Еще одна атака
Еще одна атака
После перезарядки торпедных аппаратов мы вернулись на позицию и снова занялись поиском кораблей противника. Днем ходили под перископом, ночью — в надводном положении. Приближались к берегу, заглядывали в бухты и фиорды, но противника обнаружить не удавалось.
Как-то ночью, находясь в боевой рубке, мы разговорились с главстаршиной А. Д. Карпенко. Спокойный и рассудительный, он хорошо знал свою специальность и, как старшина электриков, умело обучал и воспитывал подчиненных. Коммунисты, выбрав его своим секретарем, не ошиблись. Именно такого человека я и представляю себе во главе партийной организации подводного корабля. Чуткий подход к людям, тесное общение с коммунистами, высокая принципиальность — вот его характерные черты. Алексей Дмитриевич тепло говорит о людях, называет старшин и матросов, изъявивших желание стать коммунистами.
Число членов и кандидатов в члены партии на лодке выросло за год вдвое и составляло теперь 40 процентов экипажа. Главная заслуга в этом, несомненно, партийного вожака. У Карпенко был, пожалуй, один недостаток — немногословность. Но это не мешало его авторитету. Ведь о человеке судят не по словам, а по делам. Дело же у секретаря парторганизации спорилось.
В рубку поднялся старпом, присматриваясь, куда бы сесть. Карпенко начал приподниматься с диванчика, чтобы уступить место старшему, но я удержал его.
— Садитесь, Григорий Семенович. Уместимся. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
И вот уже втроем мы говорим о партийной работе, о поручениях, которые целесообразно дать коммунистам, о выпуске боевых листков. И как-то незаметно зашла речь о замполите.
— Боюсь, что Лев Николаевич у нас долго не задержится, — сказал я.
— Почему же, — возразил Карпенко, — работает он хорошо, и я думаю, вы будете хлопотать, чтобы его оставили у нас.
— Капитан третьего ранга Герасимов работает действительно хорошо, и команда его знает, и опыта политработы ему не занимать. Дело тут совсем в другом — в исключительном интересе политработника к командирской работе. Чует сердце — останемся мы снова без замполита, — закончил я свою мысль.
Так оно и вышло. Герасимов осуществил свой замысел: окончил командные курсы и стал помощником, а потом и командиром подводной лодки, и не какой-нибудь, а нашей «Л-20». Произошло это, однако, значительно позже.
…Сигнал боевой тревоги опять звучит во время обеда. И опять люди бесшумно бегут к боевым постам.
На этот раз корабли противолодочной обороны противника прочесывают район прибрежной полосы. Они ищут нас. Выходит, потеря транспорта и сторожевика не дает фашистскому командованию покоя. Оно жаждет реванша. Сторожевики и катера-охотники — опасные враги подвод-пиков, и никто не бросит в наш адрес упрека, если мы избежим встречи. Мы же решаем ввязаться в драку.
Вражеские корабли идут строем уступа. Их четыре. Подводная лодка, выйдя в торпедную атаку на один корабль, может попасть под удар другого. Надо быть внимательным. Выбрав объект атаки — крайний слева сторожевик, я начинаю маневрировать, чтобы лечь на боевой курс. Расчеты показывают: дистанция стрельбы получится великоватой. И ничего не сделаешь: при попытке сократить дистанцию мы окажемся перед форштевнем другого сторожевика; а он так и лезет прямо в борт.
Цель приходит на нить перископа. Даем залп и сразу же уходим на глубину, чтобы не попасть под таран. Проследить за результатом стрельбы невозможно; но на лодке, во всех отсеках, люди слышат взрыв торпеды. Противолодочные корабли начинают яростно бомбить. Взрывы глубинных бомб резко бьют по корпусу, но особого вреда не приносят — рвутся выше нас. Наконец мы ныряем под минное поле противника и бомбежка стихает. Гитлеровцы прекратили преследование: своих мин они боятся больше, чем мы. Кстати, это доказывает, что здесь действительно минное поле — так и запишем.