Навык противостояния

Навык противостояния

Здоровье, физическая выносливость – это, однако, не самоцель. Это лишь один из способов подготовить ребенка к будущим испытаниям. Из того, что я написала об американской семье, пока нельзя почувствовать тот высокий градус сложной, напряженной жизни, которая клокочет и бушует за ее пределами. Острая конкуренция, непрестанная борьба за все более высокий уровень жизни, напряжение и стрессы – вот постоянный психологический фон деловой сферы взрослого американца. К нему-то и стараются подготовить ребенка заботливые родители. Иначе он не выдержит. Иначе вырастет неудачником. Таких, кстати, здесь тоже хватает.

Из всех качеств, которые американцы стремятся привить своим детям, Макс Лернер выделяет главное – «умение выгодно продать свои способности и постоянный напор предприимчивости».

Сделаю небольшое отступление. Один американский друг, ставший для меня, так сказать, поводырем в джунглях жизни этой далекой и поначалу совсем не знакомой мне страны, наставлял меня так: «Во-первых, научись выгодно продавать свои умения, знания. Во-вторых, будь максимально агрессивна и напориста». Я не называю имя этого очень хорошего человека, потому что и первый, и второй его советы, боюсь, шокируют моих читателей. Я, во всяком случае, была шокирована. И хотя так до конца и не научилась ни «продавать себя», ни быть «агрессивной», тем не менее много раз убеждалась, что именно подобное поведение востребовано в деловой жизни Америки.

Какие же качества необходимо привить ребенку-подростку-юноше, чтобы выжить в этой тяжелой конкурентной борьбе? Приведу их в том порядке, как это делает Лернер: «находчивость, трудолюбие, легкость в общении, умение адаптироваться, целеустремленность, сообразительность, самостоятельность». И, конечно, то, о чем другими, но очень похожими словами говорил мой друг (уместно повторить): «Очень ценится также умение выгодно продать свои способности и постоянный напор предприимчивости».

С раннего возраста родители приучают школьника самостоятельно зарабатывать деньги. В книге Барбары де Анджелис «Секреты о мужчинах», недавно переведенной на русский, я прочла: «Вы, конечно, знаете этот тип мальчика: он охотно косит лужайку у своего дома, чтобы заработать законный рубль» – и улыбнулась. Переводчику не пришло в голову, что для российского читателя этот пассаж звучит очень странно. Как это, делать какую-то работу по дому – своему и своих родителей дому! – за деньги? Дикость. Но для американца не дикость, а норма. Сколько раз наблюдала я такие картинки. Девочка убирает родительскую спальню за деньги. Мальчик моет машину отца. Племянница приходит на пару часов понянчить ребенка родной тетки. Обе стороны предварительно договариваются об оплате. В разговорах со взрослыми я несколько раз высказывала сомнения: а не разрушает ли этот обмен «услуга-деньги» естественное бескорыстие родственных отношений? Но чаще всего встречала непонимание: труд есть труд, он должен вознаграждаться, в чем тут проблема? А уже в 13–14 лет школьник совершенно официально поступает на работу, где он занят part-time, то есть несколько часов в день. Чаще всего это официант в кафе или продавец в Макдоналдсе, посудомойка в ресторане или мойщик машин на бензоколонке, помощник в библиотеке или в компьютерном зале.

Вряд ли я только что сообщила читателю что-нибудь новое. О раннем приобщении детей Америки к самостоятельному труду мы читали много. Отсюда, из Москвы, мне и моим друзьям это всегда казалось величайшим завоеванием американской семейной педагогики: ведь подросток рано учится зарабатывать деньги, а значит, понимать им цену, беречь каждую копейку или, наоборот, тратить ее с умом. Однако, приехав в Америку, я увидела, что все не так бесспорно. Вопреки моему восторгу, родители вовсе не были уверены, что ранний труд – благо. Да, возможность самому зарабатывать деньги дает молодому человеку ощущение большей уверенности. Но ведь часы, проведенные на работе, – это время, отнятое у чтения, учебы, общения с друзьями. А учителя жаловались, что дети, уставшие от вечерней работы, на уроках спят. Последнее, между прочим, мне приходилось наблюдать много раз, не в школе, правда, а в университете, где студенты работают все поголовно.

Есть и другие, побочные последствия финансовой автономии. Собственные деньги очень рано дают подростку ощущение психологической независимости от семьи. Он сам принимает решения, не советуясь со старшими.

А опыта-то нет. И подчас опасность связаться с наркоманами, а то и с уголовными бандами подстерегает его за каждым углом. Но все это, конечно, крайности. Нормальный же американский подросток все-таки потратит деньги скорее на хороший велосипед или старенькую машину. Часто он откладывает их в счет будущей учебы в колледже или университете. Чтобы меньше был кредит, который он возьмет в банке для оплаты учебы.

Когда же приходит время поступления в вуз, семейная подготовка к самостоятельной жизни достигает своего пика. Завершающим аккордом этой подготовки станут проводы сына или дочери в края, далекие от родного дома.

…В западном американском штате Вашингтон, в его столице Сиэтле ко мне после выступления перед студентами подошли две девочки. Они спросили, как мне удается адаптироваться к американской культуре, а когда я честно ответила, что с трудом, понимающе закивали.

– О, нам тоже очень трудно, – печально сказала одна из них. – Мы же не с этого побережья, а с восточного. Город Бостон, слышали?

О Бостоне я, разумеется, не только слышала, но и была там несколько раз. Кроме различных архитектурных стилей, да еще небольших отличий в произношении, особой разницы между ним и Сиэтлом я не почувствовала.

– Ой, ну что вы, это же совершенно другой мир, – наперебой стали уверять меня девочки. – Привычки другие, отношения другие. То, что у нас норма, здесь считается не очень приличным. В общем, тоскливо нам тут. Очень скучаем по дому. Но приехать удается нечасто – денег на самолет не хватает.

– А почему вы вообще так далеко забрались? Ведь в Бостоне и его окрестностях несколько десятков университетов и колледжей.

И тут одна из девочек отвечает мне загадочной фразой:

– Потому что там наша родня.

Я решила, что недостаточно хорошо знаю английский (она сказала folks), и потому я переспросила, кого она имеет в виду.

– Там мама, папа, двое братишек, бабушка, – я поняла, что она все-таки имеет в виду родню.

– Так почему же ты приехала сюда, если они там?

– Чтобы быть подальше от них.

– У тебя с ними плохие отношения?

– Нет, мы очень любим друг друга.

Понадобилось некоторое время, чтобы я поняла, что никакого парадокса здесь нет. Это обычная семейная традиция. Как только дети подрастают, они уезжают из родительского дома, и чем дальше, тем лучше. Они должны научиться жить самостоятельно, без родительской опеки. Должны один на один встречаться с трудностями и уметь их преодолевать. Должны сами зарабатывать на жизнь и лишь в чрезвычайных обстоятельствах обращаться за помощью. Впрочем, и в таком случае они совсем не обязательно эту помощь получат. Удержать родителей от нее могут тоже педагогические соображения.

В семье Стива Блютта, профессора Восточного Вашингтонского университета, где я поселилась, на весь огромный двухэтажный дом приходилось всего двое постоянных жильцов – сам Стив и его жена. Я удивилась, узнав, что их единственная дочь, студентка того же университета, живет отдельно: вместе с подругой снимает квартиру недалеко от студенческого кампуса. От дома Блюттов до университета 15–20 минут на авто, машину дочке они купили еще три года назад. Тогда почему она не живет дома? Впрочем, после разговора с девочками из Бостона я быстрее поняла объяснения Стива и его жены. Дочери уже 19 лет, она должна научиться жить одна, иначе период вступления во взрослую жизнь затянется. А это грозит поздним социальным развитием, инфантилизмом.

Однажды вечером я со своего второго этажа услышала взволнованный и довольно резкий разговор внизу, в гостиной. Дочь о чем-то просила отца и мать. Те твердо ей отказывали.

Когда девушка ушла, взволнованные родители поделились со мной переживаниями. С тех пор как она переехала, они дают ей ежемесячно немного денег – на еду и учебники. А за квартиру они с подругой платят сами – из зарплаты, которую получают в ресторане: вечерами подрабатывают официантками. Но сегодня утром хозяйка квартиры подняла плату. И дочка приехала к родителям за помощью. Повторяю, эта дочь единственная и очень любимая. Тем не менее денег ей не дали. Почему?

– А тогда какой смысл в ее отдельном проживании? – сказала жена Стива. – У нее первое в жизни препятствие. Вот пусть она сама и думает, как с ним справиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.