударных частях. Форму красивую получают, череп с костями примеряют на фуражку. Нашивают красно-черные погоны на кителя. На правый рукав – красно-черный ударный шеврон. На левый рукав – нашивку с черепом. А вопрос все тот же: зачем?
Скоблин Н.В.
Будущая легенда Белого движения и знаменитый советский разведчик
Чувствую, некоторые нетерпеливые читатели уже медленно закипают. Вот заладил – зачем да зачем? Первый день, что ли, на свете живешь? Забыл привычные нам при любом правительстве и во все эпохи дикие решения? Да мало ли сколько дури у нас творится! Попала кому-то вожжа под хвост из свитских генералов-тунеядцев в Ставке, и потребовал он всех самых храбрых офицеров со всех фронтов вместе собрать. Что-то вроде сборной всех звезд в футболе. В форме ладной да с выправкой молодецкой. Чтобы коли пойдут они в атаку, то супостат перепугался бы до смерти одного только перезвона их Георгиевских крестов и разбежался бы от удали их богатырской. И прошагали бы герои, чеканя шаг, парадным расчетом до самого вражьего логова, по семь германцев на штык русской винтовочки насаживая за раз.
Мысль ценная, но неверная. Дело в том, что на тот момент даже самые большие оптимисты отдавали себе отчет: торжественный вход русских войск в столицу побежденного противника – перспектива отдаленная. Когда еще это будет? Потому что наблюдался общий развал армии. И для того, чтобы его не допустить, пришлось создавать такие вот ударные батальоны. Они должны были не только гнать противника, не только под пулеметным огнем нестись в штыковую атаку, но и в иные дни следить, чтобы разболтанная революционной стихией армия не разбежалась со своих позиций. Такие вот многостаночники.
Если необходимо следить, чтобы твоя армия не разбежалась при первом удобном случае, разве это похоже на ситуацию близкой победы?
И если заниматься этим должны были самые стойкие фронтовые офицеры, лучшие из лучших (а таковых в избытке во время войны никогда не бывает), – это и есть та самая украденная победа?
Пока вы думаете, зайдем с другой стороны. Вспомним апрель 1945 года. Всем понятно: через пару недель Третий рейх позорно капитулирует. Война закончится заслуженным триумфом советского народа. И вот представьте себе такую ситуацию. Москва, Кремль. Товарищ Сталин созывает совещание в Ставке. Присутствует весь цвет Красной армии. Самые прославленные полководцы ждут последней задачи от Верховного главнокомандующего. Впереди – штурм Рейхстага. Надо непременно фюрера живым захватить и по улицам родной столицы эту тварь провести, чтобы плевали ему вслед москвичи.
Сталин не спеша, в своей излюбленной манере, шагает по кабинету. Посмотрит на Василевского, взглядом пронзит Жукова. Рокоссовского пристально оценит. На Малиновского украдкой поглядит. Разламывает медленно и с удовольствием папиросу, набивает любимую трубку. А потом тихо, словно обращаясь сам к себе, говорит: «А соберите мне, товарищи маршалы, со всех ваших победоносных фронтов самых заслуженных капитанов да майоров, сплошь Героев Советского Союза, да побыстрее! Лучше даже дважды Героев. Чтобы каждый ранен был раз по пять, по шесть. Я из них ударные батальоны буду формировать, чтобы армия не разбежалась на пороге нашей долгожданной победы».
Могло ли такое быть? Разумеется, нет! Какая армия будет разбегаться, когда до победы уже рукой подать? Какой фронтовик откажет себе в возможности поучаствовать в историческом моменте? Кто не захочет расписаться на стене Рейхстага и пнуть ногой бюст фюрера от души, если уж лично этому Гитлеру кулаком промежду глаз зарядить не получается за все, что он сделал? Вспомните 9 мая 1945 года. Это был момент, когда плакали от счастья солдаты. Не просто плакали, а рыдали. И не стеснялись своих слез дважды и трижды Герои Советского Союза, полные кавалеры орденов Славы. Плакали от счастья рядовые и лейтенанты, полковники, генералы и маршалы. Танкисты и летчики, моряки и пехотинцы. Люди, отступавшие от Бреста до Москвы, прошедшие Сталинград, Курск, Харьков, Демянск, Варшаву и Будапешт. Они шли к победе через жесточайшие поражения, через гибель сотен боевых товарищей, через собственные тяжелейшие ранения. Они совершили невозможное. Они дошли, хотя в 1941 году весь мир был убежден: СССР – не жилец. Но войну они завершили в Берлине. Это были мгновения, ради которых они горели в танках и истекали кровью в окопах. Такие минуты бывают раз в жизни. И далеко не каждому судьба благоволит испытать подобное счастье. Мог ли кто-то из них в здравом уме сбежать накануне этого? Ответ очевиден.
А вот весной 1917 года сбегали, и массово. Отдельные солдаты и целые роты. Бросали оружие, плевали на оставленные позиции, через которые враг может в атаку пойти. Чтобы остановить этот неслыханный в русской военной истории позор, пришлось спешно создавать ударные батальоны. Из самых храбрых офицеров. Из добровольцев, готовых в любой момент к смерти за родину и веру. Из женщин, которые своим личным примером должны были пристыдить мужчин. Дожили, что называется. А теперь ответьте сами себе на простой вопрос: похоже это на ситуацию, когда победа близка как никогда?
Но на этом вопросы, увы, не заканчиваются. Они, напротив, только начинаются. Как так вышло, что славная Русская Императорская армия оперативно превратилась в такой абсолютно неуправляемый сброд, что только собрав воедино со всех фронтов всех возможных Скоблиных и Туркулов, можно хоть как-то не допустить полного развала? И кто за все это должен нести ответственность? Хотя бы перед судом истории.
Согласимся, вопросы справедливые. Как нам на них отвечают рассуждающие про украденную победу многочисленные либеральные публицисты? У этих сограждан все изумительно просто: царь отрекся, и поэтому рухнул фронт. Без всяких промежуточных итераций. Так получилось. С одной стороны, в принципе, зерно истины в этом есть. Действительно, после отречения государя императора армия испытала стресс, и через пару месяцев все начало сыпаться. Но в этой логической цепочке не хватает самой малости. «Приказа № 1».
Гучков А.И. Его усилиями была уничтожена дисциплина в русской армии
Если вам когда-нибудь захочется порассуждать об украденной победе, начните сразу с главного. С этого уникального документа эпохи Временного правительства. Нет, формально никто из мудрейших министров к его составлению и оглашению отношения не имел. Тут они чисты перед историей и потомками. Не придерешься. Это сделал за них Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Но если вы думаете, что военный министр Гучков этому воспротивился, то ошибетесь. Он мог бы подать в отставку в знак протеста, прилюдно застрелиться напротив Зимнего дворца, чтобы избежать позора и показать тем самым: люди русские, знайте, к этой невероятной подлости я отношения не имею! У меня нет возможности остановить этих мерзавцев, но пусть моя смерть будет им всем вечным немым укором. Да возвеличится Россия, да сгинут наши имена!
А между тем у Гучкова как военного министра были в руках все рычаги, чтобы не допустить этого. Арестовать зачинщиков развала армии и расстрелять их публично за измену Родине без суда и следствия. Чтобы другим неповадно было. Тут даже военный трибунал не нужен. Любой офицер, прочтя текст того самого приказа, с удовольствием приведет приговор в исполнение. И ничего, кроме омерзения, испытывать не будет.
Но ничего подобного не произошло. Напротив, именно Гучков утвердил этот преступный приказ в армии. Напоминаю, что великий патриот России сделал это в момент, когда его страна вела тяжелую войну. Он закрепляет отмену титулования офицеров (вместо него вводится форма обращения «господин полковник»), переименовывает «нижние чины» в «солдат», к офицерам теперь не нужно обращаться на «вы», военнослужащим отныне разрешается участвовать в политических организациях… Создаются абсолютно все предпосылки для развала армии. Через непродолжительное время этот самый развал абсолютно закономерно случается. Теперь повторю все тот же вопрос: это условия украденной победы?
Здесь мой эрудированный читатель задумается на пару мгновений и нанесет мне внезапный ответный удар. Испепеляющий на месте. Смертельный. После таких уже не поднимаются, и бой прекращается за явным преимуществом одной из сторон. Вот вы так хорошо и правильно тут рассуждаете про ударные батальоны да приказ Гучкова. Было, никто не спорит. Но дело-то вовсе не в этом. Почему о главном молчите? Неужели вы не знаете про наше чудо-оружие, которое должно было принести долгожданную победу уже в том самом 1917 году? Про автомат Федорова совсем ничего не слышали? И про танк Лебеденко ничего не хотите нам сказать? Ну хотя бы, может быть, про самолет «Илья Муромец» что-нибудь читали или фотографии в музее видели?
Самолет «Илья Муромец». Он так и не стал оружием победы
Скажет это мой читатель победно и будет смотреть, как теперь будет выкручиваться автор. Шах и мат ведь объявлен, сопротивление бесполезно. Нечем крыть. Можно склониться в глубокой задумчивости над доской, но сколько ни гляди на фигуры, от постыдного поражения не уйдешь. Армада на тебя прет с автоматами Федорова при поддержке танков Лебеденко. А с воздуха легионы «Муромцев» атакуют, голову из окопа своего исторического не поднимешь. Словом, сдаваться пора.
Помните, как у Ильфа и Петрова в «12 стульях»: «Брюнет пришел в ужас и хотел было немедленно сдаться, но только страшным усилием воли заставил себя продолжать игру». Так и тут. Мы повременим сдаваться. Аргументы приведены серьезные, спору нет. Они весьма любимы нынешними авторами конспирологических бестселлеров. Повторяются всеми кому не лень с невероятно гордым видом. Но кроме этих громких названий иных деталей почему-то про наше родное чудо-оружие никто не приводит. Стесняются, вероятно. А мы – приведем. Согласитесь, объявленный шах и мат ко многому обязывают. А дьявол, как известно, кроется в деталях.
Начнем с автомата Федорова. Вы напрасно думаете, что это такой судьбоносный предшественник знаменитых в годы Великой Отечественной войны пистолета-пулемета Дегтярева и пистолета-пулемета Шпагина. Вот те автоматы действительно прославились в боях, чего нельзя сказать про творение Федорова. Как правило, восхищающиеся этим автоматом и предвкушающие, как бы он от души дырявил проклятых тевтонов, не в курсе маленького нюанса: сей автомат был выпущен небольшой серией только в начале 20-х годов (то есть уже при советской власти) и оперативно был снят с производства за полной негодностью. Открою вам секрет: при первоначальном заказе на 15 тысяч автоматов реально с 1920 по 1924 год было произведено всего лишь 3200 штук. Отсюда вытекают два важных факта. Во-первых, если уж большевики с их невероятной тягой к милитаризму (а на оружие они никогда денег не жалели) ради грядущей мировой революции отказались от производства автомата Федорова, значит, действительно его качество оставляло желать много лучшего. А во?вторых, если пробная партия была выпущена только после окончания Гражданской войны, значит, за три года до этого нашего чудо-оружия еще не существовало. Как минимум в том количестве, чтобы супостату спуску не давать хотя бы в зоне действия одного полка. Приходилось немцев по старинке мосинской трехлинеечкой губить.
С танком Лебеденко примерно та же история. Это вам не «Т-34», которого до ужаса боялись танкисты вермахта и СС. И не «КВ», который в 1941 году один сдерживал наступление немецких частей, а вышел из боя без ущерба для себя только после того, как кончились все боеприпасы. Нечем уже было отстреливаться. Вот это действительно было настоящее чудо-оружие. Танку Лебеденко до таких высот было не добраться по определению – хотя бы в силу того, что единственный изготовленный опытный образец с двигателем, который свинтили с трофейного «Цеппелина», начал с того, что намертво завяз на испытаниях. Тем и закончил «Царь-танк». Вытащить его не смогли, поэтому пришлось разобрать на месте на детали. И было это еще в 1915 году. То есть диагноз, конечно, не как у автомата Федорова, но в той же плоскости.
Остается самолет «Илья Муромец». Тут, казалось бы, мне нечем крыть. Этот самолет существовал и действительно использовался русской армией в годы Первой мировой войны. Целых 60 машин было в действующей армии. 400 раз поднимались они в воздух. Сбросили 65 тонн бомб и уничтожили 12 вражеских истребителей. Подходит это под громкое определение «чудо-оружие, способное переломить ход неудачно складывающейся войны»? Мягко говоря, не убежден. Особенно если вспомнить два прискорбных обстоятельства. Во-первых, еще в апреле 1916 года немецкой авиации удалось разбомбить наш аэродром в Зегевольде. Повреждения получили четыре «Ильи Муромца». А это вам не эпоха Великой Отечественной войны, когда большое количество техники могли оперативно возвращать в строй. А во?вторых, ахиллесовой пятой этого самолета были многочисленные технические неполадки, которые, в свою очередь, наслаивались на несчастные случаи. В результате этого было безвозвратно потеряно около двух десятков самолетов. И как следствие, уже в 1918 году на «Илье Муромце» не было совершено ни одного боевого вылета. Вы все еще будете называть этот самолет фактором, способным переломить ход войны?
Ладно, скажут мне, ударные батальоны действительно создавали, чтобы фронт не развалился. И приказ Гучкова Русскую Императорскую армию превратил в анархический свинарник. И с оружием победы не очень удачно вышло. Трудно с этими убийственными фактами спорить. А мы и не будем. Пора переходить к главному. Кто вывел Россию из войны и вычеркнул ее из числа стран-победительниц? Кто заключил оскорбительный для русского национального сознания Брестский мир? Кто окончательно добил армию? Большевики. Это они во всем виноваты! С них должен быть спрос за все. Вечный позор этим негодяям и предателям!
Сложно не согласиться. Большевики действительно вывели страну из войны, и именно поэтому не вошла Россия в число держав-победительниц. Брестский мир действительно способен оскорбить национальное сознание. И остатки Русской Императорской армии были действительно добиты выстрелом пьяного матроса в голову блестящего русского генерала Духонина. Все это правда. Но о большевиках мы еще поговорим подробно чуть ниже. Пока же я предлагаю не отвлекаться от главного – выяснить, под чьим идейным руководством происходило уничтожение армии и подготавливался выход России из войны. Кто несет прямую ответственность за ту самую украденную победу?
За ежедневными отборными проклятиями на головы большевиков как-то незаметно ушло на второй план, а потом и вовсе забылось главное: а кто все начал?
Кто первым заговорил о том, что неплохо было бы выйти из войны, чтобы спокойно строить новую прекрасную демократическую Россию и наслаждаться либерализмом? Не знаете? Уверен, даже не подозреваете. Ведь это сильно подорвет полученную за последние годы убежденность в том, что во всем виноват один только Ленин, и не будь его, не жизнь бы тогда была, а малина. И Деникина себе в свидетели позвать с его легендарными словами: «Следует признать, что в то время еще военная среда оказалась достаточно здоровой, ибо, невзирая на все разрушающие эксперименты, которые над ней производили, не дала пищи этим росткам».
Так вот, в обстановке полного развала всего, чего только можно, мысль о необходимости побыстрее закончить войну родилась, естественно, в головах членов Временного правительства. Причем размениваться по пустякам они не собирались, а сразу заговорили о сепаратном мире с немцами. Такие вот у этих людей были верность своим союзникам по Антанте и уважение к собственной армии, которая геройски дралась за престол и отечество. Впервые мысль о сепаратном мире была озвучена в августе 1917 года. Еще не только нет большевиков у власти, но даже генерал Корнилов только готовился начать свою попытку остановить эту вакханалию. Первым, кто заговорил про не только желательность, но и необходимость мира с немцами любой ценой, стали заместитель председателя Временного правительства Коновалов и советник министра иностранных дел, специалист по международному праву Нольде. Сделали они это, разумеется, не публично. Понимали, что могли бы получить от благодарной аудитории в ответ не только многочисленные грубые слова, но и меры физического воздействия. Поэтому прозвучало это предложение на закрытых политических совещаниях.
Одной из главных проблем членов Временного правительства было тотальное неумение держать язык за зубами. Что думали, то и говорили. Всем подряд, когда угодно и где угодно. Нужно ли удивляться, что вскоре о возможном сепаратном мире с немцами в Петрограде не слыхал только самый последний сторож-пропойца? Тем более, что говорили об этом с каждым днем все чаще и громче. Апогеем стало 20 октября, за пять дней до большевистского переворота. На соединенном заседании комиссий Совета республики по обороне и иностранным делам последний военный министр Временного правительства Верховский взял слово и предложил: в связи с катастрофическим сокращением материальных средств немедленно поставить вопрос об уменьшении численности войск и о предложении немцам мирных переговоров.
Вы понимаете, что означает эта инициатива в условиях ведения боевых действий? Даже допустим на минуту, что у нас с вами нет разложения на фронте и ударных батальонов, которые поддерживают порядок из последних сил. Как нет и революционной агитации, дезертирства и братания с противником. Нет, разумеется, и никаких безобразий в тылу. Предположим, у нас на дворе относительно благополучный с этой точки зрения 1915 год. Представим, что все у нас происходит без эксцессов. Идет привычная позиционная война. Немцы в нас стреляют из своих окопов, особо не высовываясь. Мы отвечаем им тем же. По два раза в день. Чтобы каждый помнил: идет война. И тут вдруг вам говорят: нечего здесь прохлаждаться, яйца соловьиные высиживать. У нас сокращаются материальные средства. Больше ваше безделье финансировать никто не будет. На ваше вполне резонное замечание: «А что же будет в этом случае с фронтом?» – вы получите презрительно, через губу: «Без тебя разберемся за переговорным столом с немцами. Сам военный министр так милостиво повелеть изволил. Есть еще вопросы? Все, пшел вон отсюда!»
К чести господина Керенского, он очень быстро оценил перспективы. Даже не государственные, а свои собственные. Очевидно, осознал, что бить его за это, и очень больно, будут отдельные лица и целые группы весьма озлобленных сограждан, носящих офицерские погоны. И хорошо, если только бить. Выбитые зубы потом можно будет вставить, порванный пиджак – выкинуть. Но ведь вероятнее всего – просто пристрелят, пользуясь революционной вседозволенностью и отложенной на время, но отнюдь не забытой обидой за генерала Корнилова. Умирать Александру Федоровичу категорически не хотелось. Он еще планировал долгие годы руководить свободной Россией. Поэтому Верховский, предложивший сепаратные переговоры с немцами, был немедленно отстранен от должности.
Верховский А.И.
Министр Временного правительства, предложивший начать сепаратные переговоры с немцами
Беда даже не в том, что подобные каиновы мысли озвучивались в правительстве воюющей страны. В конце концов, от порождения Милюкова и Гучкова ждать иного было бы наивно. Генетика кабинета министров сработала в полном объеме. Зря товарищ Сталин эту науку недолюбливал. Беда заключалась в том, что в разболтанной революционной стихией армии это предложение встретило если не поддержку, то по меньшей мере понимание. И не у какого-то штабного писаря или сердобольной сестры милосердия, а у командующего корпусом на Северном фронте, например. Генерал Будберг запишет в своем дневнике: «С точки зрения верности слову предложение, конечно, коварное, ну, а с точки зрения эгоистических интересов России, быть может, единственно дающее надежду на спасительный исход: для масс мир – это козырный туз, и его хотят взять себе большевики и возьмут, как только станут у власти».
Остановимся тут на мгновение. Переведем дыхание. Если кто-то сразу не уловил суть, прочтите слова генерала еще раз. Их должен заучить наизусть каждый, рассуждающий про украденную победу. Любому из этой категории сограждан необходимо запечатлеть их у себя дома на потолке и, поднимая глаза к небу в поисках очередного вдохновения для осуждения большевиков, внимательно перечитывать. День за днем, вплоть до полного осмысления того, кто именно придумал украсть победу и подготовил к этому даже генералитет воюющей армии, а кто всего лишь использовал это предложение в своих целях.
Давайте будем наконец честны друг перед другом: украсть у нас победу, конечно, можно было. Но для этого ее нам нужно было сначала иметь. Хотя бы в среднесрочной перспективе. У России, которая трижды заслужила быть в ряду триумфаторов Первой мировой, ситуация была очень печальной. Помимо доблести всегда устойчивого офицерского состава иных козырей у нас уже не было. Императорская гвардия была выкошена в первые два года войны, солдаты устали кормить вшей в окопах. Проблемы множились в геометрической прогрессии.
Вот вы знаете, к примеру, что русская армия является абсолютным рекордсменом со знаком минус в той войне по шкале «стойкость»? На одного убитого солдата приходилось двое попавших в плен. И это не считая дезертиров, которых особенно много насчитывалось в интересующем нас 1917 году. Согласно данным виднейшего русского военного теоретика генерала Головина, наши потери в той войне составили 1,3 миллиона убитых и 2,4 миллиона пленных. И не надо сейчас вставать в пятую позицию и заявлять, что таким цифрам верить категорически нельзя, поскольку проклятые коммунисты специально увеличили потери в разы. Дело в том, что генерал Головин свою знаменитую книгу «Военные усилия России в Первой мировой» писал в эмиграции и меньше всего ориентировался при работе над этим фундаментальным трудом на выводы коммунистических историков. Он сам был участником тех событий и прекрасно понимал, о чем пишет.
Потери были большие, а компенсировать их с каждым годом становилось все труднее, хотя к августу 1914 года Россия имела самое крупное население в Старом Свете – 167 миллионов. Но сломить сопротивление противника человеческим ресурсом не получилось. Прежде всего потому, что из призыва в армию автоматически исключались все инородцы, которые считались не слишком благонадежными. Добровольцами их брали, но и только. Временным правительством мог быть использован огромный мобилизационный ресурс, но новые министры оказались такими же упертыми доктринерами, что и их предшественники. Они даже не захотели осмыслить, не то что перенять, положительный опыт союзников. В отличие от России Франция и Великобритания призывали и использовали своих инородцев (главным образом арабов) миллионами. Причем не только на строительных работах, но и в качестве солдат.
Все и всегда познается в сравнении. Призывной возраст в Российской империи ограничивался 43 годами, а в Европе он составлял 50 лет. Причина прозаическая: средняя продолжительность жизни в нашей стране составляла около 30 лет. Призывать тех, кто старше 43, смысла не было: они либо уже умерли, либо того и гляди отдадут Богу душу. Но даже тех, кто моложе, не отправишь на фронт. Одних только «белобилетников» призывного возраста в империи набралось 6 миллионов. Всего же было 25 миллионов призывников. Получается, примерно каждый четвертый мужчина уже изначально не годился для фронта по причине своих болезней или инвалидности. А миллионы здоровых инородцев спокойно продолжали сачковать в тылу. Товарищ Сталин потом учтет уроки Первой мировой и в нужный момент Великой Отечественной нокаутирует Третий рейх дополнительным человеческим ресурсом. Но во всем Временном правительстве не нашлось никого, кто смог бы предвидеть развитие ситуации хотя бы на один ход вперед.
Дальше – больше. Была блестяще осуществлена еще одна показательная глупость – массовая насильственная депортация евреев из их родных мест в «черте оседлости». Это так называемые «десять польских губерний», если кто-то не знает. Вот, казалось бы, зачем? Что, у воюющей страны других срочных и более важных дел нет? И так ведь железнодорожного транспорта для фронта постоянно не хватает. Но такие мелочи никого не волновали по причине того, что в Российской империи существовала целая школа военных ученых, которые разрабатывали, анализировали и готовились претворять в жизнь теорию неблагонадежности населения. Первыми в очереди были евреи. И никого в тот момент не волновало, что в действующей армии около 600 тысяч иудеев храбро воевали, многие были награждены орденами. Сказано выслать – значит, высылаем. Много думать вредно.
25 января 1915 года начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Янушкевич рассылает циркулярное письмо по всей линии фронта, в котором предписывалось выселение евреев и подозрительных личностей из всех районов боевых действий, где присутствуют части Русской Императорской армии. Дикость этого поступка с точки зрения нравственности не обсуждаем – тут все понятно. Рассмотрим сопутствующие факторы. Они сами добровольно усиливали революционную ситуацию в стране. Совершенно очевидно, что после такого даже самый лояльный к династии человек из числа евреев станет ее лютым врагом. Это скажется потом, с началом красного террора. Идем дальше. Для депортации требуются железнодорожные вагоны. Их совсем не было. Для фронта не хватало, куда уж там на что-то остальное транжирить. Для контроля за депортацией нужны войска. Их также не хватало на фронте, чтобы еще и в тыловых операциях задействовать.
Население мало депортировать. Лишенное источника существования, оно нуждается в продуктах. А бюджет на этот счет предусмотрен не был. За депортированными, как за неблагонадежными, необходим полицейский надзор, а ресурсов для этого нет. Продолжать можно бесконечно долго. Суть явления, я полагаю, вы уже поняли. Вот так из-за невероятной глупости одного дурака с полковничьими погонами Россия столкнулась с кучей проблем. Легче было этого военного «теоретика» на фронт отправить. Может, хоть пользу какую-нибудь принес в штыковой атаке. Хотя я лично отдал бы его под суд военного трибунала за откровенное вредительство.
Ладно бы на этом заканчивались трудности империи. В таком случае можно было бы напрячься, но сдюжить. Все ради победы. Но это, к сожалению, лишь верхушка айсберга. Дальше – больше. Внезапно (кто бы только мог подумать об этом до войны!) выяснилось, что индустриальные экономики наших союзников Франции и Великобритании, а также нашего противника Германии имели резервы мощностей для наращивания выпуска вооружений. Россия же могла победить только в краткосрочной войне. Как только ресурсы иссякли, наступил закономерный кризис. Печальнее всего то, что нам тяжело было тягаться не то что с Германией, но даже с Австро-Венгрией. Мне придется привести сейчас некоторые данные, чтобы вы убедились в этом. Я сам не люблю эту, как говорил товарищ Сталин, игру в цифирь, но от нее никуда не деться.
Итак, мы уступали Австро-Венгрии в производстве пулеметов в два раза, артиллерийских орудий и самолетов – в полтора раза. Про остальные показатели даже не упоминаю, берегу ваши нервы. Исключительно потому, что, к примеру, потребности Русской Императорской армии с конца 1914 года составляли 10 миллионов снарядов в месяц. А за все время войны, используя все имеющиеся мощности, удалось произвести лишь 67 миллионов снарядов. Не стану объяснять, как это сказывалось на фронте. Сами можете оценить посредством нехитрой математической операции.
Большевики, безусловно, внесли свой существенный вклад в то, что в числе стран-победительниц в Первой мировой войне не оказалось России. Октябрьская революция и ее пропаганда в тылу и на фронте укреплению фронта точно не способствовали. Но и сваливать всю вину только лишь на ленинскую партию категорически нельзя.
Февральская революция, а перед ней упорная и многолетняя распутинщина, коррупция и кумовство, про которые категорически не советую забывать, сыграли свою отрицательную роль. Ключевую. Это были те самые фатальные факторы, которые и украли нашу победу. Конечно, все могло пойти иначе. Будь в стране иные министры, прояви в нужный момент решительность офицеры… Но этого не произошло. А история не терпит сослагательного наклонения. К сожалению.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.