9. Репатриация военнопленных и интернированных

9. Репатриация военнопленных и интернированных

Среди военнопленных и интернированных были отдельные лица, которые репатриировались достаточно рано. Как мы помним, советская статистика называет цифру репатриированных в 1945–1948 гг. – 259 человек, в том числе 225 из немецкого плена и 34 военнопленных и интернированных, и говорит о прекращении репатриации с 1949 г. Конкретные архивные данные об этом процессе скудны и отрывочны; по ним трудно определить, кто и почему был репатриирован в эти годы. Нам удалось выявить следующее.

Перес Франсиско, 1923 г. р., солдат, был передан 5 сентября 1945 г. в румынский госпиталь[164].

В списке военнопленных Южной группы войск за 1945 г., подлежащих освобождению, значатся: Родео Пабло Феликс, 1911 г. р., обер-офицер, писарь 15 сводного дивизиона, и Родео Карлос, 1920 г. р., унтер-офицер, радист 2-го танкового сводного полка[165].

В октябре 1945 г. из лагеря № 204 в лагерь № 300 в г. Сан-Валентин были отправлены интернированные испанки Гаррига Анксель, 1896 г. р., и Лопес Пепита, 1910 г. р.[166].

Приемо-передаточным пунктом № 4 8-й Гвардейской армии были переданы союзникам 9 испанцев[167].

В Книге регистрации прибывающих иностранцев и репатриированных из СССР в комендатуру № 1 за май 1945 г. значатся:

126. Айон Рикардо, 1914 г. р., из г. Ландсберга;

1381. Гомес Ортенсио, 1895 г. р., из Польской армии;

2294. Монтанель Андрес, 1904 г. р., из: 5-й ударной армии;

2295. Панадеро Педро, 1890 г. р., из 5-й ударной армии[168].

В Регистрационной книге Комендатуры № 136 за 1945 г. учтены интернированные во Франции и прибывшие из Австрии испанцы, направленные в Комендатуру № 133: Аходиас Пабло Димитро, 1910 г. р., Бланко Хосе Мануэль, 1918 г. р., Тарбико Франсиско[169].

В Комендатуре № 90 в 1945 г. зарегистрированы интернированные во Франции и прибывшие из Вены испанцы:

Гарсия Филин Гильермо, 1925 г. р.,

Мове Айме Сатурнино, 1914 г. р.,

Пелегри Соле, 1920 г. р.,

Родригес Секондо Алоис, 1907 г. р.,

Эрнандес Алькасар Диего, 1906 г. р. (интернирован в Испании), Гадело Дадело Сантъяго, 1923 г. р. (интернирован в Картахене, прибыл из Берлина)[170].

В Регистрационной книге Комендатуры № 2 союзных интернированных, освобожденных Советской армией в 1945 г., значатся две гватемалки – Кармен и Лилия Гомес, 1921 и 1918 г. р.; Стенгелин Отто, 1905 г. р., Хусекард Карлос, 1922 г. р, а также частично знакомые нам, поступившие из Буковины в лагерь № 190 Монтанель Эррера Андрес, 1904 г. р., Панадеро Серрано Педро, 1890 г. р., Херардо Фрельо, 1922 г. р., Альфонсо Рабелон, 1905 г. р., Алехандро Рубе, 1910 г. р., и Мерахильдо Качта, 1897 г. р., переведенный в приемо-передаточный пункт № 5 8-й армии[171].

В Регистрационной книге Комендатуры № 108 за 1945 г. значатся интернированные во Франции и отправленные в Пильзень Педро Веруно Элинг, 1924 г. р., и Марта Реуэйо, 1912 г. р., прибывшая из комендатуры № 107[172].

В Книге учета военнопленных и интернированных, прошедших через транзитный лагерь № 188 в 1945 г. и направленных в пункт № 52131, значатся Санча Грегорио, 1919 г. р., прибывший из Бреславля, а также Солано Марауво Хесус, 1919 г. р., и Парамон Картино Рикардо, 1910 г. р., прибывшие из Сольц[173].

Из приведенных примеров не всегда ясно, переданы ли эти люди союзникам (скорее всего, это было так) или им предстояли еще долгие мытарства по советским пересыльным пунктам и лагерям (их имена нам больше не встречались). Но в 1945 г. были примеры и непосредственной передачи интернированных испанцев союзным государствам. Так, в Книге учета освобожденных Красной Армией военнопленных по 138-му транзитному лагерю пятеро испанцев (солдаты и капрал), прибывшие из Вильно, направлены: двое на английский корабль «Арава» и трое – на «Асканит»™. Из четверых испанских солдат, числящихся в Книге учета освобожденных Красной Армией военнопленных и интернированных граждан союзных стран за 1945 г. и прибывших трое из Будапешта, один из г. Туры, двое направлено на пароход «Миновей» и двое на «Араву». Однако другие четверо (один из Ольса, остальные из Вильно) направлены в г. Бельдич (Бельциг), в Германию[174] ^[175]. Занесенные в Книгу учета освобожденных Красной Армией военнопленных и интернированных граждан союзных стран, прошедших через транзитный лагерь № 139 в 1945 г., 6 прибывших из Кракова, Штругалу, Котовиц, Будапешта испанцев были направлены на английские пароходы «Гамилътон», «Таморуа», «Маковай», «Арава», и лишь Гомес Гарсия, 1915 г. р., прибывший из Ольса, направлен в г. Бельциг (Германия)[176]. В 1945 – начале 1946 гг. в лагере № 363 числилось 42 испанца, собранных из различных городов Германии и отправленных во Франкфурт на Одере[177]. В лагерь № 3 убыли из лагеря № 211 два поступивших из Кенигсберга испанца[178].

Из лагеря № 270 Новгородской области переведен в лагерь № 186 25 января 1946 г. испанец Мартинес Роман, 1919 г. р., рядовой[179]. В лагере № 186 на 3 марта 1946 г. числился Бено Хосе, 1925 г. р., подлежащий передаче Венгерскому Красному Кресту в Будапеште.[180]

Как свидетельствует испанский историк Хосе Боррас, судьба интернированных испанцев стала известна на Западе. Вот что он пишет по этому поводу:

«Парижская "Solidaridad obrera" опубликовала в 1948 г. серию репортажей, в которых оповестила о существовании в Караганде (СССР) концентрационного лагеря, где были заключены и подвергались принудительному труду 59 испанских антифашистов. Двадцать пять из них были пилотами, тридцать два моряками и двое гражданскими. Были представлены данные об их именах, датах и месте рождения. Среди моряков 23 принадлежали к СНТ и 9 к УГТ. Они были интернированы, видимо, не желая остаться в дураках у красного тоталитаризма. Речь шла об авиаторах и моряках, которые имели "привилегию" быть допущенными в качестве беженцев в Россию, среди скудного числа испанцев, которых приютила "родина пролетариата". Кампания, возникшая по поводу этих заключенных, начиная с объявления

0 них Испанской Федерацией Депортированных и Интернированных (FEDIP), имела большой международный резонанс и вывела из себя испанских коммунистов. Антонио Михе в статье, опубликованной в "Mundo obrere", гневно атаковал то, что он называл "самозванной Федерацией Депортированных испанцев", "Solidaridad obrera", газету, которую квалифицировал как "фалангистскую сточную канаву", и FAI[181], которую обвинил в сговоре с агентами-провокаторами из Фаланги. Михе прибавил в той же статье, что потребует рассмотрения этого вопроса в Постоянной Депутации Кортесов. Что же касается истинности фактов, то о них он не сказал ни единого слова. Испанские коммунисты пытались всеми средствами отрицать существование обнародованных фактов. Но перед неоспоримыми доказательствами перестали заявлять об их отсутствии и немедленно их оправдали, заявив, что речь идет о «предателях». Сам Михе, согласно информации «Solidaridad obrera», сказал, что «Если бы заключенные в Караганде попали бы в его руки [признав таким образом их существование], то он бы их расстрелял». Постоянная Депутация Кортесов не согласилась с точкой зрения Михе и, приняв в рассмотрение заявление FEDIP, потребовала от республиканского правительства в изгнании, чтобы оно вмешалось в пользу заключенных в Караганде испанцев»[182].

В фонде ЦК ВКП(б) имеются подлинные два письма на французском языке из Международного Красного креста, из Женевы, поступившие в советскую аналогичную организацию и пересланные Н. Шароновым

1 июля 1948 г. В.В. Мошетову за № 604с, относящиеся к судьбе испанцев, репрессированных за стремление выехать из СССР. Приведем их здесь по текстам переводов, имеющихся при подлинниках.

Первое письмо. «Международный комитет Красного креста, Женева, 30 декабря 1947 г. Исполкому СОКК и КП, Климентовский пер., д. 1, Москва.

Господа, Национальный совет испанской федерации политических высланных и заключенных, контора которого находится в Париже, рю де Буленвилье, 51, обратился к нам по вопросу об испанцах-республиканцах, которые в настоящее время находятся в районе Караганды в Казахстане. Это испанские подданные, которые находились в СССР в конце гражданской войны в Испании. Обращаясь к нам по этому вопросу, вышеупомянутая испанская республиканская организация заявила нам, что она не может обращаться к Вам непосредственно, ввиду отсутствия дипломатических представителей. Друзья этих испанцев, которые находятся во Франции, очень хотели бы их увидеть и спрашивают, возможно ли было бы их отправить во Францию. Получив эту просьбу, мы решили, что наш долг сообщить ее Вам, предоставив Вам решение по этому вопросу.

Н. Куне, Зам директора отдела гражданских интернированных».

Второе письмо от 17 февраля 1948 г. «Господа, имеем честь сослаться на наше письмо, которое мы направили Вам 30.12.1947 по вопросу о республиканцах-испанцах, находящихся в настоящее время в Караганде, СССР.

Мы получили их список и разрешаем себе переслать его Вам на случай если он окажется для Вас полезным…

П. Куне, заместитель директора интернированных военнослужащих и гражданских лиц.

Список испанцев-республиканцев, интернированных в лагере Караганда, СССР.

Летчики:

Висенте Монтехано Морен, р. в Мадриде

Дорин Альмор, р. в Барселоне

Максимо Рамос

Фульхенсио Буэндиа

Эмилио Салуд

Хосе Гарсия Гарсия

Хосе Кальво

Агустин Пуч

Эмогенес Родригес

Кинтин Родригес

Хосе Ромеро Каррейрас, р. в Оренге

Клаудио Рамель

Рамон Бельтран

Артуро Прието

Хосе Сегура

Пабло Вильянуэва

Франсиско Амиага

Антонио Маркес

Эусебио Понс

Фелипе Педрен

Мигель Веласко

Адольфо Пуиг

Рикардо Альего

Агустин Льонас

Педро Льопарт

Военные и торговые моряки:

Мануэль Техеро, офицер

Педро Корнесе, офицер

Педро Арместо, офицер

Рамон Санчес, офицер

Виктор Родригес, матрос

Хосе Перес, матрос

Xуан Гомес, матрос

Хосе Сантамария Гарсия, матрос

Мануэль Кастанеда, матрос

Хосе Кастанеда (брат предыдущего)

Xуан Лейра, матрос Хосе Коломбина, матрос

Гражданские:

Антонио Эчаурия Луис Серрано

Xуан Бота (доктор медицины из Мадрида).

Париж, 10 декабря 1947 г.»[183].

Как мы знаем, ответа на это обращение не было. Однако часть названных в этом списке всё же выжила. Нам известно, что в августе 1955 г. Агустин Льона, 47 лет, живший с 1937 г. в Одесском детдоме и осужденный 27 июня 1941 г. с группой испанцев, был освобожден в марте 1955 г. и просил разрешения репатриироваться в Испанию со своей женой и тремя детьми[184]. Если сравнить этот список с приведенным выше списком интернированных, выехавших в 1954 г. на «Семирамис», можно увидеть, что по крайней мере пятнадцати «карагандинцам» из этого списка всё же посчастливилось вернуться на родину.

Первой крупной и основной партией репатриированных испанских военнопленных была, несомненно, экспедиция на пароходе «Семирамис», отплывшая из Одессы 26 марта 1954 г. Репатриированные были переданы по акту и списку работниками СОКК и КП СССР Шароновым и Сидоровым представителям Французского Красного Креста М. Барри и Рене ла Флош «согласно соглашению между Красным Крестом Советским и Красным Крестом Французским». В списке указывались фамилии и имена, годы рождения и воинские звания 286 репатриируемых[185]. Если верить Эстебан-Инфантесу, группа репатриированных состояла из происходивших из Голубой Дивизии:

офицеров (2 капитана, 3 лейтенанта, 2 прапорщика) – 7 человек;

сержантов – 18 человек;

капралов – 24 человека;

солдат – 170 человек, всего 219 человек.

А также:

из Легиона – 7 человек; из авиации – 1 человек; добровольцы из СС – 21 человек; курсанты из школы пилотов – 12 человек; происходившие из Германии – 3 человека; дети, интернированные в 1937 г., – 4 человека.

Всего репатриированных – 286 человек (С. 292).

Анализ биографических данных, имеющихся в нашем распоряжении, привел к близким цифрам. Действительно, в списке значатся 4 воспитанника детских домов для испанских детей:

1. Алонсо Фигеро Паскуаль, 1924 г. р., перед войной учился в РУ в Киеве, в 1943 г. окончил школу механизаторов в Саратове, в 1944 г. направлен на завод № 45 в Москве;

2. Гомес Хосе (он же Томато Антонио), 1929 г. р., в 1943 г. выведен в РУ, воровал;

3. Пераль Альфаро Хесус, 1930 г. р., в 1945 г. окончил 4 класса;

4. Руэдо Хосе, 1929 г. р., в 1943 г. учился в 4 классе.

Нами выявлено не 12, а 11 пилотов-курсантов, и не 19, а 18 моряков; вот их списки:

а) летчики:

1. Веласко Перес Мигель Антонио, 1919 г. р.

2. Вильянуэва Флорес Хулио Феликс, 1917 г. р.

3. Гарсия Буэндиа Фульхенсио Антонио, 1916 г. р.

4. Гарсия Гарсия Хосе Франсиско, 1918 г. р.

5. Кальво Муэтра Хосе Франсиско, 1919 г. р.

6. Монтехано Морено Висенте, 1919 г. р.

7. Пастор Хустон Паскуаль Карлос, 1915 г. р.

8. Рамос Аррибас Максимо Клаудио, 1914 г. р.

9. Родригес Родригес Эрмохенес, 1919 г. р.

10. Ромель Коломер Клаудио, 1915 г. р.

11. Ромеро Коррейра Хосе Сесарио, 1917 г. р.

б) моряки:

1. Арместо Сако Педро Алехандро, 1912 г. р., штурман

2. Асебал Перес Аверино Эстанислао, 1894 г. р., кочегар

3. Гарсия Гомес Хосе, 1911 г. р., матрос

4. Гарсия Санта Мария Хосе Мануэль, 1913 г. р., повар

5. Гомес Мариньо Хуан Хосе, 1911 г. р., столяр

6. Давила Эйрос Мануэль Давид, 1900 г. р., матрос

7. Кастанеда Очатандо Анхель Хосе, 1909 г. р., матрос

8. Кастанеда Очоа Хосе, 1901 г. р., матрос

9. Кастро Лопес Хуан, 1906 г. р., матрос-кочегар

10. Конеса Кастильо Хуан, 1914 г. р., артиллерист

11. Лейра Карпенте Антонио Рамиро, 1911 г.р., артиллерист

12. Льомпарт Банасар Педро Игнасио, 1899 г. р., ст. механик

13. Меркадеро Сааведра Франсиско Антонио, 1917 г. р., артиллерист

14. Перес Перес Хосе Мануэль, 1897 г. р., матрос

15. Пинейро Диас Энрике, 1912 г. р., артиллерист

16. Руис Меса Кандидо Алехандро, 1902 г. р., матрос

17. Санта Мария Гарено Рамон Антонио, 1903 г. р. кочегар-машинист

18. Санчес Гомес Рамон, 1910 г. р., офицер.

И 4 человека, о которых нам неизвестно ничего, кроме того, что в списке «Семирамиса» они обозначены как интернированные. Это Альпага Диас Франсиско Антонио, 1914 г. р., Буэно Сальвадор Мигель, 1911 г. р., Гарсия Мартинес Висенте Диего, 1893 г. р., и Мартинес Иосиф, 1915 г. р. Двое из них – недостающие пилот и моряк, и двое – «из

Германии», третий, очевидно, прошел как военный, поскольку в списке с воинскими званиями названо 249, а не 248 человек.

Ксавьер Морено подробно описывает подготовительную, в том числе дипломатическую работу для репатриации военнопленных на «Семирамисе», ссылаясь на известные изданные ранее работы. В частности, им приводится довольно любопытный отклик Родольфо Льописа на эту репатриацию. Несмотря на свои политические убеждения, Льопис не атакует дивизионеров – в большой степени, как он считает, жертв франкистской пропаганды, заинтересованной в их использовании. Он иронически пишет: те, кому несколько лет назад льстили, теперь квалифицируются перед союзными державами как воры и носители венерических заболеваний. Ясно, что Франко только что одержал большую дипломатическую победу над Маленковым, который, в своем стремлении открыть торговые пути, не стал форсировать высадку республиканцев во Франции и оставил их в своих руках. «Советские могут чувствовать удовлетворение, они имеют в своем активе еще одно преступление. Испанских республиканцев 37-го (sic) мы никогда не забудем», – такой сентенцией реагирует Льопис на возвращение дивизионеров (С. 341).

Морено считает, что на «Семирамисе» вернулось 227 дивизионеров и 21 человек из состава «подпольной войны» (служивших в Вермахте и СС); 65 дезертиров осталось в СССР и 18 дивизионеров отказались от возвращения (С. 322). В приложении (С. 414–421) он приводит алфавитный список военнопленных в Советском Союзе, репатриированных в апреле 1954 г. на пароходе «Семирамис», оговариваясь, что на нем вернулось 286 человек, в списке же только 285 – тех, о ком сообщила пресса 30 марта 1954 г. Мы сравнили этот список с имеющимся в нашем распоряжении архивным русским списком, приложенным к акту, составленному в Одессе 26 марта 1954 г. представителями СОКК и КП СССР, Красного Креста Франции и капитаном либерийского судна «Семирамис» о приеме-передаче 286 персон испанской национальности, репатриированных из СССР[186]. Мы установили, что во многих случаях имеются значительные отличия в написании фамилий и имен испанцев в русском списке от приводимого Морено. Всё же мы считаем, что 284 человека идентичны в обоих списках. В русском списке и в нашей Базе Данных отсутствуют какие-либо сведения о Хосе Антонио Родригесе Эстевесе, названном в списке Морено. В то же время в его списке отсутствуют имеющиеся в русском списке имена двух солдат: Хосе Альберто и Габриэля Серафина Мартинеса – последний был осужден в СССР на 10 лет; а также имя Хосе Антонио Гомеса (он же «Томато») – интернированного, бывшего воспитанника детских домов для испанских детей. Мы полагаем, что этот последний – Антонио Тамайо Альварес, отсутствующий в русском списке, но включенный в нашу Базу Данных как воспитанник детдома и, по свидетельству авторов книги о «Детях войны», вернувшийся в 1954 г. на «Семирамисе» в Испанию[187]. У нас нет никаких оснований, зная советскую действительность 1950-х годов с ее стремлением к строжайшему учету людей, особенно иностранцев, не доверять архивному списку; видимо, испанская пресса ошиблась относительно Родригеса Эстевеса и по каким-то причинам не включила в список вернувшихся дивизионеров Габриэля Мартинеса и Хосе Альберто. Что касается Гомеса «Томато», то он, проходя под этим именем на «Семирамис», в Испании отказался от своей воровской клички «Томато» и распространенной фамилии Гомес, вернув себе подлинное имя; возможно, не хотел компрометировать своего брата и двух сестер – четверо Тамайо Альваресов указаны в нашей Базе Данных.

Много нового – хотя и не во всем, по нашему мнению, верного – сообщает о репатриации 1954 года Родригес Хименес. Возвращению испанских военнопленных из советского ГУЛАГа Родригес посвящает эпилог своей книги, подчеркивая, что как цифры потерь Голубой Дивизии, так и число военнопленных и дезертиров всегда были секретными для франкистского режима. Отметим, что говоря о советском ГУЛАГе, Родригес не делает различия между лагерями ГУЛАГа и ГУПВИ, которое всё же существовало.

Он констатирует, что точного числа военнопленных нет ни в одном испанском архиве. По его мнению, можно думать, что их было около двух тысяч (сразу скажем – цифра эта очень преувеличена). Мы думаем так, – пишет он, – потому что неизвестно число нелегальных испанских участников немецких военных частей, и то же можно сказать о числе тех, кто эмигрировал в Третий Рейх и попал в руки советских. Следует также подчеркнуть, что какая-то часть военнопленных была уничтожена сразу же после захвата или попала в руки партизан (последнее вполне возможно. Но Родригес ошибается, утверждая, что значительная часть авиационных и морских экипажей, около семисот человек, были интернированы в концентрационные лагеря из-за отказа принять советское гражданство; таковых, как мы знаем, было во много раз меньше, и, во-вторых, причина была не в отказе от гражданства, а в отказе от любой работы и требовании выезда. – А.Е). По его мнению, не менее пятнадцати процентов военнопленных умерло в лагерях от различных болезней и условий жизни. Родригес приводит такой состав прибывших на «Семирамисе» двухсот восьмидесяти шести испанцев:

Испанская Дивизия Добровольцев – 208

Испанский Добровольческий Легион – 7

Авиационная эскадрилья – 10

Нелегальные из Вермахта и СС – 21

Productores – 10

Бывшие дети войны – 4

Моряки – 19

Летчики – 11

Гражданские интернированные – 4

Неизвестные – 2

Он говорит, что это его собственные подсчеты на основе архивных документов Голубой Дивизии. Мы же не можем не отметить не только многие несовпадения с нашими данными, но прежде всего, несовпадение общего итога – 296 человек, вероятно, за счет неясной категории Productores[188] (С. 379). Кроме того, он излагает историю первых репатриантов и в специальной статье «Последние из Голубой Дивизии. Через год после смерти советского диктатора в Испанию вернулись 286 испанцев, заключенных ГУЛАГа».[189] Приведем несколько отрывков из нее.

«После полудня 2 апреля 1954 г. судно «Семирамис» вошло в порт Барселоны. Его прибытия ждали тысячи человек, поскольку на его борту прибывало около 300 испанцев, находившихся от 9 до 13 лет в советских концентрационных лагерях. Большая часть из них – солдаты и офицеры погибшей Голубой Дивизии или Испанской Дивизии Добровольцев (DEV), экспедиционного корпуса, посланного режимом Франко воевать в советскую Россию на стороне германцев, и даже входившие нелегально в Вермахт и в Ваффен СС.

Желанное событие для журналистов и историков, но неудобное для правительства Франко, являвшееся очевидным доказательством участия Испании во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии, особенно когда шла работа по окончательному прорыву в международные круги. Поэтому по поводу прибытия официальные мероприятия были отменены»…

«Одна из характеристик испанцев, находившихся в лагерях, – продолжает он, – это их неоднородность. Несмотря на их незначительное число, ни у одного другого народа не было типологии столь различной. Люди, захваченные в ходе военных действий, встретили в заключении тех, кого и предположить нельзя было там встретить. Речь идет о пилотах и авиамеханиках, персонале Республиканской Армии, которые в момент окончания Гражданской Войны находились в СССР, проходя курс обучения, а также о моряках испанских судов, находившихся в советских портах в это же время. Большая часть этих авиационных и морских экипажей, порядка 700 человек, была отправлена в концентрационные лагеря из-за отказа принять советское гражданство.

Не меньшее удивление вызвала встреча с испанскими изгнанниками, которые были захвачены немцами во Франции и привезены для работы на территорию Рейха, а затем перемещены добровольно или насильственно в СССР; некоторое их число было обвинено в контрреволюционном поведении и отправлено в концентрационные лагеря.

Наибольшее изумление произвела на военнопленных встреча с детьми войны, которые были эвакуированы из Республиканской Испании в СССР, чтобы уберечь их от опасностей Гражданской Войны, и которых советское Правительство отказалось вернуть; некоторые, уже подростками, попали в лагеря принудительного труда по сходным с историей старших причинам.

Однако, самое удивительное – присутствие в сталинских лагерях тех членов Голубой Дивизии, которые дезертировали в Красную Армию и считали себя сторонниками коммунистического режима. Вначале они были использованы советской информационной службой в целях пропаганды на линии фронта, (С. 31) среди франкистских добровольцев. Но когда испанская часть отступила, почти всех дезертиров ожидала та же судьба, что и остальных военнопленных, – хорошая демонстрация советского недоверия ко всем тем, кто входил в подразделение добровольных бойцов против коммунизма.»

«В феврале 1947 после серии неофициальных контактов испанские и советские дипломаты начали переговоры о подписании торгового соглашения… Франко разрешил такие секретные переговоры через персонал посольства в Париже и встречу с советскими делегатами на швейцарской территории. Однако это не привело к какому-либо соглашению из-за отсутствия желания с обеих сторон обменяться достоверной информацией и из-за советской просьбы отпустить на свободу коммунистов, находящихся во франкистских тюрьмах. Но также и потому, что началась Холодная война.

Два года спустя эти контакты возобновились, но с тем же результатом. По крайней мере, было получено больше информации о пленных, и у некоторых семей появилась живая надежда на скорое возвращение своих близких. Для других неизвестность и безнадежность сохранялась.

(Отметим в скобках, что по свидетельству авторов книги, посвященной истории эвакуированных в СССР испанских детей, политика, направленная на ускоренную репатриацию военнопленных, осуществлялась Правительством Испании. В результате переговоров с несколькими странами оно решило провести два акта репатриации весной и летом 1949 года, один – через Британское Посольство в Москве и второй – путем обращения Испании в Международный Красный Крест через испанского представителя в нем, маркиза де Вильялобара. В первом случае Советник Испании в Лондоне обратился с вербальной нотой к Британскому Послу в Москве, в которой разделил испанцев на четыре группы, как того потребовало правительство: 1) пленные из Голубой Дивизии; 2) дети, эвакуированные в СССР в ходе войны; 3) испанские авиаторы, которые были посланы в годы войны учиться в советские летные школы; 4) экипажи испанских судов, которые находились в Одессе к моменту окончания схватки. Во втором случае советской делегации в Международном Красном Кресте был передан меморандум, в котором официально запрашивалось о пленных из Голубой Дивизии и об условиях, на которых Советский Союз согласился бы освободить их, а также запрашивалась информация относительно других групп испанцев, которые находились в СССР и хотели бы вернуться в Испанию. Обе эти попытки провалились, и тогда маркиз де Вильялобар предложил Министру, прежде чем предпринимать что-либо снова, собрать как можно более полные сведения о запрашиваемых лицах и определить их число, которое на тот момент испанскому Министерству Иностранных дел не было известно[190].)

Переговоры, – пишет Родригес в своей книге, – тянулись так неестественно долго, что испанцы оказались практически последними иностранцами в лагерях СССР… Наконец, в 1952 г. дело сдвинулось с мертвой точки. Произошло это благодаря активности частных лиц, двух главных протагонистов, выступивших как представители семей военнопленных: францисканца Мигеля Ольтры, назначенного в Берлине капелланом для солдат Голубой Дивизии, и Хосе Марии Сторчи де Грасия. При материальной поддержке одной организации в апреле 1952 года Ольтра установил контакт в Париже с Андре Марти, бывшим членом Интернациональных Бригад, и встретился в Германской Демократической Республике с советскими военными. Было достигнуто соглашение, но Сталин не утвердил его. Нужно было дождаться смерти советского директора в марте 1953 г., чтобы проблема была решена. Как пишет историк Луис Суарес, советские потребовали в обмен на соглашение «определенных экономических послаблений в торговых переговорах». В декабре, наконец, советское Правительство известило французский Красный Крест, что 253 испанских заключенных амнистировано, и попросило его посредничества в их (С. 40) репатриации. Французская организация начала действовать и в январе 1954 г. связалась с президентом испанского Красного Креста герцогом Эрнани. Тогда же министр Иностранных дел Мартин Артахо поручил послам в Турции и Греции зафрахтовать судно, которое должно было забрать тех, кто будет освобожден, в порту Одессы, на Черном море.

Выбранное судно первого класса носило имя "Semiramis". Оно принадлежало греческому судовладельцу и плавало под либерийским флагом, что свидетельствовало о количестве организаций и наций, которые были задействованы в операции. 22 марта судно покинуло порт Пирей, взяв курс на советский порт.»

«24 марта репатриантов начали свозить на поезде в Одессу, куда они прибыли 26 марта. Вечером 26-го стоящий у трапа советский офицер выкликнул их имена, и один за другим они взошли на борт. Их приветствовала делегация французского Красного Креста.

Затем якорь был поднят. Военнопленные, теперь уже бывшие, пребывали в сильном волнении. Но вскоре стало видно, что плен оставил у них открытые раны. С одной стороны, существовало противостояние между пленными и дезертирами, позже тоже помещенными в лагеря, многие из которых тоже захотели вернуться; с другой стороны, между частью солдат и офицерством, а также теми военными, которые во время заключения выполняли какие-то поручения тюремщиков. Вот что говорится в докладе о происходившем на судне, составленном национальным делегатом Бывших Бойцов:

«Заметно было, что физически и морально они в хорошем состоянии. Дисциплина сохранялась при обращении к офицерам, но это не распространялось на товарищеские отношения с теми, кто во время долгого заключения скрывал или прощал возникавшие слабости, а годы спустя восхвалял патриотизм. Эта позиция быстро обозначилась, и два офицера, капитан Асенси и лейтенант Мартин, отделились от остальной группы офицеров»…

«На рассвете в воскресенье 28-го (С. 41) судно покинуло Стамбул. Жорж Бруардель, президент французского Красного Креста, договорился со своим испанским коллегой, чтобы судно сделало остановку во французском порту Марсель, чтобы те бывшие военнопленные, которые не захотят вернуться в Испанию – в частности, дезертиры из Голубой Дивизии, – имели бы возможность попытаться начать новую жизнь в Демократической Европе. Даже организации испанских изгнанников сообщили на судно о своей готовности принять их на французской земле. Но, кажется, только один человек выразил желание принять это предложение. Испанская делегация, после получения инструкций от Правительства, взяла прямой курс на Барселону, без остановки.

Франкистские средства информации организовали пропагандистскую антикоммунистическую кампанию по поводу возвращения тех, кто столько страдал в долгом заключении, хотя это не казалось чем-то нелогичным, пока они оставались заключенными в СССР.

Но кампания была кратковременна. Утаивание началось уже на борту судна. Журналисты телеграфировали свои репортажи о недавно освобожденных, а официальные организации уже имели подготовленных родственников для выражения чувств прибывшим на «Семирамисе».

И в Барселоне ждали многочисленные журналисты и камеры NO-DO[191]. Также с нетерпением ожидали прибытия судна родственники репатриируемых и тысячи любопытных, как из окрестностей Барселоны, так и из разных регионов Испании.

Действительно, в пять часов с четвертью после полудня 2 апреля "Семирамис" вошел в порт, сопровождаемый эскортом маленьких судов с национальными флагами, которые вышли ему навстречу. За несколько часов до этого как в порту, так и на наблюдательных пунктах Монтхуига и Рамблас всё было заполнено людьми с испанскими и фалангистскими флажками. Для военного министра, который руководил возвращением и представлял Франко, этот день также был особым. Генерал Агустин Муньос Грандес был первым командиром Голубой Дивизии.

С корабля спустилось 286 репатриированных, и почти все, кто их ждал, думали, что это только бойцы Голубой Дивизии. Но к 236 военным – включая трех капитанов и четырех лейтенантов – нужно прибавить другие категории. Всего это были 248 участников Испанской Дивизии Добровольцев, 10 работавших в Германии и захваченных советскими, 4 детей войны, 19 моряков, 12 пилотов, 4 гражданских интернированных и 2 неизвестных».

(Для нас продолжает оставаться непонятным, как 286 прибывших превратились в 299 человек. – А.Е.)[192].

«Когда репатрианты сошли с корабля, они были окружены родными и друзьями, а также, конечно, журналистами и множеством любопытных. Предполагалось, что затем их на автобусах доставят до церкви Nuestra senora de la Merced, чтобы вознести благодарственную молитву, но по причине значительного скопления народа большинство их них не смогло проехать и прямо направилось (С. 42) в военный Госпиталь, где разместили всех больных.

До того как это произошло, военные и фалангистские иерархи одарили репатриантов сигарами, шоколадом, халвой и деньгами. Большинство вернувшихся хотели прежде всего поужинать вместе со своими домашними и совершить поездку по городу, и многие это сделали.

Еще было рано размышлять над некоторыми вопросами, которые могли их удивить. Режиму было нужно, чтобы церемония встречи была короткой и участие Правительства минимальным. Нельзя было позволить, чтобы радость людей, сражавшихся в немецкой форме, помешала подписанию долгожданного пакта с Соединенными Штатами и Святым престолом годом раньше, и тем более – работе испанской дипломатии по вступлению в ООН, что и произошло годом позже. Таковы, вероятно, причины, по которым не было ни официальной речи по поводу прибытия, ни обращения Франко к вернувшимся, ни последующей аудиенции комиссии, возглавляемой Муньосом Грандесом, во Дворце Эль Пардо.

Но еще оставались в советских лагерях соотечественники. Шесть членов военного персонала оставались в заключении: двое осужденных на 25 лет тюрьмы, один, признанный сумасшедшим, и трое других, о которых было известно, что они находятся в лагере, но неизвестно, в каком. Кроме того, кажется, 19 пилотов и моряков по-прежнему были интернированы в разных местах СССР. Благодаря действиям французского Красного Креста и других организаций в декабре 1954 г. вернутся на борту судна "Крым" другие военнопленные, часть из них – дезертиры, разочаровавшиеся в коммунистическом режиме. Наконец, в течение 1956 и 1957 годов это сделают многие дети войны» (С. 43).

Репатриация испанцев продолжалась и после 1954 г., но сведений об этом крайне мало; многие документы еще не прошли процедуры рассекречивания. Приведем справку на осужденного, подлежащего освобождению и репатриации, – Эвелио Падилью Мартинеса, 1902 года рождения, гражданина Мексики: «Мексиканец, образование высшее юридическое, приговорен в 1936 г. за антисоветскую деятельность к 5 годам лишения свободы, без определенных занятий; осужден Особым совещанием при МГБ СССР 5 марта 1951 г. по ст. 58-6, ч. 5 и 58–10, ч. 1 УК РСФСР к 20 годам лишения свободы… Проживая в СССР, установил связь с сотрудниками мексиканского посольства в Москве, которым передавал шпионскую и клеветническую информацию об СССР, кроме того, среди своего окружения проводил антисоветскую агитацию. Убыл в Мексику 12 октября 1955 г.»[193].

В октябре 1955 г. через французский Красный Крест были репатриированы еще двое интернированных испанцев. Первый, Фернандес Приэто Артур, – летчик, б/п; в 1940 г. жил в д/о Монино; числится в списке интернированных в лагере в Караганде, представленном 17.02.1948 г. в СОКК и КП Международным Красным крестом из Женевы; передан из лагеря № 159 в лагерь № 186 в Одессе для репатриированных 3 июля 1948 г. Другой – Хуан Боте Гарсия, педагог, врач, с января 1939 г. работал в д/д № 2 (Красновидово), «имел высшее медицинское и педагогическое образование, 5 лет педстажа, преподавал биологию и географию, к работе относился серьезно, но условий и требований советской школы еще не знает». Боязнь критики работы восстановила некоторых испанских учителей против

Боте (Мари Родригес, Аделе Рубио, Либертад Фернандес); в декабре 1939 г. подлежал увольнению из д/д в «Правде», в ноябре 1940 г. переведен из д/д № 1 в «Правде» в д/о Сенеж; видимо, был освобожден от работы в д/д и арестован за антисоветские высказывания; член КПИ (по другим данным – ОСПК[194]); числится в списке интернированных в лагере в Караганде, представленном 17.02.1948 г. в СОКК и КП Международным Красным крестом из Женевы; обозначен как доктор медицины.

7 января 1956 г. были переданы по акту в Берлине представителю Красного Креста Франции досрочно освобожденные из мест заключения испанцы Каберо Антонио Донато и Пелайо Рафаэль. Каберо Донато, 1914 года рождения, подлежал досрочному освобождению и репатриации в Испанию по Указу от 7 сентября 1955 г., переведен из Дубровлага на сборный пункт на ст. Потьма; в декабре 1955 г. просил перевести его из Потьмы на ст. Быково Люберецкого района для решения личных вопросов, в декабре 1955 г. был направлен в Москву на спецобъект МВД СССР № 14, откуда репатриирован. Пелайо Рафаэль – 1916 года рождения, политэмигрант, затем заключенный интернированный; кинооператор, в феврале 1941 г. подлежал трудоустройству; подлежал досрочному освобождению и репатриации в Испанию по Указу от 7 сентября 1955 г. из Дубровлага на сборный пункт на ст. Потьма; в декабре 1955 г. был направлен в Москву на спецобъект МВД СССР № 14, откуда репатриирован[195]. Интерес представляют их подлинные прошения на имя министра иностранных дел В.М. Молотова, написанные от руки, видимо, под их диктовку[196]. Приведем одно из них, так как второе почти буквально повторяет первое:

«Его Превосходительству Министру иностранных дел СССР господину Молотову В.М. от испанского гражданина Каверо Антонио.

Заявление.

7/1Х1955 г. указом верховного совета СССР я был амнистирован и как говорилось в Указе подлежу репатриации на родину – в Испанию.

Однако я всё время нахожусь в сборном пункте для репатриации в станции Потьма, и ни кто не может мне объяснить, почему так долго здесь тянется дело моей репатриации.

Убедительно прошу Вашего Превосходительства ускорить, по мере возможности, мою отправку на родину.

Кроме того, так как у меня имеются кое-какие дела личного характера, которые я должен решать в Москве до отъезда на родину, а здесь в станции Потьма я никак не могу добиться никаких результатов, то еще прошу Вашего Превосходительства перевести меня, до моей отправки домой, в пункт, находящийся в станции Быково Люберецкого района М. О.

Прошу не отказать в моей просьбе. С уважением. 8 декабря 55 г. Каверо»[197]

В январе 1951 г на теплоходе «Крым» среди других был репатриирован под № 52 Мануэль Гомес Сапатеро (включен в список летчиков авиашколы № 6, направленный 21 января 1941 г. в ОК ИККИ Благоевой; работал на Ворошиловградском паровозостроительном заводе; после войны жил в Крыму, его история приведена Урибесом в качестве примера тяжелой жизни там в письме Шаронову от 14 марта 1947 г., женат, жалуется на ревматизм, находится в очень угнетенном состоянии; в 1947 г. арестован за попытку получить визу на выезд из страны), – выписка из акта об этом была направлена в феврале 1957 г. начальнику Тюремного отдела МВД[198]. К сожалению, сами материалы СОКК за этот период еще не рассекречены, но, безусловно, речь идет о большой группе репатриируемых испанцев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.