Летчик и его жена
Летчик и его жена
«Як-6», пилотируемый Ковалевым, сел и подрулил к указанному месту на стоянке. Винты последний раз качнулись и остановились. Люди вылезли из кабины на крыло и спрыгнули на снег. Отражая солнце, снег слепил глаза. Жмурясь, летчики пошли погреться и поесть в зимний аэродромный рай: в буфет. Вместе с другими Ковалев приплясывал в прихожей, отряхивая снег с унтов. В эту минуту на него вдруг навалилась коренастая фигура. Со свету кажется, что в прихожей темно. Ковалев напрягает глаза и узнает Жору, или, точнее, Георгия Николенко. Они с ним были большие друзья, четыре с лишним года не виделись, и были оба рады встрече. Пока они усаживались за стол, Ковалев убедился, что Жора внешне почти не изменился. Такой же румяный, курносый, задорный. Только теперь он военный летчик-испытатель. Его работа состоит в том, что он проверяет качества разных типов истребителей, предлагаемых конструкторами на вооружение наших воздушных сил.
Друзья пьют горячий кофе, греют руки о стаканы и вспоминают прошлое.
Раньше Жора работал инженером на самолетном заводе. Он был по уши влюблен в авиацию. Все свои свободные часы он проводил за городом, на аэроклубном аэродроме. Там он окончил летную школу и остался в ней инструктором. По воскресным дням Жора учил летать без отрыва от производства таких же энтузиастов, как он сам.
Среди десяти его учеников были две девушки. Одна из них, Зина, ткацких дел мастер, обладала довольно приятной внешностью. Особенно хороши были ее светлосерые смеющиеся глаза и шелковистые, каштанового цвета локоны. Короче говоря, она нравилась не одному только Жоре. И это последнее обстоятельство, как многим казалось, не совсем хорошо влияло на ее характер. Но Жора этого, по-видимому, не замечал. Он с явным пристрастием обучал ее полетам. Он стал как-то изящнее одеваться и употреблять в разговоре ласковые и уменьшительные словечки, чего раньше за ним не водилось. Дело кончилось тем, что примерно через год они поженились.
Свой месячный летний отпуск молодожены провели в аэродромных лагерях, расположенных в живописном месте, в сосновом бору, на берегу канала Москва-Волга. Жора был уже командиром звена, Зина — в его звене летчиком.
Командиром второго звена был Тимофей Гаев. Это был невысокий человек, со смуглым, как у цыгана, лицом. Он отличался также и тем, что мастерски летал и не любил разговаривать. Выжать из него слово считалось событием.
В один из погожих жней были устроены для инструкторов тренировочные полеты.
Зина была финишером и взмахом белого флажка разрешала посадку самолетам.
Когда Гаев сел на своем «У-2», Зина обратила внимание, что он сидит в задней кабине, хотя, взлетая, находился в передней. Она не поверила глазам и подошла поближе.
— Это вы, Гаев? Мне показалось, что вы, взлетая, были в передней кабине.
Гаев взглянул на нее, по своему обыкновению ничего не ответил, кивнул головой — мол, отчаливай — и дал газ.
Минут через двадцать он приземлился, сидя опять в передней кабине. Зину разбирало любопытство. Перед вечером, заметив, что у Гаева хорошее настроение, она спросила:
— Скажите, Гаев, каким это колдовством вы оказываетесь при посадке не на том месте, на котором бываете на взлете?
Гаев вынул изо рта небольшую, насквозь прокуренную трубку, с которой он и во сне не расставался, и буркнул:
— В воздухе перелезаю. Тренируюсь по своему плану. Может, когда понадобится.
— Трудно?
— Нет, ничего. — и он взял трубку в рот, давая этим понять, что затянувшийся разговор окончен.
В конце следующего дня Жора и Зина полетели потренироваться в зону. Выйдя из петли в горизонтальный полет, Жора вдруг почувствовал, что его сердито и нетерпеливо колотят по спине. Он повернул голову влево: задняя кабина была пуста. В ужасе он глянул вправо и похолодел: изо всех сил вцепившись в борт кабины, Зина стояла на крыле. Ветер яростно хлестал по ней, пытаясь сдуть ее с крыла. Сквозь пулеметный треск мотора Жора разобрал, что его приглашают поменяться местами — на лету перелезть в заднюю кабину.
— Ты что, в своем уме, что ли? — гневно закричал Жора.
Зина в таких случаях не оставалась в долгу и ответила мужу в том же духе. В воздухе завязалась горячая семейная сцена, так как у обоих был неуступчивый характер.
Даже с земли было видно, что самолет делает какие-то ненормальные эволюции.
Зина топала ножкой по крылу, а сквозь дымчатые стекла ее летных очков будто проскакивали грозные молнии. Жора долго не сдавался, но потом вспомнил (как он сам после рассказывал) прочитанную недавно заметку в «Вечорке»:
«Гражданка такая-то, поспорив со своим мужем, выплеснула ему в лицо пузырек с азотной кислотой. Пострадавший доставлен в институт Склифосовского».
Жора посмотрел через крыло: внизу колыхался лес. Летчику вовсе не хотелось повиснуть с машиной на деревьях и прославиться через службу скорой помощи. Он уступил и, с трясущимися коленками, освободил жене место. Когда супруги благополучно сели, он назвал ее по фамилии и чужим, официальным тоном сказал:
— Отставляю вас от полетов на пять суток за ваше недопустимое поведение в воздухе.
— Ладно, — сквозь зубы процедила жена, — дома потолкуем.
Эту ночь Жора не ночевал дома. Он остался у Ковалева.
После того как они, смеясь, вспоминали этот случай, Жора буйно атаковал друга вопросами, на которые сам же отвечал:
— Ты знаешь, какая у нас чудная дочь? Не знаешь! Ты знаешь, что у нас припасено для таких гостей, как ты? Не знаешь! А то, что Зина вчера с Кавказа прилетела и привезла оттуда разных гостинцев южного сорта? Так и знал, что ты ничего этого не знаешь! Сегодня ты мой гость и остаешься у меня.
Ковалеву ничего не оставалось делать, как согласиться.