«Передайте семье — я сделал все, что мог…»

«Передайте семье — я сделал все, что мог…»

Весть о прибытии «Иль де Франса» распространилась по «Андреа Дориа». Отчаяние сменилось надеждой, надежда — уверенностью: спасение близко. «Иль де Франс» сыграл роль небольшого, но стойкого подкрепления, которое имеет решающее значение в бою, приостанавливая беспорядочное отступление и обеспечивая переход в победоносное наступление.

Для «Иль де Франса» это была ночь славы. Неудачи, которых опасался капитан де Бодеан (ведь это была его первая морская спасательная операция), могли подстерегать судно. Однако для французского лайнера, мчавшегося со скоростью двадцати двух узлов к «Андреа Дориа», обстоятельства складывались благополучно. Уже в пятнадцати милях до места аварии все было готово: спасательные шлюпки, пища, одеяла, дополнительные каюты, койки в лазарете. В четверть второго ночи капитан де Бодеан обнаружил на экране радиолокатора группу судов, находившихся в районе столкновения. Спустя двадцать две минуты, когда до итальянского лайнера оставалось восемь миль, капитан приказал убавить ход, намереваясь приблизиться осторожно, и стал молча горячо молиться, чтобы туман рассеялся. Через восемь минут, без четверти два ночи, туман поредел и исчез, засверкали миллионы звезд, луна осветила спокойное море. Подойдя на расстояние двух миль, капитан де Бодеан отошел от экрана радиолокатора и глазами отыскал среди четырех находившихся впереди судов «Андреа Дориа». Крен итальянского судна оказался настолько явным, что принять за него другое судно было невозможно.

— Включите огни, дайте полный свет, пусть знают, что мы уже здесь, — сказал он своему заместителю Петтре, в то время как «Иль де Франс» маневрировал, подходя к накренившемуся судну.

Прожекторы залили светом две дымовые трубы, окрашенные оранжевой и черной краской. Наименование судна «Иль де Франс», светившееся трехметровыми буквами в промежутке между трубами, было похоже на белый шатер, воздвигнутый в темноте ночи, извещая о прибытии судна, олицетворявшего Францию в открытых морях.

Несмотря на долголетний опыт плавания по морям, капитан де Бодеан не ожидал застать «Андреа Дориа» в таком состоянии. Внешне итальянский лайнер все еще казался прекрасным. Его совершенные плавные линии, насколько мог заметить глаз, не были нарушены. Многочисленные палубные огни сверкали вдоль всей длины судна, а лучи двух мощных прожекторов с наклонившейся мачты отражались ярким мерцанием в маслянистой воде.

У капитана де Бодеана появилось желание успокоить тех, кто ждал помощи, крикнуть в темноту ночи: «Терпение! Я уже здесь… «Иль де Франс» пришел!» Но, разумеется, он оставался безмолвным, внимательно осматривая накренившееся судно через бинокль.

На палубах «Андреа Дориа» вдоль правого борта никого не было, итальянский лайнер казался всеми покинутым, хотя временами с него доносились крики. Позади гибнущего судна луна освещала беловатое пятно. Капитан де Бодеан понял, что это «Стокгольм».

Капитан де Бодеан (опыт командира судна приучил его проявлять смелость в равной степени с осторожностью) маневрировал «Иль де Франсом», стремясь подойти как можно ближе к правому борту «Андреа Дориа». Оказавшись на расстоянии 350 метров (ближе подходить было опасно), он застопорил машины и лег в дрейф рядом с гибнущим судном. Французский лайнер загородил «Андреа Дориа» от зыби, и водное пространство между двумя судами превратилось как бы в лагуну — тихую гавань со спокойной поверхностью, покрытой разлившимся мазутом. Это обеспечило отличные условия для работы спасательных шлюпок. Капитан де Бодеан рассчитал правильно: его судно будет находиться в безопасности только дрейфуя с одинаковой скоростью с «Андреа Дориа». Всего лишь один раз на протяжении ночи, когда течение снесло итальянский лайнер слишком близко к «Иль де Франсу», ему пришлось пустить машины на задний ход. Все остальное время оба гигантских судна находились в неизменном положении относительно друг друга.

Было два часа ночи, когда «Иль де Франс», застопорив машины, остановился с наветренной стороны «Андреа Дориа». Спустя пять минут первая французская спасательная шлюпка держала курс к поврежденному судну. Затем поспешно, одну, за другой спустили еще десять шлюпок. Капитан де Бодеан решил, что вместе со спасательными шлюпками остальных судов одиннадцати шлюпок «Иль де Франса», вместимостью по девяносто человек каждая, окажется вполне достаточно для эвакуации пассажиров и экипажа «Андреа Дориа» за один или два рейса. Остальные семнадцать шлюпок капитан де Бодеан на всякий случай оставил на борту.

Волнуясь, куря одну сигарету за другой, капитан «Иль де Франса» наблюдал за тем, как его спасательные шлюпки вошли под накренившееся судно и приступили к посадке пассажиров. Он хорошо понимал, что обеспечение безопасности спасателей от него совершенно не зависит, но все же, взяв мегафон с электрическим усилителем, крикнул:

— Будьте осторожны!

В случае, если бы «Андреа Дориа» опрокинулся, под ним в морской пучине исчезли бы все спасательные шлюпки, стоявшие вдоль правого борта. Было необходимо, чтобы итальянское судно сохранило плавучесть хотя бы еще на час или на два.

Через семь минут к «Иль де Франсу» подошла первая спасательная шлюпка. Пассажиры были приняты через бортовую дверь четвертой палубы. Затем их провели по трапам вверх на обращенную к итальянскому лайнеру левую сторону судна. Дверь в правом борту, обращенном в сторону открытого океана, была задраена, потому что поднялось волнение. (В районе плавучего маяка во время прояснения погоды неожиданно волнение усилилось). На смену редкой плавной мертвой зыби пришли короткие, быстрые волны, увеличившие для спасательных шлюпок опасность оказаться разбитыми о борт лайнера. Моторные вельботы других судов продолжали доставлять потерпевших на свои суда, но шлюпки с ручным приводом стали держать курс на «Иль де Франс», оказавшийся ближе всех к «Андреа Дориа». Четыре не имевшие моторов шлюпки со «Стокгольма» совершили только по одному рейсу к шведскому судну, стоявшему на расстоянии двух миль, а после двух часов ночи переправляли спасенных на «Иль де Франс».

Находясь в удобном месте, около кормы «Андреа Дориа», второй штурман «Стокгольма» Энестром установил совместно с экипажами французских спасательных шлюпок определенный порядок эвакуации пассажиров. Шлюпки с «Иль де Франса» пришвартовывались к борту шлюпки со «Стокгольма», и пассажиры, спустившись по канату в шведскую шлюпку, переходили затем во французскую, которая доставляла их на свой лайнер. Дух единства и взаимной поддержки охватил экипажи спасателей. Люди работали рычагами ручных приводов, пока их вспухшие ладони не начинали кровоточить. Они взбирались по трапам и концам, чтобы помочь пассажирам спуститься вниз. Ближе к утру некоторые из них поднимались даже на палубы «Андреа Дориа» в поисках оставшихся потерпевших. В каждой шлюпке объявились добровольные пловцы, вытаскивавшие людей из воды. Пятнадцатилетний официант офицерской столовой «Иль де Франса» Жан-Пьер Гийон нырнул, чтобы спасти маленького ребенка, а Армандо Галло прыгнул из спасательной шлюпки в воду за Фортунато Спина — пожарником из команды «Андреа Дориа», который имел вес сто тридцать пять килограммов, а окружность его талии была равна росту.

С прибытием «Иль де Франса» у правого борта «Андреа Дориа» появилось порядочное количество средств спасения — двадцать восемь шлюпок. Их было более чем достаточно для восьми трапов и концов, свисавших с борта. В общей сложности принять участие в спасательной операции могли бы тридцать шлюпок, но две из них, принадлежавшие «Андреа Дориа», совершили только по одному рейсу к «Стокгольму». Одну оттолкнул от «Стокгольма» последний взобравшийся на борт член команды, и она плавала по воле волн. Команду второй спасательной шлюпки, также пытавшуюся покинуть ее, матросы «Стокгольма» на борт не пустили. Это была спасательная шлюпка 3, в которой не удалось запустить мотор. Сидевшие в ней люди, имея в своем распоряжении только два запасных весла, старательно поработав руками, не в силах были грести две мили назад к «Андреа Дориа». Они дождались у борта «Стокгольма», пока их товарищи по команде бросили фалинь и перевели шлюпку за корму шведского судна, где она и простояла всю ночь.

На борту спасательной шлюпки 3 оказался трехлетний сын актрисы Рут Роман — Ричард Роман Холл. Актриса передала сына стажеру из мореходного училища Джулиано Пирелли, двадцатитрехлетнему юноше, выполнявшему у одного из штормтрапов роль «лифта для детей». Мальчика привязали ему на спину, и он спустился по балясинам трапа в спасательную шлюпку 3, в которой уже оказалось около ста двадцати человек. Затем Пирел-ли снова поднялся на шлюпочную палубу, а Рут Роман стала карабкаться через поручни на штормтрап. Но тут спасательная шлюпка отчалила от судна. Обезумевшая от горя мать умоляла вернуться, ее сын громко заплакал, но — таковы уж превратности спасательной операции.

Продолжая разыскивать своих родителей, Питер Тирио трижды пытался пробраться к их каюте. Установив, что прямой путь прегражден, он обошел зону разрушений с противоположной стороны и попытался пройти другим трапом. Но также безуспешно. На его неизменный вопрос, не видел ли кто его отца и мать, все говорили: «Они, наверное, где-нибудь здесь». С этим же вопросом обратился мальчик к антиквару из Нового Орлеана Морису Килу (Питер успел подружиться с ним за время плавания). Кил с женой, дочерью и ее знакомым, также жителем Нового Орлеана Гэй Бартоном, находился в группе пассажиров первого класса, терпеливо ожидавших, когда им скажут, что надо делать.

— Не сыграть ли нам партию в настольный теннис? — пошутил ничего не подозревавший антиквар, пытаясь развеселить мальчика.

— Нет, благодарю вас, — вежливо ответил Питер. — Пойду, поищу еще.

Он направился вдоль шлюпочной палубы к носовой части судна, а затем спустился на палубу фойе, чтобы пройти по коридору, ведущему к каюте 180. Эта палуба была залита водой. Шлепая по воде в пустом коридоре, он подошел к месту, с которого была видна боковая часть каюты родителей. Вход в нее преграждали массивная балка и мелкие обломки. Ему показалось, что дальше, там, где должна была находиться бортовая стена каюты, была пустота. Однако если даже ему в голову и пришла мысль о гибели его отца и матери, то он не осознал это до конца. Он мог предположить, что его родители успели оставить каюту, поэтому мальчик продолжал поиски вверху, на палубах, заполненных людьми.

Когда за кормой и у бортовых трапов вереницей выстроились спасательные шлюпки, в местах сбора пассажиров была подана команда: первыми эвакуируются дети, за ними — больные и старики, потом женщины и, наконец, — мужчины. К этому времени многие пассажиры туристского класса уже покинули судно. Оставшихся в ресторане или на левой стороне прогулочной палубы провели к свисавшим с правого борта канатам и помогли таким образом оставить судно.

Для предупреждения прыжков через борт в воду члены команды, схватившись за руки, образовали вдоль поручней кормовой части палубы живую цепь. Другие члены команды выстроились на пути с прогулочной палубы вниз, к кормовой части палубы надстройки, поддерживая пассажиров и помогая им передвигаться по судну, крен которого достигал уже 30°.

В салоне первого класса преобладал покой и порядок. Пассажиры — мужчины и члены команды организованно оказывали помощь женщинам, детям и старикам. Они выводили пассажиров, передавая их из рук в руки, на повышенную сторону прогулочной палубы, помогали подняться по трапу еще выше, на шлюпочную палубу. Здесь каждому предлагали сесть и затем подталкивали по наклонной палубе вниз, к противоположному борту. Проехав четырнадцать метров поперек палубы, они попадали в объятия ожидавших там, на пониженной стороне судна, других членов команды, которые провожали всех к одному из трапов. Ходить, не держась ни за что, было невозможно, поэтому во время спуска по штормтрапам вокруг пояса большинства пассажиров, особенно женщин, завязывали линь. Детей несли вниз на спине. Труднее всего было эвакуировать младенцев. Чаще всего члены команды, балансируя, спускались по штормтрапам, держа ребенка на руках.

Молодой инженер Джером Рэйнерт, возвращавшийся из проведенного в Европе отпуска после окончания колледжа, добровольно предложил свою помощь и стал у одного из штормтрапов вместе с тремя другими молодыми пассажирами первого класса. Матери, главным образом итальянки, когда перед спуском по трапу им приходилось отдавать детей, плакали и кричали. Однако, несмотря на это, эвакуация в салоне первого класса проходила относительно спокойно.

Когда распоряжение об оставлении судна достигло всех расположившихся перед салоном первого класса, среди которых были доктор Тортори Донати, доктор Джианнини, их пациенты, фельдшеры и медицинские сестры, около тридцати собравшихся там пассажиров бросились бежать. Однако оба врача быстро успокоили их.

— В первую очередь надо свезти больных и раненых! — кричал доктор Тортори Донати. — Времени у нас достаточно!.. Судно не пойдет ко дну!.. Чем спокойнее вы будете вести себя, тем лучше для вас!..

Его слова, а может быть авторитет форменной одежды, несмотря на то, что она была совершенно перепачкана мазутом, остановили начавшееся бегство. Пассажиры беспрекословно подчинились указаниям и стали ожидать, пока врачи со своими помощниками перенесут на одеялах шестерых пациентов через всю ширину судна к первой застекленной двери с правой стороны прогулочной палубы. Первый пассажир, последовавший за ними, поскользнулся и упал на покрытый линолеумом, запачканный мазутом настил палубы. Доктор Тортори Донати тоже упал и ушиб ногу. Он убедил пассажиров съезжать с одной стороны судна на другую в сидячем положении и как можно медленнее. Таким образом, переход с левой стороны судна на правую оказался не таким уж сложным делом.

Гораздо труднее было заставить какую-нибудь спасательную шлюпку подойти к борту. Свободным от багажа был только небольшой участок прогулочной палубы. Но единственная имевшаяся там дверь находилась как раз над зияющей пробоиной, полученной судном при столкновении. Примерно в течение получаса оба врача и некоторые из пассажиров просили подойти проходившие мимо спасательные шлюпки, направлявшиеся к центральной или кормовой части судна. Но ни одна из них не отозвалась. Экипажи шлюпок либо не слышали их среди гама и шума, либо, скорее всего, просто предпочитали не приближаться к зловещей темной дыре в борту судна, которая могла засосать внутрь любую из шлюпок.

Наконец одна из спасательных шлюпок, стоявшая у борта ближе к корме, подошла под открытую застекленную дверь прогулочной палубы. Пассажиры снова ринулись вперед, но оба врача и на этот раз приказали им подождать своей очереди.

Между тем, продолжая поиски домкрата, к ожидавшей шлюпку группе людей подошел стюард Ровелли, который снова предложил помощь Джейн Чанфарре. Палуба судна, крен которого все увеличивался, оказалась всего в трех метрах над стоявшей шлюпкой. Ровелли взвалил Джейн Чанфарру себе на спину и спустился с ней в спасательную шлюпку. Благополучно устроив ее, Ровелли вскарабкался снова на палубу и отправился в дальнейшие поиски.

Подчинив себе пассажиров, доктор Тортори Донати проследил за тем, чтобы его пациенты покинули судно первыми. В тот момент, когда шлюпка оказалась приподнятой гребнем волны, он лично передал Розу Карола на руки матросу, стоявшему в спасательной шлюпке. Чтобы старая женщина не упала, ее обвязали под руками линем, конец которого держал фельдшер. Так же была спущена в шлюпку Мэри Ондер. Выпачканные мазутом итальянки, обернувшись одеялами, соскользнули вниз без посторонней помощи. Затем доктор повернулся к Джозефу Ондеру и жестом приказал ему последовать за женой. Беспокоясь за пациентов, доктор отправил в этой же шлюпке четырех из пяти фельдшеров и медсестер. Далее он стал спускать в шлюпку более пожилых женщин из числа стоявших вокруг пассажиров. Некоторых из них приходилось долго уговаривать, так как они очень боялись спускаться за борт судна по канату. Десять юных семинаристов из Новой Англии, возвращавшихся после паломничества в «святой город», помогали успокаивать таких пассажиров. Юноши появлялись только тогда, когда возникала необходимость в их помощи, а все остальное время оставались в стороне, чтобы не мешать доктору Тортори Донати следить за порядком. Сами они решили сесть в шлюпку последними.

Указания относительно оставления судна передавались по «Андреа Дориа» из уст в уста. В последнюю очередь была извещена группа пассажиров второго класса, находившаяся неподалеку от своего места сбора на левом борту центральной части судна. Ответственным за данное место сбора был третий штурман Джианнини, который с момента столкновения и до половины третьего ночи был неотступно занят на мостике. Позже, когда спасательные шлюпки выстроились вдоль борта судна, как такси на стоянке, напряженность на мостике разрядилась, и капитан Каламаи стал изыскивать пути ускорения эвакуации людей с «Андреа Дориа». Джианнини, готовому отправиться к своему месту сбора, капитан Каламаи приказал вывести пассажиров на корму, разыскать несколько грузовых сеток и закрепить их за бортом. (Капитан вспомнил о применявшемся во время войны способе высадки войск с транспортов при помощи грузовых сеток вместо штормтрапов).

Третий штурман опрометью бросился с мостика к пассажирам, ожидавшим на прогулочной палубе. Он снял ботинки и носки, рывком стащил с себя спасательный жилет, считая его обременительным. Предстоящая работа отодвинула на задний план чувство самосохранения. Когда, одетый в форму, он появился среди взволнованных пассажиров, те буквально осадили его. Посыпался град вопросов:

— Есть ли шлюпки?

— Мы покидаем судно?

— Что нам делать? Где спасательные шлюпки? Джианнини приказал всем следовать за ним.

Но некоторые женщины, да и мужчины, ожидавшие слишком долго, были не в состоянии поверить, что действительно где-то рядом находится их спасение.

— Спасательных шлюпок достаточно…, у нас достаточно спасательных шлюпок, — твердил Джианнини по-английски и по-итальянски. Пассажиры с трудом поднимались на ноги, и Джианнини, выстроив их цепочкой и попросив держаться за руки и помогать Друг другу, повел за собой в кормовую часть правого борта, где, как уверял он, ожидали спасательные шлюпки. Услышав голоса на находившейся выше палубе, Джианнини высунулся в одну из открытых застекленных дверей и крикнул тем, кто находился вверху, на шлюпочной палубе, чтобы они спускались вниз и присоединились к цепочке, которую он поведет к шлюпкам.

Возглавив пассажиров, Джианнини провел их к последнему люку прогулочной палубы, спустился одним маршем ступенек и перешел на правую сторону кормовой части палубы надстройки. Он приказал помощнику боцмана разыскать грузовые сетки, но тот не подчинился, сказав, что сетки сложены в грузовых трюмах, и попытаться достать их оттуда в данный момент слишком рискованно. Все же одну сетку (ею накрывали плавательный бассейн) нашли и опустили за борт. Однако туристы средних лет не обладали сноровкой специально обученных, отправлявшихся на фронт воинских частей, поэтому многие пассажиры застряли в похожей на паутину сетке, болтавшейся далеко от борта накренившегося судна.

На мостике вздохнули с некоторым облегчением. Полной катастрофы избежать удалось. Лайнер, гордость Италии, который, казалось, опрокинется сразу после столкновения, все еще сохранял плавучесть. Крен его достигал уже 33°. Ходить, не придерживаясь за протянутые поперек мостика штормовые лееры, было невозможно. Но поспешившие на помощь суда «Кэйп-Анн», военно-морской транспорт «Томас», а главное, «Иль де Франс» уже прибыли, и их спасательные шлюпки приступили к работе. С левого крыла мостика капитану Кала май было видно, что поднятая кверху сторона судна постепенно пустела, а с правого крыла он следил, как проходила посадка в шлюпки. Крики и рыдания теперь слышались изредка. Всплески воды, когда кто-либо прыгал с судна в маслянистую, густо усеянную обломками воду у правого борта, еще доносились на мостик, но и они были не такими частыми, как раньше. Передышка давала возможность подумать, но собраться как следует с мыслями мешало охватившее непреодолимое чувство глубокой печали. Удастся ли в конце концов спасти судно? Слабый проблеск надежды еще теплился, и капитан Каламаи поспешно составил радиограмму в адрес береговой охраны США.

В 2 часа 38 минут на «Стокгольме» приняли с борта «Андреа Дориа» радиограмму капитана, которую следовало передать в штаб береговой охраны:

«СТОЛКНОВЕНИЕ В ТОЧКЕ С КООРДИНАТАМИ 40 ГРАДУСОВ 30 МИНУТ СЕВЕРНОЙ 69 ГРАДУСОВ 53 МИНУТЫ ЗАПАДНОЙ СРОЧНО НУЖДАЕМСЯ ПОМОЩИ БУКСИРА — КАПИТАН»

В передачу вмешался военно-морской транспорт «Томас», сообщивший:

«ИМЕЕМ СВЯЗЬ ШТАБОМ БЕРЕГОВОЙ ОХРАНЫ БОСТОНЕ ВАША РАДИОГРАММА БУДЕТ ПЕРЕДАНА»

Ответ береговой охраны был передан «Томасом» на «Андреа Дориа» в 3 часа 08 минут:

«СООБЩАЕМ ЧТО СУДНО БЕРЕГОВОЙ ОХРАНЫ ЭВЕРГРИН ПОДОЙДЕТ К ВАМ ЧЕРЕЗ 4 ИЛИ 5 ЧАСОВ».

На «Эвергрине», как и на других судах береговой охраны, державших курс к месту происшествия, в кормовой части имелось буксирное устройство, которым пользовались в аварийных случаях. Тогда возник вопрос: сможет ли «Андреа Дориа» продержаться до подхода буксиров?

В машинном отделении итальянского лайнера команда столкнулась с новыми трудностями. В результате крена приемные кингстоны для забора морской воды на повышенной стороне судна оказались выше поверхности океана. Вместо холодной забортной воды циркуляционный насос, охлаждавший левый турбогенератор, засасывал воздух. Генератор перегрелся и остановился. Мокрые от пота люди (большинство работало в наполненном паром главном машинном отделении в одних только брюках) пытались приспособить для охлаждения левого генератора пожарные насосы, но они оказались для этой цели недостаточно мощными. В качестве последнего средства механики попробовали брать воду для охлаждения левого генератора из системы охлаждения правого, но и здесь их постигла неудача. Перегревшийся левый турбогенератор замер.

Между тем вода, скопившаяся в льялах машинного отделения, по мере увеличения крена судна, начала заливать правый борт. Прежде чем механики обратили на это внимание, она подобралась к токонесущим частям турбогенератора, установленного около правого борта главного машинного отделения. Раздался зловещий треск короткого замыкания, и генератор остановился. Механики занялись устранением вновь возникшей неисправности. Включив насосы, снизив уровень воды, они восстановили цепь и снова пустили правый генератор в ход. Кингстон для забора воды в правом борту был в связи с ненадобностью перекрыт, и воду для охлаждения стали качать не из моря, а прямо из заполненных льял. Однако затопление правой стороны главного машинного отделения по мере дальнейшего усиления крена продолжалось. Вскоре вода залила циркуляционный насос правого турбогенератора, и из опасения вторичного короткого замыкания этот генератор пришлось остановить совсем. Подача электрической энергии прекратилась. Продолжал работать только один аварийный генератор мощностью в 250 киловатт, установленный на палубе «А». Были погашены один за другим котлы, потому что насосы не могли подать достаточное количество воды. Тесно связанные друг с другом сложной взаимной зависимостью, как органы человеческого тела, главные машинные установки огромного судна, которые питали его электрической энергией и приводили в движение, остановились.

Посовещавшись, командный состав машинного отделения решил, что больше ничего нельзя сделать. Крен достиг 33°, помещение заполнялось паром, забортная вода шипела, соприкасаясь с горячими трубопроводами, люди измучились, ходить было невозможно, даже ползать трудно. Поэтому, задраив за собой люки, люди оставили все три отсека машинного отделения. Было без четверти три ночи.

Последние покинувшие машинное отделение механики и команда поднялись по аварийному трапу на палубу «А» и направились на корму к единственному оставшемуся на судне источнику электрической энергии. Аварийный генератор, работавший от аккумуляторов, был в состоянии обеспечить электрической энергией лишь систему освещения судна и один аварийный насос, откачивавший воду из затопленного генераторного отделения. Старший механик Чиаппори устало поднялся на мостик, чтобы лично доложить капитану последние печальные новости.

Примерно в то же время мостик подвергся вторичной осаде со стороны Тура Питерсона, умолявшего помочь ему освободить жену. Он снова и снова просил домкрат, но капитан Каламаи, плохо знавший английский язык, долго не мог его понять.

Когда, наконец, капитану стало ясно, что Питерсону требуется «рычаг», он обещал сделать все, что сможет. Стоявшему рядом штурману он приказал пойти с несчастным пассажиром и оказать необходимую помощь.

Временами, когда из рулевой рубки все уходили, выполняя полученные от капитана приказания, там наступала гробовая тишина. Недостатка в приказах со стороны капитана Каламаи никто никогда не испытывал, но на судне было сравнительно мало специалистов, способных справиться с массой дел, возникших в связи с аварийным состоянием. Имелся только один судовой плотник, который умел произвести замеры льял. Всего лишь несколько человек были обучены обращению со светосигнальными приборами. Ночь катастрофы дала возможность убедиться, что «Андреа Дориа» был сконструирован и укомплектован как роскошный лайнер.

Он имел на борту избыток официантов и стюардов, коков и мойщиков посуды, но не имел хорошо обученной команды, способной справиться с различными обязанностями в случае аварии.

В минуты затишья, погруженный в глубокое раздумье, капитан Каламаи часто смотрел вниз, наблюдая за высадкой пассажиров. Около трех часов ночи он подошел ко второму штурману Бадано, взял его за локоть и тихо сказал:

— Если вы спасетесь, может быть вы окажетесь тогда в Генуе… Передайте семье — я сделал все, что мог.

Молодой и наивный Бадано не понял значения слов капитана.

— Посмотрите, — сказал он, указывая на стоявший рядом «Иль де Франс», — нас спасут. Судно мы потеряли, ничего не поделаешь, но я не сомневаюсь, что там, где можно спасти одного, будет спасен и другой.

Капитан Каламаи промолчал.

— Ведь если спасут меня, спасут же и вас, не так ли? — как будто о чем-то догадываясь, тихо, неуверенно переспросил Бадано.

Капитан печально кивнул головой и отошел в сторону.