Напутствие командующего

Напутствие командующего

В очередной поход мы отправлялись в конце января. Проводить нас прибыл на пирс командующий флотом.

А. Г. Головко был видным военачальником, у него было чему поучиться. Он обладал завидной способностью знать каждого командира подводной лодки, надводного корабля и чуть ли не всех летчиков военно-воздушных сил флота. И не просто держал в памяти фамилии. Командующего интересовали характер, боевые качества, способности офицеров. В душе я был бесконечно благодарен и ему и командованию бригады за то доверие, которое мне оказывалось. В море со мной никогда не посылался старший начальник — так называемый обеспечивающий. Возможно, учитывалось то, что и по служебному стажу (командовал лодками с 1936 года), и по возрасту (года на два обошел командующего) я был немолодым. Вице-адмирал, случалось, говорил: «Мы с вами флотские ветераны».

На этот раз командующий вместе с флагманскими специалистами обошел все отсеки лодки. Его кроме меня и командира бригады сопровождал также капитан 3 ранга Л. Н. Герасимов, назначенный к нам заместителем по политчасти.

Вице-адмирал со знанием дела вникал в вопросы боеготовности лодки, интересовался не только состоянием техники, но и жизнью экипажа, его питанием, культурным досугом. Это располагало к душевному разговору. В первом отсеке А. Г. Головко похвалил торпедистов за быстрое приготовление аппаратов в новогоднюю атаку. Теперь ему доложили, что на лодке разработан способ, при котором подготовка торпедных аппаратов к стрельбе будет осуществляться еще быстрее.

— Много времени у нас тратилось на открытие передних крышек, — поясняет мичман Пухов. — Приходилось делать около сотни оборотов с помощью рычагов. Мы решили этот процесс механизировать. Старшие торпедисты Доможирский и Крошкин получили на базе машинку, работающую на сжатом воздухе, выточили переходной штуцер… Короче говоря, время открытия крышек сократилось теперь в два-три раза.

— По обнаружит ли противник этот дополнительный шум? — спрашивает один из флагманских специалистов.

— Маловероятно, — докладываю я, — машинка маленькая, торпедисты держат ее в руках (неплохой амортизатор), да и готовятся аппараты, как правило, не под носом у противника.

Вице-адмирал пожелал торпедистам новых успехов и перешел во второй отсек, о состоянии которого ему доложил старшина 2-й статьи Василий Острянко. И снова разговор о готовности, о боевой инициативе, о верности воинскому долгу. Спросил командующий и о елочке, которая украсила этот отсек под Новый год.

— Комендоры в походе не подведут, — заверил Острянко командующего.

В центральном посту разговор зашел о покрытии белой краской приборов управления: указателей вертикального и горизонтальных рулей, глубиномера. Краска у нас оказалась не простой, а люминесцентной. Старшина 2-й статьи Мирошниченко и старший краснофлотец Митрофанов доложили командующему, что все это обеспечивает беспрерывное управление лодкой на случай, если в отсеке от бомбежки противника погаснет свет. Комфлот, уходя, пожал руки подводникам.

Так мы дошли до кормового отсека. Вице-адмирал задал несколько вопросов старшине 1-й статьи Величко (он был повышен в звании) и выразил удовлетворение действиями минеров, обеспечивших безотказную работу минных агрегатов.

Беседы командующего, простые и задушевные, произвели большое впечатление на личный состав; воспоминания о них продолжались на лодке целый месяц, а то и больше.

Я пригласил А. Г. Головко и сопровождающих его лиц на обед. Кают-компания на лодке маленькая, тесная. Случилось непредвиденное: Арсений Григорьевич занял за столом место… командира корабля.

Позволю себе сделать небольшое отступление. Существует морской обычай: каюту, а также кресло в кают-компании, закрепленные за командиром, никто не занимает. Обычай этот имеет обоснование. Будучи во всем в ответе за корабль, командир порой сутками не сходит с мостика, и, если представится короткое время для отдыха, каюта, а в час приема пищи и кресло в кают-компании должны быть всегда свободны. И ни один начальник, какого бы высокого ранга он ни был, никогда не нарушал этого неписаного правила. Помню — это было в 1937 году на Черном море, я командовал тогда подводной лодкой «Д-5», — в поход с нами отправился наш именитый писатель Леонид Соболев. После обеда ему захотелось вздремнуть. Я предложил автору «Капитального ремонта» свою каюту. Но никакие уговоры на него не подействовали: как истинный моряк, он категорически отказался и прикорнул на диванчике в кают-компании.

Вернемся, однако, к недоразумению, которое произошло в кают-компании подводной лодки «Л-20». Вина тут полностью лежала на мне. Я должен был предложить командующему место за столом (тем более что в кают-компаниях различных лодок стол расписан не одинаково). А. Г. Головко был не только умным, но и чутким военачальником — по моему расстроенному виду он сразу понял, в чем дело, и пересел в кресло старпома (у Редькина перед походом дел невпроворот, и он с нами за стол не садился). Арсений Григорьевич тем самым проявил уважение к существующему; обычаю: место командира на корабле свято.

Это не мелочи. Авторитет командира на корабле, как; известно, много значит. И он, этот авторитет, всемерно поддерживается как старшими начальниками, так и партийной и комсомольской организациями корабля. Утверждается он и корабельным уставом. Позволю себе сослаться на одно из уставных положений: никакой начальник не имеет права приказать командиру совершить маневр, который он считает ненужным, опасным для корабля, не иначе как только вступив сам в командование кораблем. И еще одно: по всем тревогам каждый член экипажа расписан на боевом посту, а место командира определяется им самим — там, где он считает наиболее удобным для командования кораблем, управления боем.

Командующий, покидая лодку, пожелал экипажу счастливого плавания. Отданы швартовы (это сделали по недавно установившейся традиции командиры соседних лодок). «Л-20» под приветственные возгласы провожающих отошла от пирса.

…Ночью идем в надводном положении. На мостике рядом со мной заместитель по политчасти Л. Н. Герасимов. Его ввожу в курс дела.

Льва Николаевича я знал и раньше, а теперь, когда оказались в одном соединении и даже на одной лодке, знакомлюсь с ним поближе. Герасимов прошел большой жизненный путь, хотя ему нет и тридцати. Ленинградский рабочий, превосходный токарь, он на военной службе вырос от краснофлотца-радиста до комиссара корабля.

Мы обсудили вопросы, связанные с партполитработой в походе, с реализацией указаний, данных командующим флотом. Было решено провести беседы с личным составом о верности советских моряков корабельному флагу, о боевой дружбе и товариществе, о мужестве и героизме подводников. Не помню, кто первый из нас заговорил о борьбе с суевериями, но об этом мы с Герасимовым тоже вели речь. Мы сошлись на том, что эта работа должна проводиться на подлинно научной основе.

На мостик поднялся старпом — наконец-то и он подышит свежим воздухом. У Григория Семеновича миллион дел, как я выражался: надо было обойти все восемь отсеков лодки, проверить крепление по-штормовому, организовать укладку продуктов, полученных перед походом… Да разве все перечислишь!