Мир пришел в наш дом

Мир пришел в наш дом

Случилось так, что последние залпы «С-101» в Петсамо-киркенесской операции оказались вообще последними боевыми залпами нашей бригады. Северная Норвегия была освобождена от гитлеровцев, и, само собой, у них отпала необходимость в конвоях в пределах нашей операционной зоны. Лишились своих заполярных баз и надводные корабли врага. Подводники остались «без работы». Или, если быть точным, без главной своей работы, потому что война еще шла и гитлеровские подводные лодки появлялись в Баренцевом море.

Борьбе с вражеской подводной угрозой и отдал Северный флот последние полгода войны. С этой целью использовались главным образом эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, большие и малые охотники за подводными лодками, а также морская авиация. Все эти силы привлекались к защите наших коммуникаций, ибо союзные конвои продолжали свое движение в Мурманск, Архангельск и обратно.

[309]

Не осталась в стороне от противолодочной борьбы и наша бригада. В ноябре в боевые походы посылались новые, оснащенные радиолокацией лодки — «С-16» и «С-19». Эти корабли пришли к нам осенью и к началу боев за Печенгу и Киркенес еще не успели завершить полный курс подготовки для самостоятельных действий в море.

Ноябрьские походы «эсок» прошли без соприкосновения с противником.

В январе сорок пятого года в боевые походы посылались еще две лодки. И эти походы тоже окончились ничем. Ими и завершилась боевая деятельность бригады.

Зори близкой победы были отчетливо видны всем и каждому. Но война, упорная и ожесточенная, еще полыхала огнем на огромном фронте от Дуная до Прибалтики. И никакие неожиданности не должны были застать нас врасплох. Перед бригадой стояла задача: быть в постоянной готовности к внезапным походам в отдаленные районы у побережий западной Норвегии. На лодках не прекращалась боевая учеба. Оружие и механизмы поддерживались в таком состоянии, которое обеспечивало бы их бесперебойное действие в течение длительного времени.

Это был период своеобразных трудностей. После интенсивной боевой работы наступил резкий спад напряжения. А между тем мы просто не имели права поддаваться духовной демобилизации, чувству внутренней успокоенности. Поэтому и командованию бригады и политотделу приходилось вести большую работу по поддержанию крепкой дисциплины и высокой бдительности, бороться с любыми проявлениями беспечности, моральной расслабленности. Эти болезни опасны для всякого воинского организма. Для подводников они опасны вдвойне. Море ведь не прощает несерьезного к нему отношения, да и плавание под водой всегда сопряжено с известной долей опасности.

Для нас наступила пора подведения итогов подводной войны, длившейся на Севере три с половиной года. За этот срок мы прошли огромный путь не только в техническом совершенствовании, не только в развитии тактики. Заново сформировались наши взгляды на

[310]

роль и место подводных сил в многогранной структуре флота.

Некоторые предвоенные представления о задачах подводных лодок сейчас могли вызвать лишь улыбку. Тогда нашему воображению война на море рисовалась прежде всего в виде артиллерийских и торпедных боев надводных кораблей в зоне коммуникационных линий. С количеством этих кораблей и связывалось понятие морской мощи. И лодки, думалось, своим основным назначением будут иметь удары по линкорам, крейсерам, эсминцам.

К таким атакам главным образом мы и готовились в предвоенные годы. Мы учились стрелять все больше по быстроходным целям, то есть по тем же эсминцам и крейсерам, и куда реже — по не внушающим уважения транспортам. Мы не думали об организации совместных ударов, не отрабатывали всерьез взаимодействие с другими родами сил. Да мало ли что еще мы упускали из виду?!

Война обернулась массой неожиданностей. Оказалось, что авиация — гроза на море, что звено бомбардировщиков вполне может быть противопоставлено огневой мощи эсминца. Оказалось, что торпедное оружие миноносцев (которому и был обязан этот класс кораблей своим зарождением и развитием) находит применение несравненно реже, чем их артиллерия. Наконец, оказалось, что основная задача подводников — борьба на коммуникациях и что главные для них цели — это невзрачные на вид транспорты. И сколько раз на первых порах мы «мазали», неприученные стрелять по тихоходным целям, сколько разочарований доставили нам попытки поражать цель одной торпедой, пока мы не перешли на залповый метод стрельбы!

А способы прорыва двух линий боевого охранения, а использование акустики для выхода в атаку, а наведение лодок на конвои с помощью авиаразведки?! Да разве перечислишь все новое, чем обогатили мы свой арсенал боевого опыта?! Мы вышли из войны не ослабленными и изнуренными (что было бы не удивительно, ибо враг нам противостоял искушенный и грозный), а более сильными и числом и тактическим умением. Наш небольшой, но хорошо организованный, обладающий замечательными кадрами подводный флот вполне удовлет-

[311]

ворительно решал встававшие перед ним задачи. И в этом оказалась великая мудрость партии, не жалевшей сил и средств на создание подводного флота, на укрепление морского могущества страны на Крайнем Севере.

Мы были готовы к решению новых, еще более сложных задач по первому же приказу Родины.

Шел 1945 год. В феврале, в День Красной Армии и Военно-Морского Флота еще одна лодка нашей бригады удостоилась гвардейского звания. Это была Краснознаменная «С-56», которой продолжал командовать Григорий Иванович Щедрин. На Севере она явилась восьмой подводной лодкой, заслужившей право войти в ряды морской гвардии.

* * *

Победа пришла на крыльях весны, ожидаемая со дня на день, с часу на час, подготовленная всем ходом событий и все же в чем-то неожиданная. Ведь уже сколько раз казалось, что хоть в поражении враг обретет благоразумие и вовремя поставит точку, что наконец Красное знамя над рейхстагом прекратит бессмысленное кровопролитие. Но фашизм остался до конца верен своей самоубийственной сущности. Он и в агонии не жалел тысяч жизней своих приверженцев. И все-таки точка была поставлена. Нами.

В 2 часа ночи 9 мая эта безмерно радостная весть с быстротой молнии распространилась по Полярному. По телефону невозможно было никуда дозвониться: все поздравляли друг друга с величайшим из праздников. На светлых в этот час улицах стало людно, как никогда. Военные и гражданские, знакомые и незнакомые обнимались, целовались, выкрикивали какие-то радостные слова. Волна счастья захлестнула всех и даже осушила слезы о самых родных и близких, потерянных навсегда.

Во многих домах застрекотали швейные машинки. Женщины взялись за работу: сшивать огромные красные полотнища в грандиозные стяги, которыми решено было украсить Дом флота.

Утром город выглядел нарядным, свежим, еще более праздничным и шумным. На кораблях, стоявших у причалов и на рейде, в 8 часов торжественно подняли военно-морские флаги и флаги расцвечивания. На верхних палубах, перед строем моряков, зачитали приказ Вер-

[312]

ховного Главнокомандующего по войскам Красной, Армии и Военно-Морскому Флоту, в котором говорилось, что подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.

После обеда на втором и третьем причалах были построены экипажи кораблей и береговых частей гарнизона. Рядом собрались рабочие и служащие Полярного и Пала-губы, семьи моряков. Пришли сюда и английские моряки. Никогда еще так много людей не собиралось а одном месте. Даже как-то не верилось, что в нашем маленьком военном городе оказалось столько жителей.

Мостик одного из стоявших у третьего причала миноносцев превратился в трибуну. На нее поднялись командующий флотом адмирал Головко, член Военного совета вице-адмирал Николаев, начальник политуправления генерал-майор Торик, глава британской военно-морской миссии на Советском Севере контр-адмирал Эджертон.

Митинг открыл член Военного совета. Поздравив всех с окончанием Великой Отечественной войны, он предоставил слово командующему флотом.

Арсений Григорьевич говорил взволнованно, с большим чувством:

— В наших рядах отсутствуют многие боевые товарищи, которые сложили свои головы за этот час торжества, за дело Победы, за Родину, за народ. Их кровью будут навечно освящены наши знамена. Лучшим памятником им является этот день торжества, День Победы.

Обнажив головы, люди замерли в скорбном молчании под берущую за душу мелодию траурного марша. По многим выдубленным студеными ветрами щекам в эти минуты катились скупые, горькие слезы. Образы друзей и родных, навсегда ушедших от нас, встретивших свой смертный час в глубинах полярных морей, на каменистых склонах заснеженных сопок, в холодных, осажденных городах, стояли перед глазами…

Адмирал говорил о бессмертном подвиге советских людей, об исторической миссии нашего народа, избавившего мир от ужаса фашистской чумы, и, конечно, о защитниках нашего родного Заполярья, края, где гитлеровцам в первые же месяцы войны пришлось расстаться с надеждой на успешный и быстрый захват нашей территории. Он говорил о тех, кто сражался на море и на суровом, диком побережье, о тех, кто ремонтировал и

[313]

отправлял в поход корабли, «то трудился, не считаясь со временем, недоедая и недосыпая.

— Северный флот за четыре года войны с честью выполнил свои боевые задачи. Я как командующий горжусь вашим мужеством и преданностью Родине. Мы можем смело смотреть в глаза нашему народу, партии, нашей матери-Родине, ибо честно выполнили свой воинский долг, — закончил Головко.

Над Екатерининской гаванью, над городом пронеслось раскатистое «ура».

Контр-адмирал Эджертон сказал, что он считает за большую честь выступить перед воинами союзной страны в День Победы над нацистской Германией.

— Я искренне верю, что дружба между нашими нациями, которая привела нас к этой великой победе, будет вечной, — заключил он свою краткую речь. Хотелось этого и нам, но уже тогда мы смутно чувствовали, что благие пожелания отдельных представителей союзных стран едва ли окажутся в русле политики их правительств. Тому было немало симптомов…

Затем вновь выступали наши люди: Герой Советского Союза капитан 2 ранга Щедрин, представитель североморских разведчиков главный старшина Бабиков, комендор с эсминца старший краснофлотец Козий, командир ОВРа главной базы контр-адмирал Михайлов, начальник политотдела подводников капитан 2 ранга Петров и председатель Полярнинского горсовета тов. Тимофеев. После их выступлений на митинге единогласно была принята резолюция, в которой североморцы писали:

«Кровью, пролитой в битвах нашими боевыми друзьями, честью нашего флота клянемся сегодня:

— ото дня ко дню крепить растущую боевую мощь флота;

— совершенствовать воинское мастерство;

— воспитывать людей флота на традициях, сложившихся в дни Великой Отечественной войны;

— соблюдать железную дисциплину и высокую бдительность;

— все силы свои положить на то, чтобы наш флот был всегда способным отстоять великие социалистические завоевания нашего народа и обеспечить государственные интересы Советского Союза».

[314]

В этот счастливый день в Москве был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденом Красного Знамени подводной лодки «С-101».

Это был, кстати сказать, не последний случай, когда Правительство отмечало боевые дела североморских подводников уже после окончания войны. Так, два месяца спустя Краснознаменной стала подводная лодка «Л-22», а командир второго дивизиона Иван Фомич Кучеренко за отличия в боях удостоился звания Героя Советского Союза.

Незабываемым событием для североморцев и жителей Мурманской области был морской парад в честь Дня Победы над гитлеровской Германией, устроенный 13 мая. В Кольском заливе, недалеко от Мурманска, были поставлены надводные корабли и подводные лодки. Картина получилась впечатляющей. Такой флот уже трудно было назвать маленьким. По числу кораблей он намного превосходил флот довоенный, а по опыту и боевой закалке экипажей вообще не шел с ним ни в какое сравнение.

Допоздна не смолкали в тот день песни над Полярным и Мурманском. Люди распрямлялись от страшной усталости, от груза постоянной тревоги за судьбу Родины, за жизнь близких, за свою жизнь. Кошмар войны отходил в прошлое, становился достоянием истории. И каким счастливым и лучезарным открывалось перед людьми будущее!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.