Евреи – это египтяне!

Евреи – это египтяне!

1

Кирилл покинул спецприёмник 8 января.

Дед был даже рад, что Кирилл уходит. Ну не то чтобы рад, но Кирилл был свой, а когда путешествуешь в чужие земли, то, чтобы лучше разглядеть город, или страну, или племя, лучше быть одному. Тогда больше увидишь. А спецприёмник был и город, и страна, и племя, в котором путешествовал Дед. Ну и что, что Дед уже побывал здесь, всё равно страна осталась полузнакомой.

С Кириллом они пожали руки, прилегли на мгновение друг другу на грудь и хлопнули пару раз по спине друг друга.

– Скажи там пацанам, пусть ничего не присылают, зазря деньги не тратят, – сказал Дед. – Мне ничего не нужно, всего вдоволь. Мыла одного три куска. И еды не надо, тюремной хватает.

– Скажу, – заверил Кирилл и ушёл вечером около 18 часов, хотя их задержали-то раньше, в 17 часов. Государство украло у Кирилла ещё час свободы.

10 января ушел на свободу Владимир Тор. На кухне остались десятки начавшихуже подванивать пакетов с нарезанной колбасой. Поскольку он с 6-го держал не сухую, но мокрую голодовку, пакеты сдал на кухню. Kitchen boys догадались, впрочем, освободить колбасу из плена пластиковой упаковки, и она, быстро подсохнув, годилась в пищу. Стояла в сковороде на цинковом прилавке раздаточной. Кто хотел, тот брал, но не все брали, русский арестант придирчив.

Тор попрощался с Дедом за руку, сверкнув (или блеснув) чёрными глазами, пошёл в камеру собираться. Будет уже близко к полуночи, когда его выпустят, потому что взяли его ближе к полуночи в районе Манежной площади 31 декабря.

«Тор, хм, бог войны у древних германцев. Детство какое-то, ей-богу. Он же русский националист, а не германский, отчего же “Тор”? Пристало бы русскому националисту что-нибудь вроде Перуна. “Владимир Перун” звучит, впрочем, ещё инфантильнее. Ну, может, он псевдоним в детстве избрал, – простил Тора Дед. – “Перун” звучит близко к “пернатый”». «Двум пернатым в одной берлоге не ужиться!» – вспомнил Дед остроту покойного генерала Лебедя…

Вот кто был народная фигура… Убили ли Лебедя? Якобы вертолёт задел за линию высоковольтных передач и рухнул… Вот генерала Рохлина убили точно. Смерти трёх генералов… Это что же, все три случайности? Все, что называется, были непутёвые, все могли возглавить армейский мятеж; смерти эти подозрительны. Рохлин, Лебедь и третий, как его? Ты же у него, Дед, был в Ростове-на-Дону, в кабинете, перед самым твоим большим арестом в марте 2001-го. Как его? Трошев! Вот, Трошев! Крушение самолёта в Перми…

2

10-го ушёл на свободу и Костя Косякин. Ушёл в таком состоянии, что Дед подумал, разглядывая Костю в последний раз в столовой, тот с трудом поднялся, чтобы попрощаться, что Дед подумал: «Костя не жилец». Ссохшийся и зелёный, Костя собирался прямо из спецприёмника ехать в знакомую ему больницу.

– Сука судья, закрыл вас больного. Не имел, вообще-то, никакого права, – сказал Дед. – Зная, что вы больны.

– Да он не знал, судья-то, – виновато сообщил Костя. – Я не сказал.

Дед покачал головой. В этом одном поступке как на ладони весь Костя. Стеснительный старый мужик, пришедший в «Левый фронт», где он оказался среди мальчишек-комсомольцев. Старше всех, из КПРФ. Промолчал, что болен, промолчал, что онкологический больной, что где-то в 2006-м перенёс, как тогда казалось успешную, операцию по удалению раковых клеток в желудке… В 2009-м, когда они познакомились, Костя Косякин был крепким таким мужиком, коротко остриженная седая щетина головы, крепкие руки бывшего боксёра. «Левый фронт» отправил Костю своим представителем в «Стратегию-31». Костя прижился, связал свою судьбу со «Стратегией» и с Дедом. Вместе они пережили Старуху, раскол. Либералы прислали своих представителей в оргкомитет, девчонку Настю Рыбаченко и рыжего Севу Чернозуба, но долго инфантильные либералы не удержались, их унесло боковым течением. А Костя пришёл, и как краб являлся на все 31-е числа и, в ту же пору, крабом разбрасывал милиционеров и когда они были милиционерами, и после того, как их переименовали в полицейских.

Дед узнал о том, что Косякин борется с раком, не от него самого, но от левофронтовских комсомольцев. Бесшабашные, в ответ на вопрос: «А с Костей серьёзно?» левофронтовцы брякнули: «Костя? Так он же от рака умирает!». И заговорили о своём.

Дед подумал тогда об их бесчувственности некоторое время, но пришёл к выводу, что такими они и должны быть, хлопцы-комсомольцы. Бесчувственными. Считая себя наследниками комиссаров гражданской войны, ребятки эти должны были презирать всякие сопли и слюни, и сочувствие должно бы рассматриваться как слабость.

Дед тоже не был сентиментален, однако со старым Костей было другое дело. За несколько лет участия в «Стратегии» Дед проникся уважением к нему. «Честь в верности» – вполне относилось к Косте. Незлобивый, но твёрдый, Косякин был как старый, мощный, обросший мхом гигантский валун, который никаким современным способом не своротишь. В десятках случаев он занимал бескомпромиссные позиции, а раза два проявил себя бес-компромисснее Деда.

Угольщик, а позже чиновник в министерстве угольной промышленности, Костя по происхождению и биографии…

– Чёрт! – вспомнил Дед, – он же не рассчитывал дожить до прошедшего лета, точно, весной ты подвозил его, Дед, на твоей «Волге» от здания мэрии, где вы подавали уведомление на проведение следующего митинга на Триумфальной, до ближайшего метро, так вот весной он же тебе сказал, что плохо, дерьмово себя чувствует, в ответ на твой вопрос: «Вы чего так исхудали, Костя?». Он же ответил тебе тогда: «Дау меня большие проблемы с желудком. Несколько лет назад делали операцию. После чувствовал себя хорошо. Теперь вот рецидив».

После, когда выходил из «Волги», сказал грустно: «Дай Бог до лета дожить!» Дед и его парни дружно возразили: «Не позволяем, Костя, вы нам нужны, живите долго!» Костя грустно улыбнулся. До лета дожил и не позволял себе больше ни одного упоминания о своей болезни. Вот и до нового 2011-го дожил.

Дед попытался резюмировать всё, что он знает о Косте. Ну да, угольщик, затем чиновник в министерстве. Живёт где-то в районе Кутузовского проспекта. Жена умерла какое-то количество лет назад. Есть взрослые дети, живут отдельно, был исключён из КПРФ за радикализм. Пришёл в «Левый фронт». В юности занимался боксом, имел разряд, тренировал позднее ребят.

Стриженный под машинку, серая щетина salt and pepper, сумка на плече…

3

Суды между тем заработали. Кончились новогодние каникулы, и с конвейеров судов стали непрерывно падать в спецприёмник совершившие административные правонарушения. К вечеру 11 января, когда уходил хулиган Серёга, «шестая» оказалась переполнена до краев. 17 человек на 14 кроватей. К туалету вела вонючая дорожка, потому что административные правонарушители чистоплотностью не отличались, а у милиционеров не появилось желания как-то дисциплинировать и цивилизовать их. Ну, скажем, войти в камеру, указать на первого попавшегося и приказать:

– Ну-ка бери тряпку и живо вымыть пол, дальняк отпидорасить до блеска! Пошёл!

Дед хотел было построить их, Дед был чистюля, но, оглядев и оценив их, отказался от проекта. Несколько алкоголиков из Зеленограда: оштрафованные за вождение в нетрезвом виде, армянин Гарик и азербайджанец Эдик, ещё какие-то корявые личности… Один раз уберут, тотчас же опять всё засрут. При такой скученности трудно держать порядок. Он же не старший хаты.

Он плюнул и окопался у себя в койке.

Но окружающие дебоширы и хулиганы стали обращаться к нему как к старшему хаты. Тон задал армянин Гарик.

Осуждённый раньше других, он попросился к Деду в соседи.

– Можно, я рядом с вами? Вы не против?

– Стелись! – ответил ему Дед, отвлёкшись от «Повседневной жизни Древнего Египта».

Гарик занял место, которое занимал Брут/Закстельский. Хозяйственно присвоил себе несколько одеял с соседних коек. И стал вести себя, как будто он слуга или сын Деда.

– Вам заварить чаю? Хотите конфет?

Дед посмотрел на маленького армянина с подозрением. Потом решил, что Гарик либо признал в нем натурального лидера, либо просто хорошо воспитан своей семьёй в уважении к старшим.

Гарик был первым в Дедовой банде. Ну не банде, а в контингенте, который стал его слушаться и обращаться к нему за советом. К вечеру 11-го большая часть камеры признавала его авторитет.

А тут ещё в хату бросили, совсем к ночи, господи, твоя власть. Появился Брут/Закстельский!

– Андрей! – Дед встал и тепло похлопал уже теперь старого приятеля по спине. – Я тебя, конечно, ожидал. Но не так блистательно быстро!

– Сеструха, сука! Сдала меня менту. Приехал, сижу у квартиранта, которому сдаю комнату, а она, как только голос мой услышала, позвонила своему другу участковому… – Чаю дайте кто-нибудь?

Дед вынул из тумбочки пакетик и положил в свою чашку. Дорогому сокамернику тёплый приём.

– Сколько в этот раз?

– Пятнадцать. Я сам попросил. Да и здесь на кухне я нужен. Просил же я подполковника меня в кухню оформить. В штате, говорит, нет такой вакансии.

– У нас тут хорошо, Андрей. Ни сеструхи, ни участкового, ни судьи. Сами себе хозяева. Живём не тужим, три раза в день кормёжка. Только обоссали вот всё…

Три узбека, два таджика, армянин Гарик, азербайджанец Эдик и алкоголики из Зеленограда с уважением наблюдали сцену встречи. Брут/Закстельский улыбался довольный.

– Здесь мой дом, а нигде больше, – сказал он торжественно.

Дед был растроган. Он даже подумал, а не предложить ли страдальцу место на верхней шконке над собой. Несмотря на переполненность хаты, на верхнюю шконку над Дедом пока ни один наглец не покусился, да и у милиции не было душевных сил на это. Во всяком случае, у этой смены не было. Но он же, сучок красноносый, плохо спит, вставать будет, ворочаться. Нет, не стану.

– Где бы кости бросить? – обратился именно к Деду Брут/Закстельский.

– Там в глубине вон ещё место есть, – кивнул Дед. Действительно, одно ещё было.

Брут/Закстельский пошёл в указанном направлении. Разместился. Вернулся к Деду.

– Это. Там со мной привезли этого националиста, который тут у нас голодовку объявлял. И другого с ним.

– Тора, что ли, привезли?

– Ну да.

– А второй кто?

– Дё… Дёмин какой-то, кажется. Здоровый такой. С бородкой.

– Дёмушкин?

– Во-во, Дёмушкин.

Дед заулыбался. Это они на Манежную попытались выйти. Подражая нам на Триумфальной, хотят сделать 11-е число традицией. Но мы хоть прикрытием ореола союза с правозащитниками сумели себя утвердить, а у националистов никакого извинения, экскьюза, как говорят французы, нет. То есть члена лысого им позволят. Не позволят.

4

12-го его повезли в Гагаринский суд. В полицейском форде. Явилась девка-офицерша, блондинка с хорошо вымытыми ради Деда и суда волосами. Она уселась рядом с полицейским водителем. А Деда на заднем сиденье окантовали двумя здоровыми мужланами.

С девкой в автомобиле Дед оживился. Будучи старым греховодником, он неизменно возбуждался от присутствия женщин, больше и энергичнее говорил, шутил, появлялся блеск и талант в выражениях. А тут ещё смазливая и тоненькая девка с пистолетом на поясе.

Дед спросил её: «Вы на заказ форму шьёте или подгоняете, она на вас так ладно сидит?»

Девка объяснила, что подгоняет, приветливо улыбнувшись Деду с переднего сиденья. Дед с удивлением констатировал, что у девки на погоне одна звезда. Майор? Получалось, что майор.

В Гагаринский суд Деда провезли мимо дома, где он снимает квартиру. Дед даже не взглянул на «свои» окна, до того очерствел. «А чего на них глядеть?» – подумал он. Согласно его сведениям, там поселились его товарищи-охранники, пусть живут на здоровье. Хотя бы поспят нормально. А то живут своими общежитиями по десять-пятнадцать человек в квартире, как таджики.

У Гагаринского суда дорога была заблокирована грузовиком и ОМОНом.

– Кого-то важного судить привезли? – спросил Дед, ни к кому в частности не обращаясь. На так спросил, внутри автомобиля.

– Ну да, вас привезли. Вы же лидер, – сказала девка-майор с переднего сидения. Без всякой насмешки.

Внутрь его ввели без наручников, но окружив просто толпой ОМОНа и обычных полицейских. Через какие-то чёрные лестницы. Привели и посадили в коридоре. Дед даже захихикал, потому что коридор суда ради него очистили.

К нему пробрался адвокат Тарасов. Щегольское пальто, чёрные туфли с загнутыми вверх носами, шарфик, редкие седые волосы зачёсаны назад с помощью жидкости для волос, да так и застыли, прядками. Дед вспомнил другого адвоката, американца, в Нью-Йорке, того звали Эл, у него точно так же были зачёсаны назад волосы, прядками. И пованивало от него сильным мужским одеколоном. «Профессии накладывают на людей отпечаток», – подумал Дед. И стал обсуждать с Тарасовым, что он будет говорить. Появился Кирилл, оказывается, адвокат Орлов вызвал его свидетелем.

И действительно, ведь Кирилл присутствовал при задержании Деда. И расскажет, что Деда задержали в пяти шагах от двери в подъезд. Кирилл расскажет, как было дело. Но судья его свидетельство не примет во внимание. Поскольку Кирилл был сам осуждён в это же время за неповиновение полиции и зато, что ругался матом.

Пришлось провести в коридоре суда довольно долгое время, потому что адвокат Орлов опоздал. Адвокат Орлов жил в Московской области и зависел от электричек, которые ходили нерегулярно. Автомобиль он взял в кредит, но водить его опасался.

Адвокат Тарасов, оглядев блондинку-майора, заметил, что личный состав МВД меняется к лучшему. «В моё время таких поразительных девушек вовсе не было», – сказал адвокат Тарасов, остановившись взглядом на выдающихся бедрах майора.

Их отгородили в их аппендиксе коридора здоровенными бойцами ОМОНа, и явившиеся в суд активисты партии приветствовали Деда из-за частокола из омоновцев.

Пришёл Орлов, их позвали в зал. Адвокаты недовольно, но миролюбиво посмотрели друг на друга.

Судья, высокий и плотный красавец лет сорока, недовольно поглядел на обоих адвокатов.

За компьютерами справа от судьи сидел худенький конопатый секретарь суда, даже не секретарь, но секретаришко такой себе. В зале стоял запах бумаги и электричества. Дед подвигал ноздрями.

– Пахнет бумагой и электричеством.

– Электричество не пахнет, – сообщил Орлов. Он закончил свою милицейскую службу капитаном.

– Бумагой и электричеством, – с удовольствием повторил адвокат Тарасов, имевший при увольнении звание полковника, следователя Генпрокуратуры по особо важным делам. «Артистизм и воображение Тарасова превышают артистизм и воображение Орлова», – отметил Дед.

Судья вызвал первым свидетеля – майора из ОВД на Ленинском проспекте. Тот, не стесняясь, пересказывает неправдивую версию задержавших Деда бойцов 2-го оперативного полка. Майор ещё добавляет от себя, что Дед якобы продолжал ругаться и отталкивать от себя полицейских, уже находясь в ОВД на Ленинском.

«Сукин сын! – подумал Дед. – С такими показаниями мне могут уголовную статью вменить». Но вслух лишь произнёс: «Вы говорите неправду».

Ещё два свидетеля, те же подлые увальни, свидетельствовавшие против Деда в предновогоднюю ночь, повторили свои неправдивые показания.

Свидетели Деда Кирилл, Миша-панк и Ананас сообщили судье, что Дед был задержан в пяти шагах от двери дома, из которого вышел. При этом Дед был корректен и вежлив. Адвокат Орлов обратил внимание судьи на грубейшие нарушения ментами из ОВД на Ленинском делопроизводства.

Судья удалился для вынесения постановления. Всё также воняло бумагой и электричеством. Плюс побывавшие в зале суда полицейские оставили свой запах сапог, ну не сапог, а этих, шнурованных высоких ботинок из грубой кожи, «берцев».

В ожидании постановления оба адвоката, Дед, блондинка-майор и два судебных пристава плюс хилый секретаришко разговаривали. О политике, о чём же ещё.

Дед:

– Нам нужна в России демократия, но не нужен либерализм. Либерализм – это расстрел парламента в 1993-м году, шоковая терапия в 1992-м, сфальсифицированные в 1996 году выборы Ельцина, назначение Путина. И со всем этим периодом ассоциируется, заметьте, – фамилия Немцова. Я вчера с ним долго беседовал на прогулке. Немцов – ярко выраженный буржуа. В такой стране, как наша, у него нет никаких шансов вызвать симпатии населения. Путём свободных выборов Немцов и компания не придут к власти, так что они не требуют свободных выборов. На самом деле либералы давно уже у власти в лице Путина, он представляет либеральный авторитаризм. Немцов же – прозападный ультра-либерал. Они родственники, Путин и буржуазная оппозиция. Обе стороны, впрочем, скрывают свою родственность. Им невыгодно её признавать…

– А Вы знаете …ард…инович, что прокремлёвское движение «Сталь» пустило слух, что Немцова изнасиловали в спецприёмнике? (Адвокат Тарасов.)

– Остолопы! (Дед.)

Судья вышел часа через два. К тому времени они уже истощились и замолчали.

Судья скороговоркой огласил регулятивную часть постановления. «Жалобу адвоката Орлова отклонить. Решение мирового судьи…ского суда оставить без изменения».

– Сколько сейчас времени, товарищ полковник? – спросил Дед у Тарасова, когда судья вышел.

– 19 часов …ард…инович…

– Из-за этого глупейшего суда я пропустил обед и ужин, – сказал Дед зло.

– Вам оставили поужинать, – сообщила майор. – Выезжая, мы договорились…

5

Добравшись в спецприёмник, Дед первым делом (вещи он возил с собой в суд и теперь вернулся с книгами и тапочками-полотенцами в чёрном пакете) обратился к дежурному капитану с просьбой перевести его из камеры № 6 в камеру № 5.

– Она же у вас пустая, капитан?

– Откуда вы всё знаете …ард…инович? – развеселился капитан.

– У нас свои источники информации. На самом деле, капитан, Яшин уже успел выступить на «Эхе Москвы» и на всю страну выболтал, что после его ухода уйдёт таллинский англичанин и камера станет пустой. Она и стоит пустая. А к нам вчера вечером и сегодня бросили в «шестую» аж одиннадцать человек. Они хрюкали, храпели, разговаривали до утра. В результате я не выспался совсем.

Капитан приказал сержанту перевести Деда в «пятую».

Пока Дед скручивал матрасы и одеяла и ходил несколько раз между «шестой» и «пятой», к нему в сокамерники напросился Брут/Закстельский, с ним ещё двое Kitchen boys, совсем новые, и армянин Гарик. Дед пожал плечами и пошёл просить за них. Капитан разрешил.

Дед устроился наилучшим образом. В углу у окна, рядом с двумя шикарными радиаторами. Он тотчас, помимо тумбочки-дубка, освоился на подоконнике, выложив туда книги.

Три матраса, три одеяла, две перьевых (!) подушки, в качестве потолка Дед положил на второй ярус над собой четвёртый матрас. Армянин Гарик поместился рядом с ним. Дед устроился, как Пахан.

И спал на новом месте очень хорошо.

Правда, ночью к ним бросили ещё одного сокамерника, водителя с неоплаченным штрафом.

Брут/Закстельский притащил из «шестой» транзистор. Дед не забыл на самом деле транзистор в «шестой», он оставил его намеренно. Но Брут/Закстельский не знал этого обстоятельства.

Транзистор поведал им, что Владимиру Тору впаяли 15 суток за стояние на окраине Манежной площади за полицейским ограждением.

«Полицейскими репрессиями власть пытается сбить волну протестов», – сообщил аналитик в транзисторе. Ещё аналитик процитировал высказывание Владислава Суркова: «Одиннадцатое происходит от тридцать первого».

Дед скромно порадовался похвале вечного заместителя главы Администрации Президента, полу-чеченца, «серого кардинала» Аслана Дудаева – Суркова. «Хоть этот не стесняется иногда признавать мои заслуги», – буркнул себе Дед между усами и бородой. Время от времени Дед получал сведения о том, что Сурков считает его единственным в России человеком, генерирующим новые идеи. Ходили даже слухи, что Сурков-Дудаев завидует Деду.

В 2005 году, в январе, Сурков дал огромное, на две полосы, интервью газете «Комсомольская правда» с заголовком «Лимоны и яблоки растут на одной ветке», где с опасением отозвался о возможном союзе либералов-яблочников с нацболами-лимоновцами.

Этим интервью Сурков подсказал Деду, что ему следует искать союза с либералами. Что Дед и сделал немедленно. Поехал к Хакамаде, поехал к Явлинскому («и яблоки») с предложением создать коалицию «Россия без Путина». Одновременно питерское отделение нацболов завязало дружественные отношения с питерскими «яблоками». Дед даже был приглашён в Питер и выступил там, в помещении питерского «Яблока», сидя под их флагом вместе с руководителем питерских яблочников – Максимом Резником. Большой, драчливый, плотный Максим понравился Деду. Да и до сих пор продолжает нравиться, несмотря на то, что Явлинский к настоящему времени запретил яблочникам якшаться с лимоновцами.

– Всегда следует прислушиваться к политическим врагам, – вполголоса сказал Дед.

– Что? …ард…инович, – спросил армянин Гарик, остановившийся, руки в карманах китайских треников.

– Говорю, что следует прислушиваться к политическим врагам. Следовало вырастить лимоны и яблоки на одной ветке.

– А, ну да. Конечно, – маленький армянин твёрдо знал, что лимоны и яблоки не смогут вырасти на одной ветке, каждый армянин это знает. Но возражать седому, усатому и бородатому авторитету в очках Гарик не стал. Он был основательно воспитан в уважении к мнению авторитетов. «Вот чем они хороши, эти темноволосые и черноглазые ребята, так именно в этих случаях. Русский бы стал оспаривать, требовать разъяснений, еврей тоже… – подумал Дед, – развёл бы вздорную полемику…»

Промелькнувшее в голове словечко «черноглазый» снова вернуло Деда к черноглазому Дудаеву-Суркову. «У Суркова длинные ресницы и сверкающие чёрные зрачки, точь-в-точь как у моего сына, – вдруг понял Дед. – У моего сына длиннющие и густые чёрные ресницы и сверкающие глаза».

«Почему?» – задался вопросом Дед. И сам себе легко ответил. От мамы Кати. В деревне Старые Печуры, высоко на холме на сельском кладбище Катя показала ему могилу одного из своих родственников по фамилии Бараев. Так вот получилось, что в венах его сына течет и чеченская кровь. Так Дед породнился с чеченцами.

 …ард…инович, Сурков-Дудаев украл у нацболов и идеологию, и принципы организации НБП – праволевая политическая ориентация, патриотизм, имперский национализм. Сурков создал организацию «НАШИ» для борьбы с национал-большевиками, созданными Дедом. Сурков проштудировал тщательным образом все номера партийной газеты «Лимонка», либо он прочёл книгу «Как мы строили будущее России», в книге всё изложено. И комиссаров взял оттуда, и даже название «НАШИ» принадлежит Деду. Он употребил десяток раз это «НАШИ» и символизировал его в статье «Размышления у пушки», опубликованной в газете «Известия» осенью 1990 года…

Думая о Дудаеве-Суркове, Дед в то же время ходил по хате, привычно заложив руки за спину, от своего окна к двери. Таким же образом он ходил и в тюрьме Лефортово, и в Саратовском централе, шурша тапочками. «Что ты, старый, в своё время писал о комиссарах?» – спросил себя Дед. «Ну, то, чем воспользовался Сурков…» Как там было? «При отборе… при отборе ребят следует сразу делить их на “комиссаров”, способных вести работу по пропаганде и агитации, способных выступать перед массами (убалтывать массы), и на солдат. Солдатская должность почётна, но на данном этапе борьбы нам важнее “комиссары” – сеятели нашей идеологии, развитые и образованные…»

«Хэ, – крякнул Дед, – уже в 2005-м комиссары “НАШИХ” появились в России, вскоре их стали собирать вместе в летний лагерь на Селигере, но это ты всё заварил в 1994-м. Дед, ты…»

6

Ни на завтрак, ни на обед осуждённый Тор не явился. Немцов также не покинул свою камеру ради обеда. Вчера у Немцова рассматривали кассационную жалобу.

От разводившего их после обеда по камерам сержанта Дед узнал, что в спецприёмник привезли двух националистов. Тора и ещё одного, с бородой, Дёмина?.. – неуверенно и вопросительно произнёс сержант.

– Дёмушкина.

– А что, жалобу Немцова удовлетворили?

– Какой там! Вернулся, как и вы, только очень поздно.

– Ну да, либералы любят мозги потрахать, – Дед не скрывал своих противоречий с либералами от милиционеров.

Дед взял книгу «Государство, армия и общество Древнего Египта», в оригинале на немецком книга называлась короче и лучше: «Повседневная жизнь в Древнем Египте», и вскарабкался на верхнюю палубу над своей постелью, взяв с собой туда пару подушек, устроился поудобнее.

«Как в детстве, – подумал Дед. – Матрасы пованивают и подушки человечьим жиром и слюной, но не сильно. Хорошо. Уютно. Счас устрою себе пиршество Духа…»

Древний Египет всегда был в сердце Деда. С самого 1968 года, когда в Москве юный Дед попал в Египетский зал музея имени А. С. Пушкина на Волхонке. Таинственно подсвеченные археологические находки мистифицировали его, как будто он пришёл в таинственную церковь. Там была одна коричневая до копоти мумия, изо рта её торчали удивительно белые зубы. Вернувшись в Россию через четверть века, Дед навестил музей, Египетский зал, и там как ни в чём не бывало лежала та самая мумия и зубы у неё были так же белы, если не белее. Дед сказал ей: «Здравствуй, женщина!»

Мумия блестела зубами.

«Египет велик», – думает Дед.

И он непостижим.

Сверхразвитое бюрократическое и теократическое государство, окружённое морем примитивных дикарей, жителей Нубии, Ливии, Аравии, Ханаана, всех этих неотёсанных скотоводов.

Египет был уникален. И то, что он вырвался поразительно впереди всего человечества – несомненное доказательство: Египет получил в наследство знания и умения от иной высокоразвитой цивилизации.

Нет достоверных данных, что этой цивилизацией была Атлантида. Есть смысл заявить раз и навсегда. А вот сомнений в передаче Египту высокого знания не может быть.

Египет различал пять видов человеческой души, пять душ, среди них душу «Ба» и дух «Ка», и знал о параллельном нематериальном мире, возможно, всё, или почти всё, или многое, в то время как мы не знаем ничего. Мы копошимся ещё на поверхности мира материального.

Египет создал не только гигантские пирамиды (118 на 2008 год обнаружены) и храмы, назначение и способ построения которых до сих пор не объяснены убедительно. Уникальная, очевидно также позаимствованная у иной предшествующей цивилизации, иероглифическая письменность египтян является самой древней из известных нам письменностей.

У египтян была настоящая мания подсчёта и записывания. Писец – самая распространённая, самая изображаемая фигура египетских надписей и рисунков. Египет, получается, был величайшей бюрократической державой, содержавшей гигантский штат чиновников-писцов. Писцы считали сельскохозяйственную продукцию, произведённую крестьянами, зерно и количество скота и птицы. Писцы тщательно регистрировали сокровища храмов. И судебные тяжбы.

Дед стал потрошить книгу, заглядывая сюда и туда. Он мусолил книгу уже неделю, с общими выводами давно умершего немца педанта Адольфа Эрмана был не согласен, однако всё в совокупности, этот ансамбль знаний, было интересно.

Как там Геродот о них? Дед нашел нужную страницу. Геродот побывал у них. Вот что пишет:

«Народ в большой части своих нравов и обычаев полностью противоположен тому, как обычно поступают люди. Женщины ходят на рынке и торгуют, а мужчины сидят дома за ткацким станком. (…) Кроме того, женщины носят грузы на плече, а мужчины на голове. Женщина не может занимать должность священнослужителя ни при Боге, ни при Богине, а жрецами и тех и других являются мужчины.

Сыновья не обязаны обеспечивать своих родителей, если не желают этого сами, а дочери должны это делать, хотят они этого или нет.

В других странах жрецы имеют длинные волосы, в Египте же головы их обриты; во всех других местах принят обычай, что на время траура родные умершего коротко обрезают волосы, а египтяне, которые в любое другое время ходят совсем без волос, при потере родственника отращивают длинную бороду и длинные волосы на голове.

Все другие люди живут отдельно от животных, египтяне же всегда держат животных рядом с собой. Другие едят ячмень и пшеницу, в Египте делать это позор, а зерно, которым они питаются, – полба, которую некоторые называют “зеа”».

«Тесто египтяне месят ногами, а грязь – руками».

«Их мужчины носят две одежды сразу, а женщины – только одну…»

«Когда египтяне пишут или считают, то двигают рукой не слева направо, как греки, а справа налево…»

«Египтяне поклонялись быкам, вместо того чтобы приносить их в жертву, почитали угрей, вместо того чтобы их есть, и оплакивали умерших кошек, вместо того чтобы сдирать с них шкуры».

«Этот народ почитал как богов быков и крокодилов, которым служили безволосые жрецы в льняной одежде».

Дед отметил льняную одежду жрецов, потому что его прадеды по материнской линии поколениями выращивали лён у себя в Нижегородской губернии.

Дед покопался ещё в книге и как бы навел резкость на фигуры древних египтян. Вот что у него получилось.

– Мужчины Египта брили всё тело и применяли духи, отбивающие неприятные запахи, и мази, успокаивающие кожу.

– Дети ходили без одежды до возраста около 12 лет, в этом возрасте мальчикам делали обрезание и обривали их наголо.

– Мужчины и женщины из высших слоев носили парики.

– Рацион питания состоял из хлеба и пива, плюс овощи, лук, чеснок и фрукты: финики, инжир…

Кого тебе, старый, напоминают гладко обрившие волосы такие вот напомаженные вегетарианцы в париках? Они тебе напоминают персонажей научно-фантастических фильмов о будущем, старый! Точно, так и есть, в цель!

В песчаных пустынях у Нила лежит загадочное прошлое. Одинокое и чужое.

В настоящем времени на земле Египта обитают банальные молодые арабы, такие же, как на всех берегах юга и юго-востока Средиземноморья. Сами египтяне растворились, исчезли, как будто их и не было вообще. Последнюю запись на древнеегипетском языке относят к IV веку нашей эры.

Куда они исчезли, эти древние египтяне?

Дед поворочался на своей палубе. Внизу под ним жила своей непривлекательной жизнью камера. Галдели, переговаривались. Кажется, обитателей стало больше.

Вдруг Дед, не желая спугнуть пробирающееся к нему понимание, затих, замер и понял:

Чёрт возьми! Вероятнее всего, египтянами по происхождению являются евреи. Те, что ушли из Древнего Египта, ведь назывались иври или ибри, что значит всего лишь «переселенец». Египтяне переселились в Ханаан (в Палестину), предводительствуемые египтянином Мозесом.

Недаром же Иосиф и Моисей – персонажи, действующие на территории Египта. Но страннейшим образом в Египетской истории, и в той, что высечена на древних камнях, и в папирусном виде, евреи не упоминаются. Почему?

А потому что они были египтянами, и Мозес и Иосиф, потому их иностранность и не упоминалась египтянами. Адольф Эрман, помимо того что он автор популярной книги «Жизнь Древнего Египта», он ещё и автор первого «Словаря египетского языка», так Эрман обратил в своё время внимание на необычайную похожесть египетского языка и семитских языков.

Вероятнее всего, египетская письменность, – прославленные египетские иероглифы, есть на самом деле ранний вариант первой еврейской письменности. И справа налево, справа налево:

Древние египтяне равно евреи!

Нашёл!

Дед даже потом покрылся от неожиданности. Ясно, почему не упоминаются евреи в египетских источниках.

А то, что переселенцы, отщепенцы, отселившиеся с боем (вспомним египетские казни, посланные на них), стали называть себя отдельным народом «иври» или «ибри» – переселенцы, так это нормально. И в книге «Исход» они честно признались, что пришли из Египта. Они только придумали, что они уже пришли в Египет чужими.

Дед слез с верхней палубы.

Поделиться открытием было не с кем.

Армянин Еарик как раз отогнал от его койки черноволосого и длинноволосого типа, неизвестно откуда взявшегося в камере.

– Иди, иди, не мешай серьёзному человеку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.