Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой

Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой

2–5 мая 1916 г. – Новое Поречье (Под[ольской] губ.).

Моя душечка дорогая Наташечка, пишу тебе первое письмо отсюда. Мы расстались с тобой девять дней тому назад и, как это всегда бывает, мне кажется, что прошло гораздо больше времени, и я уже начинаю скучать по тебе, несмотря на самые хорошие условия жизни, в которых мы [в] настоящее время находимся. – Я так счастлив был от тебя узнать, что доктор Соколов ничего серьезного не нашел у Беби, а приписал все его нервам, а как теперь оказывается, он совсем спокойно стал спать. Кроме его слишком большой впечатлительности, мне кажется, что в Брасове играл роль воздух, к которому он не привык. – Смерть нашего бедного Буль меня ужасно поразила и огорчила, что же это значит, что мы потеряли вторую собаку в такой короткий срок и, по-видимому, также от отравления. Не могу допустить мысли, чтобы это было сделано, кем-нибудь умышленно, но, может быть, в нашем соседстве занимаются истреблением крыс, вот почему я телеграфировал Котону о том, чтобы он по возможности установил причину смерти, а тебе – в случае нужды, обратиться к полиции, которая одна может проверить, что делается в соседних домах. Не положил ли наш садовник отраву против крыс и мышей около парников, т. к. иногда у них является такая дикая мысль, вообще, это возмутительно, что люди занимаются этим и сами не сознают того зла, которое делают. Я уверен, что нигде в загранице не кладут отраву. – Ужас, как жалко Буль и тоже так неожиданно это случилось, как два месяца тому назад с милым Джеком. Ты, вероятно, похоронила его там же в саду? – Простившись с тобой в Брянске, мы отправились в наш вагон и легли, а в 7 ч. утра пришел наш поезд на Киев, и мы покатили дальше. Ларька [Воронцов-Дашков] виделся с Алешей [Матвеевым], и от последнего ты, наверное, знаешь, то изменение, которое мне пришлось сделать в завещании. Я посылаю эту бумагу и прошу тебя передать ее Алеше, для хранения. Что касается отношений Ларьки [Воронцова-Дашкова] к тебе, то могу сказать, что он относится очень доброжелательно и всегда одинаково, да, кроме того, ему нет причин иначе относиться, потому что кроме добра он ничего другого от нас не видел, да и по натуре своей он человек справедливый и очень добрый. Он должен был приехать сюда на несколько дней по некоторым вопросам в Кабардинском полку, но, по-видимому, он не приедет, я был бы рад, если б ты его повидала до 15 числа; они оба поедут лечиться в Кисловодск. Доктор нашел, что у него все не в порядке, и печень, и почки, и сердце, и нервы. – Здесь в доме теперь живет хозяйка с сыном. Я с ней познакомился, она немолодая и не могу сказать, что симпатичная. Через день играют у нас трубачи, которые приходят от каждого полка по очереди. Пока дел никаких нет. 8-го мая будет «Concours-Hippque» в Бугском Уланском полку, вероятно, это повторится и в других полках моего корпуса, а, кроме того, придется вскоре ездить по очереди в каждую дивизию для проверки занятий и видеть степень подготовки полков. – Погода, когда мы приехали сюда, была жаркая и солнечная, а несколько последних дней изменилась к худшему, шли дожди, сильный ветер и стало просто холодно, пришлось даже протопить печи. Сегодня опять теплее, но ветер сильнейший. Зелень, конечно, совсем летняя, кроме дубов, которые еще совсем мало распустились. Черемуха уже отцвела, сирень в полном разгаре. Днем мы, т. е. [В.А.] Вяземский, Керим и я ежедневно делаем большие прогулки верхом по полям, т. к. лесов здесь почти нет, все чернозем и много глубоких оврагов, не могу сказать, чтобы эта губерния мне нравилась. – Мой новый серый текинец, которого зовут Далай, мне очень нравится. Первый день он на меня сердился и горячился, а на второй же день пошел спокойно, и теперь он хорошо меня знает и свободно позволяет мне слезать и садиться во время прогулки, а также и вести его в поводу, – он все-таки мужчина серьезный и шутить с ним, конечно, нельзя. Повод у него мягкий, и чудный мягкий галоп и на нем едешь без усталости хоть целый день. – Твоя новая складная рамка стоит на письменном столе, и все твои дорогие портреты смотрят на меня, ты не знаешь, как они мне нравятся, но ты должна обязательно мне добавить еще две фотографии, которые ты мне обещала и о которых я тебе уже говорил.

5 мая. – Вчера к вечеру приехал Кондалов и привез много писем и посылок. – От всей души благодарю тебя, моя дорогая Наташа, за милое письмо. Твои снимки очень удачные и их много, а мои почти все плохие, но я в этом не виноват. Я надеюсь, что ты отдала мой аппарат Сурову, а не в магазин Kodak, потому что последний его проверял дважды или трижды и ничего из этого хорошего не вышло, они ровно ничего не понимают в починках или недобросовестны. Аппарат чудный и его надо только проверить и сделать пустяшную починку, визир немного погнут, вот почему на моих снимках получается слишком много земли, а сверху фотографии слишком отрезаны. Что же касается моих больших снимков в Брасове, то виноват в этом Акалаич, который мне передал большой аппарат из магазина Иохим, сказав мне, что кассетки заряжены и все исправно для снимания, я же не мог открыть кассетки, когда по весу я чувствовал, что они со стеклами. Право это глупо, а главное досадно, могли бы быть такие чудные снимки, а вместо того, глупое недоразумение, какие все-таки все люди путаники и в самых простых вещах! – Часы мне очень нравятся, и лишний Брегет всегда обогатит мою коллекцию часов, сердечно благодарю тебя, моя дорогая, за подарок, могу только жалеть, что ты не сама мне их подарила в Брасове. – За книги я благодарю Ольгу А[лександровну], послав ей телеграмму, твои вырезки прочту с интересом. – Посылаю тебе небольшой ящик из Англии, который по ошибке мне прислали сюда. – Надо будет Акалаичу сказать в Управлении, чтобы все посылки из Англии посылались тебе, а не мне. – Бедный милый Були, не могу тебе сказать, как я его жалею, и тем более, что он так страдал. (Вот в эту минуту я получил твою телеграмму, в которой ты пишешь, что исследование Були показало бешенство.) Мне это кажется почти неправдоподобным, такой молоденький и никто его не кусал, и какая досада, что теперь приходится Бойку сажать в карантин, вот правда, не везет нам с собаками. Я надеюсь, что Бойка останется совсем здоровым. Чтобы не быть в доме без собаки, возьми Куку, он хороший сторож и ласковый. Как досадно, что Цезарь болен и не мог ко мне приехать. Ввиду этого, Керим хочет выписать своего «спаньюэль», ты его видела зимой у Инны А[лександровны] [Эриванской]. – Я более чем надеюсь, что [Н.Н.] Крестьянов не уйдет из Гатчины, а если это правда, то действительно это будет очень печально для нас, с тех пор, что мы в Гатчине и ты с ним познакомилась, я его очень полюбил за его хорошее отношение к тебе и мне, кажется, что он нам предан. Поговори с ним относительно слухов, а также о подарке от нас обоих [Е.А.] Бирюкову. – Посылаю тебе письмо Дмитрия, которое я получил вчера с курьером. – Теперь я кончу, хочу еще написать Алеше. – Моя дорогая душечка Наташа, я мысленно всегда живу с тобою и грущу по тебе. Я так счастлив [был] встретить Пасху в милом Брасове с тобой, детьми и милыми гостями и благодарю тебя, что ты туда приехала, а в Гатчине, которое я еще больше люблю, нам бы отравили там все праздники, главное близость Петрограда. – Да хранит и благословит тебя Бог, крепко, крепко обнимаю и нежно с любовью целую тебя всю.

Весь твой мальчик Миша.

ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 21. Л. 47–56 об. Автограф.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.