ЗАНАВЕС

ЗАНАВЕС

Десятилетия советские спортсмены своей волей и мускулами поддерживали правящий режим. Власть плодила атлантов, а они держали ее престиж на «каменных руках». Как только коммунистическая империя начала хиреть, а статус легионеров от спорта пошатнулся, атланты восстали. Развращенные подачками теневой жизни и обиженные на строй, они обрушились на партию, правительство и общество.

К осени 1991 года бывшие спортсмены вышли на свой последний низкий старт. Через историческое мгновение их мощный марш наблюдала вся страна. Они окончательно забыли свое прошлое. Если еще в конце 80-х мне лично представляли будущего «тамбовского» лидера Валерия Ледовских как «мастера спорта, коммуниста, офицера Советской армии», то к началу 90-х все они безнадежно мутировали в гангстеров и обложили данью коммерсантов. Зародившийся бизнес порой имел лишь свободу выбора «крыши» по своему вкусу. Иначе от посторонней группировки защититься было невозможно. Оставшиеся от перестройки государственные легитимные формы насилия, возмущавшись, лишь наблюдали. К этому времени организованная преступность сама создала свою модель поведения и моду на себя, добавила в бурные буржуазные изменения свой незабываемый флер и, как на Олимпе, добилась славы. Те времена превратились в легендарные.

А начиналось все после Отечественной войны. Именно тогда, не ведая худого, произошло зачатие мафии. Блатной мир подтянул советских спортсменов к себе поближе. Сначала они помогали отбиваться карманникам от толпы, потом помогали наказывать их соплеменников по черной вере, чуть позже получать долги с цеховиков и в то же самое время защищать их от притязаний конкурентов.

Блатной мир был единственной легальной оппозицией в тоталитарном государстве. Эта субкультура никогда не скрывала своего отвращения к труду и презрения к официальной морали. С середины же 60-х годов спорт стал подвергаться влиянию вездесущей подпольной экономики. А еще через 10 лет боксеров и борцов официально взял на службу советский общепит. Бары и рестораны предоставили им должности гардеробщиков для защиты питейных заведений от своих же разнузданных постояльцев. Тот же народ их прозвал вышибалами. В конце концов они обучились профессии мафиози. С конца 80-х на десятилетие это стало их призванием.

Советская, с двойным дном, экономика доказала, что благосостояние никак не зависит от честного труда. Чемпионов втянула воронка центровой жизни. Стадион для них прекратил быть храмом, они стали молиться Галере. Именно это место в самом центре Ленинграда, где всегда процветал незаконный рынок, метафорически и победило площадь Диктатуры пролетариата, откуда недалеко до штаба большевиков в Смольном.

Спортивный костюм стал символизировать не силу духа, а духови-тость в стычках с себе подобными. Заодно старая форма наполнилась новым содержанием — она стала этикеткой созданного превосходства над всеми прочими. Победители арен лишь упростили воровскую формулу, согласно которой все человечество делилось на блатарей — людей и остальных — фраеров. Во времена гласности и перестройки спортсмены решили, что в мире прав тот, кто может нокаутировать оппонента, и площадка ринга в таком споре чрезмерна.

Вскоре молодые люди перешли от кулаков к стволам.

Упоение победами продолжалось до тех пор, пока организованная преступность сама себя не истребила. Пик самоуничтожения пришелся на 1994—1995 годы. Благодаря плотной пальбе в гангстерских войнах смерть стала настолько обыденным явлением, что парни заранее приезжали в ритуальные мастерские и заказывали себе надгробные эпитафии с открытой окончательной датой. Как-то присутствовав при беседе «ма-лышевской» братвы с кооператором, я застал диалог, подчеркивавший их метафизическое мироощущение тех лет. Когда коммерсант попросил отложить выплату налога на пару месяцев, один из бригады искренне возразил: «Да меня завтра могут завалить».

Второй удар по популяции организованной преступности нанесли примерно в это же время наркотики. Они хлынули лавиной, как только рухнул железный занавес. Преступные сообщества тут же взяли под контроль новый бизнес и повели себя так, как мыслили работяги на предприятиях и товароведы на складах еще в СССР: «Что охраняешь, то и имеешь». Еще одним доводом употреблять наркотики стал банальный страх: когда с утра до вечера думаешь о том, как отправить на тот свет конкурента, то 24 часа в сутки ждешь, когда конкурент убьет тебя первым.

В перманентной междоусобной войне процветала резня шекспировского масштаба. Во время борьбы за рынки Казани два непримиримых лидера их сообществ отсиживались в Москве и Санкт-Петербурге. Человек по прозвищу Хайдер из съемной квартиры в городе на Неве еженедельно указывал на имена, которые должны быть вычеркнуты из списка живых, а Линар самозабвенно тем же самым занимался в столице. Отдельные боевики со стороны каждого «полководца» старались обезглавить противоборствующие системы соответственно. Хайдера расстреливали в лифте, тыкали ножом, пытались достать из гранатомета, наконец уничтожили из автомата. Когда чудом выживший после двух покушений Линар по этому поводу закатил банкет в столице, то был отравлен на нем же одним из людей Хайдера, заранее внедренным к нему в окружение.

Стилистика «Крестного отца» не была чужда хозяевам жизни. После того как в 1994 году в одно утро «великолукские» убили трех бойцов Кумарина, а в самого Кумарина всадили пять пуль из автомата Калашникова, лидер «тамбовских» выжил. После чего «великолукских» стали отстреливать от Выборга до Венгрии. В результате почти все нарушители конвенции, ударившие первыми, были уничтожены. На питерских кладбищах о них напоминают десятки стел.

Иногда дело пахло откровенным геноцидом местного разлива. Так, из-за легкого ДТП на Васильевском острове в 1994 году произошла стрелка между чеченскими бандитами и подразделением Гены Ростовского.

После непродолжительных оскорблений кавказцы были связаны, засунуты в подвал, и всем по очереди выстрелили в затылок. После чего десять трупов были сожжены в Ленобласти.

Уже потом государство создало мифологию, криво приватизировав победу. А в начале 90-х остановленный на автомашине на Невском проспекте боксер дословно так возмущался слепотой сотрудника ГАИ: «Тебе голову топором отрубить, что ли?» Тонированные стекла и черный цвет «мерседесов» стал для сотрудников ДПС чем-то вроде символа-табу: «Проверке не подлежит»,— опасностью посерьезнее, чем прежние обкомовские номера на черных «Волгах».

По большому счету, силовые подразделения лишь наносили легкий тактический вред этому монстру — ежемесячные аресты не смогли бы переломить рост преступности. Единственно, что спасло страну,— историческая невозможность российской мафии объединиться в одну вертикаль. Пределом ее вожделений первоначально была вседозволенность и сытая жизнь, потом бабло, затем кэш, в конце концов — финансовые потоки. А рычаги власти им были необходимы лишь для расширения этих самых потоков. Никакой идеологии. Мечты упирались в безделье, гламур, яхту как апофеоз достатка. Сокровенным, негласным лозунгом стала триада: «Дачка, тачка и собачка». Если воры старой формации полстолетия выстраивали свое мировоззрение наподобие собора без крестов, а в лютых тюрьмах вместо иконок иногда вешали даже фотографии именитых воров в законе как священномучеников, то для бандитов, по гамбургскому счету, символом счастья стал профиль Абрамовича. За него и погибнуть было не грех.

В противном случае, если бы они жаждали политических дивидендов, они бы засели в Кремле. Ведь в середине 90-х в Государственной думе Санкт-Петербург представляли трое «тамбовских» — Глущенко, Шевченко, Монастырский. И Галина Старовойтова, позже расстрелянная теми же «тамбовскими».

После того как Ельцин устал и ушел, редкие оставшиеся в живых, и только те, кто пока еще занимал руководящие позиции в сложноструктурированной преступной иерархии, начали вновь стирать свое прошлое. Словно выводя лагерные наколки. В их офисах появились иконостасы, портреты Владимира Путина, древки с триколорами и многочисленные обереги в виде вымпелов и грамот ФСБ, ФСО, МВД. Новый президент начал возрождать в том числе и альма-матер питерской организованной преступности — Школу высшего спортивного мастерства на Крестовском острове, которую закончил лично. Но теперь уже в ее первоначальном ортодоксальном виде — как фундамент для совершенствования спортивных единоборств.

В XXI веке пресса окрестила донов в юридически безупречных авторитетных бизнесменов, а последние активно занялись православием и самодержавием, а заодно и народностью в виде благотворительности. Тем не менее закамуфлированная под патриотизм мафия не смогла отложить в сторону свой главный инструмент убеждения — убийство.

К 2010 году кладбища Санкт-Петербурга пополнились еще десятком пафосных монументов. Но это были уже «маршалы» победы. Они легли рядом с сотнями гробниц безвестных широкой публике рядовых, продолжавших стоять на Аллеях героев во весь свой рост, в двубортных пиджаках, спортивных костюмах, с брелоками от «мерседесов» на пальцах, как бы продолжая настаивать на своем могуществе и после смерти. Выглядит это иронично с точки зрения египтологии, но эпохой там пахнет.

Редкие оставшиеся в живых, пережившие аресты, покушения, избежавшие яда наркотиков замаливали свои грехи в соборах, мечетях и синагогах, жертвовали на колокола, подсветку города, ветеранов войны и труда.

В 2004 году они совершили последний безумный рывок — стали правофланговыми в сотнях рейдерских захватов питерских предприятий. Вновь на несколько лет, будто вспомнив пиратскую молодость, авторитеты с остатками своих армий, в окружении нанятых юристов и напрочь купленных правоприменителей диктовали свою волю городу. Это было не что иное, как банальный ночной разбой. Словно изголодавшиеся вампиры, они вошли во вкус и, конечно, не смогли обойтись без убийств.

В 2007 году созданная лидером нации вертикаль смогла собрать, наконец, всю свою прокурорскую волю и ограничить пространство захватчиков тюремными камерами.

Последний раз государство подчеркнуло ушедшую силу питерской мафии в начале сентября 2007 года, когда Генеральный прокурор Чайка лично и по федеральному телевидению впервые за историю СССР и России доложил президенту страны об аресте уголовного преступника по имени Кумарин.

Это был приговор, не подлежащий обжалованию.

Сегодня выжившие бренды «Бандитского Петербурга» наперебой дают показания друг на друга следователям, тем самым убеждая общество, что их традиция прервалась. Воспитанные в спортзалах равенство, взаимная надежность, взаимовыручка, сотоварищество в радости и нужде к 1991 году испарилось. Затем они все сошлись во мнении, что команда может подмять под себя стадион, если взять на вооружение жестокость и преуспеть в паре нехитрых преступных навыков. Затем сами себя обрушили. Ныне нет никакой омерты, никакой cosa nostra больше не существует.

Вопрос о том, уцелели ли хотя бы остатки от прошлых преступных сообществ, абсолютно не изучен. Даже правомерность его постановки не вполне очевидна.

Если у мафии прошлого и есть последователи, то они мелки или непонятны.

Похоже, они ушли в историю. Дальнейшее — удел археологов в виде публицистов, писателей и режиссеров.

Когда перед отправкой в печать мы последний раз сверяли «титры» с бывшими гангстерами, которые помогали нам в этой работе, один из них произнес старую сицилийскую поговорку: «Если виновны все, то никто не виновен».

Евгений Вышенков, Фонтанка.Ру.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.